Постмодерн критикует проекты эпохи Возрождения и Просвещения. В чем смысл такой критики?

Постмодерн в культуре начался с критики ра­ционалистических проектов эпохи Возрождения и Просвещения, которые базировались на доверии к законодательному разуму и его возможностям. За­конодательный разум обрел свои права в Европе еще в 17 веке, заявив, что он может открыть осно­вания познавательной деятельности, которая гаран­тирует постижение истин, независящих от соци­альных, культурных и экзистенциальных влияний. В дальнейшем его усилия были направлены на разработку метода научного познания. После Ге­геля и Маркса термины «научный» и «диалекти­ческий» стали синонимами. Законодательный ра­зум требовал признавать истинным только такое знание, которое отвечало критериям предложенно­го им научного метода, осуществляя тем самым жесткий контроль за процессом познания во всех науках. Разум судил (одобрял или отвергал) все явления общественного и культурного пространства, обосновывая свое право быть судьей существова­ния объективных законов разумного мышления. Отмежевавшись от повседневного мышления, он взял на себя функции его критики и исправления, пытаясь тем самым предотвратить ошибки в мыс­лях и поступках людей.

Развить способность разумного мышления очень трудно, ибо необходимо специальное обуче­ние и тренировка мышления на историко-философских текстах, прежде всего Платона, Аристотеля, Канта, Гегеля, Маркса и др. Очевидно, что под­няться на уровень разумного мышления могли немногие люди и среди них, прежде всего, филосо­фы, которых Кант называл законодателями чело­веческого разума. Начиная с Возрождения и Про­свещения, общество признавало такой статус фи­лософов само собой разумеющимся. Утвердилось убеждение, что повседневные, сиюминутные, час­тные интересы и мотивировки искажают представ­ления людей о самих себе, поэтому следует различать, как люди воспринимают себя в своем соб­ственном представлении, и каковы они на самом деле, в действительности. Об истинной сущности людей дано знать философам, законодательный разум которых не замутнен пристрастиями и лич­ностными мотивациями. Поэтому стратификация общества на ведающих и неведающих восприни­малась как вполне естественное явление: одни — неведающие — живут в мире иллюзий и недосто­верных, неистинных знаний и представлений, дру­гие — ведающие — заняты поиском истины, посвя­щая свою жизнь развитию и совершенствованию способности разумно мыслить. Их задача — про­яснить сознание субъектов повседневной жизни, открыть истинные причины мыслей, поступков этих субъектов, показать, в чем истинный смысл жизни. Отсюда столь огромное внимание общества к про­пагандистской работе, которая была призвана по­мочь простым людям овладеть знаниями об истин­ных законах экономической, политической, культур­ной, идеологической и т.д. жизни общества.

Постмодерн выступил с критикой законода­тельного разума и его претензий на руководящую роль как в интеллектуальной, так в практической сферах жизни. Законодательный разум был обви­нен в непосредственной причастности к появле­нию тоталитарных режимов в Европе. «Просве­щение в его европейском варианте тоталитарно» по исходу, утверждает постмодернист Б. Гройс.

Какова аргументация постмодернистов, обви­няющих разум в причастности к тоталитаризму? Законодательный разум формально воспроизводит патерналистские отношения, существующие в тра­диционных обществах, где над людьми довлеет авторитет традиции, старейшин, законов предков. Законодательный разум, выступая в качестве не­пререкаемого авторитета для людей, требует от них беспрекословного подчинения его предписа­ниям. В своем господстве над умами людей разум воспроизводит приемы Церкви и государства, ко­торые в течение многих веков отрабатывали спо­собы удержания людей в подчинении. Необходи­мым условием возможности диктата разума была европейская рационалистическая идея полного овладения истиной. Она явилась преемницей упо­рядоченной модели мира с помощью рациональ­ного рассуждения по законам логики. Постмодерн отрицательно отнесся к этой традиции, обвинил ее в императивности, властном предписании сле­довать законам разума. Претензии разума на по­знание истины носят, с точки зрения постмодерна, агрессивный характер, сопряжены с сексуальнос­тью. Европейская устремленность к овладению истиной, к обладанию ею есть познавательный вариант фаллогоцентризма, присущего мужской культуре (Ж. Деррида). Агрессивность научного познания четко просматривается в процедуре на­учного эксперимента, который еще Г. Галилеи на­зывал «пыткой естества».

Объявив гордыней и ложью претензии законо­дательного разума открыть с помощью приемов теоретизирования и техники экспериментирования истинные законы развития природы и общества, постмодерн отверг универсальность понятия ис­тины, отказал таким понятиям, как Бог, душа, Я, внешний мир, объективность в праве быть осново­положениями культуры вообще и человеческого бытия в частности. Постмодернисты отказываются мыслить в системе научных категорий: истина, сущность, закономерность, основание, причина, следствие и т.д. Стало модным говорить о полной невнятности мира, неоднозначности истины, утвер­ждать, что эпоха «последних вопросов» — о смыс­ле человеческого существования, о природе и сущ­ности человека, о бытии и т.д. — закончилась. «Последние вопросы» — это метафизические воп­росы, ответ на которые предполагает умение и навык теоретизирования, умствования. Постмодерн предлагает современному обществу обойтись без этих мистифицирующих способностей законода­тельного разума и восстановить в правах обыден­ное мышление, оперирующее фактами повседнев­ного опыта. Тема повседневности становится цен­тральной в феноменологической социологии.

Критикуя культурно-рационалистический про­ект Возрождения и Просвещения, постмодернист­ская мысль ищет пути и способы возврата к магически-мистериальным истокам, против которых боролась культура законодательного разума.

Стремясь избавить культуру от диктата разу­ма, постмодерн оставляет за ним только одну фун­кцию — интерпретативно-толковательную. Разум должен заниматься не познанием истины, а интепретацией, толкованием мира как текста. Про­цедура толкования-интепретации бесконечна во времени и пространстве, а потому теряет всякий смысл говорить о каком-то определенном содер­жании, претендующим на истинность. Разнообраз­ные толкования по поводу мира и человека мирно сосуществуют, и ни одно из них не может рассмат­риваться как «привилегированное знание». Не существует «истинного» толкования, наделенного правом объявлять себя единственно достойным всеобщего признания. В контексте так понятого разума меняется и представление о философии. Так, современный философ-постмодернист Р. Рорти считает, что от нее остается только форма интепретации, в силу чего она превращается в одну из разновидностей литературных сочинений.