Сетка категорий

Трансакционный анализ включает в себя столь богатый набор разнообразных, перетекающих друг в друга понятий, что можно двигаться в любом направлении, будучи уверенным, что без "улова" (интересного и полезного результата) не останешься. Но такой подход не удовлетворяет логическим требованиям к теории. Рассмотрим одно краткое изложение истории болезни, ставшей предметом обсуждения на семинаре по трансакционному анализу в Сан-Франциско. Женщина, обратившаяся к психотерапевту по поводу фригидности, предположила, что он должен вступить с ней в интимные отношения. Мать учила ее, как одеться, чтобы выглядеть привлекательной, а отец — побуждал привлекать внимание мужчин.

В ходе дискуссии доктор К., представлявший пациентку, старался показать, что сконструированная таким образом сценарная матрица не соответствует действительности. Согласно схеме 7, изображающей вторичную структуру Ребенка, Родитель в Ребенке (РРе) действует как встроенный "электрод", тогда как Взрослый в Ребенке (В Ре) — это интуитивный Профессор, эксперт, мастерски оценивающий окружающих. Но доктор К. считал, что в данном конкретном случае РРе действует как адаптированный Ребенок, а ВРе — как "электрод". Такой взгляд подтверждался данными из детского возраста пациентки. Многие коллеги его поддержали, прибегнув к логическим аргументам и свидетельствам, полученным в клинике. Они ссылались на игры, сценарии, указывали на адаптированного Ребенка пациентки. Могла ли стандартная матрица устоять перед таким напором? Стрелки, которые нарисовал доктор К., соединяли пациентку с ее отцом и матерью совсем не так, как это показано на схеме 7. Пора было, пожалуй, вовсе зачеркнуть эту схему. Но при более внимательном рассмотрении все аргументы оказались несостоятельными.

Прежде всего, когда доктор К. при содействии аудитории пытался определить, что он понимает под РРе, ВРе адаптированным Ребенком и "электродом", он давал каждое определение с новой позиции. То он аргументировал с точки зрения опыта развития, то обращался к поведенческим аргументам, то прибегал к логике, то выдвигал на передний план эмпирию. Некоторые из эмпирических данных относились к трансакциям, некоторые — к играм и сценариям. В результате оказалось, что используется несколько различных концептуальных систем, каждая со своим особенным языком и подходом, и в поисках определений автор неосознанно перескакивал с одной на другую. Первая система — структурная, трансакционная, с четырьмя ключевыми понятиями: состояния Я, трансакции, игры, сценарии. Вторая — обосновывающая, также имеет четыре главных понятия. Это — поведение, дающее возможность операционализации, ментальные процессы (в том числе "голоса", дающие указания), история развития, свидетельствующая о происхождении поведенческих моделей, и, наконец, также проявляющиеся в поведении социальные реакции. Третий язык описания формировался по психобиологическому принципу: Родитель в Ребенке, Взрослый в Ребенке — и т.д. Сюда же входили и функциональные определения, выражаемые прилагательными: адаптированный Ребенок, естественный Ребенок и т.д. Сами аргументы могли при этом иметь либо логическую, либо эмпирическую природу.

Если все эти языки свести в таблицу, то можно получить категориальную сетку, упорядоченную с трансакционной, обосновывающей, модификационной и методологической точек зрения.

Если мы построим наборы понятий так, чтобы каждый набор включал по одной клетке из каждой колонки, то увидим, что налицо 4х4х2ч2 = 64 возможных направления аргументации (при этом мы еще не считаем слова в скобках). Если оппоненты не следуют одному и тому же направлению, их аргументы просто невозможно будет сопоставить; для этого потребуется огромный труд по упорядочению и определению понятий. Если двадцать участников дискуссии строят свои доказательства двадцатью различными способами, нечего и думать за один вечер прийти к приемлемому для всех заключению. Когда один аргументирует по линии "состояния Я — история развития — описание — эмпирия", а другой по линии "игры — социальное поведение — биологические структуры — логика", то оба, может быть, говорят дельные вещи, но это столь различные способы аргументации, что прийти к общему выводу просто невозможно.

Даже в простейшем случае, когда один из оппонентов придерживается структурного или биологического подхода к состояниям Я, а другой — функционального или дескриптивного, взаимопонимание оказывается почти недостижимым. Это можно увидеть на схеме 17. Структурное членение состояния Я (Ребенок) представлено горизонтальными линиями, разделяющими вторичных Родителя, Взрослого и Ребенка. В свою очередь вертикальные линии показывают различные функциональные состояния Ребенка: адаптированный, бунтующий и естественный Ребенок. К какой бы схеме мы не прибегли, линии, идущие в разных направлениях, будут свидетельствовать о различии подходов. Кто-то будет использовать имена, описывая структуры, кто-то — функциональные прилагательные для описания модификаций этих структур. При этом имена и прилагательные будут относиться к различным системам описания, различным точкам зрения. То же самое справедливо применительно к каждой колонке из приведенной выше таблицы.

┌────────────┐ ┌────┬────┬────┐

│ Родитель │ │Ада-│ │Ес- │

├────────────┤ │пти-│Бун-│тес-│

│ Взрослый │ │ро- │тую-│твен│

├────────────┤ │ван-│щий │ный │

│ Ребенок │ │ный │ │ │

└────────────┘ └────┴────┴────┘

Схема 17. Структурное членение состояния Я (Ребенок).

Слева: психологическая структура.

Справа: описание функций.

Мы считаем, что единственный путь упорядоченной и результативной дискуссии — это выбрать какое-то одно из направлений и строго его придерживаться. Доктор К. использовал эту возможность и выбрал путь "состояния Я — социальные реакции — дескрипция — эмпирия". Не лучший подход, если учитывать специфику стоящей перед ним задачи, но это он представляет пациентку, и у него право выбора. Но стоит пойти по этому пути до конца, как оказывается, что его аргументы и наполовину не так убедительны, как в случае, когда он перескакивает с одного пути на другой. То же самое справедливо и относительно аргументов его сторонников. Другими словами, то что кажется приемлемым и убедительным, когда позволены всякого рода логические скачки и отступления, оказывается не выдерживающим критики с точки зрения строгого мышления. Именно по этой причине первоначальная сценарная матрица осталась стоять непоколебимо, по крайней мере, до тех пор, пока "штурм" не окажется лучше подготовленным.

Следовательно, в любых дискуссиях по проблемам трансакционного (в том числе и сценарного) анализа советуем в первую очередь определить направление дискуссии в соответствии с приведенной таблицей. Нужно выбрать по одной категории из каждой колонки — это и будет категориальная система дискуссии, которой советуем строго придерживаться. Иначе результаты дискуссии будут методологически необоснованными и не выдерживающими объективной критики, хотя бы они и выглядели блестяще с точки зрения риторики.

"Мягкие" и "твердые" данные.

Данные сценарного анализа — по преимуществу "мягкие" данные. Поскольку сценарий — это экзистенциальная данность, его невозможно изучать экспериментально в искусственно созданных ситуациях. Итог сценария для героя — нечто, имеющее абсолютную значимость. Наверное, нельзя себе представить, например, экспериментальную игру в покер. Если ставки крупные, игрок будет действовать совсем иначе, чем если ставки символические. Серьезный игрок в копеечной игре скорее всего расслабится, а копеечный игрок в серьезной игре скорее всего ударится в панику. Надежную информацию о сценариях можно получить только в ситуациях, где ставки высоки, а такие ситуации в нормальных условиях исследователю недоступны. Есть ведь только один способ получить ответ на вопрос: "Могли бы вы накрыть собой гранату, спасая товарищей?" Он проверяется экзистенциально, на поле боя. Искусственные ситуации ничего не доказывают.

Данные сценарного анализа можно приблизительно упорядочить по степени возрастания "твердости": исторические, культурные, клинические, логические, интуитивные, возрастные (психология развития), статистические, интроспективные, экспериментальные и независимо совпадающие. Этот ряд покажется странным ученому, привыкшему заниматься рутинным человеческим поведением, то есть тем, чем заняты ныне во многих странах социология и психология. Но он не будет выглядеть странным в глазах психотерапевта, а тем более психоаналитика, поскольку оба имеют дело с "твердыми" играми и "твердыми" итогами, такими, например, как развод и даже самоубийство или убийство. Вряд ли в приличном обществе можно осуществить убийство или самоубийство в порядке эксперимента.

1. Исторические. С самых первых шагов человечества люди подозревали, что их судьба — не результат автономного выбора, что она контролируется некими внешними силами. Сама универсальность этой веры заставляет критически ее исследовать, а не отвергать с порога на том основании, что это-де метафизика.

2. Культурные. Эта вера лежит в основании большинства человеческих культур, что также заставляет относиться к ней серьезно, столь же серьезно, как к экономическим мотивам, используемым для такого же обоснования.

3. Клинические. Данные клиники не являются строгими, поскольку могут быть подвергнуты различным интерпретациям. Но исследователь, который считает влияние сценария на клинические явления незначительным или вообще его отрицает, должен владеть техникой сценарного анализа и уметь применять его в клинике. В противном случае он просто не имеет права на суждение о сценарии. Ведь если человек глядит в телескоп или микроскоп и говорит "Я ничего не вижу" из-за того, что не умеет пользоваться инструментом, его вряд ли можно считать компетентным критиком в области астрономии или бактериологии.

4. Логические. Мы уже говорили, что людям можно давать советы, что им делать, а чего не делать. Словами можно принудить человека к самоубийству или превратить его в пьяницу, а можно, наоборот, спасти от такой печальной судьбы, если, конечно, произносятся правильные слова. Отсюда следует, что вполне возможно воспитать ребенка таким, каким желали его видеть взрослые люди. Психотерапевт может это понять, задав следующий вопрос пациенту: "Как следовало бы воспитывать ребенка, чтобы он жил так же, как вы?" Люди с хорошими сценариями отвечают охотно, и их ответам можно верить. Люди с плохими сценариями колеблются — отвечать или не отвечать, — но их ответы также бывают правдивы.

5. Интуитивные. Опытный сценарный аналитик часто судит по интуиции, а затем эти суждения проверяет. Например: "Поскольку вы часто беретесь сразу за два дела, но ни одно из них не доводите до конца, мне кажется, что ваши родители ставили перед вами разные цели и не пытались согласовать вопрос, как вам удастся достигнуть обе одновременно. Иначе говоря, они не сознавали четко их различия". "Да-да, все было именно так". Если ответ отрицательный, это, как показывает наш опыт, означает, что терапевт недостаточно компетентен, или, что в данный конкретный вывод вплелись какие-то личные мотивы.

6. Возрастные. Одно из самых убедительных доказательств — это когда ребенок сам формулирует суть своего сценария. Особенно важно при этом наблюдать ребенка в течение долгого времени, чтобы увидеть, как он сам реализует эту формулу. Речь, конечно, идет не о выборе карьеры ("Я буду пожарником"), а об итоговых трансакциях ("Я хочу жить" или "Я хочу умереть").

7. Статистические. Самое важное применение статистики — это изучение влияния волшебных сказок на последующую жизнь, на карьеру индивида и его взгляда на проблемы смерти.

8. Интроспективные. Эти данные очень убедительны. Как только человек начинает слышать "голоса", которые он привык подавлять с самого раннего детства, и соглашается с тем, будто произносятся те же самые слова, которые в детстве он слышал от родителей, то в этот момент он начинает понимать, насколько запрограммировано его жизненное поведение.

9. Экспериментальные. По причинам, уже изложенным, экспериментальное подтверждение сценарной теории в отношении человеческих существ невозможно. Но результаты экспериментов с животными могут быть экстраполированы на сценарное поведение человека.

10. Независимо совпадающие. Известны случаи, когда куратор формулировал сценарий студента, но был не в силах убедить студента в правильности найденного сценария. Студент отправился к психотерапевту, и когда поиск сценария привел к такому же результату, студент не мог уже его не принять. При этом оба сценарных аналитика были знакомы со студентом долгое время и строили свои выводы на изучении самых различных его жизненных проявлений. Такие, независимо полученные разными исследователями совпадающие выводы можно считать "твердыми", то есть надежными, хорошо обоснованными данными. Если этот подход систематизировать, то способом получения самых надежных данных следует считать изучение записанных на пленку интервью нескольких сценарных аналитиков с одним пациентом. Их выводы надо сопоставить с информацией о ходе жизни пациента в течение хотя бы пяти последних лет. Это, на наш взгляд, будут наиболее "твердые" данные.