Запись беседы члена Коллегии Народного Комиссариата Иностранных Дел СССР с Посланником Польши в СССР Кентжинским

3 апреля 1925 г.

Кентжинский заявил мне, что по поручению министра Скшиньского он пришел задать только один вопрос. Вопрос этот заключается в следующем; действительны ли те письменные заявления, которыми несколько месяцев тому назад обменялись г, Чичерин с г, Скшиньским и которые заключались в установлении длительной мирной политики между обоими государствами**. Скшиньский до последнего момента думал, что это так, но события последних дней заставили г. Скшиньского значительно изменить свою старую точку зрения, и он думает, что Союзное правительство находится всецело под настроением и влиянием народных масс. Если это так, то он должен заявить, что тогда не место продолжать эти разговоры н их придется, очевидно, отложить на продолжительное время, и глухо намекнул, не паковать ли им чемоданы.

На это я ему ответил, что те упреки, которые г. Скшиньский через него передает Союзному правительству, не могут быть нами приняты. Союзное правительство давало Польше неоднократные доказательства искренности своего желания договориться. Между тем со стороны польского правительства

мы видим неоднократные доказательства недружелюбия по отношению к нам. Это выразилось хотя бы в тех бесконечных и грубых нападках польской прессы на наше посольство в Варшаве и на нашего посла г, Войкова, на что ему [Кентжин-скому] неоднократно уже указывал мой предшественник г. Копп. Я сейчас еще раз подтверждаю, что, несмотря на неоднократные наши заявления, польское правительство до

* См. док. № 46. ** См. ï. VII, док, № 210.

сих пор не приняло никаких мер к ограждению нашего посольства" в Варшаве, и оно до сих пор подвергается диким, совершенно невероятным и недопустимым нападкам со стороны польской прессы. Далее, вызвавший такое возмущение общественного мнения СССР случай убийства на границе Be-чоркевича и Багинского⁶⁵ также произошел не по нашей вине, а случился на польской территории и совершен польскими чиновниками. В-третьих, несмотря на наши неоднократные

заявления, на польской территории до сих пор существуют террористические организации, направленные против нашего Союза, как, например, совещание Чернова, а писатель Арцы-башев в газете «За свободу» открыто призывает к террору против Советского правительства. И наконец, мы имеем сведения о том, что в Риге заседает конференция [представителей] генеральных штабов прибалтийских стран и Румынии, в которой участвует Польша *, Эта конференция, по имеющимся у нас сведениям, всецело направлена против СССР, и это также не может служить доказательством мирных стремлений Польши по отношению.к нашему Союзу. Тот упрек, который брошен Вами, что Союзное правительстве находится всецело под влиянием [настроений] народных масс и ведет политику

только сегодняшнего дня, ни в- коей мере не соответствует действительности. Например, Вы могли убедиться в этом хотя бы из того, что Союзным правительством приняты все меры к ограждению польского посольства от возможных выявлений возмущения народных масс по случаю убийства Вечор-кевича и Багинского.

Я считаю, что тот обмен мнениями, который произошел между т. Чичериным н г. Скшиньским, остается в силе и впредь. Этот обмен мнениями говорит о нашей общей длительной мирной политике, к которой всецело стремится Союзное правительство,

Кентжинскнй заявил, что как им лично, так и министерством иностранных дел неоднократно принимались меры к ограждению Союзного посла от нападок прессы, но, к сожалению, существующее в Польше законодательство не дает польскому правительству никаких действительных мер к прекращению этих нападок и что единственным средством противодействия этому явилось бы возбуждение г. Войковым процесса против соответствующего редактора, но что он, Кентжинскнй, сам понимает, что такой шаг для г. Войкова совершенно невозможен, В настоящее время польским правительством выработаны законопроекты для обуздания печати, которые находится сейчас в сейме, но до постановления сейма польское правительство ничего предпринять не может. По вопросу о статье Лукасевича он, Кентжинскнй, считает, что эта статья

* См. док. №92, 100.

не наносит никакого оскорбления посольству или Союзу, а является статьей частного лнца и каждый волен высказывать свое мнение, хотя бы он и был официальным чиновником министерства иностранных дел. Постольку, поскольку это не является официальным заявлением самого министра, оно не должно приниматься во внимание. Он принимает заявление г, Аралова, которое он считает мнением также г. Чичерина, и передаст его г. Скшиньскому. По вопросу об убийстве гг. Вечоркевича н Багииского он еще раз выражает искреннее сожаление польского правительства, для которого этот случай чрезвычайно неприятен и которое уже заявило об этом Союзному послу в Варшаве г. Войкову. По вопросу о Рижской конференции он, Кентжинский, должен заявить, что эта конференция ня в коей мере не может считаться враждебной СССР. Он еще раз повторяет заявление г. Бадера *, сделанное последним [советнику полномочного представительства] о том, что эта конференция, составленная из второстепенных работников генеральных штабов, является чисто технической и обсуждает уже давно дебатированные в Лиге наций вопросы о всеобщем разоружении, что если бы речь шла о каком-нибудь военном соглашении против СССР, то для этого поехали бы не второстепенные персонажи, а начальники генеральных штабов и другие компетентные лица и все это происходило бы в величайшей тайне, между тем как конференция в Риге проходит совершенно открыто.

Я еще раз указал Кентжинскому, что Рижская конференция сначала скрывалась официальными представителями Финляндии, Эстонии и Латвии и что это именно и возбуждает наше беспокойство⁶¹.

Заявление польского правительства о сожалении по поводу убийства Вечоркевича и Багииского я принимаю к сведению н передам своему правительству.

Кентжинский ушел, заявив, что он передаст Скшиньскому мое заявление о действительности его переписки с г. Чичериным.

Аралов

Печат* по арх.

Ï03. Сообщение советской печати о советско-венгерских отношениях

4 апреля 1925 г.

Заключенное 5 сентября прошлого года соглашение с венгерским правительством о восстановлении дипломатических сношений подлежало ратификации в течение трех месяцев **.

* Директор политического департамента министерства иностранных дел Польши.

** См. т. VII, док. №221.

По просьбе венгерского правительства, однако, этот срок был продлен нашим правительством в декабре месяце до 12 апреля 1925 г. Ныне, накануне истечения этого срока, венгерское правительство вновь обратилось с просьбой продлить срок ратификации еще на шесть месяцев. Наше правительство, не отказывая в этом ходатайстве, однако, заявило, что в таком случае оно вынуждено будет взять обратно сделанную им по соглашению уступку в смысле предоставления Венгрии

в будущем торговом договоре преимуществ наиболее благо-прнятствуемой нации.

Печат. по газ* «Правда* As 7? (3Q08), 4 апреля 1925 г.

104. Сообщение Поверенного в Делах СССР в Великобритании о беседе с Министром Иностранных Дел Великобритании Чемберленом *

5 апреля J925 г.

Прежде всего я заявил Чемберлену, что в мою бытность в Москве я старался облегчить ликвидацию различных спор-пых вопросов, существовавших между британской миссией и Наркоминделом-

По одному из этих вопросов — о мебели-—я уполномочен сделать заявление, что, не связывая формально передачу английской мебели в Петербурге с вопросом нашего имущества в Палестине⁰⁶, мы желаем получить заверение английского правительства, что оно окажет нам содействие в сохранении и получении обратно этого имущества, Чемберлен со своей стороны ответил, что идет речь о двух различных категориях имущества: они добиваются своей собственной мебели м считают, что оии правы, так как со своей стороны форин офис оказал нам содействие для получения обратно как здания Чешем хауз, так и главным образом мебели и архива, которые находились в этом здании. Поскольку идет речь о вопросе палестинского имущества — имущества религиозных обществ, то он обещает навести все необходимые справки.

Дальше, продолжая развивать свою вступительную часть разговора, я заметил, что в то время, когда отношения нашего правительства к английской миссии в Москве предупредительны и исходят из желания разрешать спорные вопросы, здесь, в Лондоне, я нашел иную картину.

Прежде всего мне приходится жаловаться на те новые затруднения, которые форин офис делает нашим хозяйственным органам в получении виз и еще больше в продлении виз представителям хозяйственных органов, находящимся уже

■i'.l-1-i--------- ____________________..„■■_______-х

* Из доклада в Народный комиссариат иностранных дел СССР от fi апреля 1925 г. Беседа состоялась I апреля.

в Лондоне. На такие отдельные факты я не стал бы обращать внимание, если они не превратились бы в систему. В этом я вынужден усматривать стремление английского правительства сделать невозможной дальнейшую торговлю с Англией.

Здесь Чемберлен записал некоторые имена {между прочим, я протестовал об отказе визы Нестерову, заместителю Вашкова, представителю ВСНХ), выразил сожаление, что я ие сообщил ему об этих случаях предварительно, чтобы он мог иметь предварительную информацию из форин офис, но стал давать всякого рода заявления общего характера, что они не намерены мешать торговле и т. д. и что единственным препятствием к развитию торговых н экономических отношений наших с Англией является тот факт» что мы не исполняем международного обязательства.

Здесь уж разговор перешел на общую почву. Я ухватился за его замечания, чтобы сообщить ему, что в связи с этим вопросом я должен сделать, будучи уполномочен на это моим правительством, два заявления — одно, имеющее более общий характер, а другое — более частный. Я указал, что Чемберлен в одной из своих речей заявил, что улучшение наших отношений во всех странах явится предварительным условием для заключения договора с Англией. Я спросил, правильно ли понята нами его мысль? Он подтвердил свои слова, прибавив, речь идет о том, что нами не исполняются соглашения Î921 г. н что по этому поводу покойный лорд Керзон должен был уже обратить наше внимание. Напомнил он опять здесь и об инциденте с подложными письмами, и о нотах Макдо-нальда, о том, что русское правительство и Коминтерн — одно и то же и т. д. Не буду писать вам, что по этому поводу пришлось отвечать, но все это имело только вступительный характер для более существенного вопроса, именно вопроса о наших отношениях в Азии. На мой запрос, что могут англичане поставить в вину не Коминтерну, который сам за себя отвечает, а нашему правительству, он ответил, что, например, речи, подобные тем, которые произносит Карахан в Китае, в которых требует расторжения существующих договоров, являются несомненно враждебным актом, направленным, между прочим, против английских интересов. Я ответил Чем-берлену, что английское правительство не должно упускать из виду, что наша международная политика основана на известных принципах, на которых основано наше внутреннее государственное строительство, и что этих принципов не можем скрывать, в частности принципа национального самоопределения.

Эти объяснения не оказались по вкусу Чемберлену, и он заметил, что если проведение нами принципа национального самоопределения будет означать отпад от Британской империи ее азиатских владений, то отсюда явствует, что нет иика-

кой возможности с нами сговориться. Здесь я ему возразил,

что нам нельзя ставить в вину то, что наша иностранная политика исходит нз предпосылки, различной от предпосылок иностранной политики других государств; единственное право, которое можно признать за английским правительством, это его право протестовать, если мы из принципа национального самоопределения делали бы оружие борьбы против английских интересов. Я заявил, что лучший способ сблизить обе стороны — это конкретно рассмотреть все те вопросы, которые вызывают разногласия и конфликты. Мы с нашей стороны можем тоже представить целый «каталог» жалоб на действия представителей английских властей в Азии, в частности в Персии. Указал я на препятствия, которые Английский банк в Персии ставит нашей торговле. Здесь Чемберлен заметил» что деятельность частных банков не зависит от английского правительства, на что я возразил, что это, конечно, не так,-поскольку эти банки инспирируются английскими консулами.

Я напомнил Чемберлену, что перед моим отъездом в Москву у меня с ним был тот же самый разговор и что я ему предлагал ознакомиться с нашим меморандумом по восточному вопросу*, представленным во время англо-советских переговоров. Он отметил, что ему помнится, что он действительно ознакомился с тем меморандумом, но что у него в памяти не осталось никаких конкретных фактов, так как меморандум написан был слишком общо. На это я возразил, что о конкретных пунктах можно говорить только, если будут найдены некоторые предпосылки, могущие стать исходными моментами для дальнейших переговоров.

На этом кончилась эта часть нашего разговора.

Дальше разговор перешел на прошлогодние договоры**, И здесь я сослался на заявления Чемберлена, что всякое наше новое предложение будет рассмотрено внимательно. Но до си'х пор, заметил я, нам ие известно, что, в сущности, желает английское правительство и с какими частями прошлогоднего договора оно не согласно. Чемберлен заявил, что по этому вопросу он считает бесполезным вести разговор, так как точки зрения обоих правительств настолько расходятся, что нет шансов к соглашению. Например, прибавил он, вы ие согласитесь признать долги без оговорок, вроде той, которая

существует в договоре, что вы делаете для Англии исключение из вашего законодательства? На это я ответил, что если нам удалось бы договориться об определенных цифрах, тогда в договор не пришлось бы вносить ни формулы, которая не нравилась бы англичанам, ни формулы, которая

* См. т. VII, док. № 132, ** См. т. VII, прил. 3, 4.

не нравилась бы нам; Оба правительства в своем договоре ограничились бы лишь установлением факта, что по вопросу о претензиях уже достигнуто соглашение между Советским правительством и заинтересованными сторонами. С этим Чем-берлен согласился- Но тут же я ему прибавил, что центр тяжести находится в займе и в долгосрочных кредитах. На это Чемберлен ответил: «Абсолютно исключена возможность займа от правительства к правительству: это было допустимо еще во время войны, теперь, конечно, об этом не приходится и говорить».

«Что касается правительственной гарантии после всего того, что было нами сказано во время избирательной кампании

против этого пункта прошлогоднего договора, то она также исключена. Заключение займа — это ваше дело с Сити. Единственно, что может сделать английское правительство, — это заявить, что оно не ставит никаких препятствий со своей стороны к заключению такого займа».

На этом оборвался наш разговор, так как итальянский посол ждал уже около четверти часа, чтобы быть принятым.

С коммунистическим приветом

Поверенный в Делах СССР в Великобритании

Лечат, по арх.

105. Запись беседы Народного Комиссара Иностранных Дел СССР с Послом Германии в СССР Брокдорфом-Ранцау

8 апреля 1925 г.

Перед отъездом в Берлин германский посол зашел ко мне проститься. Так как я по болезни раньше не принимал, он у меня еще не был после моего возвращения. Он ставил те же вопросы и получал от меня те же ответы, как накануне в его беседе с т. Литвиновым, только в сокращенной форме⁶⁷. Он спросил по поручению Штреземана, считаем ли мы, что вступление Германии в Лигу наций означает изменение ее ориентации. Я ответил, что о значении вступления Германии в Лигу наций в свое время очень много говорилось и писалось: ст. 10, 16 и 17 [Устава Лиги наций] означают, что Германия может быть вынуждена участвовать в некоторых коллективных мерах против нас²⁸, причем указывалось, что если она может увильнуть от посылки военного контингента против нас, то она не может уклониться от участия в экономическом бойкоте и пропуске войск через ее территорию; надежды на то, что она может внутри Лиги наций вести другую политику, иллюзорны, ибо она не будет в состоянии в Совете Лиги наций выступать одна против всех великих держав, это будет фактически невозможно; но самое важное есть то, что в дан-

нын момент вступление Германии в Лигу наций есть лишь составная часть общей комбинации, означающей объединение с Антантой против нас⁶⁸; мы уже сообщали Ранцау материалы, показывающие, что основной смысл нынешнего маневра Англии заключается в том, чтобы оторвать Германию от нас (Ранцау тут благодарил меня еще раз за наши сообщения и просил и в будущем давать германскому правительству материалы такого рода: они играют величайшую роль). Я указал, что нынешний маневр Германии и Англии сознательно направлен на изолирование СССР, Что касается рассуждений Штреземана о том, что Германия таким образом усилится, а наши возражения означают, что мы не хотим усиления Германии, то я еще раз повторил нашн аргументы и указал, что никакого усиления Германии не будет; в частности, Франция позаботится о том, чтобы Германия не усиливалась,Англия же готова будет за поблажку на востоке поддержать Францию на западе против Германии. Что касается основного вопроса Штреземана, я указал, что мы до сих пор не получили ответа на наше предложение о гарантийном соглашении с Германией⁶⁹, Если, по мнению Штреземана, нынешние новые комбинации не означают отрыва Германии от СССР, то пусть он это покажет принятием нашего предложения о неучастии во враждебных комбинациях. Пусть он нам конкретно сформулирует предложение, и мы тогда посмотрим, как оценить в связи с этим создавшееся положение. Я еще прибавил, что мы уверены, что Германия на этом новом пути разочаруется, но тем не менее вред уже будет принесен. Я подчеркнул, что все, что я говорю, является моим личным мнением и что это не есть официальное выступление от имени правительства, как при передаче наших предложений в декабре.

Ранцау ни словом не упомянул о вручении нам копии германского меморандума* и точно так же не упоминал и о том, чтобы мы представили наш меморандум**. Ранцау больше всего говорил о своем отъезде и о том, что он, может быть, совсем не вернется, если окажется, что германское правительство действительно пошло по новому пути. Я ему сказал, что при борьбе за известную линию не следует покидать, так сказать, стратегических позиций и его пребывание на посту здесь есть позиция в борьбе за определенную линию. На это он ответил, что для иего имеет смысл быть на этом посту, если он имеет какое-нибудь значение и влияние; если же он будет здесь только для проформы и его взгляды не будут иметь для Берлина никакого значения, в таком случае его пребывание здесь будет только вредным. Он патетически

* Текст меморандума был вручен полномочному представителю СССР в Германии 25 апреля 1925 т\; см. док. № 124 и стр. 249, ** См. док. № 170.

восклицал: «Я готов играть трагическую роль, но не согласен играть комическую роль&. Он весьма подчеркнуто несколько раз повторил, что он есть должностное лицо и не может критиковать своего правительства. Этим он Совершенно ясно давал понять, что в действительности совершенно расходится Со своим правительством. Если с ним не считаются, ему нечего здесь оставаться. Чрезвычайно повредила, по его словам, и история с немецкими студентами^7о, которая была весьма сильно использована н которая послужила доказательством, что в Москве с ним не считаются. Его решение, однако, еще не является окончательным, потому что, по его весьма секретным сведениям (о чем ои просил не говорить), и самое решение германского правительства еще не является окончательным.

Чичерин

Печат, по арх.

106. Запись беседы Полномочного Представителя СССР в Турции Я. 3. Сурица с Министром Иностранных Дел Турции Тевфиком Рушди *

5 апреля 1925 г.

Полпред открыл беседу заявлением, что в настоящее время он уже изучил врученный ему министром 24 марта контрпроект договора⁶³, снесся по этому вопросу со своим правительством** и предлагает поэтому приступить к его обсуждению. Порядок обсуждения полпред предлагает постатейный. Министр с этим соглашается.

1-я статья. По поводу турецкого текста 1-й статьи, заменяющего предложенный нами термин «военные действиям *** термином «военное нападение», полпред заявил, что он встречается вторично с этим предложением, так как оно буквально повторяет первый турецкий контрпроект²⁷. Возражения, которые он имеет по этому поводу сделать, таковы же, какие он в свое время уже делал предшественнику министра. Разница между нашим и турецким текстом заключается, собственно говоря, не в терминологии, а в самом подходе к договору. Наше правительство гораздо шире представляет себе пределы расширения Прежнего договора ****, являющегося предметом настоящих переговоров,"чем, по-видимому, мыслит турецкое правительство. Его поправка носит ограничительный характер, стремясь сузить применение дружественного нейтралитета. Более того, поправка лишает статью вообще

* Печатается с сокращением, ** См. док. № 93. *** См. док. №42. **** См, т. III, док.,№342.

et

устойчивости в смысле безусловности ее толкования в случае возникновения обстоятельств, предусматриваемых ею. Действительно, если обратиться к истории войн последних десятилетий, мы увидим, что воюющие державы всегда стараются обставить начало военных действий так, чтобы иметь возможность отклонять от себя обвинения в инициативе в нападении и перенести эти обвинения на другую сторону. Так было при возникновении мировой войны, так было при возникновении Балканских войн и т-д. Таким образом, турецкое предложение суживает смысл статьи, с одной стороны, и, с другой, делает ее мало определенной в смысле ее реальной интерпретации. Выдвинутые министром еще 24 марта при предварительном беглом обсуждении статьи возражения, что наша редакция сообщает соглашению в целом одиозный характер оффензив-ности, полпред считает неосновательными и преувеличивающими возможное толкование статьи внешним миром. Не следует забывать того основного обстоятельства, что статья трактует лишь о дружественном нейтралитете и в этом отношении

не допускает никакого распространительного толкования. Поэтому нет никаких оснований опасаться, что она произведет впечатление, указанное министром. Разногласия заключаются ведь лишь в более широкой или более туманной постановке вопроса о применении дружественного нейтралитета.

Министр признает в общем возражения полпреда основательными. Он утверждает, что турецкое правительство своей редакцией отнюдь не намеревалось сузить содержание статьи илн внести неопределенность ввопросоее применении, Наоборот, оно рассматривает и настоящее расширение договора лишь как этап к дальнейшему развертыванию и укреплению отношений между Турцией и СССР. Он не настаивает иа предложенном им термине, если мы считаем его неудачным. Он и сам не убежден, что сделал правильный выбор термина, взяв статью в редакции первого турецкого контрпроекта. Но против нашего термина «военные действия» имеются возражения, иа которые он уже раньше указывал. Этот термин настолько расплывчат, что Под него могут быть теоретически подведены даже военные маневры и тому подобные военные действия- Может быть, более удачным термином было бы слово «война».

Полпред говорит, что термин «война» ему кажется также суживающим понятие «военные действия». Но он обдумает это новое предложение министра, снесется со своим правительством и даст ответ при следующем свидании.

2-я статья. Полпред констатирует, что турецкая редакция 2-й статьи дает повод вновь повторить основное замечание, сделанное им относительно 1-й статьи: турецкое правительство, по-видимому, представляет себе пределы расширения

Московского договора в значительно более суженном виде, чем наметил проект правительства Союза. Из вашего проекта опущен ряд существеннейших пунктов. Опущено взаимное обязательство не участвовать во враждебных группировках, угрожающих военной безопасности другой страны. Полпред заявляет, что такое опущение представляется мало понятным, так как в сущности в нашем проекте это условие является логическим развитием первой статьи. Мы предусматривали не только дружественный нейтралитет после возникновения военных действий против другой страны со стороны третьей державы, но и распространяли это обязательство дружественного нейтралитета и иа мирное время, что при существующей мировой обстановке представляет не меньшую, если не большую реальную важность. Нам непонятно отрицательное отношение к нашему предложению, выражающему одио из самых необходимых и коренных условий укрепления и расширения дружественных отношений.

Министр возражает, что опущение этой части статьи отнюдь не равносильно несогласию турецкого правительства принять на себя такое обязательство, Просто эта часть показалась излишней, так как она, по мнению министра, является лишь детализацией обязательства неучастия во враждебных политических соглашениях, Но раз это вызывает с нашей стороны такие сомнения, то министр, целиком принимая наше толкование этой части статьи как распространение дружественного нейтралитета и на мирное время, соглашается включить это обязательство в статью.

Полпред отмечает далее, что турецкая редакция опускает взаимное обязательство неучастия в финансовых и экономических соглашениях. Полпред из предварительной беседы по этому вопросу во время последнего свидания не вынес впечатления об убедительности выдвинутого министром аргумента против наших предложений. Министр говорил, что наше предложение в настоящий момент неприемлемо, так как при отсутствии торгового договора экономические отношения между нашими странами не оформлены и поэтому нет материальной базы для постановки такого вопроса. Полпреду представляется это не совсем верным. Он приветствует заявление, сделанное министром, что турецкое правительство будет спешить с заключением торгового договора, но в противоположность министру полагает, что между нашим предложением и торговым договором не может быть установлено никакой связи ни по моменту переговоров₁ ни по существу. Совершенно ясно, Что, когда бы мы ни поставили вопрос, выдвинутый нашим предложением, с торговым договором он ничего общего иметь не может. Это можно доказать простым примером. У Турции имеется спорный с целым рядом правительств вопрос о платежах процентов по оттоманскому долгу. Допустим на один

момент, что заинтересованные державы, с целью побудить турецкое правительство согласиться принять на себя обязательство оплачивать купоны в золотом исчислении, применят к Турции финансовый бойкот. Участие с нашей стороны в таком бойкоте было бы истолковано турецким правительством как недружелюбный акт участия в направленном противнее финансовом соглашении третьих держав, т. е. именно то действие» об обязательстве воздержания от которого и говорит наше предложение. И, конечно, такой поступок с нашей стороны был бы так оценен, и совершенно справедливо, турецким правительством совершенно независимо от того, существовал ли бы в этот момент между нами торговый договор или нет. Так же и мы оценили бы, скажем, участие Турции в экономической блокаде, направленной против нас и т. п. Полпред указыеает, что он намеренно взял самые показательные, самые элементарные и грубые примеры, но можно было бы привести и примеры гораздо более тонких враждебных финансовых и экономических комбинаций. Поэтому полпред считает, что вопрос должен быть поставлен совершенно независимо, и, с другой стороны, он логически связан именно с проблемой расширения нашего основного договора, являясь необходимой частью тех взаимных гарантии которые имеет целью создать предложенный нами текст 2-й статьи.

Министр на этот раз привел новое возражение. Против смысла предлагаемого нами взаимного обязательства турецкое правительство в сущности не возражает, Его редакция 2-й статьи, по мнению министра, охватывает и наше предложение. Участие в финансовом или экономическом соглашении третьих держав, которое по существу являлось бы соглашением, преследующим враждебные другой договаривающейся стране политические цели_т Предупреждается турецким проектом статьи. Министр по-прежнему считает более правильным поднять вопрос о контакте в этой области лишь при общих переговорах о договорном оформлении экономических отношений между обоими государствами. Но его возражения против нашего предложения основываются не только на несвоевременности переговоров по этому вопросу до приступа к обсуждению торгового договора. Эта часть статьи нашей редакции вызывает возражения еще потому, что самое обязательство, выраженное в ней_т носит чрезвычайно неопределенный характер и может дать повод к распространительному толкованию, может создать в будущем большие затруднения для турецкого правительства, стремящегося по известным нам причинам к привлечению иностранного капитала, н привести поэтому к крупным недоразумениям. Между тем одной из основных целей нового договора является дальнейшее сближение, а следовательно, максимальное устранение всяких поводов, могущих в будущем осложнить наши отношения,

Ни Турция, ни СССР не находятся пока, к несчастью, в таком финансово-экономическом положении, чтобы отказаться совершенно от помощи иностранного капитала. К величайшему сожалению, может быть, но они не могут рассчитывать и друг на друга в этом отношении. Приходится считаться с реальной обстановкой. Поэтому предлагаемая нами часть статьи представляется ему неприемлемой.

Полпред ответил на это, что опасения турецкого прави* тельства основаны на недоразумении. Наше предложение построено таким образом, что оно совершенно ясно говорит о • враждебных финансовых и экономических соглашениях, чем исключается опасение о препятствии для привлечения иностранного капитала для поднятия экономики страны. В иностранном капитале нуждаемся и мы сами. Если он туго идет к нам, то причины "этого не те, которые могли бы в ту или другую сторону изменить предлагаемые нами Турции взаимные гарантии. То же самое относится и к Турции. Но ни из нашей нужды в иностранном капитале, ни из требований турецкой экономики не может быть выдвинуто аргументов против предлагаемой нами взаимной гарантии. Полпред полагал бы, что в крайнем случае можно было бы вынести это условие в примечание к этой статье, в котором было бы зафиксировано то, что сказал сегодня министр относительно такого толкования первой части статьи, говорящей о неучастии в политических группировках. Но во всяком случае полпред настаивает на предложении своего правительства, так как при его исключении из 2-й статьи обусловливаемые ею предварительные гарантии носили бы совершенно незавершенный характер.

Министр обещает вернуться к этому вопросу, но указывает, что он остается при своем мнении об излишности включения этого условия в статью и о большой неопределенности условия, что имеет особое значение для Турции ввиду ее современного хозяйственного положения.

На этом обсуждение договора было полпредом приостановлено, так как полпред решил не выдвигать сразу всего комплекса спорных вопросов в первом же заседании.

Разговор перешел на пребывание в Ангоре Франклен-Буй-она. Министр рассказал, что Буйон приехал без официальных полномочий. Поэтому никаких переговоров по конкретным спорным между Турцией и Францией вопросам, не исключая

и купонного, турецкое правительство с ним не вело. Между прочим, министр сообщил, что по сирийскому вопросу переговоры ведутся на месте с новым французским верховным комиссаром генералом Саррайлем. Эти переговоры развертываются довольно благоприятно. Французы проявляют несомненную добрую волю. Так, удалось наконец договориться об автономии Александретты. На очереди обсуждение других

сирийских вопросов в порядке осуществления Ангорского договора*. В другом аспекте сирийский вопрос, как явствовало

из рассказа министра, был затронут в ангорских разговорах Буйона. Буйон зондировал, не пойдут лн турки на соглашение с Францией по средиземноморскому вопросу. Турки сразу наметили рамки возможных разговоров на эту тему, Оии поставили вопрос исключительно с точки зрения гарантии их средиземноморской границ^ связав его, по-видимому, с сирийской проблемой. Они дали ясно понять Вуйоиу, что на далеко идущее соглашение они не пойдут, что они не позволят втянуть себя в европейский антагонизм, что не отступят от основной программы их политики. Но в то же время ответили на французский аванс, констатируя полное совпадение интересов Турции и Франции на Средиземном море. Министр дал понять, что турецкое правительство отнеслось к этому зондажу Буйона с особым вниманием, так как считается с его влиянием во Франции. Турки, учитывая кризис кабинета Эррио и считая более вероятным кабинет сдвига направо во главе с Брианом, чем сдвнг налево в виде кабинета Пенлеве, уже вндят в Буйоне в ближайшем будущем министра иностранных дел. Впрочем, из рассказа министра можно сделать вывод, что Буйон дал понять, что зондаж по этому вопросу он производит с ведома и согласия существующего правительства. На это указывает заявление министра, что он ждет позитивного предложения от Франции, возможно, еще от кабинета Эррио. Рассказав об этом, министр поспешил подчеркнуть, что во

время этих разговоров он познакомил Буйона с особым дружественным отношением турецкого правительства к нам- Он сказал, что в самом начале зондажа Буйона ои заявил ему, что французское правительство, приступая к таким разговорам с Турцией, должно иметь в виду существование у турецкого правительства специальных отношений с Советским Союзом. Министр просил поэтому Буйона выяснить ему» как в данный момент обстоят франко-советские отношения. Буйон ответил, что он вполне учитывает хорошо ему известные особо близ-кие отношения между Турцией и Союзом, что ои не только не видит в этом обстоятельстве препятствия к сближению Франции с Турцией, но, наоборот, считает этот момент благоприятным в этом отношении. Между Союзом и Францией стоят спорные вопросы, разрешить которые будет очень нелегко. Но он не сомневается, что при доброй воле с обеих сторон можно будет ликвидировать эти трудности. Из разговора с Буйоном министр вообще получил впечатление, что, поскольку наметилась тенденция к сближению между Англией

и Германией, Франция получает стимул искать сближения с СССР. Он вынес впечатление, что в гарантийную комбинацию

* См. т. IV, прим- 75.

вместе с Германией, которую выдвигает Англия, Франция не пойдет. По его мнению, Франция боится отказаться от реальных гарантий в виде версальских санкций.

На намек полпреда о слухах, ходивших в Ангоре, будто бы Буйон в разговорах здесь касался вопросов Малой Антанты, министр категорически заявил, что никаких таких разговоров не было и быть не могло. Но, с другой стороны, он сказал, что зондаж в этом направлении недавно производился, однако не Буйоном. Он ясно намекнул на поляков и румын. Он сказал, что турки давно заявили полякам, что вопрос об их границе совершенно не интересует Турцию, Румынам, пытавшимся завести с турками разговор о бессарабском вопросе, было, по заявлению министра, отвечено, что Бессарабия находится вне Балкан, На то, что эти сообщения относятся не к какому-то прежнему моменту, а к весьма недавнему времени, указывает фраза министра, находящегося у власти всего лишь с 4 марта; «Я сказал на это в такой форме, что возобновление разговора на эту тему с их стороны было бы просто неприличием».[..-3*

Печат* по арх,

107, Сообщение Представителя СССР в Чехословакии о беседе с Министром Иностранных Дел Чехословакии Бенешем **

8 апреля 1925 г.

7-го я отправился к Бенешу. В его приемной я встретил секретаря польского посольства, сообщившего мне, что договор-с ЧСР уже проработан до конца н готов к подписи, которая последует, должно быть, до пасхи. На мой вопрос, не помешала ли договору неразрешенность вопроса об аграрных пошлинах, ответил: «Нет. Г-н Дворжачек *** уехал с вполне окончательными и согласованными формулировками».

Бенеш был необычно суховат. Я начал с указания, что являюсь, исполняя официальное поручение своего правительства, которое считает заключение со стороны ЧСР договора с Польшей о транзите через ЧСР оружия во время, войны Польши с третьей державой идущим вразрез с обязательствами, принятыми ЧСР по договору с нами, с обязательствами соблюдать нейтралитет****.

* В заключение беседы был затронут вопрос о возможных кандидатурах на пост посла Турции в СССР и некоторые второстепенные вопросы, ** Из письма в Народный комиссариат иностранных дел СССР от 3 апреля 1925 г.

*** Заведующий отделом национальной экономики министерства иностранных дел Чехословакии. **** См. т. V, док, № ISO,

2Т8

Бенеш заявил твердым тоном: «Заключение такого договора не есть нарушение нейтралитета. Я стремлюсь на основании Барселонской конвенции разрешить вопросы транзита полностью, дабы не осталось никаких сомнений и положение было вполне ясным. Вопрос о транзите оружия имеет значение не только для Польши, но и для нас, для Австрии, для всех стран Средней Европы. Решение его в нашем духе подсказано географией стран. Это решение не враждебно вам, ибо оно распространяется и на вас».

На мое возражение, что, согласно международному праву, состояние нейтралитета исключает провоз военных материалов, Бенеш живо возразил:

«Со времени мировой войны установлено иное. Соединенные Штаты, будучи в нейтралитете, продавали оружие воюющим»:

Я отвечал; «Понятие нейтралитета отчетливо установлено международным правом до войны. Гаагские конференции — 1899 г, и созванная по почину царя-«мнротворца» Николая II в 1907 г, — достаточно ясны в этом пункте. Если исходить из практики мировой войны, то Германия отношением к нейтральной Бельгии создала еще более разительный прецедент. Но Германия, топившая суда нейтральной Америки за провоз оружия Антанте, была побеждена. Америка победила, и введенное сю в практику новое понятие нейтралитета вы стремитесь закрепить. Что же, давно сказано: право создается только силой. Ваша личная концепция, г. министр, до снх пор была иной. Я был бы готов приветствовать сдачу Вами идеалистических позиций, если бы это не отражалось на судьбе нашего договора с ЧСР, Что же касается Барселонской конвенции 1921 г.*, то она оставила совершенно открытым вопрос о военном транзите:».

Бенеш вновь и с напором стал доказывать, что пункт о транзите не враждебен нам, что и мы можем его использовать для себя, получая оружие через Германию и т. д, «Относительно международного права, так в нем вопрос о нейтралитете не ясен. Под конвенциями нашей подписи нет. Другое дело, — подчеркнул он, — если бы мы обязались снабжать продуктами своего военного производства воюющую с вами страну. Но этому не бывать», (Это свое заявление он повторил еще пару раз-) И опять₁ как и у Гирсы, ссылки на Лигу наций.

На мой вопрос, какова же точная формулировка пункта о транзите, он не дал прямого ответа, сообщил лишь, что в

нем есть ссылка на следование установлениям Лиги наций (из других источников узнал, что это не так).

* См. г, V, прим, 72,

Я повторил высказанные уже Гнрсе соображения⁷¹, что ссылка на Лигу наций вполне устраивает Польшу, а обязательство транзита подкрепляет Польшу в ее агрессивной политике- На деле подписание подобного договора с Польшей будет способствовать не закреплению мира, а обострению международных треннй, ибо Польша — фермент постоянных брожений и клубок всяких запутанных международных узлов.

«Вступайте в Лигу наций», — полушутливо прервал меня Бенеш.

«Этим хотите побудить нас к вступлению? — шутливо парировал я.— Ну, мы еще подождем. А пока этот ваш шаг представляется мне характерным показателем переориентировки вашей политики. В начале декабря прошлого года вы заявлялн-нам, что считаете необходимым договориться с нами раньше, чем с Польшей. Теперь вы накануне подписания недружественного нам договора с Польшей, а договор с нами отодвинут на неопределенное время».

Бенеш: «Наша политика осталась неизменной. Но не можем же мы ждать без конца с урегулированием вопросов с Польшей, раз с вами дело не идет».

И, переходя к тому, почему с нами «дело не идет», говорит, что теперь он имеет за себя (за «признание») только две партии, [так как] аграрии, устами сенатора Юрачека, и клерикалы, через депутата Мыслнвца, высказались в парламентских комиссиях против признания, а Крамарж* непоколебим.

Я выразил сомнение насчет искренности клерикалов и намерений аграриев. «Годжа заигрывает с нами н дает понять, что он скорее г. министра Бенеша провел бы это дело». (Бенеш смеется.) А Крамарж не пойдет на разрыв коалиции, ибо на него давят промышленники, заинтересованные в торговле с нами.

«Онн у меня были, — говорит Бенеш, — я нх отослал к Крамаржу. А почему бы вам не воздействовать на них угрозой прекратить с ними дела?».

«Воздействуем; если уж г. Бехер, национал-демократ, промышленник, полемизирует в «Трибуне» со своим лидером и национал-демократы, промышленники, в день банкета Крамар-жа приходят на наш банкет, то это свидетельствует о непрочности оппозиции национал-демократов. Словом, препятствия к проведению признания не усилились, а ослабли».

«Нет, — отвечает Бенеш, — поставить этот вопрос — значит расколоть коалицию, Я не пойду на это».

* Член парламента, лидер национал-демократической партии Чехословакии.

Подводим итоги. Бенеш повторяет высказанное им, заверяет о своем «сожалении», что «не понят» нами, ссылается вновь на Лигу наций н т. д.

Я спрашиваю: «А не смогли бы вы в договор включить оговорку, что он не нарушает обязательств, принятых правительством ЧСР в ранее им подписанных договорах?»

Бенеш: «Я бы охотно сделал такое заявление. Но в договор его нельзя внести. Он уже готов к подписи. Что-либо изменять в нем нельзя, неудобно- Но я при случае готов сделать такое заявление, если оно желательно вашему правительству».

Я настаиваю на включении этой оговорки в договор, но Бенеш стоит на своем.

При прощании прошу его обратить серьезное внимание на -мои заявления Гирсе по поводу проводимых в отношении нашей миссии систематических провокаций.

«Я заявил мнн[нстру] внутр енннх] дел» — отвечает Бенеш,— что предпочитаю вовсе не иметь с вами отношении, чем иметь такие, какие создаются его заботливостью, А этот процесс — это глупости».

«Но не глупости, — возражаю я, — определение суда по поводу журналиста Дмитриева, осужденного за собирание сведений, «которые хотя и не носят секретного характера, но могут быть использованы во вред ЧСР враждебной ей державой». Во-первых, разве мы враждебная вам страна? Во-вторых, можно всякого журналиста на основании такой широкой формулировки обвинить в военном шпионаже».

Бенеш записывает в книжке что-то и заявляет, что он этого так не оставит. «Они там глупы в полнцин. Но ведь все полиции глупы», — заключает он.

«Есть предел для всякой глупости», — заканчиваю я.

Бенеш ни словом не коснулся наших предложений, срок для принятия которых к началу апреля как раз истек*.

Указание его, что договор с Польшей вполне закончен, противоречит заявлению Гирсы, сделанному мне почти накануне, и сообщению Бутера (помощника Гаека), услышанному мною вечером 7-го же апреля.

В общем создается впечатление, что внешняя политика ЧСР переориентируется и что «установление нормальных днп-сношеншЪ с нами отодвигается в неопределенную даль. Переориентировка произошла за последний месяц.

Мое мнение:

1. Англия под незримым воздействием Соединенных Штатов выдвинула через Германию предложение об известном «гарантийном пактез>⁶⁸> создающем соглашение крупнейших i— _______.....—................

* См. док, № 70,

европейских держав (считая и Италию), хотя бы и цеиою пересмотра в пользу Германии Версальского договора в отношении восточных границ Германии, Франция готова пойти на этот пакт, гарантирующий лишь устойчивость поверсаль-ских западных границ Германии, Польша и Чехословакия потерпели в Париже поражение. Это сближает Бенеша с Скшиньскнм.

2. Второй момент — Малая Антанта и балканские дела, Англия фабрикует блок [из] Греции, Румынии и Югославии. Войдет лн Греция в М. Антанту или нет (этот вопрос будет решаться на ближайшей конференции М. Антанты н решится скорее всего отрицательно), но вес нового тройственного союза на Балканах скажется иа политике М- Антанты усилением ее балканской (руководимой Англией) ориентировки. Не ищет ли Бенеш в более тесном сближении с Польшей противовеса этому уклону?

3. Разговоры, которые полтора — два месяца тому назад Бенеш вел с нами, не были особенно серьезны. Это, как я тогда же указывал, был лишь зондаж. Бенеш хотел знать, что его ожидает с нашей стороны, если он решится взяться за проведение «признания». Бенеш, очевидно ориентированный в Женеве н Париже, ныне учитывает затяжной характер наших разговоров с Францией и Англией н могущую вытечь из демаршей Германии [о вступлении] в Лигу наций («гарантийный пакт») нашу изолированность.

О возвращении «Россини к «активной европейской политике» он думает как об очень отдаленной перспективе, а пока «довлеет дневи злоба его=>, и надо разрешить ближайшие вопросы, в их числе урегулировать отношения с Польшей.

4. Эти моменты воздействуют и на отношение к нам различных партий ЧСР, по главным для них является нежелание обострять внутреннюю борьбу в коалиции до выборов и поэтому— стремление притуплять все острые вопросы. Но не сомневаюсь, что Бенеш и теперь смог бы, если бы захотел «идти до конца», провести «признание», но этого он ие хочет, главным образом по соображениям, указанным выше. Нерешительность Бенеша перед Крамаржем, впрочем, конечно, усиливает позицию последнего н склоняет к Крамаржу, как кажущемуся сильнейшим, кое-кого из аграриев и клернка-лов-

К этому прибавляется борьба групп и личных влияний: Стршнбрнын (заместитель председателя кабинета Швеглы) и Годжа (аграрий) интригуют против Бенеша н готовы сорвать всякое его начинание, обещающее Бенешу успех и усиление личного престижа.

Антонов-Овсеенко

Печат* no Д№