Письмо Полномочного Представителя СССР в Турции в Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР

[10] ноября 1933 г.

Из телеграммы* вам достаточно известно о том исключительном внимании, которое турецкое правительство уделило приезду нашей делегации, обставив с беспрецедентной и далеко выходящей за пределы протокола тщательностью как прием в целом, так и отдельные его детали. Своеобразными штрихами этого приема являлись попытки примениться к особой природе гостей как делегатов советской стороны и дополнить протокольно-банальные процедуры такими актами, как показ фабрик, школ и достижений строительства последних лет. Турки стремились как бы сочетать почести, оказываемые гостям, с демонстрацией своих успехов в области индустриализации, транспорта, народного образования, здравоохранения, городского строительства и т. д.

Помимо выбора объектов показа наиболее характерной отличительной чертой приема являлось привлечение к встречам ие только официальных слоев и примыкающей к ним общественной прослойки, но и того, что в данной обстановке можно назвать «широкими массами» со всеми оговорками, которыми надо снабдить это понятие в местных условиях. Это особенно бпосалосъ в глаза при посещении провинциальных центров (Бурса, Чанак-Кале и т. д.), где иа улицу были выведены для встречи не только все школьные, спортивные и ремесленные организации, но и просто на вид неорганизованные толпы из всевозможных элементов — дети, крестьяне, лавочники, приветствующие делегацию по улицам, где она проезжала, осматривая город_ И не приходится сомневаться в том. что если толчок к массовым приветствиям был дан сверху, то по меое развития действии в процесс встреч втягивались новые и новые участники, и овации на улицах, перекрестках принимали подлинно стихийный характер.

Нельзя прн этом забывать, что ни на один день не прекращавшаяся и почти не ослабевавшая кампания в прессе также создала впечатление исключительной связи между обеими странами, причем это впечатление должно было в первую очередь внедриться в представление турецкого обывателя, массовика, следящего за прессой как стамбульской, так и провинциальной. Это впечатление должно было еще более усилиться при сравнении нашего визита с предшествующими ему греческим, венгерским, румынским, когда празднование ограничивалось чисто цротокольно-банкетной стороной (некоторое рас-

* См. док..Ув 335.

ширение проявилось, и то в небольшой степени, лишь при приеме греков). В противоположность прежним встречам турки теперь прямо подчеркивали невнимание к дипкорпусу и почти полностью его игнорировали.

В результате такой тактики мы как будто перенесены были в раннюю пору национального движения, когда отношение к Советской России резко противопоставлялось отношениям со всем комплексом остальных держав. И как тогда, когда отношение к Советской России демонстративно выпячивалось вперед как козырь для морального воздействия на внешний мир, так и теперь советская карта (помимо других мотивов) была пущена в ход для подкрепления внешней политики на Западе, отличительной чертой турецкой политики последних лет (в том числе в политике в отношении СССР) была оглядка на то, что скажут другие. Теперь же эта боязнь того, что «скажет княгиня Мария Алексеевна» на время как бы испарилась. Турки принимали наших гостей, отбросив на время боязнь, что на Западе их заподозрят в большевизме и в сильном подчинении «политике Москвы». Наоборот, подбирая объекты показов, они делали все, чтобы подкрепить преувеличенные слухи о визите, распространявшиеся в дипкорпусе. Они явно стремились создать впечатление, что в результате визита отношения между СССР и Турцией действительно вышли из рамок обычной дружбы и поднялись на какую-то высшую ступень.

Если присмотреться к мотивам, в силу которых турецкое правительство усвоило такой образ действии, то можно различить факторы троякого порядка,

1} Непосредственно советский фактор: турецкое правительство несомненно использовало приезд, чтобы освежить свои отношения с СССР, за последнее время несколько отодвинутые в внхре балканской и «литовской» суетни. Турецкое правительство имело основание считать, что Москва не совсем довольна той возней зокруг вступления в Совет Лиги и вокруг идей панбалканского, центрально-европейского блоков, какую турецкое правительство проявило за последние месяцы, кое в чем переходя при этом грани лояльности в отношении нас. Оно могло опасаться, что недовольство с нашей стороны несколько уплотняется в результате ряда мелких обоюдных шероховатостей последнего периода (погранконфлнкты, затяжка ответа о кредитах⁶, неблагоприятный исход некоторых процессов в турецких судах и т. п.). Пышным приемом оно стремилось создать атмосферу, в которой померкли бы все моменты нашего эвентуального неудовольствия.

Помимо этой, чисто отрицательного порядка, задачи оно стремилось повысить наше расположение к себе в расчете добиться и конкретно положительных выгод; в области внешней политики оно стремилось вырвать у нас полную апробацию

своей балканской политики, а также обеспечить нашу поддержку на случай обострения проливной проблемы. В той же связи оно стремилось создать атмосферу для дальнейших демаршей по части военного строительства (министерство национальной обороны задолго до приезда заготовило список заводов, которые рассчитывают построить с нашей помощью). Вообще же, вспрыснув известную очередную дозу допинга. возбуждающего отношения, оно учитывало и ряд экономических и прочих претензий, которые можно будет в той или иной форме выдвинуть впоследствии.

Немалую роль во внимании к нам сыграли также наши успехи в международной области. Укрепление наших отношений с Францией и Малой Антантой, вплотную вставшая перспектива восстановления отношений с Америкой — все эти и подобные им факторы не могли не подействовать на впечатлительное воображение руководителей турецкой политики, поспешивших заручиться и своей долен в наших уже достигнутых и ожидающихся успехах.

2) Фактор международный — т. е. стремление воздействовать на другие страны демонстрацией укрепления своих связей с СССР — также играл немалую роль. Турецкое правительство несомненно решило пустить в ход советский козырь для повышения прежде всего своего веса в глазах балканских стран и в первую очередь Болгарии и Румынии. Это должно было, по расчетам Рюштю, облегчить задачу «обуздания» Болгарии и предотвращения румыно-болгарского флирта, не дающего пока возможности прозестн полную изоляцию Болгарии. Демонстрацией близости к СССР турецкое правительство рассчитывает произвести и некоторое воздействие на Англию, с тем чтобы облегчить себе проведение подготовляющейся проливной акции. Нельзя не отметить также стремления козырнуть советской картой в отношении Лиги наций, к которой [Турция] затаила глубокую обиду за неизбрание в Совет Лиги и за игнорирование, которому подвергалась в течение всей последней сессии.

3) Наконец, нельзя забывать и о стремлении турецкого правительства использовать приезд нашей делегации для воздействия на общественные силы и народные массы своей собственной страны. Фиксируя внимание масс на советском визите как апофеозе в серии предшествующих визитов, турецкое правительство стремилось подчеркнуть то внимание, которое оказывается Турции правительствами других стран, в том числе н советским, присылающим сюда своих ответственных представителей. Демонстрируя свои достижения перед советскими представителями, турецкое правительство в интересах внутренней политики явно стремилось заручиться их одобрением от столь строгих критиков, как мы. В связи с продолжа-625

ющимися затруднениями финансово-экономического характера, перспективой бюджетного дефицита и возможностью применения инфляции, необходимость во внешних эффектах стала особенно острой. Она возрастала и в силу того, что надо было сгладить впечатление от последних неудач во внешней политике, изрядно ослабивших Положение правительства.

Помимо вышеуказанных мотивов немаловажную роль в характере приемов сыграла и личность главы делегации т. Ворошилова. Усвоенный им с самого начала тон полной простоты и откровенности, тон чуждый каких-либо дипломатических уверток, напыщенности и условностей, сразу сообщил всему визиту характер исключительной теплоты и интимности, не только при том не ослабевавших, но, наоборот, нараставших по мере течения визита. Большую роль в повышении тонуса визита сыграло и то обстоятельство, что главой делегации являлся руководитель нашей Красной Армии. Это облегчило туркам втянуть в процесс приемов и торжеств и свою армию, столь тщательно ими обычно оберегаемую как от воздействия, так и от простого даже соприкосновения с иностранцами. Забегая вперед, могу с уверенностью сказать, что наиболее ценным эффектом визита следует несомненно считать впервые установившуюся живую связь между нашими армиями, связь в значительной мере покоящуюся на глубоких чувствах симпатии, которую т. Ворошилов сумел завоевать в широчайших кругах турецкой армии. Без всякого преувеличения можно сказать, что проделанная в этом отношении за две недели работа перекрывает По своим результатам все, что ранее делалось годами.

Если я до сих пор преимущественно останавливался на мотивах, которыми турецкая страна руководствовалась, сообщив визиту такой торжественно-помпезный характер, и говорил больше о выгоде для турок, то из этого, конечно, не следует, что визит по своим результатам был выгоден одной турецкой стране. Такой вывод был бы абсолютно неверен. Визит принес и нам не меньше, если не больше выгод, чем Турции. Эти выгоды в общем могут быть сведены к следующим основным положениям:

1) Визит сильно повысил интерес к нашей стране, и притом в кругах, с которыми мы до сих пор сравнительно слабо соприкасались. Это значительно облегчает продвижение вперед дела налаживания культурных связей между нашими странами.

2) Визит несомненно усилил позиции наших друзей в Турции, позиции наиболее последовательных националистов, оберегающих н борющихся за политическую и экономическую независимость своей страны. Визит, в частности, значительно укрепил этатические тенденции, подвергшиеся за последнее время атакам со стороны правого крыла народной партии.

3) Визит значительно затрудняет работу наших врагов как вне, так и внутри Турции. Он произвел, в частности, ошеломляющее впечатление на остатки белой эмиграции в Константинополе и внес немалую сумятицу среди дипломатов, работающих здесь против нас.

4) Визит несомненно значителен и по резонансу, который он будет иметь в странах, с которыми отношения у нас наиболее напряжены, в первую очередь в Японии, где роль Турции как ключа к нашим черноморским побережьям не может не учитываться при выборе той или иной линии поведения по отношению к нам.

5) Визит, наконец, как я уже указал выше, перебросил мостик между нашими обеими армиями. Я лично считаю наиболее ярким доказательством искренности желания турецкого правительства сохранить и упрочить дружественные отношения с нами как раз допущение братания нашей делегации с армией. Когда Кемаль обратился к возбужденной тысячной толпе офицеров с призывом «разнести по всем казармам весть о том, что единственным другом Турции является Советский Союз», то он, конечно, отдавал себе отчет, что делает, и понимал, что зря и безнаказанно таких лозунгов в солдатскую стихию бросать нельзя.

Резюмируя все вышесказанное, мы вправе заключить, что последний визит является одной из важнейших фаз в истории наших взаимоотношений, но что значение его пока не может быть подвергнуто полной и исчерпывающей оценке. С коммунистическим приветом

Полпред СССР в Турции Суриц

Печат. по арх.

351. Телеграмма членов советской делегации иа Токийской конференции по КВЖД К. К- Юреиева, Б. И. Козловского, С. М. Кузнецова в Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР

Вне очереди 10 ноября 1933 г.

После опубликования документов *, произведших огромное впечатление в Японии и вызвавших несомненное усиление оппозиции умеренных кругов против военщины, японское правительство пытается создать в стране н за границей ложное представление о том, что приход Хирота означал начало нового мирного курса в отношении нас, что Хирота якобы имел и имеет план дружественного урегулирования всех спорных

* См. док. J&3U.

вопросов, которые ему якобы удалось провести на совещании пяти министров ~'⁵⁴, но что эта мирная политика срывается якобы новым агрессивным курсом Советского правительства, подготовившегося к войне и ныне стремящегося заручиться поддержкой Америки против Японии. Возможно, что относительная сдержанность Араки в отношении нас за последние две недели отчасти имеет целью облегчить Хирота проведение этого маневра, с тем чтобы возобновить кампанию против наших вооружений и использовать «утки» о нашей агрессии для протаскивания бюджетных требований армии. Хирота в то же время распространяет сведения об исключительной трудности своего положения как сторонника мирной политики в результате «изменившейся» политики СССР, якобы играющей на руку агрессивным элементам. Отклики японской прессы на речь Молотова *, явно инспирированные мининделом, говорят о некотором успехе этого маневра Хирота, Заслуживает внимания появление резкой антисоветской статьи з таком осторожном и умеренном органе, как «Хоти». Бесспорно, что проводимая нами решительная политика является единственным средством, могущим в известной мере отрезвить военщину и усилить противодействие более умеренных элементов политике вызовов и провокаций, Вместе с тем необходимо разоблачать двойную игру японского правительства и, в частности, его попытки надеть маску миролюбия при одновременном продолжении и даже усилении провокаций на КБ.Ж.Д, которые тщательно здесь замалчизаются. Считаем весьма важным, чтобы японское общественное мнение узнало из многочисленных материалов в статьях и комментариях наших газет, что политика азантюр и провоцирования войны на деле продолжается, что под покровом ни к чему не обязывающих фраз Хирота продолжаются бесчинства и провокации на К.ВЖД. которые делают невозможными переговоры о продаже К'ВЖД и улучшение отношений с Японией. Подчеркивая твердость нашей политики и дав надлежащий отпор претензиям по поводу наших оборонительных мероприятий, одновременно желательно отметить неизменно мирный характер нашей политики. Кроме того, мы полагаем, что, после того как мы высказали и подтвердили со всей ясностью положение об ответственности японского правительства за практику провокаций, следовало бы в форме ли интервью в Москве или нового демарша с опубликованием в печати обратить внимание японского правительства на непрекращающиеся безобразия в Харбине, также их перечислив и потребовав их прекращения²⁰⁵.

Делегация

Печат. по срх,

* См, газ. *:Известиям, 30 ниября 1933 г.

352. Телеграмма Полномочного Представителя СССР в Китае Д. В. Богомолова в Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР

12 ноября 1933 г.

Наш проект пакта о ненападении вручен китайскому правительству 13 октября*. Полагаю, что китайское правительство не торопится отвечать по следующим причинам: 1) Наш проект их не удовлетворяет. Отражая мнение правительства, Сун** гозорил, что статья о нейтралитете, давая кое-что СССР, ничего не дает Китаю, так как с китайской точки зрения какая-либо группировка СССР против Китая исключена, а при соблюдении СССР нейтралитета Китай все разно не может оказывать сопротивления Японии. 2) Единственно, что при теперешнем внутреннем положении Китая могло бы интересовать нанкинское правительство,—это соответствующие статьи лондонской декларации о неагрессии***. 3) Независимо от этих двух доводов, основную причину затяжки ответа я вижу в том, что в настоящее время ведутся серьезные переговоры между Нанкином и Токио о всей дальнейшей политике китайского правительства, о чем я подробно писал в моем докладе, направленном прошлой диппочтой"'³. V нас есть основание думать, что информация в печать о наших переговорах проникла из японских источников с целью вызвать официальное опровержение. Внутреннее положение Китая после отставки Супа еще более ухудшилось, и нанкинскому правительству угрожает полный финансовый крах. Кроме того, по последним сведениям, неизбежно возникновение новой драки милитаристов, вызызаемой не какими-либо политическими соображениями и даже не борьбой за власть, а просто тем (рактом, что истощенная страна не может кормить милитаристов и каждый нз них может существовать только при услозии гибели другого. При таком положении нужно считать, что правительство пойдет абсолютно на все условия Японии, лишь бы это гарантировало ему оставление у власти. Влияние других империалистических держав в китайском правительстве, в первую очередь Америки и Англии, после отставки Суна сильно упало.

Полпред

Лечат, по арх.

* Cr.;, док. №319. ** Сун Цзы-вэнь—• ВЕ-:це-председат£ль Исполнительного юаня, министр финансов Китая; ушел в отставку 29 октября 1933 г.

**•* Имеется в знду Лондонская конвенция об определении агрессия от 3 июля ШЗЗ г.; см. док.,Na 213, 21&. -22Ü.