Птица-тройка

Начнем с тормозов. Их у нас либо нет вовсе, либо они надежны, как лучшая подруга, почти сестра. Та самая, что прожужжала уши, раскаляя мембрану вулканичес­ким шепотом:

· Такой мужик, та-а-а-акой мужик! Не чета тво­ему... чудаку. Смотри, упустишь— будешь локти ку­сать.

А после с интересом наблюдала из директорской ложи кровавые сцены. А по окончании спектакля на заднем сиденье частника экс-супруг сосредоточенно изучал содержимое ее запазухи.

У мелкого флирта, у спичечной страсти короткая дистанция с бетонной стеной в конце. Мы же нередко, сорвавшись с места в карьер, мчим по ней в эйфории на бешеной скорости, словно под колесами зеркальная автострада Калифорнии. Нет, я не против ответвлений любви всех сортов и масштабов. Выпала такая уда­ча — посетить эту землю, попетлять по ее лабиринтам, глупо все время гнать вперед по комсомольской узкоколейке с упорством бронепоезда. Проблема в том что указатели поворотов натыканы в самых неожи­данных местах и в самой нелогичной последователь­ности.

Нет бы все по порядку: в яслях — симпатия, в шко­ле — увлечение, в вузе — влюбленности, а в комплекте с дипломом — любовь-страсть, наваждение единым букетом, перевитым свадебной ленточкой. И чтоб не вял. И чтобы на фоне ровного семейного счастья ре­гулярно вспыхивали рецидивы девственного чувства — с томительной дистанцией, вибрацией ожидания, сму­той сомнений, неотшлифованными реакциями, легко­мыслием и крылатостью.

Но на такое досвадебное ретро партнеру надо за­тратить массу сил и энергии. Не затем женился. А карьера, а бизнес, а мироздание? Кто тогда поддер­жит Пизанскую башню в ее падении, застеклит озоно­вые дыры, испьет шеломом синего Дона?

Приходится, чтобы не отвлекать возлюбленных от их вселенских проблем, утолять жажду из чужих коло­дцев. Потому что по велению и замыслу природы мы экстравертны и артистичны. Недаром имен великих актрис и звездного шлейфа их славы, несмотря на фору в тысячелетия, хватит на пояс для экватора, да еще и с кокетливым бантиком. Актеров же едва-едва наскребется на бечеву волжских бурлаков.

А наши интрижки со всеми зеркальными поверх­ностями! Витринами, чайниками, стеклами авто и му­ниципального транспорта, полированными дверцами шкафов и даже черным мрамором надгробий. В об­щем, без зрителей и поклонников — ну никак. Особенно настойчивых иногда допускаем внутрь. Но не из-за лебединого клекота либидо, как это им мерещится, в награду за восторг, рукоплескания, за жаркую одну желания, из пены которой и восстаем ослепи­тельными богинями.

Пусть себе заблуждаются. Они. А нам — нельзя. Надо помнить о неисправных тормозах и двигаться с такой скоростью, чтобы в любой момент выпорхнуть на обочину без риска сломать себе шею. Для чего и следует усвоить некоторые правила безопасности движения.

Постигай науку расставания. Еще до встречи сми­рись и согласись с неизбежностью разлуки. Делай про­межутки между свиданиями на час, на день, на неделю, на месяц длиннее, чем хотелось бы. Хотелось бы тебе, а не ему. Не потакай своему нетерпению. Оно чревато опрометчивыми поступками. Гаси его затянутым ожи­данием. Это как при голодании: важно перетерпеть острую начальную фазу.

Мечтай. Мечтать не вредно. Но о прошлом, а не о будущем. Иначе срастешься со своими фантазиями и непременно захочешь их воплощения в реальности. Тут-то и грянут землетрясения и бури. А срастаемся мы с ними в две секунды. Помню мою первую коман­дировку в столицу. Душа готовилась к празднику: трое суток за казенный счет в лучшем городе земли. Москва тогда возбуждала, а не угнетала провинциалов. Все кастовое, элитное было надежно замаскировано под овощную базу, а не кололо глаза невыносимой рос­кошью витрин и холодным высокомерием халдеев. Уже под градусом эйфории я стояла на Кузнецком мосту в сногсшибательном марлевом сарафане (Ин­дия), почти свежих босоножках (Болгария), арендован­ных ради такого случая у подруги, и с собственной польской сумкой через плечо, которая при внешней элегантности легко затаривалась дюжиной пива, а сей­час содержала сменные трусики, паспорт и пятьдесят три рубля сорок шесть копеек командировочных де­нег,— стояла и сладостно колебалась между гости­ницей и Красной площадью.

· Сеньорите, кажется, требуется гид?

Бархатный голос, высокий рост, прикид от фарцы, в общем, вполне, вполне...

После провинциального общепита ресторан “Огни Москвы” впечатлял: вышколенные официанты, пано­рама вечного города с высоты птичьего полета, меню с диковинными блюдами типа жареного угря. Это сейчас шашлыком из аллигатора в пираньевом соусе никого не удивишь.

К третьему “Брюту” мы были помолвлены. Мой новый спутник жизни (штамп районного загса в соб­ственном паспорте как-то незаметно стерся из памяти) явно принадлежал к дипломатическим кругам: когда мне требовалось в туалет, галантно провожал до дам­ской комнаты и неотлучно ждал у дверей. По воз­вращении отодвигал стул, наполнял преимущественно мой бокал и говорил, говорил, говорил: ложи Боль­шого театра, склады ГУМа, алмазные пломбы крем­левских дантистов, ближние дачи, дальние страны... Где ты, мой малогабаритный город, оклеенный старой шпалерой, с окнами на сараи? Когда-нибудь я приеду туда в карете, запряженной четверкой лошадей, с бартами, гувернантками, левретками, чтобы поплакать на могилке старого смотрителя...

- Ну, солнышко, давай в последний раз в туалет — и на пикник.

Когда я вернулась, за столиком уже диктовала заказ свежая компания. Моего поручика не было. Как и оставленной на стуле польской сумки с трусиками, паспортом и пятьюдесятью тремя рублями сорока шестью командировочными копейками...

Не проявляй никакой внешней инициативы. Дея­тельная любовница — ночной кошмар мужчины. Они же лидеры (истинные или мифические — вопрос второ­степенный) и не выносят, когда из их рук рвут пальму первенства, никогда ни о чем не проси. Могут от­казать, и будет больно. А страдание— питательная среда для любви. Особенно вначале, когда еще не рассеялся розовый туман, когда еще слишком уверена в своей власти. Сопротивление ей заставит упорство­вать, и не заметишь, как из королевы превратишься в нищенку.

Вообще мы обладаем поразительным даром пор­тить себе праздники попытками растянуть их до раз­меров будней, а веселый водевиль — до масштабов древнегреческой трагедии. Синдром старухи из сказ­ки о золотой рыбке. Чтобы не раскачиваться скорб­ным маятником над разбитым корытом — не жад­ничай, бери лишь то, что дают без напряжения, не кидайся босиком по снегу вдогонку за решительной спиной. Ничего не добьешься, кроме простуды и оби­ды.

Идеально — вовсе не доводить до финальной точки. Нет ничего более унылого, чем исчерпанные до дна отношения: ил, грязь, коряги. Пусть лучше будет элегантное многоточие, поставленное тобой, а не со. автором где-то посредине.