Верховный главнокомандующий 16 страница

Прилагаю справку о нем, которую я просила Хвостова написать для меня.

Он только что нашел в своем Лужском имении серный (?) источник и каменный уголь; это я сообщаю тебе просто ради интереса. Повидай его, когда приедешь, и поговори с ним по душе. Конечно, когда Совет Министров станет работать более дружно, все наладится, — кроме того, они будут защищать нашего Друга из любви к тебе и уважения к Нему.

Бэби написал тебе французское письмо, пошли ему телеграмму, — это обрадует дитя.

Теперь я должна кончить.

До свидания, драгоценный муж мой, многострадальный душка!

Не могу спокойно о тебе думать, сердце разрывается от боли. Я так жажду видеть тебя наконец избавленным от хлопот и беспокойства, окруженным людьми, честно исполняющими твои приказания и служащими тебе из любви к тебе! Тебе столько приходится переносить!

Бог возложил на тебя тяжелый крест, но Он не замедлит помочь тебе, подаст тебе мудрость и силу и вознаградит за твое терпение и кротость. Я так желала бы быть тебе более полезной. Все так трудно и сложно сейчас, и мы не можем быть вместе, это хуже всего. Надеешься ли ты скоро приехать?

Да сохранит и благословит тебя Господь! Да утешит Он тебя в твоем одиночестве и услышит твои молитвы!

Осыпаю тебя нежными, горячими поцелуями, прижимаю тебя к сердцу и хочу отдохнуть на твоей груди, забыв про все тяжелое, что разрывает сердце на части.

Навсегда, любимый, твоя

Солнышко.

Царское Село. 20 декабря 1915 г.

Мой любимый,

Каким сюрпризом было твое второе дорогое письмо! Благодарю тебя за него от всего сердца! Я рада, что ты опять путешествуешь — ты будешь меньше чувствовать свое одиночество и потом — эти войска уже давно ждали тебя. Кроме того, сейчас не так холодно, и это удобно для смотров. Неужели этот старый греховодник проскакал во главе своего эскадрона?! Слава Богу, что это обошлось благополучно, но надеюсь, что в других отношениях он не мешает тебе.

Какая радость, что ты будешь здесь 24-го! Ты выпьешь чай в поезде, и мы зажжем елку для детей, когда ты приедешь. К тому времени мы успеем покончить с елкой для прислуги и для фрейлин. У меня голова идет кругом от всего, что надо сделать, и я себя чувствую скверно. Все же хочу пойти в церковь на минутку, так как мальчик Лили Д. переходит в православие сегодня утром, — он будет стоять обедню в нижней церкви и причастится в первый раз в жизни, — он мой крестник. Дрентельн завтракает у Изы, и мы попросили его потом зайти к нам, чтобы проститься, так как он сам, наверное, не догадается этого сделать!

Как хорошо, что ты назначен английским фельдмаршалом! Теперь я закажу хорошую икону с английским, шотландским и ирландским покровителями — св. Георгием, св. Михаилом и св. Андреем, для тебя, чтобы ты благословил ею английскую армию, хотя, в сущности, покровитель Ирландии св. Патрик. Я прочитала в газетах то, что ты написал о нашем наступлении на юге. Да дарует Господь успех нашим войскам!

Интересно узнать, что тебе Б. [578] сказал про Машу.

Сегодня утром 10 градусов мороза, и деревья густо покрыты снегом, как тогда, когда ты был здесь. Малютка наш, наконец, вышел сегодня, и я надеюсь, что у него скоро опять будут розовые щечки.

Сегодня 20-й день после смерти Сони! Время так незаметно идет, — как будто это все случилось только вчера, а иногда кажется, что это было много лет тому назад, — один день кажется целым годом в эти трудные времена страданий и тревог.

Дорогой мой, я должна встать и одеться, чтобы идти в церковь.

До свидания, мой дорогой, любимый, моя радость, моя жизнь, мой единственный и мое все! Крещу и целую тебя нежно и обнимаю тебя.

Навсегда, любимый, твоя старая женушка

Аликс.

Как хорошо будет, если тебе удастся повидать Эриванцев, Грузинцев и других кавказцев! Может быть, и моих Сибирцев? Я получила прелестную телеграмму от Леиб-Егерей, в благодарность за икону и ленту.

Царское Село. 21 декабря 1915 г.

Мой любимый,

Как я рада, что ты остался доволен всем виденным вчера и что было не слишком холодно! Сегодня у нас только 3 градуса, — Бэби наслаждается своими прогулками в саду дважды в день.

Я вчера пошла к обедне — ко второй половине, потому что мне хотелось присутствовать при том, как Тити Д. в первый раз причастится — он мой крестник. Вчера утром он перешел в православие. Описание ее последнего путешествия отсюда в деревню с Гротен великолепно — они спали в одном купе, он над ней, так как не было места, — хорошо, что это была не А.

Эрдели сегодня будет у меня, не знаю, зачем, может быть, по поводу ложного приказа, данного им от твоего имени, в чем он, вероятно, хочет оправдаться. Посмотрим, как ему это удастся. Вчера с нами простился Дрентельн — с глазами, полными слез, — он уезжает 26 вечером и надеется иметь возможность проститься с тобой до отъезда.

Какие у тебя будут здесь утомительные дни — 3 дня подряд елки в манеже! Там такая толпа!

Митя Орбелиани [579] помогал мне разбирать драгоценности Сони и распределять их согласно ее желанию. Тяжело было разбирать все эти мелочи, которыми она так дорожила.

Тутельс меня изводит — никогда ничего не помнит, переспрашивает сто раз, и это не помогает моему писанию. Голова и сердце болят, страшно устала. Ради других отправилась вчера в дом А., так как там было двое раненых приятелей детей и Мариин толстяк, так что я должна была сидеть с А.

Любимый душка, должна теперь с тобой проститься. Будь здоров, я всегда с тобой сердцем и душою. Крещу и целую тебя без конца, муженек мой.

Твоя старая

Женушка.

Царское Село. 22 декабря 1915 г.

Мой любимый,

Поздравляю тебя с днем ангела нашей маленькой Анастасии! Грустно было давать ей подарки без тебя. В 12 1/2 будет отслужен молебен у меня в комнате, а затем я, может быть, пройдусь немного, так как 2 градуса тепла, и ветра нет, и лишь изредка идет снег. Сегодня первый день, что снег спал с деревьев, и они стоят совсем голые.

Наш Друг все молится и думает о войне. Он говорит, чтоб мы Ему тотчас же говорили, как только случается что-нибудь особенное, — она Ему сказала про туман, и Он сделал выговор, что Ему этого не сказали тотчас же, — говорит, что туманы больше не будут мешать.

Алексей и Шот только что отправились в сад, — ему эти прогулки очень полезны. Веселовский телеграфировал, что ты 20-го видел мою роту. Я очень за них рада, — может быть, там были наши раненые — Кунов или Малеев.

Я принимала Эрдели. Ну, я нахожу, что все очень неясно, так как он отрицает, что когда-либо говорил с тобой лично об Андроникове и что никогда не посылал такой телеграммы. Он думает, что она составлена на телеграфе, против чего я протестовала, так как они никогда не посмели бы воспользоваться твоим именем. Тогда он сказал, что это вина Маслова. Может быть, эта неудачная мысль и действительно была его, но я велела ему выяснить в штабе в городе, кто написал и кто получил приказ Эрдели от твоего имени. — Я совершенно уверена, что это сделал Эрдели, потому что он сказал мне еще другие вещи, будто мое имя было упомянуто, — вздор. Ты знаешь, я не люблю его и эти его вкрадчивые глаза и манеры. Затем он хвалил мне Гротена (он считает его моим и Аниным protege, без сомнения). Он был очень груб в последние годы с Аней в период своей Дружбы с Станой.

Мой улан Гурьев сидел со мной час (он также хвалил Гротена и Маслова), был мил, интересен, в прекрасном настроении, — то, что нужно в молодом офицере.

Как, должно быть, тебе странно было видеть наши войска в тех местах, которые знакомы тебе по прежней ставке! Продвигаемся ли мы там или крепко засели после отступления? На юге мы как будто берем много пленных и медленно, но верно продвигаемся.

Я приготовила подарки для Н. П. Мы сшили ему шелковую рубашку, я связала ему чулки, затем достала резиновый таз и кувшин вроде тех, какие я дала Родионову в прошлом году на Рождество, и т.д.

Посещение войск должно действовать освежающе. Ты, вероятно, ездишь в автомобиле и ходишь пешком, так как невозможно доставить тебе туда твоих лошадей.

Мой дорогой, должна теперь кончить. Крещу и целую тебя без конца, ласкаю и люблю больше, чем могу выразить. Навеки

Твоя.

Хвостов сказал А., что он, Наумов и Трепов составили план по продовольствию на два месяца, — слава Богу, по прошествии 15 месяцев они, наконец, выработали план!

M-me Антонова вернулась из Ливадии — прилагаю фиалку, подснежник и другие душистые цветы оттуда.

ИЗМЕНА

«Наши молитвы встретятся в эту ночь»
«Всякая ласка дает нам силу и глубокое счастье»
«Ты делаешь великое дело»
«Впереди такое тревожное время»
«Династия переживает тяжелые испытания»
«Это становится политически опасно»

«Наши молитвы встретятся в эту ночь»

Встречу Нового 1916 года Царю не удалось провести вместе с семьей. Неотложные дела заставили его отправиться в ставку 30 декабря.

Военное положение страны было нелегким. Если в начале войны против России действовало 49 дивизий, то во второй половине 1915 года — уже 107 дивизий. Усиливается подрывная деятельность германского штаба. За счет немецких денег, направляемых через разные подставные организации, финансируется антивоенная, пораженческая деятельность левых партий. С декабря 1915 года выходит журнал «Летопись». под редакцией М. Горького, пронизанный духом измены Родине. Продолжают плести свои интриги за устранение Царя и замену его своим кандидатом российские и международные масонские круги.

Царское Село. 30 декабря 1915 г.

Мой любимый,

Снова ты уехал один, и я с тяжким сердцем рассталась с тобой! Долго, долго не будет больше ни поцелуев, ни нежных ласк, а мне хочется прижаться к тебе, крепко обнять и дать тебе почувствовать всю силу моей любви. Ведь ты — моя жизнь, мой возлюбленный, и каждая разлука причиняет мне бесконечную душевную боль, потому что ведь это разлука с самым для меня дорогим и святым! Дай Бог, чтобы это было ненадолго! — Другие, без сомнения, найдут меня глупой и сентиментальной, но я чувствую слишком глубоко и сильно, и моя любовь к тебе, мой единственный, безмерна. Я знаю все твои душевные заботы, тревоги и мучения — и чем они серьезнее, тем сильнее мне хочется разделить с тобою эту тяжелую ответственность и взять эту ношу на свои плечи. Молишься и вновь молишься с верой, надеждой и терпением — должны же, наконец, наступить хорошие времена, и ты и наша страна будете вознаграждены за все сердечные муки, за всю пролитую кровь! Все, — кто были взяты из жизни, горят, как свечи перед троном Всевышнего. И там, где бьются за правое дело, там будет окончательная победа! Так хочется поскорее хороших вестей, чтобы утишить здесь неспокойные сердца и пристыдить за маловерие!

Нам совсем не удалось спокойно повидаться в этот твой приезд, мы были вдвоем только 3/4 часа в сочельник и вчера 1/2 часа — в постели ведь не приходится говорить, слишком уж поздно всегда, а утром нет времени, — так это посещение и пролетело, тем более, что рождественская елка ежедневно отвлекала тебя. Но я все-таки благодарна, что ты приехал, и, не считая нашей личной радости, знаю, что твое дорогое присутствие осчастливило тысячи людей, видевших тебя здесь. — Новый год не такой большой праздник, но, однако, встретить его не вместе, впервые за 21 год, грустно. Боюсь, как бы это письмо не показалось ворчливым, но, право, я этого не хотела, — на сердце у меня тяжело, и твое одиночество для меня постоянный источник тревоги. Те, которые менее привыкли к семейной жизни, не так тяжело чувствуют разлуку.

Хотя сейчас сердце и расширено, я пойду проводить тебя, а потом отправлюсь в церковь. Там я почерпну силы и помолюсь за твое благополучное путешествие и победу. — Прощай, мой ангел, сердечный друг мой! Завидую своим цветам, которые будут сопровождать тебя! Крепко, крепко прижимаю тебя к груди, целую каждое любимое местечко с нежной, нежной любовью — я вся твоя собственная маленькая Солнышко, для которой ты — все в этом мире. — Да благословит тебя Господь Бог, да сохранит Он тебя от всякого зла в новом году! Пусть этот год принесет тебе славу, прочный мир и воздаст за все то, чего стоила тебе эта война! Крепко целую тебя в губы и стараюсь забыть все, все, глядя в твои любимые глаза. Положу свою усталую голову на твою дорогую грудь еще раз в это утро и постараюсь найти спокойствие и силу для разлуки.

Прощай, мой единственный, любимый, солнышко мое, муженек мой, мой собственный!

Навсегда, досмерти, твоя жена и друг

Солнышко.

Я запечатлела здесь крепкий поцелуй [580].

Этот маленький календарь может пригодиться тебе.

Царское Село. 31 декабря 1915 г.

Мой ненаглядный,

Последний раз пишу тебе в 1915 г. Из глубины сердца и души молю Всемогущего Бога благословить 1916 г. для тебя и нашей возлюбленной страны! Да увенчает Он успехом всякое твое начинание, вознаградит армию за ее доблесть, ниспошлет нам победу, покажет нашим врагам, на что мы способны!

За 5 минут до твоего отъезда выглянуло солнышко. Шахбагов всегда отмечал это явление, когда ты уезжал в армию, а сегодня оно ярко светит, при 18 градусах мороза! И так как наш Друг всегда советовал обращать внимание на погоду, то мне верится, что это, действительно, доброе предзнаменование.

А для внутреннего спокойствия необходимо подавить те мятежные элементы, что стараются разорить страну и втянуть тебя в бесконечную борьбу.

Прошлую ночь молилась так, что, думала, душа разорвется и глаза выплачу от слез. Не могу вынести мысли о том, сколько приходится тебе переносить, и все это совсем одному, далеко от нас — о, мое сокровище, ясное мое солнышко, любовь моя!

Со станции мы проехали прямо к Знамению. Наш дорогой Бэби тоже поставил там свечи.

Не знаю еще, как мы будем встречать Новый Год. Я бы предпочла быть в церкви, — но это детям скучно. На душе так скверно, никак не могу решиться. Во всяком случае, очень грустно не быть вместе, и я ужасно чувствую твое отсутствие. — А как пусто в твоей комнате, дорогой мой, без нашего солнышка, без бедного ангела! Бесконечная жалость наполняет мое сердце и — такое безумное желание крепко обнять тебя и покрыть поцелуями!

Бэби сейчас вышел в сад.

Должнакончать.

Еще раз благословляю тебя и шлю наилучшие пожелания на грядущий год.

Да хранит тебя Господь, милый, любимый ангел!

Целую тебя без конца и остаюсь твоей глубоко, глубоко любящей старой женушкой

Аликс.

А. шлет свое благословение, наилучшие пожелания, уверения в любви и поцелуи к новому году.

Только что получила твою телеграмму. Очень огорчена, что ты не спал, — наверное, было жарко, ты был утомлен, измучен и тосковал. Мое настроение тоже очень, очень грустное!

Царская ставка. 31 декабря 1915 г.

Моя возлюбленная,

От всего сердца благодарю тебя за твое милое письмо, которое ты дала Тетер. [581] и которое я нашел сюрпризом, когда ложился спать! Самое горячее спасибо за всю твою любовь и ласки за эти шесть дней, что мы провели вместе. Если б только ты знала, как это поддерживает меня и как вознаграждает меня за мою работу, ответственность, тревоги и пр.!.. Право, не знаю, как бы я выдержал все это, если бы Богу не было угодно дать мне тебя в жены и друзья!

Я всерьез говорю это. Иногда трудно бывает выговорить такую правду, и мне легче изложить это на бумаге — по глупой застенчивости.

Вчера, после того, как мы расстались, я принимал толстого Хвостова — в течение полутора часов. Мы хорошо и основательно потолковали. После чаю я взял эту книгу — «Девушка-миллионер» — и много читал. Чрезвычайно интересно и успокаивает мозг; уже много лет, как я не читал английских романов!

Я спал плохо или, вернее, очень мало, потому что не мог заснуть, ноги у меня так мерзли, что я, наконец, залез с головой под простыни и таким образом согрел край постели, — в конце концов, это помогло!

Прибыв сюда нынче утром, я застал такую же холодную погоду, как дома, — 10 град. Теперь холод меньше, нет ветра, масса снегу. После длинного доклада обычный завтрак со всеми иностранцами. Я передал им поклоны Алексея, а они много расспрашивали о нем и сожалели, что не видят его теперь.

Молитвы наши встретятся в эту ночь — молебен состоится в церкви в 11.45.

Благослови Бог тебя, моя душка, и дорогих детей!

Навеки, мое дорогое Солнышко, твой старый муженек

Ники.

Царское Село. 1 января 1916 г.

Мой родной и любимый ангел!

Наступил Новый Год, и к тебе обращены первые слова, выходящие в этом году из-под моего пера. Шлю тебе мои наилучшие пожелания и беспредельную любовь. У нас был молебен в другой половине дома в 10 1/2 часов; затем я отвечала на телеграммы и стала на молитву около 12-ти. Я слышала церковный звон, стоя на коленях, плача и молясь всем сердцем и душою.

Милый мой голубчик, как ты проводишь этот день? Был ли в церкви? Один в пустых комнатах, как это должно быть грустно!

Одного счастливца видела я сегодня вечером: это — Волков, которого я назначила моим третьим камер-лакеем, так как другие одряхлели и, того и гляди, отправятся на тот свет. Он со слезами благодарил меня. Мы с ним вспоминали, как он привез нам подарок в Кобург, когда мы были помолвлены, а я помню его еще и прежде, в Дармштадте. Сегодня не могу больше писать, слишком болят глаза. Спи спокойно, мое сокровище, мое Солнышко!

С добрым утром, родной мой муженек!

22 градуса мороза, погода ясная. Спала плохо: болело сердце, — сегодня утром оно еще расширилось, и день придется провести в постели. Досадно за детей. Если станет легче, то вечером перейду на кушетку, чтобы проветрили эту комнату.

Получила телеграмму от Сандро из города, — рада, что бедняжка Ксения не одна, потому что она чувствует себя очень плохо.

Жажду весточки от тебя, так как получила только телеграмму о приезде 24 часа тому назад, — мысленно не расстаюсь с тобой. Так как у Бэби немного першит в горле, то он сидит дома. Остальные пошли в церковь. Милое мое сокровище, надеюсь, что это яркое солнце принесет благословение нашим храбрым войскам и нашему дорогому отечеству и что оно осветит твою жизнь яркой надеждой, силой и мужеством!

Надо отвечать на кучу телеграмм. Вчера я принимала m-me Хвостову (юстиция) [582] с хорошенькой дочкой, которая на будущей неделе выходит замуж за молодого артиллерийского офицера, возвращающегося на войну; он получил 17 ран. Затем приняла 4 раненых офицеров, Вильчковского и калмык с их священником. Последние просят меня в этом году пораньше послать раненых к ним в лечебницы, на кумыс, они хотят также устроить здравницу — это будет великолепно.

Ну, в постели никто до меня не доберется, и это, пожалуй, будет лучше и скорее приведет в порядок мое сердце.

А. провела ночь в городе. Она уехала еще после 5-ти, по приказу нашего Друга, после разговора с Ним по телефону. Она сообщила мне, что надо передать тебе теперь же относительно трамваев. Я знаю, что Алек раз уже пытался прекратить это, и уже были столкновения, — какой же генерал отдал приказ теперь? Это совершенно нелепо, так как им часто приходится далеко идти, а трамвай довез бы их в один момент. Кажется, на основании этого приказа, какой-то офицер вытолкал одного солдата из вагона, а солдат пытался ударить его. Кроме того, стоит ужасный холод, — и, в самом деле, это дает повод к скверным россказням: наши офицеры не все ведут себя по-джентльменски и, вероятно, часто объясняются с солдатами «при помощи кулака». И зачем это люди все придумывают новые поводы к недовольству и скандалам, когда все идет гладко?! Белецкий захватил шайку с прокламациями, которые опять печатались к 9-му [583] с грязной целью. Бог слышит молитвы нашего Друга и поможет им послужить тебе.

Дети завтракают в соседней комнате и ужасно шумят. Инж.-мех. [584] явился неожиданно и лишил меня возможности принимать лекарства, это очень неприятно.

Сию минуту совершенно неожиданно принесли твое милое письмо. О, благодарю тебя, любовь моя, нежно благодарю тебя за твои милые слова, — они согрели мое больное сердце: лучший подарок для начала года. О, любовь моя, как много это письмо для меня значит и как ужасно я по тебе скучаю! Я тоскую по твоим поцелуям и объятьям; застенчивая детка дарит мне их только впотьмах, а женушка лишь ими и живет. Я терпеть не могу выпрашивать их, подобно А., но когда я получаю их, они составляют мою жизнь, и когда тебя нет, я вспоминаю все твои нежные взгляды, каждое твое слово, каждую ласку.

Бэби получил от всех иностранцев из ставки прелестную телеграмму, в которой они вспоминают о комнатке, где они сиживали, болтая за закуской.

А. принесла для тебя цветок от нашего Друга с Его благословением, приветом и множеством добрых пожеланий.

Прощай, мой милый ангел, благословляю и много раз целую тебя. Твоя

Женушка.

Царское Село. 2 января 1916 г.

Мой родной, любимый душка!

Славное, яркое солнышко; 20 градусов мороза. Спала плохо, и голова все болит. Поэтому извини за короткое письмо. Вчера лежала на кушетке от 9-ти до 11-ти, и голова совсем разболелась; поэтому сегодня опять лежу в постели, так как голова и сердце болят сильнее, когда двигаюсь. М. и А. ходили на часок в церковь, ради Ани, которая причащалась. Прочие ездили в лазарет и теперь завтракают в комнате рядом. Отсутствие известий с фронта показывает, что погода еще не изменилась к лучшему. Я ошиблась: Сандро здесь нет; мне телеграфировал другой; Сергей тоже опять в городе, Николаша телеграфировал от имени всей семьи. — Мой возлюбленный, мой одинокий душка, мое старое сердце болит за тебя: я так хорошо понимаю это ощущение пустоты, когда вокруг много народа, а некому приласкать тебя. Меня сердит, когда А. говорит о своем одиночестве: около нее Нини, которую она нежно любит. Она приходит к нам два раза в день, каждый вечер сидит часами. Ты — ее жизнь, и она каждый день получает от нас обоих ласку и благословения. А вот ты теперь не получаешь ничего, а все только мысленно и издали. О, если б у меня были крылья, чтоб прилетать каждый вечер к тебе и радовать тебя моей любовью! Жажду обнять тебя, осыпать поцелуями и почувствовать, что ты мой собственный. Кто бы ни дерзал называть тебя «своим», ты все же мой, мое родное сокровище, моя жизнь, мое солнышко, мое сердце!! 32 года тому назад мое детское сердце уже стремилось к тебе с глубокой любовью. Конечно, ты прежде всего принадлежишь своей родине, и это доказывают все твои деяния, мой драгоценный. Я только что прочла твой новогодний привет армии и флоту. Дал ли ты разрешение по поводу дня рождения В. [585], что его можно праздновать так же, как и твой? Вчера Бэби начал свой первый дневник. Мари помогала ему; конечно, орфография его курьезна. Сегодня больше не могу писать, каждая мысль моя с тобой. Горячо благословляю тебя и шлю горячие «тихие» (soft) поцелуи. Навеки, родной мой муженек, твоя нежно любящая, глубоко преданная

Женушка.

Перечитываю твое письмо, я люблю его.

Царская ставка. 2 янв. 1916 г.

Моя любимая душка-Солнышко!

Сердечно благодарю тебя за оба дорогие письма. Меня сокрушает твое нездоровье, и я живу в тревоге, когда разлучаюсь с тобой. Мое одиночество ничто в сравнении с этим. Дорогая, будь осторожна и береги себя.

Посылаю тебе эти телеграммы для прочтения, а затем разорви их.

Ты спрашиваешь, как я встретил Новый Год. У нас тоже в полночь был молебен в церкви. О.Шавельский очень хорошо и правильно говорил. — У меня болела голова, и я сейчас же лег. — На Новый Год я чувствовал себя опять хорошо. В 10 ч. принял нескольких милых людей из города и затем пошел в церковь.

Пришло несколько бумаг, а также множество телеграмм, большей частью семейных и иностранных, на которые всегда труднее отвечать. Из полков телеграфировали одни Эриванцы.

Должен сознаться, что книга, которую я теперь читаю, меня совершенно увлекает. Когда кончу, пошлю ее тебе. Ты, наверное, отгадаешь, какие места меня особенно заинтересовали.

Иностранные офицеры просили у меня разрешения телеграфировать Алексею и были очень тронуты его хорошо составленным ответом.

Скажи ему, что они всегда кончают свою закуску в той маленькой комнате и вспоминают его.

Я тоже очень часто о нем думаю, особенно в саду и по вечерам, и мне недостает моей чашки шоколаду.

Погода приятная, мягкая, 3 градуса и много снегу, но солнца нет с самого моего приезда. — Дни стали гораздо длиннее.

Должен кончать.

Да хранит тебя Господь, моя дорогая женушка!

Целую нежно тебя и дорогих детей.

Твой старый

Ники.

Царское Село. 3 января 1916 г.

Мой родной, милый!

Сегодня утром только 5 градусов, — какая большая перемена! Эту ночь почти не спала, — спала только от 4 до 5 1/2 часов и от 7 до 9-ти; голове сталолучше, сердце же более расширено, поэтому остаюсь опять в постели. Вчера от 9 до 11 опять лежала на кушетке.

Мне жаль, что у Маши [586] отняли шифр; но уж если так, то и с некоторых господ, которые позволяют себе говорить такие вещи, теперь отлично можно будет снять их золоченые мундиры и аксельбанты. Прикажи Максимовичу последить за клубом. Хвост. просил Фред. помочь ему, но тот не мог или не понял, что это нужно. Увы, Бор. Васильч. [587] сильно изменился к худшему, как и многие другие. О, им необходимо почувствовать твою мощь, — теперь нужно быть строгим!

А. была ужасно счастлива твоей телеграммой и говорит, что написала скверный ответ вместе с родителями, хотя пропустила половину той официальщины, которую старик заставлял ее писать.

Посылаю тебе целую коллекцию писем. Извини, что дурно пишу; не знаю, почему, только не могу писать ровно этим автоматическим пером: вероятно, оно слишком жестко. Вкладываю открытку с фотографией Бэби, снятой Ганом в ставке, когда мы там были; она очень удачна.

Идет снег. Как я скучно пишу! Но я разбита, и настроение невеселое; поэтому не могу писать приятных вещей. В соседней комнате дети едят, болтают и палят из своих игрушечных пистолетов. О, мой нежный ангел, мой близкий, самый близкий, я так жажду твоих любящих объятий, жажду прижаться к тебе крепко! Какое утешение твое любящее письмо! Я все перечитываю его и благодарю Бога за то, что я в самом деле кое-что для тебя значу. Я так сильно этого хочу! Я люблю тебя горячо, каждым фибром моего сердца. Бог да благословит тебя, мой Солнечный Свет, мой единственный, мое все! Целую тебя без конца, молюсь беспрестанно, чтобы Бог внял нашим молитвам и послал утешение, силу, успех, победу и мир, мир во всех отношениях: все эти бедствия смертельно утомляют и угнетают.

Мой муженек, моя жизнь, мое счастье, благодарю тебя за каждую секунду любви, которую ты дал мне.

Твоя маленькая

Женушка.

Царская ставка. 3 янв. 1916 г.

Моя дорогая!

До сих пор не получил ни одного письма. Поезд запоздал на 6 часов из-за сильной снежной бури.

Здесь со вчерашнего дня тоже буря, и ночью ветер завывал в трубе, как этот ужасный тремоло в «Ahnfrau». Очень благодарен за твою дорогую телеграмму. Я рад, что твоя головная боль почти прошла; но гадкое сердце продолжает быть непослушным!

Могу написать сегодня тебе и детям, так как бумаг не поступало. Вчера я телеграфировал Ане и получил весьма почтительный ответ. — Никто не вспомнил этой годовщины, так что я напомнил об этом Фред. и Воейкову. Валя [588] лежит: у него сильный жар, я только что его навестил. Он чувствует себя лучше, но лицо у него распухло и красное от простуды.

Ночью выпала масса снегу. Я обрадовался, найдя деревянную лопату в саду, и очистил одну из дорожек. — Это для меня очень полезное и приятное занятие, так как сейчас я не делаю никакого моциона. И тогда я не так тоскую о Крошке.

Утренние доклады теперь кратки, потому что пока все спокойно, но на Кавказе наши войска начали наступление и довольно успешно. Турки этого совсем не ожидали зимою. В Персии мы также наносим тяжелые удары этим проклятым жандармам, находящимся под руководством немецких, австрийских и шведских офицеров. Между прочим, я получил очень сердечную телеграмму от Гардинга, вице-короля Индии, от имени правительства, князей и народа. Кто мог бы подумать это 10 лет тому назад?

Я был тронут цветком, присланным от нашего Друга.

До свидания, моя душка-Солнышко. Храни тебя Господь!

Нежно целую и бесконечно люблю.

Навеки твой

Ники.

Царское Село. 4 января 1916 г.

Мой родной, милый!

Твое дорогое письмо, полученное вчера после обеда, доставило мне неожиданную радость, и я благодарю тебя за него от всего моего глубоко любящего сердца.

День прошел, как всегда; А. немного почитала мне. От 9 до 12-ти лежала на своей кушетке, между 10 и 11 приходил к чаю Н.П. Я не видала его с прошлого понедельника. Взгрустнулось по тебе, любимый, так как он никогда не бывал у нас за чаем без тебя. Вероятно, он уедет 8-го, чтобы в назначенный день съехаться с Кириллом в Киеве. Сегодня в ночь он уезжает на один день, чтобы проститься с сестрами. Он рассказал нам, как трогательно добра была к нему дорогая матушка [589], продержала его полчаса, говорили про Экипаж, политику, старика [590], которого она считает честным, но дураком за то, что он обидел Булыгина [591],сказала, как глубоко сожалеет о том, что Н.П. покидает ее сына — такой верный и неподкупный друг, — вынула из кармана образок и благословила его. Он был ужасно растроган ее добротой. Кажется, Саблин 3-й [592] (которого некоторые считают, увы, его братом [593]) распространил историю о том, будто он туда выслан подальше от тебя, за то, что говорил против нашего Друга. — Так гадко, и это опять внушило ему нежелание ехать к Гр.: будто это получит такой вид, что он хочет просить за себя. А ему следовало бы повидаться с Ним перед отъездом на войну; Его благословение может сохранить его от несчастья. Я увижусь с ним еще раз и тогда попрошу его побывать у Него. Это — тема, к которой надо подходить осторожно; все это зло тогда сделал Манус [594]. Чебыкин [595] виделся с ним несколько раз и делает все, чтобы добыть людей. Я думаю, они посмотрят их вместе, до его отъезда. К. [596] просил Григоровича [597], чтобы тот попросил Канина [598] послать офицеров с «Олега». Они послали за Кожевниковым [599] для подготовки людей для его роты, которая пойдет вместе, после трехнедельного отпуска; потом Род. [600] и т.д. Им не давали отпуска до сего дня с самой пасхи, так как все время приходилось быть наготове в С. [601] и в Одессе.