Заявление Главы советской правительственной делегации К. Е. Ворошилова представителям печати

Стамбул, 9 ноября 1933 г.

Визит в Турцию дал мне возможность получить живое и яркое представление о вашей стране, вашем народе и о тех выдающихся людях, которые во главе с Гази руководят его борьбой за лучшее будущее.

Мы с большим интересом наблюдали ваши достижения в культурной и экономической областях. То, что вы сделали в области культурного развития страны и освобождения женщины, то, что вы делаете для создания промышленности в вашей стране, которую султанский режим держал в состоянии

экономической и культурной отсталости, становится полностью ясным только тогда, когда собственными глазами увидишь вашу страну, познакомишься с ее проблемами и с тем, как вы разрешаете свои задачи.

В Анкаре мы имели возможность посетить ряд учреждений, школ и выставок, хорошо организованных и дающих богатый материал о ваших успехах в области промышленности, сельского хозяйства и культуры. Наряду с этим наше внимание было привлечено очень удачной организацией показа старого быта и старой школы путем создания на некоторых выставках специальных комнат, в которых великолепно воспроизведены образцы старого быта, так жестоко закрепощавшего женщину н затемнявшего народное сознание. На фоне этого прошлого особенно ярко выступают ваши успехи. О них легче всего судить по молодежи и детям. Ваша молодежь, которую мы видели в школах, на улицах, в стройных рядах на параде в Анкаре, оставляет незабываемое впечатление своей бодростью и организованностью.

Из того, что мы видели во время нашей интересной и поучительной поездки, я хочу особенно отметить ваши новые школы, которые я видел в вашей столице я других городах. Я имею в виду не только прекрасные здания, которые вы строите для школ. Но насколько позволило время, я постарался познакомиться с методами преподавания н работами школьников. Они свидетельствуют не только о том, что вы хорошо ставите дело народного образования, но н о том, что вы достигаете значительных результатов.

Коммерческое училище в Анкаре, сельскохозяйственные школы в Измире и Брусе, которые мы посетили, показались нам особенно интересными. Наша делегация видела также отдел народных школ на выставке в Анкаре и затем осмотрела в Одной из деревень под Измиром сельскую школу. По нашему впечатлению, в области начального образования, где перед вами, может быть, стояла самая трудная н важная задача, вы имеете значительные достижения. Прекрасный пример ваших успехов дают медицинский институт и сельскохозяйственная академия, открытые Исмет-пашой во время нашего пребывания в Анкаре.

Раскрепощение женщины, воспитание новой молодежи, а также открывшая путь к ликвидации неграмотности латинизация алфавита — все это плоды вашей революции, воспоминания о которой особенно живы были в дни, которые мы провели среди турецкого народа, когда он подводил итоги 10-летию существования республики, когда в его памяти оживали героические страницы истории борьбы за независимость.

Этн воспоминания нас сопровождали на каждом шагу от созданной революцией Анкары до сохранившего еще следы ран

Измнра, где так живы до снх пор воспоминания победоносного похода против интервентов.

Наша поездка позволила нам познакомиться с той значительной работой, которую новая Турция проводит для обеспечения своей экономической независимости. Мы посетили ряд интересных предприятий частной и государственной промышленности. Вы начали одерживать серьезные успехи. Огромным вашим успехом считаю ваше железнодорожное строительство. Когда нам пришлось проезжать по вновь выстроенному жел.-дор. участку Кютахья — Балыккеснр, мы моглн лнчно убедиться, что вы не только строите нужные стране железные дороги, но и хорошо их строите. Нужно отметить также хорошие шоссейные дороги, по которым во многих местах мы проезжали по Измирскому, Канакскому и Бурсскому вилайетам. Все эти успехи не могут не радовать нас прежде всего потому, что это — успехи нашего друга. Еще радуют они нас потому, что экономический подъем, в частности мероприятия по индустриализации вашей страны, означает, что новая Турция становится независимой также и в экономическом отношении. И это создает на чаше весов истории новый сильнейший фактор в пользу мира.

О турецкой армии я уже говорил, передавая печати мои впечатления о параде* в день 10-летия Турецкой Республики. Могу только повторить, что это — армия, прекрасным боевым духом которой турецкий народ может только гордиться. К этому могу только добавить, что эти впечатления еще более укрепились после того, как я имел возможность повидать часть вашего воздушного и морского флота, военное учнлнще и Военную академию в Стамбуле.

Прием, который всюду, начиная от Анкары и Стамбула и кончая последней глухой деревушкой, которую мы проезжали, оказывало нам население — взрослые, молодежь, звонкие детские голоса,—тронул нас до глубины души. После этой поездки всякому ясно, что наша дружба — не только дружба и сотрудничество двух правительств. Радушие и сердечность, с которыми встречало иас население городов и деревень, атмосфера искренней дружбы, которой мы всюду были окружены, свидетельствовали об этом на каждом шагу. Наша делегация сочтет своим долгом передать трудящимся СССР об этих проявлениях искренней дружбы.

Под впечатлением оказанного приема мы возвращаемся с глубокой уверенностью, что наш внзит, подобно прошлогоднему визиту в СССР председателя совета министров Исмет-пашн и министра иностранных дел Тевфнка Рюштю-бея **, еще более усилит сотрудничество в борьбе за мир.

* См. газ. «Известия», 1 ноября 1933 г. ** См. т. XV, док. Да 205, 239.

I5

У обеих стран борьба за мир стоит иа перзом Плане их политики. Вот почему сотрудничество в этой области могло быть таким плодотворным. Выражаю уверенность, что тесный дружественный контакт, который в такой степени укрепила наша поездка, позволит нам с еще большей энергией вести совместную борьбу за мир, борьбу за предотвращение войны с₀ всеми страданиями и разрушениями, которыми она угрожает человечеству.

Сейчас, когда миру угрожают особенно большие опасности, сотрудничество СССР с Турцией имеет особую ценность и значение не только для ^аших народов, но и для всех друзей мира.

Уезжая сегодня из вашей гостеприимной страны, мы пользуемся случаем еще раз передать через печать нашу благодарность народу и правительству Турецкой Республики за оказанный нам прием. Желаем им счастья и процветания.

Пенит, по газ. хНзвитиаь M 7'i;àXrf),!', ноября."'•_!iV' г.

347. Запись беседы Заместителя Народного Комиссара Иностранных Дел СССР с Послом Франции в СССР Аль-фаиом

9 ноября 1933 г.

1. Третьего дня посол просил принять его сегодня, так как он хочет сделать мне от имени французского правительства сообщение по поводу сотрудничества в области морского кораблестроения*.

Придя сегодня ко мне, он начал с того, что во время пребывания в Москве Пьера Кота последний имел беседу с руководящими работниками по вопросу о сотрудничестве в области военного кораблестроения. Затем, уже после отъезда Пьера Кота, на ту же тему с французским военным атташе полковником Мендрасом говорил народный комиссар по военным и морским делам т, Ворошилов.

Сейчас французское правительство официально сообщает через него нам, что око готозо приступить к сотрудничеству и в качестве первого шага к витому сотрудничеству предполагает направить к нам одного морского офицера в сопровождении конструктора-кораблестроителя для того, чтобы эти люди здесь, на месте, договорились о дальнейших формах сотрудни-честза, именно о приезде в Москву целой группы специалистов, которые начнут работать у нас в указанных нами конструкторских и других бюро.

Он просит меня доложить об этом правительству н как можно скорее дать ответ о приемлемости или неприемлемости для нас французского предложения.

* См. док. № 357_г 358.

6[6

Я ответил, что доведу французское предложение до сведения правительства. Вместе с тем, чтобы при докладе быть вполне информированным, я просил бы его ответить мне на следующий вопрос. Сам я во время пребывания в Москве Кота находился в отпуске, но от товарищей, с которыми мне пришлось говорить, я слышал, что при обсуждении вопроса о сотрудничестве в морской области шла речь не только о приезде сюда французских техников, но и о посылке во Францию работников нашего морского ведомства. Нет ли у Альфана сообщений и на эту тему?

Альфан ответил, что в полученных им директивах ничего не говорится, но что он предполагает, что эти первые два офицера, которые приедут сюда для уточнения методов сотрудничества, смогут здесь договориться о приезде французов сюда или о поездке наших товарищей во Францию, или о комбинировании обеих этих форм.

При этом Альфан добавил, что, по мнению его правительства, расходы по проезду французских офицеров до советской границы возьмет на себя французское правительство, а все расходы на нашей территории будут покрываться нами. При этом Альфан передал мне короткий эд-мемуар. который в переводе прилагаю.

2. После этого я перешел к вопросу о переговорах об авиационной линии. Я напомнил Альфану, что, по его сообщению, французскому послу в Варшаве было поручено переговорить с польским министерством иностранных дел о включении в линию Париж —Москва французской линии Париж — Прага путем продления ее через Варшаву до Москвы. Тогда же Альфан просил нас поддержать перед поляками этот французский демарш. Во исполнение просьбы французов т, Стомоняков говорил с Лукасевичем о желании повести авиационные переговоры втроем²¹⁰. У т. Стомонякоза получилось впечатление, что польская сторона относится к этому предложению отрицательно. Об этом впечатлении т. Стомонякова я при прошлом разговоре рассказал Альфану* н спросил у него, какая у него есть информация из Варшавы о результатах тамошнего демарша. Тогда у Альфана никаких сведений о разговорах Ляроша с поляками не было. Не получил ли он сейчас какой-нибудь новой информации из Парижа или из Варшавы? Нам при наших переговорах с поляками важно быть з курсе этого.

Альфан ответил, что ни из Парижа, ни из Варшавы он ни информации, ни директив больше не получал, хотя он сообщил в Париж то, что я ему рассказал в прошлый раз. Молчание Парижа он объясняет тем, что французское правительство, видимо, примиряется с желанием поляков сначала договорить-

* См. док. №331.

ся с нами о воздушной линии Варшава — Москва и лишь потом начать разговоры с французами о продлении этой линии до Праги или до Парижа. Такой порядок предусмотрен польско-французской воздушной конвенцией, и если поляки настаивают на соблюдении этого пункта конвенции, французскому правительству ничего не остается делать.

3. Я спросил Альфана, уезжает ли он в Париж, как он собирался, 10-го.

Альфан ответил, что он собирался поехать, чтобы протолкнуть вопрос о морском сотрудничестве. Поскольку по этому вопросу он получил необходимые указания, основная цель его поездки отпала, и он решил остаться в Москве.

Я выразил по этому поводу свое удовольствие,

4. Далее Альфан сказал, что надеется в близком будущем получить от своего правительства для сообщения нам предложение о сотрудничестве н в области авиации.

На этом разговор кончился,

И. Крестанский

Печет, г.о арх.

ПРИЛОЖЕНИЕ

В упоминаемом эд-мемуаре посольства Франции в СССР от 9 ноября 1933 г. говорилось:

«Разговоры г. Пьера Кота в Москве и беседа г. Ворошилова с военным атташе Посольства указывают на желание советских властей прибегнуть к техническому сотрудничеству с Францией не только в области авиации, но и в морских сооружениях, Правительство Республики, желая дать ход этим пожеланням, подвергло предварительному 'рассмотрению способы практического немедленного осуществления этих пожеланий.

Поскольку, однако, вышеуказанные разговоры носили до сих пор официозный характер. Правительству Франции кажется необходимым официальное обращение Советского Правительства через Французское Посольство.

В случае согласия Советского Правительства, Французсксе Правительство пошлет на краткий срок в Mcckbv тотчас же, чтобы не терзтъ времени, подготовительную миссию в составе морского офицера з сопровождении инженера по морским конструкциям; эти офицеры определят на месте с соответствующими властями состав, дату приезда и условия пребывания французских техников».

348. Запись беседы Генерального консула СССР в Харбине с начальником японской военной миссии в Харбине Кома-цубара *

9 ноября 1933 г.

Сегодня меня посетил Комацубара. Об этом визите он со мной условился 7-го на приеме у нас. Просидел он у меня около 4 часов. Он печалился о создавшемся положении. Я ^же ему

* Из дневника генконсула СССР в Харбине за 27 октября — 21 ноября 1933 г.

подробно говорил о нашем всегдашнем стремлении к добрососедским отношениям, напомнил ему наиболее важные факты политического порядка за последние два года из области наших отношений в Маньчжурии и напомнил ему о том предупреждении, которое я ему сделал еще до арестов 24 сентября* о том, что не следует прибегать к авантюристическим наскокам, которые могут привести к совершенно другим результатам. Он все это подтвердил. Я ему сказал, что и сен-час я его предупреждаю, что единственный путь к дружбе с нами — это через добрососедские отношения и через прекращение неумных наскоков в Харбине. Он снова говорил о паровозах, о правах маньчжурской стороны. Но я ему сказал, что о маньчжурской стороне он мог бы говорить где-нибудь на Северном полюсе, но здесь, в Харбине, говорить мне об этом не следует. Я подчеркнул, что когда я разговариваю с маньчжурами, то они меня часто направляют к нему, Комацубара. Мы никогда не говорили раньше о том, кто является действительным хозяином Маньчжурии, но нас сами хозяева к этому принуждают. И от них зависят наши дальнейшие шаги. Он жаловался на то, что мы опубликовали документы**. Я ему сказал, что о возможности опубликования мы задолго предупредили японское правительство***. Я его спрашивал, что, собственно, мы должны делать после того, когда мы неоднократно предупреждаем японское правительство о том, что нам все известно и что творятся безобразия, нарушаются договоры и иашн интересы, несмотря на категорические заверения японского правительства об уважении наших интересов. Нас ставят в такое положение, что мы вынуждены предпринимать шаги и недостаточно приятные для Японии. Так как он затронул вопрос о речи Молотова ****, то я ему сказал, что речь Молото в а говорила не только о нашей готовности дать отпор авантюристам, не только о том, что мы усиливаем мощь нашей Красной Армии н что при создавшихся условиях мы это обязаны делать, не только о том, что мы поставим себе задачей разгромить нашего противника, но и о том, что мы продолжаем стремиться к добрососедским отношениям с Японией н что мы не собираемся менять нашей политики. Но ключ наших отношений в данный момент в руках японского правительства. Комацубара признавал, что действительно здесь японцы имеют огромное влияние, но не следует валить все на японское правительство; он признавал, что не все японцы хорошо понимают, что надо делать, но он подчеркивал, что Япония хочет дружбы с нами. Говорил я ему много; и об арестах, и о безо-

* См. док. Л» 305. ** См. док. ЛЬ 314. *** См. док. № 295. **** См. газ. «Известия», 10 ноября 1933 г.

бразиях маньчжур на дороге по приказам Морита и Сато*, и о белых, и об отношении к совгражданам, и о вторжении маньчжурской канонерки, на которой был Кавабата **, на наш остров и захвате наших рыбаков²⁶-, и о многом другом. Многое он признавал неправильным. Он говорил о том, что надо двинуть Токийскую конференцию, что о цене можно договориться (он даже назвал цифру 150 л;лн.). Я ему сказал, что дело теперь за Японией. Надо освободить незаконно арестованных, надо прекратить наскок на КБЖД и пойти по намеченному ранее пути дружеского урегулирования вопроса о КБЖД- Говорил он и о слухах о войне и развивал мысль о том, что война невыгодна. Это и я повторял. Говорил он о советско-американских отношениях, Говоря о зойне и наших средствах защиты и подчеркивая, что мы ведем совершенно самостоятельную политику и абсолютно незазиснмы ни от кого и что мы, несмотря на авантюристические наскоки, готовы по-прежнему предать забвению эти авантюристические акты, если они будут прекращены, и по-прежнему вести политику дружбы с Японией, я отметил, что, конечно, в случае принятия Японией планов авантюристических кругов, о которых открыто говорят и о которых открыто пишет пресса, мы будем совершенно свободны как в выборе средств защиты, так и в выборе союзников. Мы их не ищем. Наоборот, мы считаем дружбу с Японией наилучшим путем сохранения мира на Дальнем Востоке и наилучше обеспечивающей интересы трудящихся и Союза и Японии, но когда это потребуется и когда нас к этому принудят авантюристические элементы Японии, то союзников мы найдем всюду и даже в самой Японии.

Я с Комацубара не говорил полтора месяца. Мы виделись на банкетах, но- не вступали в развернутые беседы. Он сам чувствовал неловкость от создавшегося положения и не искал встреч. Я тоже не делал этого. Сегодня мы, как он заявил, «восстанавливаем нашу интимную дружбу». Мы действительно говорили много, говорили «откровенно и в частном порядке» как «друзья». Я ему твердо дал понять нашу решительность и нашу тзердость. Он же, заверяя в «дружбе», жаловался на создавшееся положение, признавая ряд неправильностей со стороны Маньчжоу-Го, признав в то же время, что основное влияние в этих делах принадлежит японцам.

М. Славуцкий

Печат. по срх,

* Соответственно начальник департамента железных дорог н ответственный чиновник министерства путей сообщения Маньчжоу-Го, японцы. ** Начальник японской морской миссии в Харбине, советник речного флота Маньчжоу-Го.

349. Телеграмма Народного Комиссара Иностранных Дел СССР в НКИД СССР, нз Вашингтона

10 ноября 193-3 г.

Сегодня имел часовую беседу с Рузвельтом в присутствии Хэлла, Филипса * и Буллита **. Президент начал со ссылок на свое послание Калинину ***, в котором он приглашал представителя для разрешения всех спорных вопросов. Он понял ответ Калинина как наше согласие на разрешение вопросов одновременно с восстановлением отношений. Он вновь повторил, что обмену послами он придает лишь формальное значение и что его интересует обсуждение с нами более глубоких проблем, как, например, вопрос об использовании во взаимных интересах замороженных в Германии кредитов, и включая, может быть, вопрос о мире, Для этого необходимо предварительно устранить возражения, чтобы он мог успокоить ту часть американцев, которая обуяна страхами и сомнениями. Он должен быть в состоянии заверить их, что, по крайней мере, американцы в Союзе будут поставлены з особое положение, предоставляющее им свободу вероисповедания, отправления богослужения и религиозного воспитания детей. Он должен быть уверен, что в местах скопления, скажем, 50 американцев они смогут иметь свой молитвенный дом и своего священника, будь то католического или иного культа. Равным образом он должен иметь гарантию против пропаганды. Нельзя также оставлять открытым вопрос о долгах. Он вручил мне две записки. передаваемые мною вам отдельно, в которых изложены все его пожелания в области религии и пропаганды, и предложил мне, ознакомившись с ними, снестись, если необходимо, с Москвой н дать ему ответ, прибавив, что он хочет поговорить со мной с глазу на глаз без формальностей, чтобы мы могли, как он выразился, поругаться немного. Я ответил, что приехал не для разрешения всех вопросов по существу, а скорее для организации необходимого для этого аппарата, Наша позиция состоит в том, чтобы не обсуждать с правительствами спорных вопросов иначе, как на основе равенства и без давления, для чего необходимо предварительное установление нормальных отношений. Я готов обсудить с ним те большие проблемы, на которые он намекал и перед которыми бледнеют вопросы, которые мы до сих пор обсуждали. Я готов был бы и эти вопросы обсудить, если бы они допускали легкое и быстрое разрешение. Я не предлагаю откладывать вопрос о статусе американцев в

* Заместитель государственного секретаря США. Специальный помощник государственного секретаря США. *** См. док. N° 315. '

Союзе или о пропаганде, так как они не сложны, и если мы не сможем сойтись по ним сейчас, то не сойдемся и в дальнейшем. Иное дело — взаимные претензии, разрешение которых требует месяца упорной работы. Отправляясь в Вашингтон, я надеялся и продолжаю надеяться убедить его в абсолютной невозможности и нецелесообразности попытки разрешения этого сложного вопроса. Вопрос о религии мне кажется разрешенным моим вчерашним разговором с Хэллом *\ который соглашался на одностороннее американское заявление, основанное на сообщенной мною информации. Теперь же президент предлагает мне взять на себя обязательства, которые изменяют и дополняют наше законодательство о религии, Это превышает мою компетенцию и наши возможности, Капитуляции даже в восточных странах отходят в область предания, тем менее я мог ожидать от президента попытки навязать нашей великой стране что-либо подобное. Наша страна крепнет, и мы не видим оснований принимать теперь то, что отвергали даже десять лет назад. Касательно пропаганды я предоставляю Рузвельту выбрать любую формулу из заключенных нами с другими странами соглашений или же смесь из них, но я не соглашусь идти дальше этих формул. Рузвельт ответил, что будет настаивать не на текстуальном принятии его проектов, а лишь на их сущности. Он готов согласиться, что полностью нельзя будет разрешить вопроса о претензиях, но считает возможным согласование некоторых принципов. Я сказал, что хотел сегодня же представить ему контрпроект по религии и пропаганде и что всякое обязательство, которое мы примем, должно быть двусторонним. Рузвельт ответил, что примет меня сегодня вечером в 21 час²", что всякое двустороннее соглашение нуждается в одобрении сената, которого он хотел бы избежать, но что он согласен на ноту, в которой будет сказано, что Америка принимает те же обязательства, что и мы. На мой вопрос, исчерпывают ли затронутые вопросы все то, что связано с восстановлением отношений, Буллит ответил, что президент может мне сегодня дать полный список вопросов, подлежащих еще обсуждению, и вряд ли можно будет закончить наши переговоры раньше недели. Aloe впечатление, что Рузвельт купил молчание враждебных организаций неосторожным обещанием в области религии и пропаганды и что в этом корень встретившихся затруднений.

Литвинов

Печат. по арх.

* См. док.Nb 341.