Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 10 страница

— Я много раз видела ее там, — прошептала Алекса. — Она была так красива и романтична, но не выглядела счастливой.

— В первое лето в Сэнд-Харборе она была счастлива, но на следующее лето все изменилось.

— Почему ты решил рассказать мне это?

— Ты сказала, что думаешь, будто ограбление Фиби и смерть Шейлы каким-то образом связаны. Ты должна поискать тот дневник.

— Я его не видела, хотя просмотрела все коробки.

— Тогда, может быть, кто-то нашел его до тебя, — предположил отец.

— Если бы ты выбирал между Джеком Уэллборном и Дэниелом Стоуном, кто из них, по-твоему, мог быть ее любовником?

Отец задумался.

— Любой из них. Или кто-то другой. Она была пламенем, вокруг которого, как мотыльки, вились мужчины.

— Что так притягивало их к ней? Только ее красота?

— Она обладала беспредельным очарованием. Смотрела на мужчину так, что он чувствовал себя особенным.

Его восхваления больно кольнули Алексу, хотя и не удивили.

— С мамой ты не чувствовал себя особенным?

— Я чувствовал себя в ловушке. Она слишком сильно нуждалась во мне, впивалась мертвой хваткой.

— Как ты можешь говорить такое, если ты всегда сбегал? — изумилась Алекса.

— Потому и сбегал. Рядом с ней я задыхался. Она не могла сидеть в другом конце комнаты, все время липла ко мне и говорила, говорила, говорила. Не умела слушать, просто быть рядом. Меня это выматывало.

Алекса с неохотой мысленно признала, что в чем-то он прав. Мать и за нее так же цеплялась.

Когда принесли бейглы, отец поднялся.

— Мне пора.

— Не хочешь взять один на дорожку?

— Нет, спасибо. — Он неуверенно улыбнулся. — Можно дать тебе совет?

— Попробуй, — насторожилась Алекса.

— Не увлекайся так сильно прошлым, иначе не успеешь насладиться настоящим. Алекса, я хочу, чтобы ты была счастлива. Найди свою любовь и живи ею. Полюби того, кто сделает тебя лучше и сильнее, потому что в этом мире слишком много людей, которые попытаются погубить тебя. И никогда не будь похожей на меня. Я желаю тебе большего.

— Я сама этого хочу.

Со смешанными чувствами Алекса смотрела вслед отцу. Что-то изменилось между ними. Надол-го ли? Кто знает?

* * *

Покончив с кофе и бейглами, Алекса вышла на улицу. Как хорошо, что в Сэнд-Харборе все близко. Не нужно вечно пользоваться автомобилем, можно просто пройтись и насладиться весенним утром. Она собиралась сразу отправиться в антикварный магазин, но импульсивно сменила направление.

«Дом стекла» находился как раз за углом, а ей очень хотелось заглянуть внутрь.

Входная дверь была распахнута, и женщина с седыми кудряшками, в легинсах и длинном джемпере, видимо хозяйка, выставляла на одну из полок красивого стеклянного ястреба. Женщина показалась Алексе знакомой. Да, именно ее она в детстве называла повелительницей птиц, а сейчас видела ее любовь к птицам воплощенной в стеклянных фигурках.

— Я могу вам помочь? — спросила женщина с легким напевным ирландским акцентом, приветливо улыбнувшись.

— Просто осматриваюсь. У вас прекрасные вещицы.

— Спасибо.

— Я Алекса Паркер. У моей тети антикварный магазин «Прошлое снова с нами».

— Я знаю Фиби. Какой кошмар с ней приключился. Я Мэри Маллиган. Очень приятно с вами познакомиться.

— Мне тоже. Я в детстве видела вас на пляже. Летом, когда приезжала погостить у тети. Вы всегда кормили птиц и собирали обточенное стекло.

— Я до сих пор хожу на пляж каждое воскресенье, — улыбнулась Мэри. — Стараюсь воплотить в стекле красоту птиц, но даже не приблизилась к этому. — И она критически осмотрела свое последнее творение.

— Этот ястреб прекрасен. Вы идеально воплотили и грацию, и силу. Мне безумно нравится.

— Не хотите его приобрести?

— Сколько он стоит?

— Сколько вы сможете себе позволить, — улыбнулась Мэри.

— Я боюсь недоплатить вам.

— Уверена, ничего подобного вы не сделаете.

— Вы очень доверчивы. — Алекса достала кошелек. — Лучше я дам вам свою карточку, и вы снимете, сколько считаете справедливым.

Мэри взяла ее карточку и направилась к кассе.

— Как насчет двадцатки?

— По-моему, слишком дешево.

— Вы говорите точно как моя дочь, — вздохнула Мэри. — Джанет уговаривает меня брать больше, чтобы поспеть за ростом арендной платы. А я бы до сих пор с удовольствием продавала свои поделки из моей мастерской в гараже или на местной художественной ярмарке. Я просто не создана для бизнеса.

— Вы могли бы нанять помощника, — посоветовала Алекса.

— Я хотела взять в помощницы Джанет, но она решила стать юристом. Не понимаю, как я вырастила ребенка, мечтающего носить деловые костюмы и изучать скучные законы. — В ласковых голубых глазах Мэри мелькнула озадаченность. — Джанет пошла в моего покойного мужа. Он был бизнесменом и четко следовал правилам во всем, но быстро понял, что если хочет остаться со мной, то ему придется стать более гибким. — Мэри протянула Алексе чек на подпись. — Муж умер несколько лет назад. Тогда Джанет и убедила меня открыть магазин, чтобы я не тосковала без дела. Я была счастлива в своей мастерской, но Джанет хотела, чтобы я больше времени проводила среди людей и меньше с птицами и стеклом.

Алекса не знала, что на это сказать, хотя Мэри, похоже, и не нуждалась в ее ответе.

— А сложно делать фигурки из стекла? — спросила Алекса, когда Мэри умолкла и вздохнула.

— Только поначалу. Стекло — каверзный материал, но любой может научиться. Меня научила моя мама, когда я еще была подростком. Жаль, что Джанет это занятие совсем не привлекает.

— А я всегда хотела работать со стеклом, — призналась Алекса. — На каникулах я собирала разноцветные стеклышки на берегу и представляла, как когда-нибудь сделаю ожерелье вроде этого. — Она кивнула на выставленное в витрине украшение.

— Зачем представлять? Возьмите и сделайте.

— Вас послушать, так это очень просто, но, думаю, мне уже поздно учиться.

— Учиться никогда не поздно, — возразила Мэри.

— Я очень занята на работе.

— И какая же работа отнимает у вас все время? — спросила миссис Маллиган, осторожно заворачивая стеклянного ястреба в упаковочную пленку.

— Я бухгалтер.

— Еще одна любительница работать с девяти до пяти.

— Чаще с девяти до девяти, особенно в период подачи налоговых деклараций, — вздохнула Алекса.

— За долгую жизнь я уяснила, что важно выделять время на то, что любишь. Разве не для этого мы появились на свет? Разве мы не должны наслаждаться жизнью? Вы, например, могли бы преображать стекло.

— Наверное, вы правы, — согласилась Алекса.

В последние месяцы она сама начала понимать, что напряженный рабочий график почти не оставляет ей времени даже на друзей, не говоря уж о серьезных отношениях с мужчинами. Может, хватит утешать себя тем, что после напряженного налогового периода все наладится, ведь, когда затихает апрельское сумасшествие, возникают другие дела, а там не за горами новый наплыв клиентов с мешками квитанций и чеков. Может, она просто прикрывается работой, чтобы ни с кем не встречаться. Гораздо легче сосредоточиться на работе, чем думать о свиданиях, о прочных отношениях с мужчиной…

— Так сколько времени вы пробудете в городе? — прервала ее размышления Мэри.

— Не знаю. Определенно останусь, пока тетя окончательно не поправится.

— Ну, если выдастся свободное время, загляните ко мне домой. Я покажу вам, как работать со стеклом.

— Правда?

— С превеликим удовольствием. Нечасто встречаешь человека, которого интересует весь процесс, а не только конечный результат.

— Спасибо, я непременно приду, — пообещала Алекса.

Мэри записала на листке бумаги свой номер телефона и адрес.

— По воскресеньям магазин закрыт, вот тогда и приходите ко мне домой, если вам удобно.

— Отлично.

— Если выберетесь на пляж и найдете отшлифованное стекло, принесите с собой. Сделаем что-нибудь особенное. — Мэри вручила Алексе ее покупку. — Надеюсь, этот ястреб вас порадует.

— Я точно знаю, что порадует.

Алекса вышла из магазина и остановилась на тротуаре, разрываясь между долгом и желанием. Долг звал поработать в тетином магазинчике, желание — на пляж, поискать «морское» стекло. Как будто она раздвоилась, и две ее половинки — маленькая девочка, очарованная магией стекла, вынесенного волнами на берег, и взрослая женщина, переставшая верить в магию, — боролись друг с другом.

Постояв с минуту в нерешительности, Алекса двинулась в верном направлении. Во всяком случае, она на это надеялась.

В пятницу утром, в начале двенадцатого, Брейден поднялся по ступенькам дома, в котором очень недолго жил с Кинли, и остановился на веранде, испытывая неловкость и чувствуя себя здесь совершенно чужим. Он не успел сродниться с этим домом, купленным Кинли, когда он служил за границей, и сейчас не узнавал ни вазоны с цветами, ни качалку в углу веранды. И коврик с радушным приветствием перед дверью не узнавал. Этот дом принадлежал Кинли, а не ему, и так было с самого начала.

Брейден позвонил в дверной звонок. У него еще оставался ключ, но показалось неправильным им воспользоваться.

Кинли — в спортивных брюках и обтягивающей ярко-красной маечке — открыла дверь через пару секунд. Его почти бывшая жена много тренировалась в последние годы, и ее одержимость воздвигла еще один барьер между ними.

Кинли настороженно смотрела на него, не приглашая войти в дом.

— Брейден, что ты здесь делаешь?

— Нужно забрать кое-что.

— Мне помнится, ты сказал, что в этом доме нет ничего и никого, что бы тебе было нужно.

— Я ошибся, — коротко ответил он.

— Ошибся? — изумленно повторила Кинли.

Брейден кивнул.

— Во многом. Незачем пережевывать наши проблемы. Все закончилось гораздо раньше, чем мы оба это высказали. Я не одобряю некоторые из твоих поступков, но из этого не следует, что я должен быть твоим врагом. — Освободившись от гнева, он почувствовал облегчение. Алекса сказала, что его мучают незажившие раны, и была права. Слишком долго он держал все в себе и растравлял сам себя.

Кинли нахмурилась, словно не знала, как отнестись к таким переменам в его поведении. Возможно, ей легче было справляться с его враждебностью, чем с любым выражением доброты и сожаления.

— Мне не следовало говорить тебе о моем романе, когда ты лежал в госпитале, — наконец произнесла она. — Брейден, я сожалею об этом. Ты меня напугал там, в госпитале. Весь перебинтованный, неподвижный, ты выглядел совершенно сломленным. Я едва тебя узнала. Я больше не хотела быть женой солдата.

— Я сказал тебе, что увольняюсь из армии, — напомнил он.

— Слишком поздно, Брейден.

— Было бы лучше, если бы ты сначала попросила развода и только потом бросилась в новую жизнь. Ты изменила мне.

— Я же объяснила, почему не предложила развод. Не хотела расстраивать тебя, пока ты подвергался опасности. — Она глубоко вздохнула и выпалила: — Я не горжусь тем, что сделала. Я совсем иначе представляла себе нашу жизнь и подумать не могла, что так обернется. Я не знала, что мне будет безумно одиноко. Не понимала, что от многого придется отказаться. И даже когда ты был дома, ты замыкался в себе. Ты не разговаривал со мной. Ты замкнулся в себе, и я понятия не имела, как достучаться до тебя.

Вероятно, в чем-то Кинли права, но она ведь и не старалась понять, что ему пришлось пережить.

— Я пытался рассказать тебе о Пите.

Кинли поджала губы.

— Не желаю об этом говорить. Это слишком печально. И я боюсь, вдруг ты расскажешь мне слишком много, а я выболтаю кому-то, кто не должен знать. Я до сих пор встречаюсь в городе с друзьями Пита, и никто не знает всю историю, кроме тебя. Так ты сам пожелал.

— Мы не обязаны говорить о Пите. Можно войти?

Кинли заколебалась, нервно оглянулась.

— Я не одна.

Брейден застыл, ожидая, что гнев вернется, но остался удивительно равнодушным к тому, что сейчас в его доме, возможно в его кровати, какой-то мужчина. И в самом деле, все кончено.

— Мне нужна гитара, — сказал он.

— Твоя гитара? — удивилась Кинли. — Ты бросил на ней играть еще до нашей свадьбы.

— Она в стенном шкафу. Во всяком случае, там я ее видел в последний раз.

— Так ты за этим пришел… за гитарой? — не поверила она.

— Да. — Гитара была для него не просто музыкальным инструментом, а той частичкой себя, которую он потерял.

— Хорошо. — Кинли пожала плечами. — Сейчас принесу. Ты не мог бы подождать здесь? Зачем нам лишние осложнения?

Брейден не удержался от легкого сарказма.

— Да, конечно. Мы не хотим лишних осложнений.

Когда Кинли исчезла в доме, Брейден подошел к краю веранды, уставился на улицу. Вряд ли он когда-нибудь вернется сюда, но желание обходить стороной эту часть города пропало. Он должен двигаться дальше. Он больше не связан с армией. Он не связан с Кинли. Он разрубил все узы. Осталось только понять, с чего начать новую жизнь.

В дверях показалась Кинли и протянула ему гитару в чехле.

— Вот она. Держи.

— Спасибо.

— Брейден, а чем ты теперь займешься? — вдруг спросила Кинли.

— Первым делом выясню, смогу ли вспомнить хоть пару аккордов.

— Я говорю о твоей жизни. — Она помолчала, глядя на него так, будто просила о понимании. — Я не хочу, чтобы ты меня ненавидел, и я хочу, чтобы ты был счастлив. После всего, что тебе пришлось пережить, ты заслуживаешь счастья.

— Я буду счастливым, — пообещал Брейден.

— Ты сейчас с той женщиной, с которой я тебя видела?

— С Алексой? Нет. Мы просто… Я не знаю, кто мы друг другу.

— Это девочка из твоего прошлого. Та, в которую ты был безумно влюблен. Когда ты рассказывал мне о ней, твой голос менялся, будто она была особенная. Мне всегда было интересно, какая она.

Брейден не смог вспомнить, что в точности рассказывал Кинли об Алексе, да и какая разница?

— Да, она из моего прошлого. Я пока не знаю, станет ли она частью моего будущего.

* * *

Когда Алекса вернулась на набережную, подошло время ленча. Ресторанчики распахивали двери, горожане, взбудораженные подготовкой к субботнему предвыборному приему Дэниела Стоуна, обсуждали политику, волонтеры на всех углах раздавали рекламные листовки, в толпе туристов мелькали мужчины и женщины в строгих деловых костюмах. Интересно, кто они… партийные функ-ционеры? Служба безопасности? Члены команды кандидата? Трудно сказать.

Алекса с нетерпением ждала встречи с будущим сенатором и его окружением. Слова отца о дневнике Шейлы заинтриговали ее, но она не нашла в присланных в магазин коробках ничего похожего. Следовательно, либо кто-то нашел дневник до нее, либо он где-то надежно спрятан. Ладно, это она выяснит позже, а сейчас она задумала кое-что более личное — поиски разноцветного стекла.

Алекса пошла на пляж той же тропинкой, что и накануне, но, как только добралась до песка, сбросила туфли и почувствовала теплые песчаные струйки между пальцами. В последний раз, когда она была на пляже, она преследовала цель — попасть в дом Уэллборна, а сегодня хотелось просто наслаждаться.

Она медленно дошла до воды, отступившей с отливом и освободившей больше пространства для поисков. До сих пор странно было думать, что разноцветные сокровища, называемые «морским» стеклом, — обычные стекляшки, выброшенные в море и им отполированные. Силы природы превращают мусор в нечто прекрасное и соблазнительное, во всяком случае, для нее. И как же она устала от того, что люди выбрасывают ненужное… точно, как ее отец поступил со своей первой семьей.

Напряженно глядя под ноги, Алекса почти час бродила по пляжу вдоль кромки воды. Ветер растрепал волосы, выдернув едва ли не половину из «конского хвоста». Солнце ласково припекало щеки, будто высвобождая ее из зимнего кокона. Правда, прогулка обернулась серьезным испытанием. Ноги заболели от непривычной нагрузки — каждые несколько футов приходилось приседать, чтобы разворошить и рассмотреть кучки гальки, раковин и морских водорослей.

Она нашла несколько маленьких стеклышек, спрятала их в сумку, в кармашек на «молнии», и уже думала, что придется вернуться домой без какой-либо значительной находки, когда наконец наткнулась на красивый темно-зеленый стеклянный шарик в пару дюймов диаметром. Вот из него точно можно будет сделать что-нибудь интерес-ное.

Солнце сияло в зените, и Алекса поняла, что уже почти час. Полдня пролетело совершенно незаметно, но она не считала это время потерянным напрасно. Правда, тяжело менять привычки, укоренившиеся за десять лет, когда каждый поступок, каждое действие преследуют определенную цель. Много времени прошло с тех пор, как она отклонялась от выбранного пути, а теперь просто наслаждается изменениями в гармонии с самой собой.

Пересекая широкую полосу пляжа, Алекса увидела, что она здесь не одна. На большом камне под скалой, перебирая струны гитары, сидел парень, и сердце Алексы пропустило удар, когда она поняла, что это Брейден.

Сосредоточившись на своем занятии, он пока не заметил Алексу, и у нее было несколько секунд, чтобы рассмотреть его получше… Гитара в руках усиливала — если это только возможно — его сексуальность. Алексе нравились и вылинявшие джинсы, и простая футболка, весь его слегка небрежный вид. Просто невозможно было представить Брейдена в деловом костюме, как у бухгалтеров, с которыми она работала. Костюм сковывал бы его… Хотя Брейден почти восемь лет носил военную форму, напомнила себе Алекса.

Брейден вдруг поднял глаза, и его пальцы застыли на струнах.

Алекса помахала рукой, подошла и села на большой плоский камень рядом с ним.

— Что ты здесь делаешь, Алекса?

Она разжала ладонь, изумрудом сверкнуло зеленое стеклышко, и Брейден понимающе улыбнулся.

— Заново переживаешь прошлое?

— Похоже, только этим и занимаюсь. Утром я заглянула в «Дом стекла», поговорила с Мэри Маллиган и даже купила одну из ее стеклянных птиц.

Алекса достала из сумки коробочку, развернула пузырчатую пленку.

— Совершенство, не правда ли?

Стекло мерцало на солнце, и казалось, что ястребу не терпится улететь.

— Красиво, — согласился Брейден.

Алекса аккуратно завернула птицу, положила на мягкое ложе в коробочку, убрала в сумку.

— Мэри пригласила меня в воскресенье к себе домой, обещала показать, как она работает со стеклом. Ведь это то, о чем я всегда мечтала.

— Рад, что наконец ты сможешь этим заняться, — одобрил Брейден.

— Тете Фиби все лучше, и я уже не чувствую вины за то, что нахожу время для себя.

— Ты не должна чувствовать себя виноватой, Алекса. Жизнь слишком коротка.

— Знаю… И, если уж заговорили о давних мечтах, как продвигается твоя музыка?

— Со скрипом. — Брейден усмехнулся. — Придется играть здесь, где никто не услышит.

— Уверена, что все не так плохо.

— А я уверен, что ты даже не представляешь, как плохо.

— Тогда поиграй для меня и позволь судить мне, — попросила Алекса.

Брейден пожал плечами, побренчал немного.

— Уже неплохо. А как насчет моей песни? Споешь?

— Я все еще стараюсь вспомнить слова.

— А я думаю, что ты помнишь. Просто не хочешь петь для меня.

— Алекса, песня была глупая.

— Я хочу ее услышать. — Алекса огляделась по сторонам, никого поблизости не было. — Здесь сейчас только мы и птицы.

— Какая ты настырная, — вздохнул Брейден.

— А ты ужасно упрямый. Ну, хоть несколько строчек.

— Отлично, только если птицы с визгом рухнут в воду, я не виноват.

Алекса рассмеялась.

— Рискнем. Начинай.

Брейден опустил взгляд на струны, взял несколько аккордов и тихо запел. Его голос звучал красиво и уверенно.

— Она — моя летняя девушка. Каждый раз, как я вижу ее, мое сердце бьется быстрее. Ее улыбка освещает небо, такое же голубое, как ее глаза…

Алекса затаила дыхание.

— Дальше не помню, — пробормотал Брейден, наигрывая чудесную мелодию, а Алекса словно вернулась к своей давней невинной любви, к своему первому всплеску чувств. Тогда ей казалось, что сбудется все, о чем она мечтает. Она была полна надежд и желаний…

Брейден наконец перестал играть и взглянул на нее. В его глазах застыла неуверенность, будто он боялся, что слишком обнажил свою душу.

— Я по-настоящему любила мальчика, сочинившего эту песню, — тихо сказала Алекса.

— А я любил девочку, о которой мечтал.

— Думаешь, они еще живут в нас?

— Нет.

— Может быть, где-то глубоко-глубоко?

Брейден пожал плечами.

— Я могу говорить лишь за себя. Возможно, в тебе еще таится та девочка.

— Ты должен сочинить что-нибудь еще.

— Зачем?

— Потому что не узнаешь, на что способен, пока не попробуешь.

— Алекса, не делай далеко идущих выводов из одной песни.

— Брейден, хватит меня предостерегать. Я буду думать так, как считаю нужным, и об этом, и о нас.

— А теперь кто из нас упрямится?

Шутливым тоном Брейден явно хотел разрядить обстановку, и Алекса решила ему подыграть.

— Должна отметить, что твои музыкальные вкусы изменились.

— Ты и правда так думаешь? — рассеянно спросил он, перебирая гитарные струны.

— Правда-правда. — Улыбаясь, Алекса выудила из сумки телефон, вызвала на экран список воспроизведения. — Я помню время, когда ты любил этих парней.

Из крохотных телефонных динамиков рванула музыка группы, популярной два десятилетия тому назад. Алекса нашла эту мелодию накануне вечером, когда искала что-нибудь новенькое для загрузки в телефон. И думала о Брейдене и пес-нях, которые они слушали в детстве, и задавалась вопросом, повлияли ли они на его музыкальный вкус.

Брейден расплылся в улыбке.

— Они были твоими любимцами, не моими.

— Я так не думаю. Ты дергался в диком танце, подражая их солисту. — Алекса вскочила на ноги и попыталась повторить движения, как их помнила.

Брейден отложил гитару.

— Дай-ка мне свой телефон.

— Ни за что.

Брейден вскочил. Алекса взвизгнула и помчалась прочь и, разумеется, не ее ногам было соревноваться с длинными ногами Брейдена. Он повалил ее на песок, выхватил телефон и выключил дикую мелодию.

Сердце Алексы бешено колотилось, она прерывисто дышала и остро ощущала тело Брейдена, распростертого поперек нее. Что успокоению совершенно не способствовало. Он посмотрел на нее сверху вниз, его глаза потемнели, губы приоткрылись.

— Алекса… — прошептал Брейден.

Она обхватила его руками и притянула к себе. И вспыхнула от желания, почувствовав тяжесть его тела и страсть, безмерно превосходившую милую детскую влюбленность. Канули в Лету мальчик и девочка, остались мужчина и женщина. Он целовал ее жадно, будто истосковался по ней, будто не мог ею насытиться, и она ощущала то же самое.

Алекса скользнула ладонями по его спине, впитывая силу его мышц, просунула руки под рубашку, услышала тихий стон. Боль неутоленного желания пронзила ее и разлилась по телу, когда Брейден, оторвавшись от ее рта, провел губами по ее шее.

Она мучительно жаждала большего, чем объятия и поцелуи на пляже средь бела дня, но подозревала, что для этого потребуются иные причины, кроме страсти.

Так что наслаждайся моментом, приказала она себе, обнимая Брейдена за шею, запуская пальцы в его темные волнистые волосы, млея от удовольствия при каждом прикосновении его губ к своим.

А потом вдруг рядом залаяла собака, и песчаные брызги из-под лап бегущего пса отрезвили их, как холодный дождь.

Брейден скатился с нее и резко выдохнул. Алекса села, стряхивая песок с плеч и волос. Он бросил ей телефон.

— Спасибо.

— Не сработало.

— А по-моему, отлично сработало.

— Алекса, ты вообще-то сама знаешь, чего хочешь?

Она чувствовала неоднозначность его вопроса и не спешила с ответом.

— Знаю, что рано или поздно хочу завершить этот поцелуй, — призналась она.

— И что дальше?

— Брейден, я не знаю. Я не умею предсказывать будущее.

— Кое-что я могу предсказать. Один из нас или мы оба легко не отделаемся.

Алекса не хотела думать о плохом, но и она с годами стала циничной.

— Возможно, ты прав, но я слишком долго осторожничала. Может, пора рискнуть.

Брейден стиснул зубы, покачал головой.

— Сомневаюсь.

— Ну, когда поймешь, возвращайся, — резко сказала Алекса, поднимаясь на ноги.

— Не взваливай все решения на меня.

— Ты сам взвалил. Хочешь быть главным. Хочешь целовать меня, когда возникает желание, и прекращать, когда тебя одолевают сомнения.

— Вчера вечером прекратила ты, — напомнил Брейден.

А ведь верно. Он неожиданно стал ей очень нужен, и это перепугало ее до смерти.

— Ты прав. Ты вызываешь во мне чувства, которые меня страшат. Я видела, что сделала любовь к отцу с моей матерью.

— Мы никогда не повторим ошибок твоих родителей.

— Конечно, — согласилась Алекса. — Но, вполне вероятно, наделаем собственных.

— То есть, ты сама не знаешь, чего хочешь.

— Пожалуй… Я знаю другое — мы всегда выбирали неудачное время. Один из нас был готов идти вперед, а другой нет. Не знаю, как сейчас, но в какой-то момент нам придется решиться или закрыть эту дверь навсегда. А пока все, что между нами происходит, сводит меня с ума.

— И меня, — пробормотал Брейден, проводя рукой по волосам. — Я не хочу обидеть тебя, Алекса.

— Так не обижай.

— Сейчас я не могу решиться.

— И не надо. — Она смахнула песок с джинсов. — Мне в любом случае пора идти.

— Куда?

— В тетин магазин. — Алекса помолчала и добавила с улыбкой: — Каждый раз, как я вижу на вывеске «Прошлое снова с нами», думаю, что это очень подходит нам. Каждый день, проведенный здесь, будто неразрывно связан с прошлым.

— Да, что-то мы зачастили в прошлое.

— Я хочу просмотреть книги из посылки Уэллборна. Папа сказал, что Шейла вела дневник. Я не видела его раньше, но, может, он спрятан в одной из книг.

— Отец сказал? — удивился Брейден. — Ты снова с ним виделась?

— Да, он пригласил меня в кафе, но на завтрак не остался. Снова меня бросил.

Брейден нахмурился.

— Ты серьезно? Да как он мог! Я понимаю, он твой отец, но он осел.

— Ничего страшного. Я привыкла.

— Ты не должна привыкать к такому.

— Зато перед уходом он дал мне зацепку. Сказал, что Шейла была влюблена в кого-то, кто заставил ее сделать аборт. Он думает, что это с равной вероятностью мог быть и Джек Уэллборн, и Дэниел Стоун. Шейла говорила, что этот мужчина вне ее досягаемости.

— Больше похоже на Джека… — задумчиво сказал Брейден. — Если только твой отец не старается отвести подозрения от себя.

— И почему меня не удивляет тот факт, что я не доверяю мужчинам… — пробормотала Алекса.

— Надеюсь, ко мне это не относится. — Брейден посмотрел ей прямо в глаза. — Алекса, что бы ни случилось между нами, знай, что я никогда тебе не солгу.

Ее тронули его слова.

— Будь уверен, я тоже.

Брейден кивнул и улыбнулся.

— Мы как будто поклялись в верности.

— А почему бы не скрепить нашу клятву поцелуем? — рассмеялась Алекса. — Одним очень коротеньким, совсем не опасным поцелуем. — Она приподнялась на цыпочки, коснулась губами его губ — нежное обещание поцелуя, напомнившее ей их первый детский поцелуй. — До встречи.

Необходимо было сосредоточиться, однако Брейден — как ни старался забыть — чувствовал вкус этого очень коротенького, совсем безобидного поцелуя, сидя с Дрю в полицейском участке.

— Где ты был? — спросил Дрю, задумчиво разглядывая друга. — У тебя песок в волосах.

Брейден провел пятерней по волосам.

— На пляже.

— Катался по песку? Надеюсь, не в одиночестве.

— Брось свои шуточки. Я пришел поговорить о деле.

— Разумеется, о деле, — кивнул Дрю с напускной серьезностью.

Он взглянул на кабинет шефа. За закрытой стеклянной дверью виднелся сидевший за столом Эдвин Хейз.

— Я как раз собирался выпить кофе в ближайшей кофейне. Пойдешь со мной?

Поняв, что друг хочет не только выпить кофе, но и поговорить подальше от чужих ушей, Брейден пожал плечами.

— Пойду.

Дрю взял со стола связку ключей, и они вышли на улицу.

— Отличный денек, — заметил Дрю. — В последнее время я почти не высовываю нос из участка. Помнишь, как мы скатывались со ступенек здания суда на моем скейтборде? — Он кивнул на здание с длинной, широкой лестницей на другой стороне улицы.

— Я помню, как ты чуть не сломал себе шею, когда решил скатиться по перилам, — сухо ответил Брейден.

— Да, не самое мое мудрое решение, — ухмыльнулся Дрю. — Иногда я сам не верю, что теперь арестовываю безбашенных пацанов, а чтобы подняться по тем ступеням, должен сначала втиснуться в костюм и придушиться галстуком.

— Ладно, к делу, — прервал разглагольствования друга Брейден, заворачивая за угол. — Так что происходит? Ты явно не хотел разговаривать в участке.

— Сначала кофе. А пока можешь рассказать мне, с кем катался по песку. Или я должен догадаться сам?

Брейден не потрудился ответить. Он перестал рассказывать Дрю о своих девушках двенадцать лет назад и не видел причин начинать по новой. Однако Дрю явно не желал менять тему.

— Что там у вас с Алексой?

— Кто сказал, что я был с Алексой?

— Брось. Я детектив, а тебя не так уж сложно раскусить. Что между вами происходит?