Сплетни как инструмент PR

Сплетни — это одна из разновидностей слухов. Так, «Словарь русского языка» С. И. Ожегова определяет сплетню как «слух о ком-/чем-нибудь, основанный на неточных или заведомо неверных сведениях». И приводит примеры словоупот­ребления: «Пустить сплетню. Обывательские сплетни».

Внешне сплетни обычно всеми осуждаются как проявление поверхностных интересов, «погоня за сенсациями», проявления «интриганских методов» и т.д. Тем не менее сплетни удивительно живучи. Они занимают определенное место в общественных отношениях. Это обусловлено многообразием социальных и пси­хологических функций сплетен. Главная из них, как и у слухов, — информа­ционное самонасыщение масс по собственным каналам. Эту функцию сплетня выполняет в случае «естественного» ее появления. В «искусственном» варианте сплетни придумываются и распускаются целенаправленно. Как и слух, сплет­ня — особый механизм формирования психологии масс и, соответственно, ин­струмент PR-воздействия. Сплетня в политическом PR играет двоякую роль. С одной стороны, это инструмент компрометации политика. Сплетни о «недо­стойном поведении» или «порочащих связях», например, часто используются в «черном PR» в избирательных кампаниях или для того, чтобы отправить поли­тика в отставку. Такую роль, например, играли многочисленные сплетни об амо­ральном поведении генерального прокурора РФ Ю. Скуратова («человека, по­хожего на генерального прокурора») в 1999-2000 годах. Известно и множество разнообразных сплетен о связях целого ряда российских политиков с «крими­нальными кругами».

С другой стороны, сплетня может быть и инструментом активного возвыше­ния политика. Так, сплетни о близости того или иного персонажа к ельцинской «семье» в 1990-е годы обычно способствовали росту его авторитета и влияния в элитных кругах. Сплетни о якобы неумеренном пьянстве того или иного политика в тот же период способствовали его приближению к первому президенту России. Считалось, что перед занятием важного поста полагается пройти особый тест на способность сохранить хотя бы относительно здравый рассудок и способность говорить после большой дозы выпитого алкоголя.

В отличие от слуха, который всегда недостоверен, под сплетней понимают ложную или истинную, проверенную или не поддающуюся проверке (и в этом случае обычно маловероятную), неполную, пристрастную, но правдоподобную информацию о делах, которые рассматриваются как личные, но могут иметь ши­рокий резонанс, и об обстоятельствах, касающихся закрытых сторон жизни элит­ных групп. Трудно представить себе широкое распространение сплетен из жиз­ни заводского цеха или строительной бригады. Напротив, всегда популярны сплетни из «высших сфер» — политиков, артистов и прочих «публичных» лю­дей. В этом случае уровень популярности фигуры является условием возник­новения и распространения сплетни. Более того, часто именно наличие сплетен является критерием «масштабности» и популярности того или иного персонажа. Именно поэтому создание и сознательное распускание сплетен является средством активной PR-«раскрутки» нуждающейся в известности персоны. В 1996 году, например, один ранее малоизвестный политик, только что пробившийся в депу­таты Государственной Думы, но очень хотевший, чтобы его считали «олигар­хом», заказал PR-кампанию, составным компонентом которой были сплетни о «несметных богатствах». Через две недели вся Дума всерьез обсуждала сплетню о том, как минувшей ночью данный политик проиграл в казино в «Метрополе» два миллиона долларов. Сплетня изобиловала деталями о том, как он неоднократно посылал помощников за деньгами (игра шла на наличные), какие плохие карты ему шли и т. д. История кончалась тем, что, проиграв эти деньги, под утро он встал из-за карточного стола, потянулся и, не моргнув глазом, сказал: «Не везет так не везет. Ну и хрен с ним!» Вскоре после этого депутаты избрали его заместителем председателя одного из экономических комитетов — столь сильное впечатление произвело его спокойное отношение к большим деньгам.

Слухи касаются всех — в этом залог их массовости. Сплетни касаются немногих, но эти немногие интересны многим. Механизм иной, хотя результат сходный. Как и слухи, сплетни удовлетворяют определенную информационную потребность. Однако это потребность не в жизненно важной, а как бы дополнительной информации о жизни популярных персон и закрытых для большинства населения общностей, сфер». Сплетни более информативны, конкретны и детализированы, но менее эмоциональны.

Обычно сплетни носят более локальный и «интимный» характер. Они имеют оттенок непристойности и касаются как бы запретных, сокрытых в силу их «неприличности» тем. Сплетня - это информация, которую нельзя изложить на бумаге. Она принципиально относится к разряду «непечатной». Как правило, сплетни передаются секретно, с ощущением принадлежности сплетников к определенному «кругу» и касаются тех вопросов, на открытое обсуждение которых накладываются некоторые табу.

Обычно выделяются шесть конкретных функций сплетен, удовлетворяющих соответствующим потребностям аудитории. Все они в той или иной мере имеют значение при использовании сплетен как инструмента политического PR. Информационно-познавательная функция сплетни как бы вывернута наизнанку. Сплетня — особое дополнение к иной, официальной, институционализированной, нормативной и общедоступной информации. В отличие от такой «отлакирован­ной» информации сплетня представляет своего рода «изнанку событий» и высту­пает в виде «изнанки информации». Ее информационно-познавательная ценность как раз и заключается в том, что она ставит под сомнение официальную информа­цию. Вот почему один из лучших способов распространения сплетен — это демон­стративное, усиленное их опровержение.

Психологически дело в том, что в тот момент, когда человек сталкивается с конкретной сплетней, потребность в объективной информации мгновенно пре­ображается в свою противоположность. Реально оказывается, что мы не так уж и нуждаемся в этой самой «объективной информации» — ее и так более чем доста­точно в средствах официальной коммуникации, в газетах, на радио и телевидении. Современный человек испытывает своеобразный эмоциональный голод в отноше­нии субъективной информации, особенно — с привкусом «клубнички».

Польский исследователь С. Ендржевский писал: «Эмоциональное, заинтересован­ное отношение к событиям, сам способ коммуникации, в ходе которого накладыва­ются друг на друга пусть даже непреднамеренные дезинформации сообщающих и принимающих, ведут к тому, что информация становится малоправдоподобной. Сплетня не ликвидирует дефицит информации, но может возбудить определен­ные настроения или поддерживать их». В этом и состоит особая прелесть сплетни: камуфляж информативности способствует ее распространению, хотя результат оказывается дезинформационным.

Аффилиативно-интеграционная функция. Обмен сплетнями свидетельствует об определенном сходстве характеров и иерархий ценностей обменивающихся сплетнями людей. Сплетня — не слух, которым можно поделиться «на ходу», с любым собеседником. Она требует определенного, подчас даже извращенного вкуса к этому.

ИЗ ПРАКТИКИ PR
Политические кампании — активный процесс, в котором своеобразно проявляются некоторые коммуникативные нюансы. Обследовав 800 женщин в небольшом городке с населением 60 тысяч человек, Р. Катц и П. Лазарсфельд установили, что в таких кампаниях личные контакты имеют большее влияние, чем массовая коммуникация. Установлены пять причин, по которым личная коммуникация часто побеждает массовую.
1. Личных контактов труднее избежать, хотя их возникновение и зависит от случая. Здесь не работает селективность, характерная для массовой коммуникации. Трудно «выключить» соседа, делящегося с вами в лифте политическими симпатиями. Невоз­можно «переключить кнопку» с одного соседа по лестничной площадке, с которым вы привыкли курить, на другого, некурящего.
2. Личные контакты намного более гибки. Поэтому их содержание может видоизменять­ся при необходимости преодолеть сопротивление аудитории. Даже поругавшаяся с вами «из-за Жириновского» жена заставит выслушать ее, хотя бы «в обмен» на вкус­ный ужин.
3. Прямые контакты в рамках личных коммуникаций увеличивают степень «поощрений» или «наказаний» в случае принятия или отвержения того или иного сообщения. Та же жена способна «наградить» вас, тогда как теща вполне способна и «наказать».
4. Люди больше верят живым и «персонализированным» коммуникаторам. Это есте­ственно — ведь вы их знаете лучше, чем «говорящую голову» в телевизоре.
5. Личные контакты могут заставить людей делать что-то, даже реально не переубеждая их. Например, приятель или сосед вполне может проголосовать так, как вы попросите, нисколько не меняя при этом своих убеждений. То есть сторонник В. Путина вполне может проголосовать за Г. Зюганова, если его об этом попросит коммунист. Но он не станет коммунистом: просто дружеские связи теснее и ценнее, чем партийные и политические.
Именно эти соображения привели команду Б. Клинтона в президентской кампании 1992 года к созданию новых, нетрадиционных видов коммуникаций с населением. Дж. Бейр специально отслеживал использование в той кампании ток-шоу, ночных комедийных телешоу и канала MTV. Приведем некоторые результаты его исследования. Так, например, всего в штате Северная Каролина проявляли внимание к обсуждению выборов в ночных комедийных шоу 29 % опрошенных. Но среди молодых людей в возрасте от 18 до 24 лет, которые сыграли главную роль в избрании Клинтона, таких было уже 52% К Дж. Буш-старший поначалу отказывался участвовать в подобных шоу, говоря, что в свои 68 лет он уже не мальчик чтобы заниматься такими глупостями. Однако, увидев реакцию молодых избирателей на появление Клинтона на MTV, Буш вскоре поменял точку зрения: ведь 35 % всех респондентов в Северной Каролине уделили внимание обсуждению предстоящих выборов на этом канале. Журнал «Business Week» предсказал, что MTV может стать вариан­том CNN для «поколения Нинтендо»: настолько важны приближенность к избирателям и «личные контакты» с ними.
Bare J. Non-traditional News Sources in the 1992 Presidential Campaign // North Carolina Data net. — 1993. №2. — P.17.

Сплетники — особенные люди. Как правило, они образуют свою определенную компанию, создают своеобразный информационный «кружок». Аффилиативная сила сплетни увеличивается за счет ее интеграционных свойств. Сплетня — один из важных инструментов формирования специфического «мы-сознания», психологического возникновения «своей» общности. Давно известно: те, с кем мы сплетничаем, — это всегда как бы «свои». Таким образом проявляются и укрепляются внутренняя связь и обособленный характер группы (клики, «котерии» или даже массы). Сплетня становится плоскостью противопоставления «мы — они».

Развлекательно-игровая функция. В отличие от слуха, который обычно воспри­нимают и передают всерьез, сплетню распространяют легко, как бы играючи, с шуткой и определенной иронией. Этому способствуют и некоторая легкомыслен­ность содержания сплетен, и их подчас юмористический характер. Справедливо подмечено: «В сплетне можно найти различные формы комизма — прозаические кулисы того, что пользуется всеобщим почетом, величие и обыденность одних и тех же людей, забавные конфликты социальных ролей и т.д.». В этом смысле сплетни сближаются с анекдотами, но носят более конкретный и правдоподобный характер. Как и анекдот, сплетня — способ развлечь собеседника. В отличие от слуха передача сплетни не обязательна. Она не так возбуждает передающего и не является жизненно важной для воспринимающего.

Проекционно-компенсаторная функция. Почти любая сплетня, даже имеющая в основе достоверные факты, это «придуманная» информация — не сообщение информационного агентства, а своеобразное «художественное творчество» в жан­ре устного рассказа. Этот жанр диктует свои законы: на объект сплетни проеци­руются вытесненные свойства и склонности сплетников, приписываются близкие им самим характеристики людей, их личные симпатии и антипатии. В силу своей «художественности» сплетни способствуют порождению и сохранению легенд и мифов, поставляя якобы подтверждающие их факты, «обоснования» и «иллюстра­ции». Некоторые сплетни из жизни «великих» или просто известных и популяр­ных людей находят место на страницах развлекательных изданий. Так возникает явление, которое мы рассмотрим в последней части книги как «желтый PR». Тем самым сплетни могут менять жанр — из неофициальной информации, пере­даваемой «по секрету», «из уст в уста», они превращаются в печатную, публичную и «институционализированную» информацию. К ней же предъявляются иные критерии достоверности — напечатанное в газете или сказанное с телеэкрана вос­принимается как бесспорный факт.

Функция социального контроля. Сплетня — составная часть общественного мнения и элемент скрытого механизма неформального контроля масс над элитой. Страх, связанный с возможностью появления сплетен, зачастую становится одним из факторов, определяющих поведение людей. Особенно это относится к конформистам или просто опасливым политикам, небольшим и недостаточно психологически мобильным группам. Эта функция отражает формирование упоминавшегося «мы-сознания», только в инвертированной, перевернутой форме. С точки зрения социального контроля в качестве «мы» выступают контролируемые —

элита, опасающаяся негативных оценок и санкций со стороны масс. Группой «они» для элиты оказываются массы.

Тактическая функция. Сплетня может использоваться в качестве своеобразного оружия в борьбе между политиками, группами или массовыми общностями Сплетни могут распускаться в расчете на негативное воздействие на репутацию и имидж оппонентов. С их помощью снижается доверие к противникам, возбуж­даются отрицательные эмоции и негативное отношение. Это относится к «чер­ному PR».


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: