Эмоциональное и рациональное понимание

2.3.1. ЭМОЦИИ

Мало плакать, надо стройно, гармонически рыдать...

К. Д. Бальмонт

Часто полагают, что именно рациональное видение наиболее есте­ственно не только для науки, но и для обыденного рассудка⁶. Однако принимает ли человек решения в основном рационально⁷? Конечно, нет. Понимание далеко не исчерпывается рациональными моментами. Особенно существенно, что если руководители всех рангов еще пы­таются как-то использовать рациональные методы для принятия ре­шений в социальных вопросах, то масса в гораздо большей мере под­вержена именно эмоциональному пониманию социальной реальности. Вердикты народа, которые выносятся на выборах, —это решения, ба­зирующиеся главным образом на эмоциональном понимании социаль­ного мира⁸.

Понимание вовсе не сводится только к вербальной форме. Оно эффективно достигается, например, с помощью изображений. По китайской поговорке, картинка заменяет десять тысяч слов. Весь­ма существенно для понимания социальной реальности обращение к архитектуре⁹. Живопись в XIX в., а кино и телевидение в XX в. в значительно большей мере определяли общее восприятие социаль­ных ситуаций, чем это признавалось. Наконец, уже древние знали, что музыка играет важнейшую роль в понимании социальной реаль­ности. Говорят даже, что любое явление культуры стремится стать музыкой¹⁰. Эмоциональное понимание реальности обозначает общую «прозрачную границу» социальной философии и искусства.

Очевидно, таким образом, что во многих ситуациях на первый план выходит не рациональное понимание, а эмоциональное, тесно

связанное с интуицией. Во всяком случае, несомненно, что наряду с рациональными познавательными трансцендентными актами необхо­димо учитывать и эмоциональное понимание социальной реальности, эмоционально-трансцендентные акты¹¹. Эти последние играют наибо­лее существенную роль в человеческой жизни, ибо людям чаще всего приходится принимать решения «по неполной информации». Ведь че­ловек всегда действует, не зная в исчерпывающем объеме всех усло­вий своего действия, а тем более — он желает и испытывает влече­ние, не обладая всей информацией об объекте. Если это так, то его действие никогда не может быть в полной мере обосновано рацио­нально.

Политические и духовные лидеры — это тоже всего лишь люди, и у них эмоции также чаще всего преобладают над рассудком. Поэтому эмоционально-трансцендентные акты сплошь и рядом господствуют не только в частной, но и в общественной жизни. Они восходят к ар­хаическим структурам коллективной души.

Эмоциональное понимание только тогда может адекватно выпол­нить свою роль в познании, когда оно культивируется. Такое куль­тивирование осуществляется не только в искусстве, религии, но и в различных формах духовидения¹², эзотерических практиках, скажем в астрологии и др. Культивирование эмоционального понимания вклю­чает и культуру критики и доверия (к) этому рационально не прове­ряемому типу познания¹³.

Без эмоционально-трансцендентных актов была бы невозможна рассмотренная выше нормативность социальной философии. Пото­му свой вклад в культивирование эмоционально-трансцендентных ак­тов вносит и эта дисциплина. Более того, без эмоционального момента в понимании невозможна сама мудрость как атрибут специфически философского постижения.

Задача социальной философии в плане культивирования эмоцио­нального понимания социальной реальности двояка:

1) необходимо уметь увидеть, описать вербально, на языке социаль­
ной философии эмоциональные формы понимания социальной реаль­
ности, обнаруживаемые субъектами социальной жизни: скажем, как
тот или иной народ накапливает опыт цивилизационного процесса, в
какой мере тот или другой социальный класс, та или другая социаль­
ная общность способны обнаружить терпение. Мы должны уметь опи­
сывать в социальной философии страдания тех или иных социальных
общностей, например народов Африки и Азии в условиях колониализ­
ма. Это даст возможность в дальнейшем перейти к рациональному
анализу;

2) сам исследователь в области социальной философии должен
оыть терпелив, должен уметь страдать и сопереживать и т.д.

Культура эмоционального понимания социальной реальности в наш век тесно связана с традициями экзистенциализма, антисциен­тизма, герменевтики. С.Кьеркегор в своей критике гегелевского пан­логизма противопоставил чувство разуму. Эстафетная палочка Кьер-кегора попала затем в руки Хайдеггера, Гадамера¹⁴ и др. На духов­ном опыте философии постмодерна мы видим, что эмоциональное по­нимание реальности не есть прерогатива только искусства или толь­ко религии. Современное философствование активно включается в освоение такого способа понимания. При этом роль эмоционального понимания растет еще и потому, что переход от печатной информа­ции к телевизионной означает не только изменение способа ее переда­чи, но и новое качество передаваемой информации — ее повышенную эмоциональность¹⁰.

Культуру эмоционального понимания в новоевропейской традиции акцентировали немецкие романтики¹⁶, но это, конечно, не означает, что эмоциональное понимание окончательно завоевало себе место под солнцем. Снова и снова разгораются «пограничные конфликты» эмо­циональной и рациональной форм понимания. Вот только один из по­следних отечественных примеров. В «Вопросах философии» появля­ется «Письмо в редакцию», где предсказывается, что «тяга к потусто­роннему и неземному... потеснит гуманистический оптимизм... Во­ображение и интуиция, связь с мистикой станут новыми опорами для деятельности ученого. Он устремится к виртуозности и усложнению традиционных мотивов. Субъективная основа творчества властно за­явит о себе»¹⁷. Этому «письму» степенно возражают с позиций устояв­шейся гуманитарной науки, отстаивая по преимуществу рациональные способы понимания¹⁸. В данном случае перед нами не какая-то «ошиб­ка» с той или другой стороны, но вечная антитетика эмоционального и рационального типов понимания.

Что касается излагаемой в настоящем учебном пособии дисципли­ны, то ее призвание в том, что она, не отрицая рациональных пу­тей, своими способами культивирует эмоциональное понимание. Ина­че говоря, социальная философия учит эмоциональному пониманию, воспитывает эмоции, связанные с пониманием социума.

Опишем эмоциональное понимание в некоторых существенных элементах.

Эмоционально-трансцендентные акты подразделяются на:

а) эмоционально-рецептивные акты, такие, как, например, опыт, удивление²⁰, страдание²¹, терпение. В каждом эмоционально-рецептивном акте содержится необходимость что-то пережить, пере­нести, к примеру перенести успех, неудачу, позор, славу, перетерпеть скучное мероприятие и т. д.

Особое внимание следует уделить формам выражения эмоциональ-

но-рецептивных актов. Скажем, страдание выражается плачем. Плач интересен тем, что он одновременно представляет как непосредствен­ную физиологическую реакцию (например, плач новорожденного), так и художественный жанр в народной культуре. Естественнонаучное и медицинское исследование плача детей может открыть много суще­ственного в переживании страдания в социуме²². Плач, по-видимому, ключ к звуковому миру архаики.

Существенную роль в культивировании эмоционально-рецептив­ных актов играет искусство, в частности культура метафоры²³;

б) эмоционально-проспективные акты, такие, как ожидание²⁴,
предчувствие, готовность, доверие. К эмоционально-проспектив­
ным актам следует отнести и воображение, которое Ханна Арендт
определяет как знание об отсутствующем²⁶. Сюда же относится и та­
кой феномен, как социальный страх²⁷, скажем — перед так называ­
емыми непредсказуемыми последствиями²⁸. Историческое познание,
познание в рамках истории и философии истории осуществляется в
модусе более мягкой формы страха, а именно — тревоги за будущее²⁹.

Реакция на совершенно неожиданное переживание, к которому ин­дивид не был подготовлен бдительностью или тревогой, — шок. Это относится как к отдельному индивиду, переживающему психологи­ческий шок³⁰, так и к целому обществу (пример —так называемый футурошок³¹).

Именно благодаря эмоционально-проспективным актам существу­ет «оптимизм» или «пессимизм» той или иной социальной концепции. Все проспективные акты свидетельствуют о реальности, надвигаю­щейся на нас из будущего;

в) эмоционально-спонтанные акты: влечение, желание, дей­
ствие. Они направлены на изменение будущего и порождают уверен­
ность в реальности. С этой точки зрения можно иначе посмотреть на
идею практики вообще и общественно-исторической практики в марк­
сизме как критерия истины. По крайней мере в своих целях она име­
ет эмоциональный момент. Идея практики в «Тезисах о Фейербахе»
молодого Маркса, конечно же, романтическая по своему происхожде­
нию. Маркс, по существу, предлагает эмоционально проверить и под­
твердить рациональное. Практика в новоевропейской цивилизации —
это всегда техническая коллективная практика. Отсюда важность глу­
бокого осмысления философии техники для понимания социальной
философии³².

Очевидно, что все эти типы эмоционально-трансцендентных актов взаимосвязаны и раскрывают реальность как целостность. Рассмот­рим подробнее некоторые перечисленные формы эмоционального по­нимания социума.

2.3.1.1. Социальный опыт

Знание — это всегда знание о многообразии. И если в основу соци­альной философии, как мы увидим далее, кладется идея множествен­ности, если онтология социального есть многообразие, то роль опыта

чч весьма велика.

Подлинный опыт О.Шпенглер описывает термином «физиогноми­ческий такт», противопоставляя его слабому «научному опыту». Для него физиогномический такт тесно связан с историческим рассмотре­нием: «Историческое рассмотрение, или, в соответствии с моим спо­собом выражения, физиогномический такт, это есть суждение крови, расширенное на прошлое и будущее знание людей, прирожденная зор­кость на лица и положения, на то, что есть событие, что было необхо­димо, что должно быть, а не просто научная критика и знание данных. У всякого подлинного историка научный опыт — лишь нечто побочное и дополнительное. Опыт всего-навсего еще раз доказывает в развер­нутой форме средствами понимания и сообщения... то, что уже было доказано... в единственный миг озарения»³⁴.

2.3.1.2. Терпение

Терпение — это особый способ видения мира и воздействия на вещи, особый метод, особая жизненная позиция, связанная с преодолением самого себя, своей вспыльчивости, поспешности, возбудимости. В про­тивоположность нетерпению терпение предполагает направленность всех сил на удержание реакции, на замедление эмоционального поры­ва, на охлаждение страсти. Терпение есть форма сохранения силы. Терпение есть интенсивный, творческий поиск свободы.

Терпение — борьба с идолом пожирающего времени, идолом говор­ливости. Элементы терпения: медлительность, независимость от вре­мени, внутреннее спокойствие перед ним, сдержанность и молчали­вость. Терпение определяет путь, который открывается при выходе из платоновской пещеры. Если выйдешь слишком быстро, будешь ослеп­лен чрезмерным количеством света, если слишком быстро вернешься, чтобы освободить товарищей, будешь ослеплен темнотой. Подлинная социальная философия предполагает медленность без ограничений. Философский метод —не спешить, выигрывая время, не боясь поте­рять его. Ошибка —дочь поспешности.

Терпение как добродетель социального философа предполагает возможность и необходимость позволить всему идти своим ходом, вни­мать судьбоносности каждого момента, находить в любом случайном рисунке реальности его внутреннюю закономерность и красоту. Тер­пение — постоянное обещание полноты бытия в познании. Оно проти-

востоит вульгарности. Его эквивалент в классической философской традиции — понятие свободы³⁵.

Понятие терпения играет особую роль именно в нашей националь­ной ситуации. Оно имеет отношение не только к позиции философа, но и к позиции народа в целом. Терпение всегда обозначалось как харак­терная черта русского народа. Подводя итог Великой Отечественной войны, И. В. Сталин на приеме в честь командного состава Красной Армии 24 мая 1945 г. характеризовал русский народ через ясный ум, стойкий характер и терпение.

2.3.1.3. Смех

Социальная философия существенным образом бытийствует не только в форме академических сочинений. Важный жанр литерату­ры, в которой может быть выражено социально-философское содержа­ние, не редуцируемое к рациональной форме, — это памфлет. Русская социальная философия будет неполна без «Истории одного города» М.Е.Салтыкова-Щедрина, вообще без его публицистических текстов. По существу, социально-философский анализ современного западно­го общества дают Паркинсон, Питер и др. Смех, юмор, сатира во­обще играют важную роль в политических, шире — публицистических текстах³⁶. Потому естественно, что это находит отражение и в социаль­ной философии. Смысл юмора в социальной философии может быть понят с помощью метода М. М. Бахтина, примененного им в извест­ной работе 1940 г. «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса»³⁷. Юмор —это обнаружение в социаль­ной философии карнавальной культуры. Кинизм и смех, идя рука об руку, дают такое измерение социальности, которое невозможно рас­крыть рационально³⁸.

Комическая стихия может принимать такую древнюю форму, как ирония. В контексте постмодернизма, для которого комическое весь­ма существенно, У. Эко отмечает, что ирония — метаязыковая игра — представляет собой «высказывание в квадрате». Поэтому если в си­стеме авангардизма для того, кто не понимает игру, единственный выход — отказаться от игры, здесь, в системе постмодернизма, мож­но участвовать в игре, даже не понимая ее, принимать ее совершенно серьезно. В этом отличительное свойство (но и коварство) ироническо­го творчества. Кто-нибудь всегда воспринимает иронический дискурс как серьезный³⁹.

2.3.1.4. Музыка

Фундаментальный символ и метафора общества —это хор. Фило­софское видение социума может быть построено на базе философии музыки. Вообще, музыка внутренне близка всякой философии⁴⁰, по-

скольку философия постигает мир не только рационально, но и эмо­ционально. Видно, что внутренне связанные музыка и архитектура (Architektur ist gefrohrene Musik (И. В.Гёте)) задают форму обществу. Совсем не случайно, что социальный мыслитель Т. Адорно испытыва­ет такой большой интерес к социологии именно музыки⁴¹.

А. Н. Скрябин же, например, полагал, что он в состоянии написать такое музыкальное произведение, которое, будучи исполненным в спе­циально построенном храме, приведет к концу света. А.Ф.Лосев го­ворил о сатанизме «Поэмы экстаза», имея в виду именно эти общефи­лософские установки творчества русского композитора Серебряного

века.

2.3.2. РАЦИО

Рациональное понимание, насколько оно присутствует в филосо­фии, близко положительному научному знанию. Признаки рациональ­ности могут быть сведены к следующим основным моментам: это познаваемость, обосновываемость, последовательность, яс­ность, общеобязательная приемлемость. Они базируются на раз­личных модусах интерсубъективности, которую в дальнейшем мы под­вергнем специальному анализу. Речь идет о следующих моментах:

— семантический аспект (общеприемлемость понятий и суждений);

— эмпирический аспект (эмпирическая обоснованность);

— логический аспект (логическая обоснованность);

— операциональный аспект (опора на определенный способ дея­тельности);

— нормативный аспект (ориентация на определенные нормы, реа­лизующиеся как предпочтения)⁴³.

Рациональное познание близко той позиции, которую 3. Фрейд на­звал «принципом реальности»⁴⁴. Рациональное понимание реальности эквивалентно целерациональному типу поведения (по М.Веберу⁴⁵) и «позиции Взрослого» (по Э.Берну⁴⁶).

Моделирование и социум. В связи с рациональным пониманием социума особо следует обсудить тему моделирования⁴⁷. Моделирова­ние сопряжено с таким модусом человеческого бытия, как игра, а мо­дель, соответственно, предстает как инструмент игры — своеобразная игрушка.

Рациональный взгляд на общество позволяет, с одной стороны, мо­делировать социальные процессы и, напротив, с другой стороны, рас­сматривать мир социоморфно, т. е. ставить вопрос о том, что сам со­циум выступает как модель, с помощью которой можно понять мир,

другие реальности мира.

2.4. ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНЫЙ И ГУМАНИТАРНЫЙ ПОДХОДЫ

Наконец, третий аспект антитетики социально-философского ме­тода представляет собой взаимодействие естественнонаучного и гума­нитарного подходов к социуму. Этот аспект базируется на самой он­тологии социума. Социум имеет двойственную природу.

С одной стороны, он предстает как мир необходимости. И это дей­ствительно так, ибо социум «состоит» из реальных людей из плоти и крови, в этом смысле они представляют собой res extensa, «вещи про­тяженные». Люди как телесные существа живут в реальной геогра­фической среде. Они оперируют материальными предметами, техни­ческими устройствами, чтобы добыть себе средства к существованию. В этом отношении социум имеет материальную, более того —зримо-вещественную форму. Здесь действуют каузальные законы, здесь гос­подствуют причины и следствия. Отсюда следует необходимость есте­ственнонаучного подхода к обществу.

С другой стороны, социум предстает как мир свободы. Люди не только res extensa, но и res cogita. Эти телесные существа тем не менее обладают свободой воли, они чего-то желают, причем человеческие желания базируются не только на потребностях, но и на ценностях. Желания людей далеко не всегда могут быть сведены к их потреб­ностям, к их реакциям на окружающую среду. Здесь мало помогает каузальный подход, здесь нужны по крайней мере подходы, которые могут быть названы «гуманитарными»⁴⁹.

Соответственно возникают и две школы, по-разному подходящие к социуму с методологической точки зрения. Они принимают са­мые разнообразные интеллектуальные формы. Б. Кроче подчеркива­ет «различие между двумя формами суждения — дефинитивного и индивидуального»⁵⁰. Он выстраивает многочисленные формы данной дихотомии: это различие платоников и аристотеликов, оно «заметно в значениях, приписываемых аналитическим и синтетическим сужде­ниям, хотя более ярко выражено в различении истин разума и истин факта, необходимых и случайных истин, априорного и апостериорно­го, того, что утверждается логически, и утверждаемого исторически (везде курсив мой. — К. П.)»⁰¹.

Изложим это противостояние языком другой традиции, взяв за об­разец труды одного из видных представителей социальной феномено­логии Альфреда Шютца, добавляя некоторые разъяснения и приме­ры. Спор, более чем на полвека разделивший логиков, методологов и обществоведов, сформировал, по мнению А. Шютца, две школы:

1. Теоретики первой школы утверждают, что методы естественных наук являются единственно научными методами, поэтому они долж-

ны быть полностью применимы к исследованию человеческих про­блем, однако обществоведы до сих пор не смогли разработать объяс­нительную теорию, сопоставимую по точности с той, что была раз­работана естественными науками. Ясно, что в сфере философской теоретики первой школы близки позитивизму. Во второй половине XIX в. позитивистские идеи овладевали великими умами. Скажем, на Ф. Ницше во второй период его творчества⁵² оказала сильное вли­яние как раз философия позитивизма, в особенности в той форме, какая ей была придана английскими эволюционистами: на этом ба­зировалась историческая критика всех ценностей⁵³. Это тот подход, который М. Вебер впоследствии назвал «расколдованием мира». И до сего дня такой взгляд не только существует, но и преобладает в со­знании народов цивилизованных стран. Он приводит в конечном сче­те к нигилизму, который Ф. Ницше назвал dieser unheimlichste aller Gaste⁵⁴.

Одно из показательных, можно сказать даже, демонстративных проявлений естественнонаучного осмысления общества — социальная синергетика⁵⁵. Конечно, социальная синергетика может дать опреде­ленные результаты в постижении общества, но они учитывают толь­ко ту сторону социальной реальности, которая ограничивается миром необходимости. Мир свободы социальной синергетикой не схватыва­ется, редуцируясь к случайности.

2. Теоретики второй школы утверждают, что существует фунда­ментальное различие в структуре социального мира и мира приро­ды. Методы общественных наук принципиально отличны от методов естественных наук. Общественные науки — идиографичны. Они харак­теризуются индивидуализирующей концептуализацией и нацелены на единичные ассерторические утверждения⁵⁶. Естественные науки— но-мотетичны. Они характеризуются генерализующей концептуализа­цией и нацелены на аподиктические утверждения⁵⁷. Эти утвержде­ния должны иметь дело с постоянными отношениями величин, кото­рые могут быть измерены и подтверждены экспериментально. В об­щественных науках ни измерение, ни эксперимент не осуществимы. Естественные науки должны иметь дело с материальными объекта­ми и процессами, общественные науки — с психологическими и интел­лектуальными. Метод естественных наук состоит в объяснении, метод общественных наук —в понимании⁵⁸.

Далее мы увидим, что различные модели социального, даже фик­сируя две указанные стороны общества, ставят различные акценты в рассмотрении социума. Натуралистическая и деятельностная модели (с рядом оговорок — в марксистском варианте⁵⁹) используют номоте-тический подход и равняются на естествознание, а реалистическая⁶⁰ и феноменологическая модели тяготеют к идиографии, хотя каждая и

исходит из различных посылок, и применяет идиографический подход по-своему.

Та проблема, которую мы обсуждали в 1-й главе относительно раз­личия социальной философии и социологии, здесь приобретает кон­кретность. Теперь понятно, что пафос социологии в том, чтобы рас­сматривать общество именно в рамках первой школы, т.е. номотети-чески, по образу и подобию любых систем, в первую очередь биологи­ческих. Методы естественных наук, с точки зрения социолога, могут и должны быть использованы применительно к обществу. Социальная философия, хотя и не может стать полностью на идиографическую позицию второй школы, пытается сопоставить два этих видения соци­ального мира.

Наша цивилизация все время побуждает нас «сползать» к есте­ственнонаучному типу рассуждений. Показателен здесь методологиче-. ский самоанализ А. Тойнби: «...мы использовали методологию клас­сической физики. Мы строили рассуждение в абстрактных терминах и проводили эксперимент с природными феноменами — силой инер­ции, расой, средой. Теперь, по завершении анализа, мы видим, что ошибок больше, чем достижений. Пора остановиться и задуматься, нет ли в самом нашем методе какой-то существенной ошибки. Мо­жет быть, под влиянием духа нашего времени мы незаметно для себя оказались жертвами,неодушевленных вещей", против чего сами же и предостерегали в начале исследования? Действительно, разве мы не применяли к исследованию истории метод, выработанный специально для исследования неодушевленной природы? Предпринимая послед­нюю попытку решить стоящую перед нами задачу, двинемся по пути, указанному Платоном. Отрешимся от формул Науки и вслушаемся в язык Мифологии»⁶¹.

С точки зрения Б.Кроче, ситуация не столь драматична: «Обыч­но тех, кто культивирует идеи, противопоставляют тем, кто культи­вирует факты. Говорят соответственно — платоники и аристотелики. Однако если культивировать что-то всерьез, то платоники будут ари-стотеликами, ибо вместе с идеями надо выращивать и факты. Если аристотелики серьезно культивируют факты, то они же суть и плато­ники. Ведь как же с фактами не вынашивать идеи? Нет существен­ной разницы: часто бываем мы изумлены как глубоким проникнове­нием в суть факта со стороны „культиваторов идей", так и провид­ческой философией так называемых радетелей и собирателей фак­тов»⁶².