Против онтологического и семантического релятивизма

Иногда релятивисты формулируют свою позицию, утверждая, что у первобытных племен, верящих в ведьм и фей, - своя собственная "реальность", отличная от нашей [Холлис, Льюкс (ред.) 1982], или что ученые с разными парадигмами живут в разных "мирах" [Кун 1970]. Однако в этих случаях понятия "реальность" и "мир" используются в доксатическом смысле, относящемся к тому, как реальность понимается и воспринимается некоторыми людьми. Так что эти претензии демонстрируют нам не онтологический релятивизм по поводу реальности, а только примеры релятивности мнений о реальности.

Попытки сформулировать алетический релятивизм с помощью понятия относительной истинности не кажутся многообещающими [Крауз, Мейланд (ред.) 1982; Ниинилуото 2006, Ниинилуото 2013].

Утверждение, что

(4) p истинно для b,

должно означать нечто большее, нежели

(5) b верит, что p,

поскольку в противном случае мы возвращаемся назад, к "невинной" относительности мнений (ср. (2)).

Умеренный моральный релятивизм можно защищать, указывая, что абсолютные моральные суждения вида

(6) а хорошо,

а правильно,

а священно

(где а есть некоторый предмет, действие или положение дел) не имеют истинностных значений, поскольку нет независимо существующей и объективной области моральной реальности. Но у них есть истинностные значения, если они соотносятся с некоторой социально сконструированной системой моральных идей (например, с этической теорией или моральным кодексом некоторого человеческого сообщества) или аудиторией. Например, истинны следующие высказывания:

(7) В христианской этике почитать своих родителей хорошо.

В моральном кодексе, принятом в Финляндии, воровать плохо. В мусульманской религии Мекка - священный город.

Эти высказывания можно также выразить предикатами относительного добра:

(8) Почитание родителей хорошо для христиан. Воровать морально запрещено для финнов.

Научный реалист принимает онтологический тезис, что природа первична и не зависит от нашего мышления или сознания. На этой основе возможно сформулировать теорию истины как соответствия, в которой истинность есть отношение между высказыванием и реальностью, и это отношение имеет место независимо от человеческих мнений, желаний и интересов. Это значит, что утверждения вида (1) могут быть дерелятивизированы (в отличие от утверждений вида (7)): как показывает семантические или теоретико-модельное определение истины по А. Тарскому,

(9) Имеет место р

стр. 43

или просто

(10) р,

есть высказывание, имеющее некоторое истинностное значение независимо от любого отнесения к системам мнений. Будет верным заметить, что высказывание (10) должно быть сформулировано на некотором языке и что нам надо создать значения, устанавливающие связь между языком и внеязыковой реальностью. Возможно, что могут существовать разные такие концептуальные каркасы, но все-таки истина остается объективным понятием, поскольку мир должен "решать", истинно р или ложно. В этом смысле истина - не монадический (одноместный) предикат, как утверждают Кэппелен и Хоторн [Кэппелен, Хоторн 2009], а объективное реляционное свойство [Ниинилуото 2013].

На это могут возразить, что такого рода реализм применим только к природе, которая онтологически независима от сознания, но не к попперовскому Миру 3, т.е. к культуре и обществу, которые являются продуктами деятельности человека. Однако, даже когда мы исследуем некоторый опрежающий во времени социальный объект С (например, Советский союз в 1970-е г.), можно сохранять различие между исследователем, который высказывается о С, и лицами, которые своими действиями составляли С. Утверждения исследователя семантически объективны в том смысле, что их значения истинности зависят от лиц, составлявших С, но не зависят от его или ее мнений, желаний и интересов.

ЛИТЕРАТУРА

Барнс, Блур 1982 - Barnes B., Bloor D. Relativism, Rationalism, and the Sociology of Knowledge // [Холлис, Льюкс (ред.) 1982].

Гарсия-Карпинтеро, Кёлбель (ред.) 2008 - Garcia-Carpintero М., Kolbel М. (eds.) Relative Truth. Oxford: Oxford University Press, 2008.

Коллинз 1981 - Collins H. Stages in the Empirical Programme of Relativism // Social Studies of Science. 1981. 11.

Крауз, Мейланд (ред.) 1982 - Krausz M., Meiland J.W. (eds.) Relativism: Cognitive and Moral. Notre Dame: University of Notre Dame Press, 1982.

Кун 1970 - Kuhn T. The Structure of Scientific Revolutions. 2nd ed. Chicago: The University of Chicago Press 1970.

Кэппелен, Хоторн 2009 - Cappelen H., Hawthorne J. Relativism and Monadic Truth. Oxford: Oxford University Press, 2009.

Ниинилуото 1991 - Niiniluoto I. What's Wrong with Relativism // Science Studies. 1991. 4.

Ниинилуото 1999 - Niiniluoto I. Critical Scientific Realism. Oxford: Oxford University Press, 1999.

Ниинилуото 2006 - Niiniluoto I. The Poverty of Relative Truth // Tuomo A., Ahti-Veikko P. (eds.) Truth and Games: Essays in Honour of Gabriel Sandu // Acta Philosophica Fennica 78. Helsinki: The Philosophical Society of Finland, 2006.

Ниинилуото 2013 - Ниинилуото И. Истина абсолютная или относительная? // Vestnik #3, Series 17 (Philosophy), St. Petersburg State University, 2013.

Сигель 1987 - Siegel H. Relativism Refuted: A Critique of Contemporary Epistemological Relativism. Dordrecht: D. Reidel, 1987.

Фейерабенд 1987 - Feyerabend P. Farewell to Reason. London: Verso, 1987.

Хаак 1996 - Haack S. Reflections on Relativism: From Momentous Tautology to Seductive Contradiction // Tomberlin J. (ed.) Philosophical Perspectives Metaphysics. Oxford: Blackwell, 1996.

Холлис, Льюкс (ред.) 1982 - Hollis M. & Lukes S. (eds.) Rationality and Relativism. Oxford: Blackwell, 1982.

Перевод с английского Д. Г. Лахути

стр. 44

 
 
Заглавие статьи Ложные воспоминания и тождество личности
Автор(ы) Д. Н. РАЗЕЕВ
Источник Вопросы философии, № 1, Январь 2015, C. 45-50
Рубрика
  • ФИЛОСОФИЯ И НАУКА
Место издания Москва, Российская Федерация
Объем 23.6 Kbytes
Количество слов  
   

Ложные воспоминания и тождество личности

Автор: Д. Н. РАЗЕЕВ

В современной философии сознания господствуют два основных подхода к решению проблемы тождества личности: психологический подход (или психологический редукционизм) и соматический подход (так называемый анимализм). Согласно первому подходу, критерий тождества субъекта во времени следует искать в психологической преемственности, согласно второму - в постоянстве телесной организации. В статье обсуждается, влияют ли экспериментальные данные современной когнитивной нейронауки на решение вопроса о тождестве личности. Проводя концептуальное различие между ложными воспоминаниями и модифицированными воспоминаниями, в статье демонстрируется, что широко обсуждаемые в современной науке экспериментальные данные (в частности, эксперименты нейроученых по формированию ложных воспоминаний в мозге мышей, недавно проведенные учеными из Массачусетского технологического института в США) не могут выступать свидетельством в пользу философской позиции анимализма.

In current philosophy of mind, there are two main approaches to the question of personal identity. The first one claims that personal identity is based on our memory and for several decades has been known as a psychological approach to the problem. The second one has been called an animalistic approach and considers personal identity as a biological property of human beings or as a specific feature of our bodily continuity. Experiments on creating false memories in mice brains, recently conducted at MIT, seem to shed new light on the question of personal identity, taking into account the fact that the mouse brain is morphologically quite similar to our brain. The purpose of the article is to clarify the question about whether the above-mentioned experiments support one of the approaches: the psychological or the animalistic. Using the conceptual instrumentarium of contemporary analytic philosophy and cognitive phenomenology the author differentiates between strong and weak false memories and argues that we cannot consider the conducted experiments as supporting the animalistic approach.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: философия сознания, тождество личности, психологический редукционизм, анимализм, ложные воспоминания.

KEY WORDS: philosophy of mind, personal identity, physiological reductionism, animalism, false memory.

Автор благодарит Санкт-Петербургский государственный университет за исследовательский грант 23.38.299.2014 (Свобода воли: теоретико-философский анализ проблемы в контексте исследований когнитивной нейронауки). The authors acknowledge Saint-Petersburg State University for a research grant 23.38.299.2014 (Free will problem in contemporary philosophy and cognitive neuroscience).

стр. 45

Джон Локк, которого можно считать одной из самых влиятельных фигур в рассмотрении вопроса о тождестве личности, в главе "О тождестве и различии" "Опыта о человеческом разумении" разъясняет, что критерий идентичности не может быть одним и тем же для всего разнообразия существующего [Локк 1985, 379 - 401]. Если представить тезис Локка в слегка осовремененной и вольной интерпретации, то он предложил классифицировать идентичность по следующим трем типам: идентичность вещи, идентичность живого тела и идентичность личности. Идентичность вещи, согласно Локку, зависит от идентичности ее материального субстрата, идентичность живого тела - от продолжительности его существования как единого целого в виде организма, а идентичность личности - от ее способности удерживать самотождественность во времени. Если продемонстрировать эту типологизацию на конкретных примерах, то может получиться следующая картина. Статуя Давида в смысле материального субстрата не идентична той глыбе мрамора, от которой великий мастер Микеланджело, как говорится, отсек все ненужное; в данном случае мы имеем дело с процессом, когда одна вещь возникает из совсем другой вещи. Другое дело, скажем, любимый домашний питомец, который остается тем же самым животным (идентичным живым организмом) спустя годы, несмотря на то, что выросши и возмужав, он уже вовсе не походит на то милое создание, которое когда-то впервые переступило порог дома. Еще запутанней обстоит дело с идентичностью личности, примером которой может служить каждый из нас. Многие современные философы полагают, что тождество личности невозможно свести к животному телу даже человеческого типа. Скажем, если человек впадет в вегетативное состояние, тело вполне может оставаться тем же самым, в то время как его носитель окажется временно, а возможно и навсегда, лишенным своего телесного гражданства.

Серьезную философскую задачу Локк видел в прояснении вышеперечисленных типов идентичности, чрезвычайно запутанных как в повседневной речи, так и в законодательстве и правоприменительной практике. Однако даже строгое использование термина "идентичность" может привести к неразрешимым вопросам. Достаточно перечислить лишь некоторые из них. 1) Должна ли вещь, дабы быть идентичной в строгом смысле слова, совпадать сама с собой на протяжении времени атом в атом? 2) Где именно проходит граница живого тела? 3) Можно ли скопировать личность, создав ее своеобразный дигитальный отпечаток? 4) Останется ли личность той же самой, если воспроизвести ее дигитальный отпечаток на ином материальном носителе, скажем, в силиконовом теле, или что произойдет с личностью, если воспроизвести ее на двух одинаковых материальных носителях, совпадающих атом в атом?

Вопрос "Что делает нас тождественными во времени?" так и не получил однозначного ответа со времен Локка и по сей день продолжает обсуждаться философами, изучающими проблему идентичности субъекта. Они придерживаются психологического либо соматического подхода. Первый (его также называют психологическим редукционизмом [Парфит 1984; Шумейкер 1963; Шумейкер, Суинберн 1984; Унгер 1990]) предполагает, что субъект тождествен себе во времени, поскольку обладает психологической преемственностью. Второй (именуемый анимализмом [Хадсон 2001; Олсон 1997; Олсон 2007; Томсон 1997]) считает достаточным основанием идентичности субъекта постоянство его телесной организации. Психологический редукционизм, продолжая традицию, заложенную Локком, занимается поиском конкретных критериев идентичности личности. Анимализм считает рассуждения о личности как особом типе идентичности излишними, доказывая, что тождество субъекта гарантируется исключительно идентичностью телесного остова, которым обладает тот или иной вид живых существ, в нашем случае идентичностью животного тела человеческого типа или, для краткости, человеческого животного.

Мне представляется, что дискуссия о том, является ли тождество личности особым типом идентичности, как полагал еще Локк, обретает неожиданные формы и пугающую глубину в свете одного любопытного научного эксперимента, на который я хотел бы обратить особое внимание. Совсем недавно ученым из Массачусетского технологического института (США) удалось провести интересный эксперимент, который, как кажется, способен серьезно пошатнуть наши представления как о структуре сознания, так и о генезисе

стр. 46

и тождестве субъективности. Нейроученые, поставившие эксперимент, утверждают, что им удалось "создать ложное воспоминание" в мозге живого существа! Несмотря на то, что эксперимент, результаты которого опубликованы в журнале "Science" [Рамирес и др. 2013], был проведен на мышах, а не на людях, он подводит к серьезным философским и этическим экспликациям, особенно учитывая тот факт, что морфологически строение мозга мыши и человека схожи. Разумеется, делать какие-либо однозначные и далеко идущие выводы о структуре субъективности только на основе указанного конкретного эксперимента было бы не совсем корректно. Тем не менее, философские размышления, как известно, обладают одним немаловажным преимуществом, а именно они могут разворачиваться в режиме так называемого мысленного эксперимента. В режиме такого мысленного эксперимента философ вправе допустить, что событие, произошедшее в ходе реального эксперимента в мозге мыши, вполне могло бы случиться и в мозге человека, что, разумеется, не может быть в настоящее время установлено и перепроверено в силу как технологических, так и этических ограничений. В дальнейшем мне хотелось бы коснуться тех философских следствий, которые имели бы место, если бы указанный эксперимент был проведен на людях и привел бы к схожему результату: в мозг человеческого существа удалось бы имплантировать воспоминание (или их ряд) о том, чего никогда не происходило с самим субъектом.

Детали эксперимента на мышах, проведенного нейроучеными С. Рамиресом и Ш. Лю в лаборатории под руководством С. Тонегава, таковы. Для эксперимента были использованы генетически выведенные мыши, у которых можно было проследить нейронную активность в гиппокампе (часть лимбической системы мозга), связанную с процессом меморации, а впоследствии вспышкой света активировать группу нейронов, отвечавшую за этот процесс. Технически использовалась методика так называемой оптогенетики, которая заключается в том, что в мембрану нервных клеток внедряются специальные каналы, которые реагируют на свет; для их экспрессии в мозге генетически выведенных мышей используется лазер. Ученые сначала помещали таких мышей в бокс N 1 с комфортной средой пребывания. Затем их перемещали в бокс N 2, где посредством серии вспышек света в мозге возбуждали группы нейронов, которые были активны в боксе N 1, в то же самое время им создавали некомфортные условия пребывания в боксе N 2, пустив разряд электрического тока по лапкам. В итоге при перемещении мышей обратно в бокс N 1 можно было наблюдать, что в своем поведении они в некотором смысле руководствуются воспоминаниями о некомфортных условиях пребывания в боксе N 1, которых в действительности в этом боксе не было. Таким образом нейроученые пришли к выводу, что в ходе эксперимента им удалось сформировать в мозге мышей ложные воспоминания о том, чего с ними не происходило в действительности.

Если экстраполировать этот эксперимент на людей (заключая в скобки, как уже было отмечено, технологический и этический аспекты), то он мог бы выглядеть следующим образом. Сначала волонтера помещают в комнату N 1 с комфортными условиями пребывания. Затем, спустя некоторое время, его перемещают в комнату N 2, с некомфортными условиями пребывания, активировав, используя некую технологию (не обязательно онтогенетическую), в его мозге те группы нейронов, которые соответствовали опыту пребывания волонтера в комнате N 1 с комфортными условиями. Учитывая данные, полученные на мышах, следует ожидать, что человек, вновь оказавшись в комнате N 1 с комфортными условиями пребывания, будет испытывать негативные эмоции, связанные с воспоминаниями о некомфортных условиях пребывания в этой комнате, чего в действительности не было.

После детального описания эксперимента, мне хотелось бы вовлечь его в контекст рассмотрения проблемы идентичности субъекта, более конкретно, в контекст рассмотрения вопроса о тождестве личности. Что поменялось бы при рассмотрении указанной проблемы, если бы описанный эксперимент был поставлен и успешно проведен на людях?

На первый взгляд, поменялось бы самое существенное, если учитывать, что память признается одним из ключевых критериев в аргументации сторонников психологического редукционизма, настаивающих на несводимости тождества личности к двум другим ти-

стр. 47

пам идентичности (идентичности вещи и идентичности живого организма). Не что иное, как память, по мнению сторонников психологического подхода, делает нас теми, кто мы есть, и именно благодаря памяти на протяжении всей жизни мы сохраняем тождество личности или, по меньшей мере, иллюзию такого тождества. Я есть тот, кто я есть, пока я способен удерживать в сознании ряд событий, произошедших со мной. Это удерживание прошлого может быть структурно организовано по типу ожерелья или по типу волокна. Память, организованная по типу ожерелья, ограничена в объеме и способна включать в себя в каждый конкретный момент конечное количество воспоминаний, как бы нанизанных на нить в несколько кругов. С течением времени определенные актуальные события, если они оказались достаточно яркими по сравнению с другими, вытесняют собой уже расположившиеся на разных кругах ожерелья памяти события, случившиеся в прошлом. В итоге первый ряд в ожерелье памяти оказывается заселен воспоминаниями о событиях, которые победили в ходе своеобразной конкуренции воспоминаний. Иной способ структурной организации памяти - по типу сплетенного волокна. Организация воспоминаний по такому типу не предполагает, что каждое из них имеет четко фиксированные начало и конец. Воспоминания оказываются сплетены в неоднородный ствол волокна, в котором каждая составляющая его нить не протягивается с нашего рождения и вплоть до смерти, а точно так же соткана из разных отрезков-воспоминаний.

Какой из этих двух типов организации воспоминаний мы бы ни взяли за основу, указанный выше эксперимент, как кажется, радикальным образом ставит под вопрос саму роль памяти в конституировании тождества личности. Если памятью можно управлять извне, то она уже не вправе считаться внутренним структурообразующим элементом личности и ее следует признать скорее неким экстерналистским механизмом. Если благодаря определенной технологии можно активировать или ингибировать популяции нейронов в гиппокампе, что вызывает в бодрствующем сознании субъекта воспоминания о событиях, никогда с ним не происходивших, но теперь определяющих его личность и поведение, то память, очевидно, лишается статуса внутреннего структурообразующего механизма личности и тождество личности теряет твердую почву для самостоятельности, медленно погружаясь в голые механизмы анимализма. Нет никакой личности, мы суть не что иное, как аниматы, наделенные разнообразными когнитивными механизмами, в том числе памятью.

Таким образом, указанный эксперимент, на первый взгляд, может рассматриваться как серьезный аргумент в пользу анимализма. Однако прежде чем делать далеко идущие выводы, следует разобраться в деталях эксперимента, теперь уже с философской точки зрения. С одной стороны, эксперимент действительно затрагивает ряд важных аспектов проблемы тождества личности. С другой стороны, оказывает ли он серьезное влияние на решение проблемы в целом, зависит от того, с каких позиций подходить к рассмотрению нижеследующих вопросов. Во-первых, к вопросу о статусе воспоминания, о котором идет речь в эксперименте. С воспоминанием какого типа мы имеем дело в эксперименте: с ложным воспоминанием или же с модифицированным воспоминанием? Во-вторых, к вопросу о самом процессе меморации в эксперименте. С процессом какого характера мы имеем дело в эксперименте: необходимо ли для формирования воспоминания актуальное непосредственное переживание или же воспоминание может быть доступным для его носителя минуя актуальный опыт? В-третьих, к вопросу о влиянии механизма памяти на идентичность субъекта. Можно ли изменить идентичность субъекта, модифицировав воспоминания или создав ряд ложных воспоминаний?

Вопрос о статусе воспоминания, с которым мы имеем дело в эксперименте, ключевой. Я предлагаю провести различие между созданием нового воспоминания и модификацией уже существующего. Ложное воспоминание, о котором идет речь в эксперименте, с концептуальной точки зрения представляет собой не что иное, как искаженное воспоминание. Дело в том, что сначала в сознании живого существа формируется воспоминание о его пребывании в боксе N 1, которое затем искажается благодаря наложению поверх него воспоминания о нахождении в боксе N 2. Надо заметить, что наложение воспоминаний, образующее искаженное воспоминание, частая, можно даже сказать повседневная, прак-

стр. 48

тика нашей психической жизни. Достаточно упомянуть довольно часто встречающиеся случаи с очевидцами на месте преступлений. Непосредственно после события они утверждают, что ничего не помнят, однако позднее раз за разом начинают все более детально описывать произошедшее. В некотором смысле все наши воспоминания можно расценить как воспоминания искаженные, поскольку с каждым новым воспроизведением воспоминание меняется в зависимости от того контекста, где оно предстает в свете актуального опыта. То же относится и к патологическим случаям ложных воспоминаний, когда субъект в силу навязчивости и повторяемости определенного нарратива в какой-то момент начинает припоминать то, чего с ним не происходило. Один член семьи может живо рассказывать другому о произошедшем в прошлом событии, которое на самом деле произошло не с самим рассказчиком, а с другим членом семьи, что стало возможным благодаря регулярному воспроизведению определенного сюжета в кругу конкретной семьи. Однако, с моей точки зрения, даже в подобных случаях имеются в виду ложные воспоминания в нестрогом смысле слова (речь идет, как уже было отмечено, об искаженных воспоминаниях). В ходе эксперимента не было создано нового воспоминания в строгом смысле слова, хотя было искажено воспоминание уже существовавшее.

Вопрос о том, возможно ли воспоминание о том, чего вообще не было, т.е. ложное воспоминание в строгом смысле слова, тесно связан с анализом самого процесса формирования нового воспоминания. Возможно ли вообще формирование такого воспоминания, которое не отсылало бы ни к одному из переживаний, случившихся ранее в опыте субъекта? Если попытаться вообразить себе условия эксперимента с ложным воспоминанием в строгом смысле слова, то он мог бы выглядеть следующим образом. Одного волонтера помещают в комнату N 1, а второго - N 2, затем обоих перемещают в комнату N 3, где первому волонтеру имплантируют воспоминание второго о его нахождении в комнате N 2, а второму - воспоминания первого о его нахождении в комнате N 1. Затем волонтеров помещают в изначальные комнаты, но уже в противоположном порядке, т.е. первого во вторую, а второго в первую. Если в результате эксперимента волонтеры смогут вспомнить и сообщить о том, что они уже когда-то находились в тех комнатах, в которых они в итоге очутились, то это будет означать, что эксперимент удался и, по всей видимости, в сознании субъектов имеют место такие воспоминания, которые можно назвать ложными воспоминаниями. Вместе с тем, мне представляется, что этот гипотетический эксперимент по созданию ложных воспоминаний лишь отчасти затрагивает проблему формирования нового воспоминания, которая более серьезна, чем это может показаться на первый взгляд. Я считаю, что даже если указанный эксперимент когда-то будет возможен технически и приведет к описанному результату, он, тем не менее, не сможет выступать однозначным свидетельством в пользу существования ложных воспоминаний в строгом смысле. Даже если субъекты воспроизведут воспоминания друг друга, т.е. обменяются воспоминаниями, это не будет означать того, что в их сознании возникли ложные воспоминания в строгом смысле этого слова. С моей точки зрения, они останутся воспоминаниями в нестрогом смысле слова. Дело в том, что каждое из указанных воспоминаний все равно будет отсылать к опыту одного из субъектов, а следовательно, дабы быть воспроизведенным в любом из сознаний, оно сперва должно было случиться в актуальном опыте одного из них. Мне представляется, что ложное воспоминание в строгом смысле слова в принципе невозможно. Иными словами, воспроизвести в воспоминании можно лишь то, что однажды случилось в актуальном опыте какого-либо сознающего существа. Вопрос о том, должен ли субъект, вспоминающий определенное событие, и субъект, актуально переживший это событие, быть одним и тем же (тождественным) существом, - это совсем другой вопрос.

В этом суть последнего из поставленных выше вопросов: насколько механизм памяти существен для идентичности субъекта? Как видно, предыдущие размышления поднимают этот вопрос в несколько неожиданной перспективе. Если воспроизвести в памяти можно лишь то, что когда-то случилось в опыте сознающего существа, то насколько существенным выступает то обстоятельство, что воспроизведение пережитого в опыте будет происходить в сознании того же самого, а не другого субъекта? С одной стороны, совершенно очевидно, что на протяжении жизни мы регулируем свое поведение, воспроизводя в се-

стр. 49

мантической памяти то, что происходило не с нами, а с другими. Скажем, нет никакой надобности самому попадать под машину на оживленном перекрестке, для того чтобы осознать, что улицу следует переходить на зеленый свет. Более того, мы знаем, что такого рода механизм присущ и другим видам живых существ [Шеттлворт 2010]. Они, как и мы, могут научаться чему-то, помня об опыте других. Для этого им вовсе не требуется быть личностями. С другой стороны, лишь на факте искусственного искажения воспоминания, которое мы ассоциируем с опытом себя, а не другого, нельзя выстроить доказательства того, что нас как личности нет вообще.

Все, что доказывает обсуждаемый эксперимент, так это то, что есть такой тип памяти, который можно активировать или ингибировать в мозге живого существа минуя фазу актуального осознания. Это значит, что как человеческие животные мы способны поддерживать жизнь, когнитивно перерабатывать информацию, помнить и регулировать наше дальнейшее поведение, не делая все это предметом осознания. Но означает ли это в свою очередь, что мы не наделены никаким иным типом памяти, возможно, излишним для функционирования человеческого животного, но тем не менее конституирующим нас как личность? Мне представляется, что результат выбранного для анализа научного эксперимента не позволяет сделать однозначного вывода в пользу анимализма. А значит, память по-прежнему остается убежищем для тождества личности.

ЛИТЕРАТУРА

Локк 1985 - Локк Дж. Сочинения: В 3-х т. Т. 1. Под ред. И. С. Нарского. М.: Мысль, 1985.

Олсон 1997 - Olson E. The Human Animal: Personal Identity Without Psychology. Oxford: Oxford University Press, 1997.

Олсон 2007 - Olson E. What Are We? A Study in Personal Ontology. Oxford: Oxford University Press, 2007.

Парфит 1984 - Parfit D. Reasons and Persons. Oxford: Oxford University Press, 1984.

Рамирес и др. 2013 - Ramirez S., Liu X., Lin P. -A., Suh J., Pignatelli M., Redondo R.L., Ryan T.J., Tonegawa S. Creating a False Memory in the Hippocampus // Science. July 2013. Vol. 341 (6144). P. 387 - 391.

Томсон 1997 - Thomson J.J. People and Their Bodies // Reading Parfit. Ed. by J. Dancy. Oxford: Blackwell, 1997.

Унгер 1990 - Unger P. Identity, Consciousness, and Value. Oxford: Oxford University Press, 1990.

Хадсон 2001 - Hudson H. A Materialist Metaphysics of the Human Person. Ithaca: Cornell University Press, 2001.

Шеттлворт 2010 - Shettleworth S.J. Cognition, Evolution, and Behavior. New York: Oxford University Press, 2010.

Шумейкер 1963 - Shoemaker S. Self-Knowledge and Self-Identity. Ithaca: Cornell University Press, 1963.

Шумейкер, Суинберн 1984 - Shoemaker S., Swinburne R. Personal Identity. Oxford: Blackwell, 1984.

стр. 50

 
 
Заглавие статьи "Галеново на Гиппократа" в контексте астромедицины
Автор(ы) И. А. ГЕРАСИМОВА
Источник Вопросы философии, № 1, Январь 2015, C. 51-60
Рубрика
  • ФИЛОСОФИЯ И НАУКА
Место издания Москва, Российская Федерация
Объем 39.5 Kbytes
Количество слов  
   

"Галеново на Гиппократа" в контексте астромедицины

Автор: И. А. ГЕРАСИМОВА

В данной работе предпринимается попытка выявить философские принципы, положенные в основу древней звездной медицины, которые нашли отражение и в тексте этого средневекового памятника. Реконструкция мировоззренческих смыслов текста "Галеново на Гиппократа" востребует обращение к древней магико-герметической традиции. Исследование античных медицинских практик приводит к признанию неверности вывода об умозрительности и созерцательности древней натурфилософии. Раскрываются принципы построения земного Зодиака, особое внимание уделено принципу универсального магнетизма. Приводятся данные научных исследований магнетизма и возникающие проблемы. Ядро астромедицинских учений составляли закономерности природно-космических жизненных циклов, которым подчинялась жизнь и здоровье человека. Геоцентрическая картина мира имела астрологическое значение. Поясняется астросимволика четырех стихий и ее значение в диагностике, профилактике и лечении. Раскрывается астрологический смысл лекарственных веществ в рекомендациях древнерусского памятника. Сравнение древней и современной науки приводит к выводу о возможности диалога двух систем мировоззрений.

The article attempts to identify the philosophical principles underlying the ancient astromedicine, which is reflected in the context of such medieval monument. Reconstruction of the philosophical meaning of the text "Galenovo on Hippocrates" reclaims appeals to the ancient magical-hermetic tradition. The study of ancient medical practices leads to the wrong conclusions about the speculative character of ancient natural philosophy. Disclosed principles of the Zodiac signs, it focuses on the principle of universal magnetism. The data of scientific research and magnetism problem are discussed. The natural cosmic cycles, which is subordinate to human life and health, were the focus of astromedicine. The geocentric view of the world had astrological significance. Astrological significance of drugs, including the recommendations of ancient monument, is revealed. A comparison of ancient and modern science leads to the conclusion that dialogue between the two systems of world-views is possible.

Исследование выполнено в рамках проекта РГНФ "Сокровенные знания Руси: традиции и интерпретации", проект N 12 - 03 - 00501.

стр. 51

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: книжность Древней Руси, гуморальная медицина, природно-космические циклы, телесно-ориентированная диагностика, магнетизм, современная наука.

KEY WORDS: book culture of ancient Russia, humoral medicine, natural and cosmic cycles, body oriented diagnostics, magnetism, modern science.

Время появления памятника древнерусской книжности "Галеново на Гиппократа" исследователи датируют XV веком [Исаченко, Мильков 1999]. Рукописные списки и сокращенные варианты памятника встречаются в рукописях XV-XVII вв. Самый ранний текст датируют первой четвертью XV в. Апокриф обнаружен среди книг крупнейшей по масштабам того времени библиотеки Кирилло-Белозерского монастыря [Прохоров 1981, 65 - 66]. Ко второй трети XV в. относят списки памятника из собрания Троице-Сергиевой лавры [Книга глаголема "Прохладный вертоград" 1997]. В тот же период наиболее полный вариант текста помещается в состав богословско-философской рукописи Троице-Сергиева монастыря вместе с "Диалектикой" и "Небесами" Иоанна Дамаскина. Указанный текст лег в основу публикации [Галеново на Гиппократа 1999]. В XVI в. текст воспроизводится митрополитом Макарием в "Великих Минеях Четьих" (ГИМ. Синод. N 996. Л. 1063).

Небольшой медицинский текст [Галеново на Гиппократа 1999] относят к неортодоксальным течениям древнерусской мысли. Подобного рода тексты исследователи именуют народной астрологией из-за их нерефлексивного характера. Без астрологии медицинское искусство древности трудно понять. Фраза Гиппократа красноречиво об этом свидетельствует: "Очищения бывают трудны в созвездии Пса и перед ним" [Гиппократ 2009, 48]. Смысл античного принципа - микрокосм тождественен макрокосму - отчетливо прослеживается в астромедицине, принципы которой прочитываются в древнерусском тексте "Галеново на Гиппократа".


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow