Запись беседы Полномочного Представителя СССР в Италии с Министром Иностранных Дел Италии Грамдн

13 ноября 1930 г.

Имел беседу с Грандн, о которой условился на обеде 11 ноября, устроенном министерством иностранных дел для дипкорпуса. На мое приветствие н замечание, что его, вероятно, немало утомил прием (был «весь Рим»), Гранди ответил, что, так как я затронул вопрос об этом приеме, он хочет меня информировать о глубоком возмущении, которое он испытал на этом приеме ввиду отказа со стороны испанского посла подчиниться ритуалу (он должен был По рангу вести к столу жену советского посла), и что сегодня он пригласил дуайена корпуса — папского нунция, чтобы протестовать и поставить в известность о недопустимости поведения этого члена дипкорпуса.

Я выразил свое удовлетворение тем, как реагировало итальянское правительство на этот инцидент (кстати сказать, о нем я узнал от Грандн, так как на обед сопровождал жену советского посла Фана, она сидела рядом с Грандн, и я не придал этому размещению особого значения). После этого заявления Грандн я начал свою беседу с общего замечания, что можно констатировать в последнее время ряд новых фактов, указывающих на возможность углубить взаимоотношения между СССР и Италией в экономической и политической области, сослался в виде примера на недавнее заявление.Муссолини о необходимости для Италии искать друзей на Востоке; напомнил позицию, которую заняла, к нашему удовлетворению, Италия, потребовав приглашения СССР и Турции в комиссию по пан-Европе*; указал на постановку на обсуждение ряда конвенции, в частности иа наше предложение о невхож-денни в региональные соглашения, и спросил Грандн, не думает ли он, что пришло время вновь поставить н на этот раз, может быть, и разрешить два раза уже ставившийся вопрос о пакте о нейтралитете и ненападении **. Гранди ответил, что разделяет мою Позицию о своевременности постановки вопроса о пакте. Оговорившись затем, что ставлю вопрос лишь по своей личной инициативе, что никакого поручения правительства не имею, но что считаю необходимым время от времени ставить в порядке предварительного обсуждения такие Предложения, которые шли бы по линии улучшения наших политических и экономических отношений, я сказал Грандн, что считал бы своевременным, чтобы вопрос о пакте, как н

* См. док. № 173. 244, 366. ** См. т. XI, док. Л3> 376.

другие вопросы, например о неприсоединении к региональным соглашениям, были бы предметом обсуждения не только со мной, но н между Грандн и т. Литвиновым как руководителем НКИД. Грандн ответил, что так как он полностью за целесообразность и желательность такого обмена мнениями, то со своей стороны он предлагает приступить к делу, избрать пунктом встречи хотя бы Отрезу ¹⁷⁷ ввиду большого удобства её расположения от Женевы, но что, если бы Литвинов избрал Венецию или Другой пункт, встречу можно было бы устроить в любом пункте, постепенно доведя ее до Рима. Я поставил тогда вопрос ребром, берет ли Гранди на себя инициативу этого свидания. Гранди немного замялся и ответил, что встреча должна быть устроена ввиду взаимно выраженного желания н он, Гранди, приглашает Литвинова встретиться на севере Италии, например в Отрезе. Повторив, что я зондировал вопрос по собственной инициативе и сообщу о своей беседе Литвинову, я сказал Гранди, что, как бы ни был разрешен вопрос о свидании, мы держим его в полном секрете, что Грандн подтвердил очень энергично. Речь затем коснулась комиссии по разоружению, и Гранди. спросив меня, слежу ли за дебатами, обратил мое внимание на то, что делегат Италии теперь держится иной позиции, чем два года тому назад, и часто солидвризируется с нашей делегацией: это объясняется теми указаниями, которые он, Гранди, дал итальянской делегации.

Напомнив Грандн, что с приездом Аттолико * в Москву через неделю должны начаться переговоры по конвенциям**, и, сославшись на то, что мы связываем обсуждение конвенции о наибольшем благоприятствовании с нашим предложением о невхождении в региональные соглашения и что мы свой текст передали министерству иностранных дел, я обратил внимание Грандн на необходимость перенести обсуждение этой конвенции в Москву, так же как и морской конвенции, и просил дать в ближайшие дни формальное согласие на этот перенос. Гранди обещал дать на днях ответ и сказал, что он будет положительным. Я обратил внимание Грандн на то, что, хотя мы имеем в последнее время довольно благоприятную прессу (например, статьи «Мессаджеро»), мы были поражены тем диссонансом, который дает передовая в «Иль пополо д*Италия» от 9 ноября, содержащая совершенно недопустимые выражения по отношению к нашему правительству и нашему строительству. Мы не боимся никакой критики, но тон Делает музыку, а в статье «Иль пополо д'Италия» недопусти-

* Посол Италич в СССР. '• См. док. № 260, 343.

мый тон. Грандн ответил, что он одобряет постановку мною этого вопроса.

Расставаясь со мной, Грандн выразил надежду на ближайшее свидание с т. Литвиновым *.

Полпред Д. Курский

Печат. по арх.

404. Запись беседы Официального делегата СССР на советско-китайской конференции Л. М. Карахаиа с Полномочным Представителем Китая иа конференции Mo Дэ-хоем

15 ноября 1930 г.

M о. Во время прошлой нашей беседы ** я просил Вас снять один абзац в Вашем письме от 10 ноября***, просил Вас подумать над этим вопросом. Сегодня я снова явился просить Вас об этой.

Карахан. По этому поводу я должен заявить Вам следующее.

В течение всех наших переговоров Вы пытались убедить меня в том, что Хабаровский протокол **** фактически выполнен китайской стороной и что поэтому для советской стороны нет необходимости настаивать на официальном признании этого протокола. Такова была Ваша основная позиция за эти шесть месяцев; именно с этой точки зрения Вы все время пытались разбить мою позицию, заключавшуюся в требовании признать Хабаровский протокол. И вот теперь, когда правительство СССР согласилось с Вашей установкой, когда в своем письме я прямо заявляю Вам, что мы согласны отложить в сторону Хабаровский протокол и перейти иа конференции к обсуждению всех тех вопросов, которые обе стороны соглашаются обсудить, теперь Вы говорите мне, что это письмо является препятствием или затруднением для продолжения работ конференции. Ведь в сущности говоря, Вы имеете полную возможность расценивать эту уступку Советского правительства как Ваш личный большой успех. Этот успех не нужно уменьшать.

Фактическая сторона вопроса заключается сейчас в том, что мы сняли вопрос о Хабаровском протоколе, который, как Вы постоянно это указывали, служил препятствием для дальнейшей работы конференции. Действительно, теперь впечат-

* См. док. К» 425. ** Имеется в виду беседа от 11 ноября 1930 г. *** См. док. Л» 394. '*** См. т. XII, док. Л» 390.

левне получается чрезвычайно странное, и всякому постороннему наблюдателю — да и самому Советскому правительству— приходится задуматься, не выдвигала ли китайская сторона вопрос о Хабаровском протоколе специально, для того чтобы сорвать конференцию, не выдвигает лн она теперь (после того, как вопрос о Хабаровском протоколе отпал) мое письмо Вам в качестве нового предлога для срыва конференции? Может быть, Вы просто не хотите вести с нами переговоры, не хотите наладить с нами нормальные и добрососедские отношения? Тогда лучше об этом заявить прямо. Именно поэтому я вижу сейчас единственный выход из создавшегося положения: назначить день для следующего заседания конференции и приступить к обсуждению всех тех вопросов, которые стоят перед этой конференцией.

Mo. Вы знаете, сколько усилий потратил я на то, чтобы устранить все препятствия, стоящие на пути Московской конференции. В этом направлении я продолжал прилагать свои усилия до самого последнего времени. И вот теперь Вашим письмом Вы положили на моей дороге камень — камень, который я не могу обойти, так как это выше моих сил. Я прошу Вас снять этот камень с нашего пути, так как это будет для Вас гораздо легче, чем для меня. В противном случае я сам попытаюсь снять этот камень, но должен Вас прямо предупредить, что для меня это чрезвычайно трудно.

Кар ах а и. Вы сказали «камень»? Да, я, пожалуй, согласен, что мое письмо действительно является камнем, но именно тем камнем, на котором конференция должна строить свою дальнейшую работу. (Mo смеется.) Я прошу Вас еще раз подумать над тем впечатлением, которое произведет Ваша позиция на правительство СССР. Ведь наше правительство совершенно резонно может заметить мне: «Мы твердо настаивали на признании Хабаровского протокола. Мы считали, что, отказываясь признать Хабаровский протокол, китайская сторона пыталась сорвать конференцию. Ты докладывал, что это ие так, говорил, что Хабаровский протокол выполнен и что наше требование можно снять. Мы его сияли. Видишь теперь, что из этого вышло?» Получится впечатление, что Вы не хотите с нами разговаривать или что, может быть, Вы недовольны тем пунктом моего письма, где говорится о необходимости сохранить иа КВЖД положение, восстановленное Хабаровским протоколом, где говорится, что это положение не может быть изменено самочинными односторонними действиями одной иэ сторон, ие может быть изменено иначе, как в порядке Пекинского и Мукденского соглашений 1924 г. *, т. е. в порядке обоюдного соглашения. Чаи Кай-ши в свое

• См. т. VII, док. *й 156, 157, 158, 159, 222.

время говорил, например: «Сначала заберем дорогу, а потом будем разговаривать».* Может быть, китайская сторона и в дальнейшем желает продолжать держаться такой тактики? Я бы этого не советовал, Я должен сказать, что печальный конфликт прошлого года должен был бы от этого отучить. Или, может быть, вы все-таки хотите действовать по-прежнему? Вам виднее.

В своем письме я лишь сослался на Ваши неоднократные заявления, что именно этого китайская сторона не хочет, что Хабаровский протокол, который ликвидировал наш конфликт и восстановил положение на дороге,— этот протокол вами выполнен. С чем Вы, собственно, не согласны? Что положение на дороге восстановлено именно Хабаровским протоколом? Но вот передо мной протокол заседания правления КВЖД под Вашим председательством. Там прямо сказано: «Принять к руководству и исполнению статьи Хабаровского протокола...» и дальше идет перечень статен **. В самой декларации нан-кинского правительства⁸⁴ (заметьте в декларации, которой нанкинское правительство пыталось опорочить этот протокол)— даже там сказано прямо, что положение на КВЖД восстановлено согласно Хабаровскому протоколу. Сами Вы неоднократно пытались мне доказать, что китайская сторона выполнила Хабаровский протокол и что Вы лишь ие можете официально признать этот документ. Но ведь официального признания протокола я н не требовал в своем письме, а, наоборот, согласился не ставить этого вопроса. Вот, например, наша беседа от 9 августа и вот Ваши слова: «Я должен прямо сказать, что Хабаровский протокол — дело самое трудное. Я неоднократно говорил Вам, что китайское правительство фактически выполняло и выполняет Хабаровский протокол. Однако положение с его номинальной стороной самое трудное. С формальностями в Хабаровском протоколе далеко не все благополучно...» Дальше Вы перешли к полномочиям Цай Юиь-шэна. В беседе от 30 июля Вы говорил«: «...фактическая сторона Хабаровского протокола нами выполнена. Те предложения, которые я Вам сегодня сделал, в сумме и составляют Хабаровский протокол. Мне кажется, что вследствие этого мы могли бы удовлетвориться фактическим выполнением протокола... для меня невозможно*** даже произнести эти два слова: «Хабаровский протокол».

Здесь Вы, правда, указали, что Вам нельзя говорить о Хабаровском протоколе, но до этого Вы о нем уже говорили

* См. т. XII. док. Х- 222. ** См. док. №418.

*** В записи беседы от 30 июля 1930 г. сказано: «для меня совершенно невозможно».

достаточно. В беседе от 14 июля Вы сказали еще больше: «Я хочу указать, что и нанкинское правительство целиком выполняет фактическую сторону Хабаровского протокола» *. В беседе от 4 июля: «Хабаровский протокол полностью проведен в жизнь китайским правительством... объем моих полномочий расширен и на все прочие, не касающиеся КВЖД, вопросы, упомянутые в Хабаровском протоколе. Таким образом, китайское правительство целиком и полностью считается с фактической стороной Хабаровского протокола». В беседе от 21 июня Вы были еще откровеннее, Вы сказали: «Нанкннское правительство не уничтожало Хабаровский протокол... Нанкннское правительство соблюдает дух Хабаровского протокола...» и дальше: «Хабаровский протокол выполняется». В беседе от 8 июня Вы сказали: «Разногласий принципиального характера по вопросам Хабаровского протокола у нас с Вами нет. И китайское правительство, и китайское общественное мнение полностью поддерживают ту часть Хабаровского протокола, которая касается КВЖД. и не возражают против второй его части, касающейся остальных вопросов...».

Я думаю, что привел Вам достаточно цитат. Я допускаю, что могла бы быть ошибка, если бы Вы один раз сделали мне подобное заявление; тогда могла бы быть ошибка в записи, да, наконец, Вы просто могли бы обмолвиться. Это было бы возможно. Однако именно такова была Ваша позиция во все время наших с Вами переговоров. Это был Ваш основной аргумент, которым Вы пытались разбить мою позицию. Эта мысль проходит красной нитью через все наши беседы. Ошибка здесь невозможна. Больше того, в моем письме формулировка этой мысли дана чрезвычайно осторожно, сделана в чрезвычайно мягкой форме. Основываясь на наших прошлых беседах, я мог бы написать менее умеренно. Я готов согласиться, что в моем письме есть одна ошибка: именно ссылка на беседу 6 ноября. Пожалуй, следовало бы написать: «...согласно Вашим неоднократным заявлениям». Это — единственная ошибка. Может быть, следовало написать именно так?

Mo. Что вы?! Я прошу Вас снять с моего пути один камень, а Вы мне предлагаете положить на этом месте еще несколько штук. Вы пишете, что я сделал Вам заявление (задумался).

(Переводчик поправляет: не «сделал заявление», а «заявил». Переводчик китайской стороны пытается начать спор.)

Кар axa н. Совершенно не важно «заявил», «указал» или какие угодно другие иероглифы. Здесь важно одно: Вы мне об этом сказали. (Пауза).

Mo. Вы говорили, что я должен написать Вам ответное письмо...

* См. док. №254

К а р а х а н. Писать ничего не нужно. Нужно прямо приступить к работе конференции. Назначить день следующего заседания.

Mo. Мы с Вами все время много говорили о тех усилиях, которые обе стороны должны приложить, чтобы довести Московскую конференцию до благополучного н удовлетворительного конца. Мы должны иметь в виду, что значение нашей конференции исключительно велико. Цель нашей конференции— укрепить то предприятие, которым владеют совместно обе наши страны — укрепить КВЖД (Карахан перебивает: «Не только в этом». Mo соглашается и продолжает). Мы рассчитывали, что на Московской конференции мы сможем разрешить все те вопросы, касающиеся КВЖД, которые не могут быть разрешены на заседаниях правления КВЖД (Карахан перебивает: «Совершенно верно, и именно об этом написано мое письмо»). Именно поэтому я считаю, что сейчас более, чем когда-либо, мы должны приложить все наши силы, чтобы убрать с нашего пути трудность, которая встала сейчас перед нами.

Карахан. Какая трудность? Не откажите пояснить, что именно имеете Вы в виду?

Mo. Я сегодня начал об этом с первого своего слова. Неужели нужно, чтобы я снова это повторил? Это — абзац в Вашем письме.

Карахан. Значит, Вы считаете, что это письмо — препятствие к продолжению работ конференции? Как раз наоборот. Китайская сторона совершенно неверно оценивает это письмо. Самое главное в этом письме: положение на КВЖД восстановлено и не может быть изменено иначе, как в порядке обоюдного согласия. С этим Вы согласны. В письме сказано, что Хабаровский протокол выполнен и выполняется. С этим Вы тоже согласны. После этого письма Советское правительство считает возможным отложить в сторону вопрос о Хабаровском протоколе н перейти непосредственно к вопросам, которые должна обсудить конференция. Таким образом, это письмо устраняет самое существенное препятствие, которое Вы все время выдвигали в Ваших переговорах со мной: оно устраняет вопрос о Хабаровском протоколе. Вы должны расценивать это письмо как величайшую уступку Советского правительства. Это не только мое мнение. Всякий посторонний наблюдатель сделает те же выводы. Например, по опубликовании этого письма в печати я был на приеме в итальянском посольстве. И там меня прямо спросили: «Вы отказываетесь от формального признания Хабаровского протокола. Вы пошли на уступки китайцам?» И я это подтвердил. Вы должны были оценить уступчивость Советского правительства.

Mo. Мы надлежаще оценили то доброе желание Советского правительства, которое изложено в этом письме. (Пауза). Больше я спорить не буду. Раз Вы не считаете возможным принять во внимание то трудное положение, в котором оказываюсь я, тут ничего не поделаешь.

Карахан. Я прекрасно понимаю Ваше трудное положение. Я понимаю, как трудно Вам действовать, получая не те инструкции, которые Вы, может быть, хотели бы получить. Я это знаю очень хорошо. Однако мы должны помнить, что наши собственные трудности — дело второстепенное. Главное же заключается в том, что в наших переговорах затронуты жизненные интересы многомиллионных народов. И вот, перед важностью этих задач наши личные трудности. Ваши и мои, они являются делом второстепенным. Именно поэтому я прошу Вас серьезно подумать над всем тем, что я Вам сегодня сказал.

Mo. Я больше не спорю. Поговорим в следующий раз.

Карахан. Я готов разговаривать с Вами сколько угодно и когда угодно. Я лишь еще раз прошу Вас чрезвычайно внимательно продумать все, что я Вам сегодня сказал. Сегодня я вскрыл перед Вами создавшееся положение с максимальной ясностью. Подумайте над этим серьезно.

Mo. Все это так. А писать об этом в письме все же не следовало. (Mo откланивается.)

(Mo на лестнице Чжану*: «Я сказал, что он прав, но что писать об этом не следовало. Мне кажется Ошанин ** этого не перевел». Чжан: «Это перевел я».)

Лечат, по арх.

405. Первое выступление Председателя советской делегации M. M. Литвинова на первом заседании морской подкомиссии VI сессии (второй части) Подготовительной комиссии конференции по разоружению

17 ноября 1930 г.

Мне было бы несколько трудно ограничиться одной статьей А потому, что статьи А, В и С ^17S, вместе взятые, составляют, По-моему, единый метод ограничения морских вооружений. Мы не можем говорить об одной статье нашего предложения, не касаясь также и двух других, и я должен говорить по всем трем статьям вместе. Эти статьи, вместе взятые, отражают идею советского предложения.

* Секретарь китайской делегаций. ** Секретарь советской делегации.

.655

В этой связи я хотел бы напомнить комиссии, что дискуссия о морских вооружениях откладывалась в течение трех лет в надежде, что происходящие морские переговоры между некоторыми государствами помогут нам превозмочь встретившиеся в комиссии трудности. Мы дождались исхода этих морских переговоров и, конечно, вправе спросить себя, дают ли предложения, содержащиеся в документе 230, действительно решения и устраняют ли они трудности, так долго препятствовавшие комиссии прийти к соглашению о морских вооружениях. В предложениях, выдвигаемых семью государствами, я не внжу решений. В конечном итоге основным был вопрос о том, взять ли глобальный метод ограничения тоннажа или метод ограничения по категориям. А каково положение теперь? Статья А предлагает обязательное глобальное ограничение для всех договаривающихся сторон. Статья В устанавливает только, что каждая страна должна сама разбить по категориям разрешенный ей тоннаж. Ясно, что здесь имеется в виду гласность, а не ограничение по категориям. Статья С разрешает каждой стране трансфер, дополненный гласностью в течение действия конвенции. Однако это изменение* ограничено известными пределами, которые не могут быть превышены.

От проиента трансфера из одной категории в другую, который будет разрешен, будет зависеть, предлагаем ли мы глобальный или категорнйиый метод. Если, например, будет разрешен 100%-ный трансфер, то не будет никакого ограничения, кроме глобального, в то время как при жестких цифрах тоннажа и только незначительном проценте трансфера мы будем иметь ограничение по категориям. Проект, не указывающий размеров трансфера, практически отвечает, что комиссия передает конференции разрешение проблемы выбора методов, так же как и установление. Пустое место в таблице III показывает, что никакого соглашения о едином методе не было достигнуто даже между самими семью государствами.

Советская делегация считает, что частичное сокращение вооружений не может быть основано на методе индивидуального установления приемлемых для всех размеров. Этот метод приводит к огромным, если не непреодолимым, трудностям. Поэтому советская делегация предлагает пропорциональное сокращение, с некоторым изъятием в пользу более слабых стран. Это предложение заключается в советском проекте статьи А и таблице I. В то же время оно признает справедливым для крупных морских держав с единообразно составленными флотами ограничить их по категориям в соответствии с таблицей II, тогда как страны с меньшими флотами,

* Перераспределеннр тоннажа путем трансфера.— Прим. док.

скажем с тоннажем менее 200 тыс. тонн, будет подлежать только глобальному ограничению. Этот принцип содержится в статье Вив предложении исключить статью С. Таков основной смысл советского предложения по статьям А, В и С.

Я должен повторить, что нельзя принять одну статью предложения, не приняв в то же время других статен. Поэтому я предложил бы, чтобы члены делегаций, которые будут говорить после меня, высказывали свое мнение по предложению в делом, не только по статье А, но по всем трем статьям, как едином методе, касающемся морских вооружении. Мы предлагаем, чтобы крупные морские державы приняли метод сокращения по категориям, а меньшие страны приняли метод сокращения по глобальному тоннажу. Мы провели черту между крупными морскими державами и меньшими странами. Для меньших стран мы предлагаем пифру не свыше 200 тыс. тони. Может быть, комиссия пожелает предложить другую цифру, а конференция какую-либо иную цифру. Мы предлагаем не только ограничение, но и пропорциональное сокращение существующих флотов. Я предвижу, что некоторые делегаты, которые не согласятся на принцип пропорционального сокращения, могут предложить какой-либо другой метод, например, прогрессивно-пропорциональное сокращение: чем больше морская держава, тем больше уменьшение ее вооружений, против чего я не имею возражений.

Я хотел бы прибавить еще несколько слов. Я хочу только сказать, что статья А в предложении семи делегаций отличается в другом пункте от соответственной статьи советского предложения. Это там, где упоминается, что «высокие договаривающиеся стороны соглашаются ограничить общий (глобальный) тоннаж своих военных кораблей иных, чем корабли, ие подлежащие ограничению (указанные в приложении I)». Этого изъятия не имеется в нашем предложении. Мы не анаем точно, какие корабли будут включены в список не подлежащих ограничению, но некоторое представление может дать Лондонский морской договор*. Там имеется составленный список, и, если вы в него заглянете, вы будете поражены размерами изъятых кораблей. Например, общий тоннаж судов, изъятых по Лондонскому договору, равен 87% итальянского флота. Мы смотрим на это следующим образом: если государство строит такие суда или хочет их сохранить, то оно должно включить их в предоставленный ему глобальный тоннаж.

Пенит, по кн ^Делегация СССР на последней сессии комиссии разоружения», М., 1931, стр. 47—50.

* См. сб. «Международная политика в 1930 году...», М.. 1932, стр. 3—16.

406. Второе выступление Председателя советской делегации M. М. Литвинова иа первом заседании морской подкомиссии VI сессии (второй части) Подготовительной комиссии конференции по разоружению

17 ноября 1930 г.

Я хочу в первую очередь ответить на возражения лорда Сесиля насчет кораблей специального назначения, остающихся вне имеющихся категорий. Доводы лорда Сесиля не убедительны, и я не вижу, почему такие корабли не должны быть ограничены в числе кораблей общей категории легких кораблей. Например, мы имеем в списке кораблей специального назначения, приложенном к Лондонскому морскому договору, корабли, построенные недавно, в 1924 г. Конечно, таковые должны быть так или иначе ограничены!

Затем, как я понял, лорд Сесиль говорил, что невозможно провести какне-лнбо различия между морскими державам«из-за трудности договориться о цифрах и что если мы возьмем предлагаемую СССР цифру в 200 тыс. тонн, то государства с 200 тыс. будут поставлены в иные условия, чем государства, имеющие 199 тыс. тонн.

Это представляется почти столь же метафизическим, как н проблема о том, когда начинается лысина: после потерн 20-тысячиого или 20-тысячнолервого волоса. Естественно, если мы хотнм провести различие между морскими державами, мы должны указать, какую-то цифру их тоннажа. Шведская делегация также приводила цифру, а именно: в 100 тыс. тонн. Таким образом, возражение лорда Сеснля должно относиться также и к предложению последней и к испанской поправке, предлагавшей поставить нкс, подлежащий замене определенной цифрой. Следуя доводам лорда Сесиля, мы должны были бы поставить в одинаковое положение малые н великие державы, против чего как раз возражает советская делегация.

Лорд Сесиль сказал, что мы не можем сократить вооружений, ие зная, каковы существующие вооружения. Но мы можем, конечно, получить более или менее точные сведения о существующих вооружениях на основании цифр, приведенных в Военном ежегоднике Лиги наций.

Какова будет наша позиция, если советское предложение о сокращении морских вооружений будет отвергнуто и мы будем строго придерживаться «ограничения» вооружении? Каков будет тоннаж различных флотов? Некоторую идею может дать изучение Лондонского морского договора, который нам предлагается как прототип всякой будущей конвенции о морских вооружениях и который был рекомендован в

упомянутом председателем письме * и самим председателем. Знаменательно те, что общая цифра тоннажа флотов трех сторон, участвующих в соглашении **, была на 1 марта 1931 г. 2979 тыс. тонн, а на 1936 г. эта цифра будет для тех же трех держав 2 989 тыс. тонн. Таким образом, договор не дает сокращения морских вооружений на ближайшие шесть лет и в лучшем случае стабилизирует морские силы на их теперешнем уровне. Если данный договор должен будет явиться прототипом всеобщего соглашения об общем, а не только морском разоружении, то, действительно, не только разоружение, но даже само сокращение вооружений заранее получает отрицательное решение.

Если мы учтем, что общий тоннаж крейсеров и авианосцев (не старше 20 лет), построенных к I марта 1930 г., достигает 814 800 тонн, а Лондонский договор для тех же категорий разрешает 1222 тыс. тони общего тоннажа, т. е. увеличение на 407 200 тонн, или на 50%, и что при этом нз строя выведены тремя державами только девять линейных кораблей н как раз самых старых, слабых и, может быть, непригодных, то мы получим увеличение разрушительной мощи данных флотов.

Это дает представление о том, каков будет результат конференции по разоружению, если она будет следовать методам, предложенным семью государствами. По этим причинам советская делегация должна усиленно настаивать на том, чтобы сделать что-либо в смысле сокращения, а не только ограничения.

Приведенные мною цифры взяты из официального американского документа, который может быть предоставлен комиссии, если она того пожелает.

Печат. по кн. «Делегация СССР на последней сессии комиссии разоружения»., М., 1931, стр. 50—51.

407. Первое выступление Председателя советской делегации M. М. Литвинова иа третьем заседании морской подкомиссии VI сессии (второй части) Подготовительной комиссии конференции по разоружению

18 ноября 1930 г.

Я думаю, что вопрос прост и требует прямого и недвусмысленного ответа. Я ставил его во время первой половины сессии, когда мы обсуждали этот пункт. Я полностью н исчерпывающе

* Имеется в виду письмо председателя Лондонской морской конференции Макдональда па имя генерального секретаря Лиги наций от 21 апреля 1930 г. (См. League of Nations. Documents tne Preparatory Commission for the Disarmament Conference, Series X, Geneva, 1931, p. 14). ** Британской империи, США и Японии.

обрисовал тогда всю важность этой поправки*, которая, по-моему, должна относиться не только к морским вооружениям, но и ко всем видам вооружений. Я отмечал тогда, что даже Статут Лиги наций говорит в ст. 8 о сокращении вооружений, а не об ограничении. Если комиссия заменяет слово «сокращение» словом «ограничением, то практически она нарушает правило Лиги наций. Не мне защищать Статут Лиги наций, я только отмечаю это, чтобы делегаты не могли укрыться за Статутом Лиги наций, как это часто имело место. Во всяком случае, мы думаем, что это вопрос величайшего значения и что мир должен знать, что делает Подготовительная комиссия: подготовляет ли она ограничение, увеличение или уменьшение вооружений?

Мы не можем обойтись без ясного ответа на этот вопрос. Нет правил без исключения. Я могу себе представить, что если мы примем жесткую редакцию пункта о сокращении, то некоторые государства смогут перед конференцией просить об известных изъятиях в их пользу, но нет необходимости ослаблять значение слова «сокращение» введением таких слов, как «если возможно». Это означало бы, что Подготовительная комиссия не уверена сама, возможно ли сокращение. Поэтому я возражаю против этой новой поправки¹⁷⁹.

Согласно правилам, изложенным председателем этим утром, новая поправка должна быть представлена в письменной форме. Однако я не строгий формалист. После голосования моего первоначального предложения и если оно будет отвергнуто, председатель может поставить на голосование слова «сократить» с добавлением слов «если возможно», что явится совершенно иным предложением.

Я придаю этому вопросу такое большое значение, что я просил бы председателя поставить этот пункт на поименное голосование без каких-либо добавлений и в первоначальной форме, которую я предложил сегодня утром. Если он будет отвергнут, г. Массигли, «ли кто-либо другой из делегатов может предложить иную поправку.

Печат. по к.н. «Делегация СССР на последней сессии комиссии разоружения.», М., 1931, стр. 51-52.