Выслушивание

На примере наших историй о терапии, которые были сформированы в контексте этих превалирующих дискурсов, можно сказать, что большинству терапевтов трудно научиться выслушивать истории людей как истории. Наши истории о терапии тайно побуждают нас держать ухо востро, а рот в ожидании момента для реплики “Ага!”, когда мы распознаем “клинически значимый момент” — когда мы знаем, что с этим делать.

Тем не менее, как замечает Вайнгартен (1991), дискурсы могут меняться и эволюционировать, когда беседы между людьми затрагивают культурно доступные нарративы. Другими словами, знание на локальном уровне и исходящее от подсообществ может влиять на более крупные дискурсы. Как бы просто это ни показалось, перед лицом превалирующих дискурсов и доминирующих знаний, простое выслушивание рассказываемой кем-то истории представляет собой революционный акт.

Когда мы впервые встречаем людей, мы хотим понять, какой смысл несут их истории для них самих. Это означает наш отказ от “экспертных фильтров”: не вслушиваться в основные жалобы; не “собирать” подходящие-для-нас-как-для- экспертов кусочки диагностической информации, рассеянные по их историям; не слушать их рассказы так, как если бы они служили матрицами, внутри которых кроются ресурсы; не вслушиваться в поверхностные намеки на то, что “на самом деле” является основной проблемой; и не сравнивать те самости, которые они изображают в своих историях, с нормативными стандартами.

Вместо этого, мы пытаемся влезть в кожу тех людей, с которыми работаем, и понять с их точки зрения, на их языке, что побудило их искать у нас поддержки. Лишь тогда мы сможем признать альтернативные истории. Устанавливая связь с опытом людей с их точки зрения, ориентирует нас на специфические реальности, которые формируют (и ими формируются) их личные нарративы. Понимание такого рода требует, чтобы мы слушали с обостренным вниманием, терпением и любознательностью, одновременно выстраивая взаимоотношения, основанные на обоюдном уважении и доверии.

Несмотря на полученное нами образование, которое говорит нам о том, что мы действительно знаем, мы пытаемся прислушиваться к тому, чего мы не знаем.