2015-04-06
182
2 октября 1925 г.
Сегодня нездоров и поэтому поневоле ограничиваю свое письмо только самым необходимым. Само собой разумеется, что с самого начала придется остановиться на пребывании Георгия Васильевича [Чичерина] в Варшаве. Опускаю все, что известно из сообщений наших корреспондентов.
Прием, оказанный Георгию Васильевичу, безусловно по своей торжественности и тому особому настроению, которое было у всего польского общества, превосходил всякие
аналогичные приемы кого бы то ни было в Польше, по крайней мере, за весь год моего здесь пребывания. Это само собой понятно. Как я указывал уже в предыдущих письмах, Польша находится в положении крайней политической и особенно экономической изоляции. Сейчас налицо самый разгар финансового кризиса и самое катастрофическое состояние всей промышленности в целом. Единственный авторитет — Грабский и связанная с этим авторитетом устойчивость правительства терпят также крах, и каждый польский гражданин живет в полной неуверенности в завтрашнем дне. В этом смысле общественное настроение чувствовало или, вернее, хотело чувствовать в приезде Чичерина хоть некоторые перспективы на какое-нибудь изменение того безнадежного положения, в котором очутились и фабриканты, и помещики, и рабочие, мелкие торговцы, служащие и просто обыватели. В городе с приездом Чичерина циркулируют самые невероятные слухи о возможном привозе Чичериным всякого рода союзов, совместных выступлений и вообще выходов Польши из ее катастрофического положения. Если учитывать важность этого психологического эффекта на обывателя, то трудно найти момент, более подходящий для приезда Чичерина, чем это имело место-С политической стороны дело кончилось лишь взаимным зондированием обеих сторон друг друга. Георгий Васильевич сказал мне, что сам пошлет в Москву подробное сообщение о своем разговоре*, в силу чего мне достаточно затруднительно детально и без всяких ошибок передать содержание его разговора с Скшиньским. Разговоры велись один на один, и моя передача уже будет со слов Георгия Васильевича, что всегда [несколько] меняет смысл. Существенным является сообщение Скшииьского, что он в отношении прибалтийских государств ничем не ангажирован и что никакого союза или соглашения, серьезно ангажирующего Скшнньского на совместное с ними выступление, не существует. Однако Скшиньский заявил, что он не может, конечно, остаться безучастным к положению прибалтийских государств в случае «нашего на них нападения». Совершенно обратное было Скшнньским заявлено в отношении Румынии. Скшиньский заявил, что он связан с Румынией договором, который заставляет Польшу смотреть на всякое наше выступление в отношении границ Румынии как на казус белли в отношении нас. Возражение Георгия Васильевича относительно того, что присоединение Бессарабии к Румынии не является ратифицированным теми государствами, которым надлежало бы его ратифицировать даже с точки зрения Польши, не достигло своего результата, так как Скшиньский на это возразил, что в момент заключения военного соглашения с Румынией польские границы также
|
|
|
|
|
|
* См. док. № 323.
не были утверждены соответствующим образом и, однако, союз был заключен для охраны и польских и румынских границ.
Остальная часть разговоров сводилась к взаимному зондажу н не имела характера подготовки какого-нибудь соглашения. В заключение обе стороны сочли необходимым продолжить переговоры путем встречи Скшиньского с Чичериным у нас в Москве после возвращения туда Георгия Васильевича. Георгий Васильевич подчеркивал, что нужна во всяком случае до этой встречи дипломатическая подготовка и предварительные переговоры, иначе сама встреча не окажется столь плодотворной.
Интерес, какой вызвал прием Чичерина у иностранных дипломатов, превосходил всякие меры. Если англичане выдерживали свое реноме, как хладнокровные люди, и нервничали только, требуя от Скшиньского ставить их в курс его переговоров с Чичериным, то остальные дипломаты выражали свой интерес более красноречивым образом. Более всего оказался недовольным югославский посланник Симич, который не был приглашен на раут к Скшиньскому в силу того, что Югославия нас не признала, и обнаружил по этому поводу самое резкое недовольство министерством иностранных дел. Очевидно, Симич хотел использовать положение, связанное с приездом Чичерина, и возобновить тот разговор, который он имел со мной, предлагая свои услуги по переговорам СССР с Югославией. Кстати сказать, я на это ему не ответил, так как никаких решительно инструкций не получил *.
Польскому правительству было тактически необходимо всяческим способом раздуть значение визита Георгия Васильевича. Это было им нужно для демонстрирования перед Англией, равно как и перед Германией. Поэтому оно со своей стороны сделало все, чтобы увеличить значение этой встречи соответствующими приемами, оказанными Георгию Васильевичу. Однако, как мне кажется, польское правительство все же ожидало большего и полагало, что ему может быть предложено соглашение в той или иной форме по вопросу о польских границах. Пока это дело, по-моему, только впечатления, так как проверить это еще мало удается. Внутри самого правительства, несомненно, была оппозиция к тому, чтобы слишком раздувать значение приезда Чичерина и оказывать ему торжественный прием. Так, мне достоверно известно, что маршалек сената Ратай был чрезвычайно недоволен Граб-ским за прием, оказанный Чичерину, [...]
С коммунистическим приветом
Войков
Печат. по арх.
См. док. № 82, 84.
325. Сообщение Народного Комиссара Иностранных Дел СССР о беседе с Рейхсканцлером Германии Лютером*
Берлин, 2 октября 1925 г.
С Лютером я говорил после завтрака и распространялся об опасной политике втягивающей Германию в свою орбиту Англии. Я говорил ему, что он хочет перехитрить Англию, но Англия перехитрит его. Лютер клялся и божился, что будет тверд и что, в частности, не пойдет в Лигу наций без устранения для Германии ст. 16.
С товарищеским приветом
Георгий Чичерин
Печат. по арх.
