Письмо Председателя советской делегации в Подготовитель ной комиссии конференции по разоружению Председателю комиссии Лоудоиу

20 августа 1928 г.

Господин Председатель,

После отклонения на V сессии Подготовительной комиссии конференции по разоружению предложения советской делегации о всеобшем и полном разоружении делегация СССР внесла проект конвенции по частичному разоружению**.

Подготовительная комиссия большинством голосов без всякой мотивировки отложила рассмотрение этого проекта Конвенции до следующей сессии Подготовительной комиссии. Срок созыва следующей сессии, однако, зафиксирован не был, но в принятой Подготовительной комиссией резолюции было

* См. док. Лэ 277. ** См. док. Xs 45, 98.

высказано пожелание, чтобы «созыв следующей сессии имел место в ближайший подходящий срок и, если возможно, до будущего общего собрания Лиги наций». Несмотря на то что советская делегация решительно возражала против столь неопределенной формулировки и, стремясь к всемерному ускорению работы в области действительного разоружения, настаивала сперва на продолжении заседаний V сессии, а затем на фиксировании точной даты следующей сессии, советской делегации, находившейся в меньшинстве, не удалось добиться этого и оставалось лишь выжидать получения извещения о созыве комиссии в соответствии с принятыми решениями.

Со времени V сессии прошло уже пять месяцев — срок далеко не краткий. За это время мир пережил ряд событий, вновь и вновь сигнализирующих величайшую опасность для дела сохранения мира как в самой Европе, так и на Дальнем Востоке и в других частях мира. Между тем, несмотря на долженствующее состояться 3 сентября общее собрание Лиги иацнй, советская делегация, как, вероятно, и другие члены комиссии, к величайшему сожалению, не имеет никаких известии о созыве ближайшей сессии Подготовительной комиссии по разоружению. Все это находится в очевидном противоречии с торжественными заявлениями, делавшимися по поводу разоружения авторитетными представителями держав, в частности, на заседаниях самой комиссии.

В качестве одного из мотивов преждевременного закрытия

V сессии Подготовительной комиссии и неопределения срока созыва следующей сессии указывалось на имеющиеся между двумя-державами крупные разногласия по вопросу о разоружении и на необходимость дождаться окончания переговоров, начатых между этими державами для улажеиия разногласий. Министр иностранных дел одной из этих великих держав, а именно Великобритании, сэр Остин Чемберлен недавно официально и публично заявил, что соглашение по упомянутым разногласиям достигнуто¹⁵⁸. Не входя в оценку достигнутого соглашения по существу, т. е. с точки зрения действительных интересов мира, нельзя не отметить, что самый факт этого соглашения устраняет даже и вышеупомянутый повод для отсрочки работ комиссии.

Необходимо далее, отметить, что большинство делегаций на

V сессии Подготовительной комиссии, несомненно, находилось под впечатлением предложения Соединенных Штатов Северной Америки об объявлении войны вне закона. Это предложение даже противопоставлялось предложению советской делегации о полном разоружении как средство, якобы более успешно ведущее к обеспечению мира, к упрочению безопасности и к возможности осуществления разоружения. В настоящем письме не место останавливаться на значении так

называемого пакта Келлога в его настоящей редакции * и при сопровождающих его оговорках в качестве средства, действительно обеспечивающего всеобщий мир. Однако ни в коем случае нельзя забывать публичных заявлений самих инициаторов этого пакта об отсутствии какой-либо зависимости между этим пактом и разоружением, а следовательно, и между этим пактом и вопросом о безопасности. Во всяком случае, вышеупомянутые заявления инициаторов пакта подчеркивают, что подписание этого документа ни в коем случае не может решить задач разоружения, которое на деле только и могло бы быть действительной гарантией мира и безопасности.

Рекомендуя Вашему вниманию вышеизложенные соображения и основываясь на формальном постановлении V сессии Подготовительной комиссии, я, как член этой комиссии, позволяю себе запросить Вас, г. Председатель, какие причины сделали невозможным созыв Подготовительной комиссии до предстоящего общего собрания Лиги наций в соответствии с постановлением V сессии, какие препятствия теперь существуют для скорейшего созыва комиссии и когда этот созыв предполагается.

Советская делегация не раз высказывала в самой Подготовительной комиссии свои сомнения относительно возможности каких бы то ни было существенных достижений в области разоружения теми путями и методами, которыми до сих пор шла работа Подготовительной комиссии. Оставаясь при этих сомнениях, получивших новое подтверждение в ходе событии за последнее время, советская делегация считает себя, однако, вправе знать, для осведомления своего Правительства и общественного мнения своей страны, каковы перспективы возможной плодотворной работы комиссии в дальнейшем.

Я думаю, что обращенный к Вам, г. Председатель, запрос должен интересовать также другие делегации и общественное мнение других стран, и поэтому позволяю себе рассчитывать на Ваш любезный и скорый ответ.

Копня настоящего письма мной посылается в Генеральный секретариат Лиги наций.

Примите, господин Председатель, уверения в моем высоком уважении.

Председатель делегации СССР

в Подготовительной комиссии

конференции по разоружению

М. Литвинов

Печат. по арх. Опубл. в газ, «Известия* M IBS (3432), 36 августа 192В г.

См. подстрочное примечание на стр. 392.

В ответе Лоудон* от 4 сентября 1928 г. на это письмо говорилось: «Имею честь подтвердить получение Вашего письма от 20 августа 1928 г. по вопросу о работе Подготовительной комиссии. В ответ на него позволяю себе довести до Вашего сведения, что если я еще не созвал комиссию на новую сессию, то причиной этого является то, что я пришел к убеждению, что такая сессия не могла бы дать желательных результатов до начала работ собрания [Лиги нации]. В настоящее время я считаю себя обязанным следить за событиями, которые будут развиваться во время этого собрания, после чего я буду в состоянии принять решение.

Я сообщу копню Вашего письма, равно как н настоящего ответа, другим делегатам в Подготовительной комиссии для их сведения».

280- Запись беседы Заместителя Народного Комиссара Иностранных Дел СССР с Послом Франции в СССР Эрбет-том

22 августа 192S г.

1. Эрбетт просил еще вчера у меня свидания на сегодня, тем не менее он делал вид, будто пришел за разъяснением сегодняшних * комментариев «Известий» к польской ноте, которые ему вчера еще не были известны; Эрбетта смущало то место в комментариях, где мы рекомендуем Литве урегулировать те спорные вопросы, которые не задевают ее национальных интересов. Разъяснил ему, что задевающим национальные интересы мы считаем вопрос о Внленщине, который предлагаем из переговоров исключить, и в этом смысле даем все время советы Вольдемарасу. Эрбетт был очень удовлетворен ответом, признал его почему-то очень важным и сказал, что сейчас же сообщит об этом в Париж. Он спрашивал, будет ли Вольдемарас теперь уступчивее, и я ответил, что Вольдема-рас любит спорить до конца, не признается даже тогда, когда соглашается с вами и решает поступить согласно вашим советам. Я сказал еще, что мы очень.хотели бы соглашения между Литвой и Польшей по техническим вопросам и что мы нисколько не возражаем против железнодорожного и почтового сообщения через нынешнюю демаркационную линию.

2. Когда завязался спор о правоте или неправоте Польши, я сказал, что нисколько не рассчитываю переубедить Эрбетта, и на его вопрос почему, я ответил, что в отношении Польши он более папист, чем сам папа. Эрбетт попросил объяснить, что я хотел сказать, и я ответил, что готов, если он этого желает, говорить с ним совершенно откровенно. В дипломатических кругах Варшавы, как нам известно, категорически утверждают, что Эрбетт уже чуть ли не в течение года

* Слово «сегодняшних» зппсано M. M. Литвиновым карандашом в напечатанный текст записи беседы. Это сделано, очевидно, ошибочно, так как комментарии к дольской коте, о которых идет реяь в беседе, опубл. в газете «Известия» Л-? 193 (3427). 21 августа 1928 г.

47$

пытается убедить польского военного атташе Кобылянского и Патека в неизбежности еще в этом году нашего наступления на Польшу. При этом говорят, что даже Кобылянскнй, не отрицая возможности войны вообще, не допускает ее возможности в ближайшее время. Само собой, Эрбетт те же взгляды передает в Париж, но, не находя там достаточной веры, просил даже поляков воздействовать на Кэ д'Орсе, чтобы там придавали больше веры его, Эрбетта. предостережениям. Польское правительство само настолько смущено этими предостережениями, что ищет в разных направлениях объяснений этому поведению Эрбетта. Я не знаю, какие основания имеются у г. Эрбетта говорить о подготовляемой нами войне. Польша имеет здесь военного атташе, пользующегося довольно обширными источниками информации, и вот этот военный спец не видит признаков близости воины, а г. Эрбетт, который военного спеца не имеет и, как он меня когда-то уверял, разведкой ие занимается, находит возможным почему-то утверждать о недостаточности информации Кобылянского и польского генерального штаба н дополнять ее неизвестно откуда почерпнутыми сведениями о военных приготовлениях. Польша на основании собственной информации не тревожится, а г. Эрбетт чрезвычайно беспокоится за судьбу Польши. Это обстоятельство дает мне основание сказать, что г. Эрбетт в большей мере польский патриот, чем сами поляки. Если г. Эрбетт думает оспаривать полученную нами информацию о разговорах в польских дипломатических кругах, то могу ему заявить, что получили этому подтверждение в дошедших до нас разговорах, которые в Париже вел чиновник Кэ д'Орсе Рощ, приезжавший несколько месяцев тому назад в Москву. Этот чиновник также рассказывает, что высказанное ему мнение г. Эрбетта о подготовке нами в ближайшее время войны не разделяется Крбы-лянским и варшавскими сферами. Я не знаю, какую цель преследует г. Эрбетт подобной информацией, но должен решительно заявить, что она не только не содействует упрочению мира. а явно подстрекает Польшу к агрессивным действиям, которая и без того достаточно одержима воинственными замыслами.

3. Эрбетт побледнел, как стена, был смущен до последней степени. Взгляд его блуждал по стенам комнаты, избегая встречи с моим устремленным на него в упор взглядом. Он стал бормотать что-то бессвязное о его миролюбии, о затруднительном положении французского посла в Москве, о нашей излишней доверчивости ко всяческим дипломатическим разговорам и сплетням и т. д. Я думаю, однако, что он впредь будет осторожнее в своих разговорах с Кобыл я неким и с другими лицами, видя, что его роль полностью разоблачена.

4. Он, конечно, пытался оправдывать Польшу и отрицать воинственность ее замыслов. Я обрисовал ему политику

Польши в отношении Союза за последние годы, подчеркивая ее упорный отказ от заключения пакта о ненападении*. Я далее сообщил ему, что, по нашим сведениям, Польша теперь добивается недопущения нас к подписанию пакта Келлога. О чем же это свидетельствует, если не о желании Польши не связывать себя никакими обязательствами, хотя бы лишь морального характера, и иметь руки свободными для нападения? Польша ведет сейчас широкую пропаганду против нас для подготовки общественного мнения к событиям далеко не мирного характера. Этой же цели должен был служить протест по поводу речи Бухарина. Впрочем, заметил я, в Варшаве также рассказывают, что идея коллективного демарша по поводу речи Бухарина исходила от г, Эрбетта. Мой собеседник при этом еще более побледнел и стал говорить еще бессвязнее. Чтобы замять этот разговор, он стал спрашивать что-то о новых переговорах с Фаркухаром. но я сухо ему ответил, что никаких сведений об этом не имею ¹³⁹.

Замнарком Литвинов

Эрбегт также расспрашивал меня о баргинских делах¹²⁹. Разъяснил ему. что это восстание локального значения против китайских властей, возникшее, насколько нам известно, без ведома даже монгольского правительства. Мы крайне опечалены этим восстанием, так как оно может вызвать нежелательные пертурбации на Востоке. Китайцы и китайская пресса подозревают закулисные махинации одной державы, которая стремится половить рыбу в мутной воде. Эрбетт делал вид, будто не понимает, о какой державе идет речь, желая, чтобы я назвал ее. Я сказал, однако, что если он сам ие догадывается, то и я не буду называть ее.

Литвинов