Разведчики в Ровно

В начале 1943 года из села Виры Сарненского района в отряд Медведева пришла хрупкая, застенчивая девятнадцатилетняя девушка Валя Довгер, служившая счетоводом на мельнице. Ее отец, Константин Ефимович Довгер, по национальности белорус, был лесничим и поддерживал связь с партизанами.

В марте 1943 года он ехал в Сарны с очередным поручением отряда, по дороге его схватили украинские буржуазные националисты-бандеровцы. После трагической гибели отца Валя рвалась к активным действиям, требовала дать ей оружие.

Спустя несколько недель после прихода Вали в отряд Медведев познакомил ее с Кузнецовым. Встреча состоялась в штабной землянке. Тогда и решили, что Валя, свободно владевшая польским и несколько хуже немецким языками, будет направлена в Ровно помощницей Кузнецова. В начале апреля в сопровождении Николая Гнидюка она отправилась в город.

В Ровно юной разведчице надо было найти квартиру и, прописавшись, устроиться на какую-нибудь работу, чтобы Пауль Зиберт под видом ухаживания за молодой, интересной «немецкой» фрейлейн смог бы встречаться с ней.

В городе у Вали возникла трудность с устройством на службу. Чтобы получить работу, требовалось удостоверение фольксдойче, то есть местного жителя немецкой национальности, которые пользовались у оккупантов привилегиями, в том числе и при устройстве на работу. Согласно легенде Валя считалась дочерью немца, погибшего от рук партизан. Документы отца, естественно, не сохранились. Восстановить ее принадлежность к фольксдойче в Ровно мог только сам рейхскомиссар оккупированной Украины Эрих Кох, да и то лишь по свидетельским показаниям. Это обстоятельство решил использовать Кузнецов.

Дело в том, что советские разведчики, действовавшие в Ровно, в том числе и Кузнецов, кроме других заданий имели еще одно – ликвидировать Коха.

В своих воспоминаниях Валентина Константиновна Довгер рассказывает:

«20 апреля 1943 года, когда фашисты готовились к своему сборищу по случаю дня рождения фюрера, ровенская группа разведчиков намеревалась совершить акт возмездия над Кохом. В проведении этой операции мне предстояло вместе с Николаем Ивановичем, как офицером армии „великого рейха“, подойти как можно ближе к трибуне. Где-то рядом с нами, в толпе, будут находиться боевые друзья Михаил Шевчук, Николай Гнидюк, Жорж Струтинский и другие.

К сожалению, в этот день Кох не появился в Ровно. Мы возвращались с Николаем Ивановичем домой, шли по улицам города, и вдруг я почувствовала чей-то пристальный взгляд. Оглянувшись, увидела пожилую женщину. Я содрогнулась от ее взгляда, полного ненависти. Поравнявшись с нами, женщина продолжала с ненавистью смотреть на Николая Ивановича и на меня. Не думая о последствиях, она сказала: „И как вас только земля носит! Провалились бы вы здесь на месте!“

Затем она плюнула в нашу сторону и пошла дальше. Николай Иванович больно сжал мою руку. Он боялся, что я побегу и скажу ей: „Бабушка, милая, мы не те, за кого вы нас принимаете!“ Но уже дома, на конспиративной квартире, я не могла сдерживать себя, разрыдалась, и Николаю Ивановичу пришлось меня успокаивать.

Он говорил: „Не волнуйся, Валюша, не переживай. Это очень хорошо, что нас принимают за тех, за кого мы себя выдаем, значит, мы вне подозрения“.

Николай Иванович был человеком необычайного мужества, огромной силы воли. Как никто другой, он обладал драгоценным даром не теряться ни в какой ситуации, мгновенно принимать правильное решение. Вспоминается такой эпизод: однажды у нас в доме мы попали в облаву фельджандармерии. Эти „цепные псы“ с большими металлическими бляхами на груди наводили ужас на каждого. Тем более, что до этого Пауль Зиберт серьезной проверке еще не подвергался, и ему грозила опасность.

Впервые за время нашего знакомства я заметила, что он взволнован не на шутку. Но хладнокровие не изменило ему и на этот раз. Он снял френч и повесил его на стул так, чтобы от дверей были видны его регалии. Сам развалился на диване. Пистолет и гранату положил рядом с собой под подушку. Как только жандармы открыли дверь в нашу комнату, Пауль Зиберт вскочил на ноги и обрушил на них поток отборной солдатской брани за то, что они посмели ворваться в комнату, где отдыхает офицер-фронтовик. Это была настоящая, четко рассчитанная психологическая атака.

Жандармы пробормотали в свое оправдание что-то невнятное и, даже не потребовав документов, ушли в следующий дом».

Как уже говорилось, для проникновения в рейхскомиссариат с целью ликвидации Коха Кузнецов решил использовать процедуру получения Валентиной Довгер удостоверения фольксдойче. Вдвоем под видом жениха и невесты они должны были попасть на прием к Коху и расстрелять наместника в его собственной резиденции.

…Получив на проходной пропуска, заранее выписанные адъютантом, Кузнецов и Довгер прошли в приемную Коха. Но тут случилось непредвиденное.

Разведчики рассчитывали, что на прием к рейхскомиссару они пойдут вместе. Однако Валю вызвали одну.

В большой комнате за массивным столом в военной форме сидел Кох. Вале предложили сесть на стул, стоявший посреди комнаты. За спинкой стула встал эсэсовец, ранее сидевший за круглым столиком у окна. На полу перед стулом, на котором сидела Довгер, лежала огромная овчарка. Прочитав заявление, Кох стал сердито уточнять некоторые данные: разговаривал он то на немецком, то на польском языке, которым владел в совершенстве.

После аудиенции Вали в кабинет по приглашению адъютанта вошел Кузнецов.

Его сразу же усадили на стул. Кох с бранью обрушился на обер-лейтенанта, выразил недовольство тем, что офицер немецкой армии хлопочет о какой-то местной девушке сомнительного, неарийского происхождения. Кузнецов почтительно возразил:

– Фрейлейн Довгер – фольксдойче, господин рейхскомиссар. Ее отец – немец, человек, преданный фюреру и великой Германии. Он убит партизанами.

Говоря это, Кузнецов протянул руку к карману брюк, где лежал пистолет. Грозно зарычала овчарка, и он увидел оскаленную пасть собаки, готовой к прыжку. Эсэсовцы насторожились.

Изображая смущение, Кузнецов признался Коху, что с фрейлейн Довгер они помолвлены и он собирается на ней жениться.

– Прошу вас, господин рейхскомиссар, учесть исключительные обстоятельства и удовлетворить просьбу фрейлейн.

Время приема истекало. Отвечая на вопросы Коха, Кузнецов мысленно обдумывал все возможные варианты покушения, но пришел к выводу – стрелять нельзя. Даже руку в карман сунуть не дадут – схватят немедленно. На столе у Коха множество кнопок. Это мгновенная сигнализация. На полу тренированный пес. Сзади – эсэсовец. Малейшее движение – смерть.

Кох остался доволен ответами офицера-фронтовика. Взял со стола заявление Довгер и написал: «Оформить документы фольксдойче, устроить на работу в рейхскомиссариате». На прощание посоветовал обер-лейтенанту быстрее закончить дела в Ровно и отправляться в свою часть под Курском. Мол, как раз на этом участке фронта назревают события, которые поставят Россию на колени… Фюрер готовит такой сюрприз большевикам, после которого они уже не опомнятся.

В порыве откровенности Кох выдал военную тайну. Теперь главное состояло в том, чтобы полученные сведения чрезвычайной важности срочно передать советскому командованию.

Результат визита к Коху был большой удачей разведчика. Валентина Довгер по рекомендации самого Коха получила работу непосредственно в логове врага и в дальнейшем добывала ценную информацию.

Летом 1943 года отряд Медведева пополнился еще двумя разведчицами. Лидия Ивановна Лисовская, молодая, стройная блондинка с красивым смуглым лицом и большими серо-голубыми глазами, работала в офицерском казино в Ровно. У нее был большой круг знакомств, особенно среди старшего командного состава. Ей доверяло и гестапо. Вместе с Лидией работала ее двоюродная сестра Мария Микота, или, как ее называла Лисовская, Майя.

На квартире у Лисовской часто собирались офицеры. Приходил сюда и Пауль Зиберт. Остроумный, общительный, он был поистине душой компании.

Вечера у Лисовской всегда проходили весело. Гости приносили с собой вино и закуски. Играли в карты, рассказывали анекдоты, танцевали под патефон. Присутствие красивых женщин, музыка, вино развязывали языки господам офицерам. Чего только не выбалтывали пьяные фашисты! Каждый старался ошеломить других чем-то новым, необычным.

Сестры запоминали все, что говорили немцы в казино и на этих вечеринках. Узнавали ночные пароли и передавали их нашим разведчикам.

…В Ровно направили разведчика Валентина Семенова в форме солдата вспомогательных частей вермахта, создаваемых из военнопленных. В городе он прожил несколько дней. И все время его подстерегала опасность провала. Наконец Семенов получил приказ перебраться на конспиративную квартиру на Грабнике – северо-восточной окраине Ровно, где он должен был встретиться с Кузнецовым. Путь туда лежал через базар. И вот, подходя к рынку, Валентин еще издали увидел немецкого офицера, внимательно разглядывающого прохожих. Семенов, проходя мимо него, четко приветствовал старшего по званию, надеясь, что тот не остановит его. Но гитлеровец властно окликнул Валентина и потребовал документы.

«Вот и попался», – подумал про себя Валентин и протянул офицеру свое удостоверение.

Немец, просматривая документы, еле слышно по-русски сказал:

– На Грабник не ходи, квартира провалена, там засада гестапо. Встретимся вечером у Лисовской…

Валентин спрятал документы в карман, почтительно козырнул и зашагал в обратную сторону.

На квартире у Лисовской Семенов узнал, что Кузнецов, рискуя навлечь на себя подозрение, зная, что Валентин пойдет этой дорогой, около часа поджидал его возле базара, чтобы перехватить и предупредить о засаде, о которой ему самому стало известно совершенно случайно.

Вскоре Семенов вернулся в отряд.

Во второй половине 1943 года в отряде Медведева решили провести ряд актов возмездия над палачами украинского народа, не ослабляя при этом разведывательной работы. Это было необходимо, чтобы усилить страх и панику среди фашистов, вызванные успешными действиями Советской Армии, не дать им покоя и в глубоком тылу.

Отправляясь на выполнение такого задания, бесстрашный разведчик понимал, что у него очень мало шансов остаться в живых. Перед уходом он составил письмо-завещание. Передавая его замполиту, Кузнецов сказал: «Это так, на всякий случай, сохраните». На конверте было написано: «Майору Стехову – моему другу. Вскрыть после моей гибели».

В письме он написал:

«Завтра исполняется одиннадцать месяцев моего пребывания в тылу врага.

25 августа 1942 года в 24 часа 03 минуты я опустился… на парашюте, чтобы беспощадно мстить за кровь и слезы наших матерей и братьев, стонущих под ярмом германских оккупантов.

Одиннадцать месяцев я изучал врага, пользуясь мундиром германского офицера, пробирался в самое логово сатрапа – германского тирана на Украине Эриха Коха.

Теперь я перехожу к действиям.

Я люблю жизнь, я еще молод. Но если для Родины, которую люблю, как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнь, я сделаю это. Пусть знают фашисты, на что способен русский патриот и большевик. Пусть они знают, что невозможно покорить наш народ, как невозможно погасить солнце.

Пусть я умру, но в памяти чоего народа патриоты бессмертны.

„Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!“ Это мое любимое произведение Горького, пусть чаще читает его наша молодежь, в нем я черпал силы для подвига.

Ваш Кузнецов».

Для Кузнецова партизаны достали новый автомобиль, который перекрасили на хуторе. За руль сел разведчик Николай Струтинский, одетый в форму немецкого солдата.

20 сентября 1943 года они появились в Ровно.

Кузнецов и Струтинский должны были совершить акт возмездия над заместителем Коха генералом Паулем Даргелем. Но произошла ошибка. Убит был не Даргель, а министерский советник финансов генерал Ганс Гель и кассовый референт майор Адольф Винтер, которые только что прибыли из Берлина с чрезвычайными полномочиями.

На месте происшествия жандармы подобрали два трупа, а на мостовой нашли кожаный бумажник. Конечно же, Кузнецов обронил его не случайно. Эта улика должна была послужить и послужила завязкой весьма любопытной комбинации, разработанной нашей разведкой.

Новенький бумажник с маркой известной берлинской галантерейной фирмы партизаны обнаружили при обыске у захваченного незадолго до этого видного эмиссара украинских националистов, только что прибывшего из Германии. В нем находился паспорт с разрешением въезда на оккупированную территорию, членский билет берлинской организации украинских националистов и директива организации (в форме личного письма) своим ответвлениям на Западной Украине.

В отряде бумажник пополнили данными, компрометирующими националистов.

Удар был рассчитан точно. Гестапо, крайне подозрительно относившееся к оуновским главарям, готовым продаться в любой момент кому угодно, попалось на удочку. В местных газетах появились многозначительные намеки, что, хотя покушавшийся и был одет в немецкую форму, на самом деле он принадлежал к числу лиц, не оценивших расположения немецких властей и предавших фюрера. Газеты сообщали далее, что органы безопасности, то есть гестапо и СД, уже напали на след преступника.

Оставленный Кузнецовым след привел гестаповских ищеек именно туда, куда и рассчитывало наше командование. Гитлеровцы схватили тридцать восемь видных националистов, в том числе и несколько сотрудников так называемого всеукраинского гестапо…

Через десять дней разведчики на той же машине, заново перекрашенной и с другими номерами, снова появились в городе.

Когда Даргель с адъютантом щел на обед, машина с разведчиками поровнялась с ними. Кузнецов выскочил из нее и метнул гранату. Оба фашиста упали. Небольшой осколок гранаты попал в левое предплечье Николая Ивановича. Кузнецов быстро вскочил в машину. Началась погоня. До войны Струтинский работал шофером в Ровно. Хорошо знал город и в лабиринте улиц сумел уйти от преследователей.

Вскоре выяснилась еще одна невероятная случайность: граната взорвалась так удачно для фашиста, что осколки ударили в противоположную от него сторону. Даргель был тяжело ранен и контужен.

В отряде во время рапорта о выполнении задания Медведев увидел у Кузнецова на левой руке кровь, тут же прервал его и направил в санчасть.

«В глубине мышц возле самой плечевой артерии прощупывался острый осколок, – рассказал об этом ранении врач партизанского отряда „Победители“ А. Цессарский. – Малейшее неосторожное движение руки – и артерия может оказаться перерезанной. Кузнецов погибнет от кровотечения у нас на глазах!

– Чем это, Николай Иванович?

– Гранатой.

Он внимательно следил за моими приготовлениями и, когда я вынул шприц и бутылку с новокаином для обезболивания, вдруг воскликнул:

– Что, хотите заморозить?

– Да, нужен разрез, и я хочу обезболить кожу.

Кузнецов энергично покачал головой:

– Ни за что! Режьте так.

– Зачем? У меня же достаточно новокаина.

– Режьте так!

– Будет очень больно…

Кузнецов оставался непреклонен.

– Зачем это вам, Николай Иванович?

– Я должен себя проверить. Если мне придется когда-нибудь испытать такую боль, вытерплю я или нет? Оперируйте, доктор!

И так как каждая минута могла стоить ему жизни, я вынужден был сделать разрез и удалить осколок без обезболивания…»

В октябре 1943 года Кузнецов уничтожил агента гестапо майора Мартина Гителя, а позднее – заместителя Коха по общим вопросам генерала Германа Кнута.

А затем партизаны решили казнить командующего особыми карательными отрядами генерала фон Ильгена.

Через разведчицу Лидию Лисовскую, которая в то время уже служила экономкой у Ильгена, узнали, что генерал обедает дома. Она же сообщила, что оба адъютанта его уехали в Германию.

Дом охраняется одним часовым и денщиком.

Помощниками Кузнецова в этой операции были Николай Струтинский, Ян Каминский и Мечислав Стефанский, одетые в немецкую форму.

15 ноября 1943 года около 16 часов машина с разведчиками остановилась возле дома № 3 по улице Лермонтова. Партизаны вышли из машины и направились к особняку. Обезоружили часового и денщика. В доме произвели тщательный обыск, забрали документы, оружие.

Вскоре прибыл генерал. В прихожей его встретили разведчики. На предложение сдаться в плен Ильген оказал отчаянное сопротивление. С большим трудом его скрутили и повели к машине. На улице Ильгену удалось освободить одну руку, он вырвал кляп изо рта и закричал. Партизанам удалось вновь связать генерала, но крик о помощи был услышан. К месту происшествия поспешили три немецких офицера. Обстановка до крайности осложнилась, но Кузнецов, как всегда, нашел удивительно точный ход. Втолкнув Ильгена в машину, он пошел навстречу гитлеровцам и на вопрос: «Что здесь происходит?» – заявил: «Я сотрудник службы безопасности… Мы задержали советского террориста, переодетого в немецкую форму. Предъявите ваши документы!» Офицеры послушно протянули свои удостоверения. Кузнецов внимательно рассматривал их, давая время партизанам получше упрятать генерала в машине. Один из подошедших оказался личным шофером Коха. Обращаясь к нему, Кузнецов сказал: «Вы, господин Гранау, поедете со мной свидетелем в гестапо», а его спутникам объявил, что они свободны.

Забрав также часового с денщиком, перегруженная машина на предельной скорости пронеслась по улицам Ровно. Через час они были далеко за городом, на одном из хуторов.

Всю ночь Кузнецов допрашивал генерала Ильгена и шофера Гранау. От них были получены важные сведения.

После похищения генерала Ильгена было решено убрать главного судью оккупированной Украины генерала Альфреда Функа. И сделать это намечалось именно в здании верховного суда. Кузнецов предварительно побывал здесь. Изучил внутреннюю планировку, запоминал все ходы и выходы.

16 ноября 1943 года в городе распространилась новость: убит Альфред Функ, на его смерть в газете был напечатан некролог, подписанный Кохом.

Это был последний акт возмездия в Ровно. После него Кузнецов и Струтинский несколько дней отдыхали на «маяке». Зная, что гитлеровцы ищут офицера в форме обер-лейтенанта, командование отряда «присвоило» Паулю Зиберту очередное звание гауптмана (капитана). Подготовили новые погоны, сделали соответствующие отметки и в документах. По этому поводу Николай Иванович в шутку заметил: «Глядишь, кончу войну полковником».

Находясь на отдыхе в отряде, Кузнецов как-то сказал: «Если после войны мы будем рассказывать о том, что мы делаем в Ровно, никто, пожалуй, этому не поверит. Да я бы и сам не поверил, если бы не был непосредственным участником этих дел».

26 декабря 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Николай Иванович Кузнецов был награжден орденом Ленина.