Глава 11. – Гермиона все еще работает, – говорит Рон Гарри

Глава 11

– Гермиона все еще работает, – говорит Рон Гарри.
– Но она огромная, – произносит Гарри. Он достает из очередной коробки отчет и бегло просматривает детали перед тем, как обратиться к другу. – Уже восемь месяцев?
– Да, – отвечает Рон, крутя в пальцах конец своего ярко-оранжевого галстука. – Она настаивает, что ей нужно работать, но сама еле двигается. Я думал, она будет чуть больше похожа на… – Рон водит глазами, затем наклоняется и продолжает: – Ты Сам Знаешь Кого… Разве он не лежал все время на диване и не жаловался на раздутые ноги?
Гарри фыркает и улыбается.
– Да, иногда. – Он складывает бумаги стопкой и убирает их в папку. – Я устал от этой чертовой офисной работы. Побыстрее бы нам дали полевое задание.
Рон пожимает плечами.
– Мы, наверняка, скоро получим его, особенно учитывая то, что Ньюберри и Уилкинсон собираются увольняться после Рождества, – позади него дважды звенят офисные часы, и он встает. – Лучше мне вернуться к документам, – говорит он, с протяжным вздохом садясь за свой стол напротив лучшего друга.
День Гарри проводит, монотонно проверяя коробки, складывая папки в тележку и отправляя ее в архив к магам-регистраторам, которые так часто жалуются на свою работу, что Гарри иной раз кажется, будто они это делают на показ. Когда раздается звон часов, сотрудники друг за другом выходят из отдела, и Гарри, кивнув Рону и попрощавшись с несколькими другими аврорами, остается один.
Оглядевшись, он берет свое пальто, хватает бумажник и палочку, отходит от своего стола, но идет не к подъемнику в конце коридора, а проскальзывает в архив.
Огромное помещение заставлено рядами стеллажей, заполненных коробками с документами. В архиве места больше, чем на складе. И в этот час здесь никого нет.
Гарри с помощью чар призывает коробку с полки, находящейся слева от него через четыре пролета и, возможно, в двадцати шагах за углом, и заглядывает под крышку. Это именно та коробка. Какое-то время он просматривает документы, в которых где-нибудь – в параграфах, на полях – небрежным почерком упомянуто имя «Драко Л. Малфой».
Это не единственная коробка, в которой написано о Малфое. Гарри определил местонахождение большинства из них, и она – лишь очередная в его списке. Он оглядывается по сторонам и возвращает крышку на место. Затем достает палочку, стучит ею по коробке и произносит:
– Damnatio Memoriae!
Желтый свет сначала охватывает ее, а потом исчезает. Гарри снимает крышку и проверяет документы.
Все заметки о Малфое исчезли, оставив на своем месте белые пробелы. Гарри улыбается и с помощью чар отправляет коробку обратно.
Он проходит направо пять проходов и пятнадцать рядов дальше, прежде чем находит следующую. Чарами спускает ее с полки и, пока она парит над головой, шепчет заклинание. Коробка возвращается на место с едва слышным звуком скольжения по металлическому стеллажу.
И затем сзади него раздается стук.
Гарри резко поворачивает голову.
– Что ты делаешь? – спрашивает у него женщина, появившаяся из-за полок.
Она молодая – моложе Гарри – и с кривой улыбкой. Ее каблуки щелкают по полу, а мантия со свистом рассекает воздух.
– Я здесь работаю, – отвечает Гарри.
– Авроры не используют Damnatio Memoriae, если у них нет серьезного основания, – говорит она. – Особенно в отношении коробок с документами, в которых значится Драко Малфой.
Женщина улыбается еще шире, и с каждым ее приближающимся шагом внутри у Гарри все сжимается, холодеет и покрывается льдом.
– Ты не помнишь меня, не так ли? – спрашивает она. Когда Гарри не двигается, она добавляет. – Ромильда Вейн, – она протягивает руку, но Гарри не касается ее.
Он сглатывает, комок в его горле большой и сухой. Его живот сводит, внутри все вновь и вновь переворачивается, и он ощущает себя больным. Он не говорит, что действительно не помнит ее, и вместо этого лишь хрипло спрашивает:
– Что… что тебе известно?
Ромильда облокачивается о полку и тяжело вздыхает.
– Я знаю, что Драко Малфой все еще находится в списке Министерства и что ты, кажется, пытаешься стереть его имя из всех документов, в которых он когда-либо упоминался. Стираешь память о нем. И я видела, что ты приходил сюда уже, по крайней мере, дюжину раз, может, и больше.
Гарри пытается не забывать дышать из-за тяжести, образовавшейся в груди.
– Так что, мне стало интересно, с какой стати, такому герою, как ты, понадобилось делать нечто подобное, – сладко произносит она, – если он не пытается скрыть от общественности что-то очень, очень важное, – она подмигивает ему.
Глаз Гарри дергается.
– Что ты хочешь? – спрашивает он.

* * *

– Это шантаж, – говорит Гарри.
Ромильда, мурлыча, толкает его к полкам и целует. Гарри вздыхает. Его руки висят по бокам, губы – безвольны, но Ромильде это безразлично - она все равно проталкивает свой язык ему в рот.
Он ненавидит это. Он ненавидит прятаться. Ненавидит цветочные мускусные духи Ромильды. Ненавидит то, как она использует его, узнав, что он применяет Damnatio Memoriae на записях с суда Малфоя, на записях о его рождении, на всех его документах.
Она засовывает руку ему в штаны. У него стоит, и член дергается, когда она смеется над ним.
– Я знала, что ты захочешь этого, – бормочет она ему в шею.
Ее горячее дыхание – неприятное клеймо, которое Гарри отчаянно хочет соскрести с себя. Вместо этого он постанывает и стискивает пальцы на ее волосах, пока она, после окончания рабочего дня, отсасывает ему в министерской комнате регистрации.
Потом Ромильда вытирает рот и произносит:
– Я когда-нибудь говорила тебе, что еще маленькой девочкой мечтала сделать это?
– Всякий раз, – говорит Гарри. Звук застегиваемой молнии и шорох мантии заставляют его вздрогнуть. – Я должен идти.
Она хватает его за руку, с силой притягивает к себе и снова целует долго и жестко.
– Ей повезло, что у нее есть ты.
– Я должен идти, – повторяет Гарри, его лицо горит, а тело - зудит. Уже месяц он не чувствовал себя чистым. Этим вечером он должен навестить Рона, Гермиону и их новорожденного ребенка, но вместо этого садится в метро и добирается домой настолько быстро, насколько возможно.
Возле дома он глубоко вздыхает, прежде чем повернуть дверную ручку и войти внутрь. Он успевает сделать только несколько шагов, как один из детей обнимает его за бедро, а другой что-то говорит ему на ухо. Он улыбается им, затем поднимает глаза и видит на верхней ступеньке лестницы Малфоя со скрещенными руками на груди.
Внутри него все съеживается, но улыбка остается приклеенной к лицу.
Ночами он молит Бога, чтобы Малфой не обнаружил на его шее засосы – он уже не знает, чьи они, - не унюхал духов на воротнике его мантии, не почувствовал на его губах вкус кофе. Гарри кофе не любит, Малфой его тоже не пьет, но Ромильда, должно быть, употребляет его словно сумасшедшая, потому что его вкус никогда не оставляет его рот.
«Я делаю это ради Малфоя, – думает Гарри, – чтобы защитить его».
Ранними вечерами он сжимается и содрогается, пока Ромильда отсасывает ему. Когда она вводит его в себя, его голова безвольно понурена, пока он не задыхается от нежелательного облегчения. Ее груди покачиваются и подпрыгивают, совершенно не похожие на плоскую грудь Малфоя. Знакомый член не упирается ему в живот, об его щеки не трутся другие, покрытые щетиной. Ежедневно у Гарри все переворачивается в душе, когда Ромильда проходит мимо него, подмигивает и шепчет: «Ты хочешь, чтобы я пошла к начальнику Департамента с тем, что знаю?»
Иногда, ночью, он лежит и смотрит в потолок, на котором в полумраке штукатурка приобретает черты лица Ромильды. Она дразнит его, манит, и, когда спящий Малфой дотрагивается до него рукой, Гарри съеживается от прикосновения. Он хочет, что бы все снова было так, как раньше.
Он мог сделать это, мог использовать Obliviate, но помнит, что случилось с Локхартом. Он живет каждый день, надеясь, что Ромильда оставит его в покое и отпустит, но уже прошли месяцы. Он почти закончил с Damnatio Memoriae. Малфой почти стерт из всех документов.
«Скоро, – думает он, – скоро…»

* * *

– Итак, – говорит Гарри, – как Питер?
Рон приоткрывает глаз и приподнимает голову от стола.
– Лучше по сравнению со вчерашним днем. – Он зевает и выпрямляется. – Мама Гермионы придет сегодня, чтобы помочь. Мы не спали почти неделю.
– Гораздо легче, – говорит Гарри. Он вытаскивает папку из ящика и вздыхает. – Твою мать, у нас очередной завал с утра. Становится гораздо легче, когда они вырастают и спят по ночам.
– Мне все это говорят, но я не верю, – хрипит Рон.
Он лишь моргает, когда Гарри бросает папку на его стол, и документы разлетаются по всей поверхности.
Над столом Гарри тоже взлетают бумаги, когда на него приземляется сова и начинает пронзительным криком привлекать внимание брюнета. Он забирает письмо и пихает его в карман, чтобы прочитать позже. Сова улетает.
Но спустя мгновение еще две совы приземляются на его стол. Потом сипуха. А следом две полярные и одна ухающая сова.
Он чешет голову: его день рождения еще не скоро, только через несколько месяцев.
И затем еще одна сова взмывает вверх, и что-то роняет ему на колени. Он пристально смотрит на титульный лист Ежедневного Пророка. Там его расплывчатое лицо и…
– Какого черта! – вопит Рон, заглядывая в газету через плечо Гарри. – Это ты и Ромильда Вейн?
Гарри резко разворачивает газету. Под фотографией заголовок:

ГАРРИ ПОТТЕРА ЗАСТАЛИ В ОБЪЯТИЯХ ДРУГОЙ ЖЕНЩИНЫ!

Он не может вздохнуть. Желчь подступает к горлу, обжигая и заполняя горечью. Авроры выглядывают из кабинок, чтобы посмотреть, о чем кричит Рон, и затем кто-то восклицает: «Что это значит, Поттер?», и все вокруг Гарри рушится.
Утешает лишь одно – Малфой не узнает об этом. Ежедневный Пророк не присылают домой. У Малфоя нет друзей, и никто, кроме Рона и Гермионы, их не навещает.
Весь день он вздрагивает от хитрых взглядов, подмигиваний и восклицаний «Бог ты мой!», от сов, хозяйничающих на его столе, и кричит:
– Не могли бы вы все заткнуться?
И все газеты в радиусе пятидесяти футов самопроизвольно сгорают.
Начальник Отдела тащит Гарри в свой офис.
Гарри мужественно ждет, пока Стеббинс обходит свое черное кресло, помахивая газетой.
– Поттер, обычно нас мало заботит, что волшебник делает в свое личное время…
– Сэр, я…
Стеббинс качает пальцем.
– Обычно нас мало заботит, что волшебник делает в свое личное время, но мы будем вынуждены просить вас взять отпуск, если вы еще раз выкинете шутку вроде сжигания газет в офисе…
– Сэр, я не…
Стеббинс снова качает пальцем.
– Так или иначе, вы это сделали. Считайте это предупреждением, – он кивком отсылает Гарри, но как только тот поворачивает ручку двери, он добавляет. – И, Поттер… Министерство очень не одобряет служебные романы, особенно, когда они вне брака.
Через какое-то время Рон наклоняется над столом Гарри.
– Это правда? – Но прежде чем Гарри стал отрицать, Рон шепчет. – Ты ничего не обещал Ты Знаешь Кому. Ты не обещал хранить верность. Тебе не повезло с ним, дружище.
Гарри не может заставить себя отрицать это. Он обещал Малфою… Он обещал защиту, он это имел в виду… Он не знает, что он сейчас подразумевает под этим, но надеется, что это гораздо больше, чем договоренность жить и спать вместе.
Голова раскалывается; он чувствует себя грязью на подошве ботинок. Он встает и бежит в туалет, открывает краны и склоняется над раковиной, не в состоянии даже смыть с лица холодный пот.
– Боже, что я наделал? – бормочет он.
И когда он слышит позади себя шаги, закрывает глаза. В душе он почти ожидал этого.
– Я не могу… Рон, я… Это не похоже на…
– Я не Рон, – говорит Ромильда.
Гарри оборачивается. Ромильда стоит перед ним, криво улыбаясь и терзая край своей блузки.
– Я не хотела…
– Ты не хотела ЧТО? – кричит Гарри. – Чтобы каждый в этом чертовом МИРЕ УЗНАЛ ОБ ЭТОМ? – он качает головой. – Боже, что я наделал?
– Я на самом деле не хотела, – настаивает Ромильда. Она приближается к Гарри, и тот вытаскивает палочку и направляет на нее. – Мои друзья стали что-то подозревать и наложили на меня фотографирующие чары. Я не продавала фотографию Пророку, Гарри…
– НЕ называй меня так, – предупреждает он.
– Я не хотела быть распутницей, – говорит она. – Я лишь… Ты всегда нравился мне. Клянусь, я никогда не собиралась рассказывать кому-либо.
На минуту Гарри почти верит ей.
Он не едет домой на метро или автобусе, вместо этого аппарирует, прежде чем что-нибудь еще пойдет не так, как надо.

* * *

Он медленно вздыхает и открывает дверь.
В доме царит тишина.
– Эй? – зовет он.
– Сюда, – долетает до него голос Рона.
Тяжесть, давящая на грудь, разрастается. Он может слышать свое мелкое и быстрое дыхание, пока идет в гостиную. Там стоят Рон и Гермиона с их сыном на руках.
– О, Гарри, – шепчет она.
– Боже, – хрипит он.
Пирра сидит на диване и рыдает измученно и горько. И его сердце щемит еще больше, когда она смотрит на него покрасневшими глазами. Рядом с ней даже Абрахас хлюпает носом, его грудь то поднимается, то опускается.
Забытая Виола играет на полу с набором кубиков.
– Где… Где папочка? – осторожно спрашивает Гарри, неспособный произнести имя Малфоя.
Пирра что-то бормочет, но из-за ее плача этого неслышно. Гарри садится рядом с ней, притягивает ее к себе с одной стороны, а Абрахаса – с другой.
– Я не знаю, – повторяет она.
– Гарри, я появилась здесь сразу же, как только Пирра вызвала меня через Сеть, – говорит Гермиона.
Если бы это было сказано в другое время, Гарри порадовался бы, что его старшая дочь самостоятельно смогла вызвать ее через Дымолетную Сеть.
– Когда это было? – спрашивает он.
– За пять минут до того, как я пришел домой, – сообщает Рон.
– Папочка давно ушел? – интересуется Гарри.
Пирра отвечает, что не знает.
– Гарри, мы…
– Мне так жаль, Гарри, – говорит Гермиона. – Я уверена, мы можем найти Малфоя и все уладить. Уверена, это все…
– Все хорошо, – сухо говорит Гарри. – Мы хорошо… мы… Я найду Малфоя.
– Ты уверен?
– Все хорошо, – повторяет он.
Неохотно Рон и Гермиона отправляются домой через камин. Гарри не хочет сразу иметь дело и с ними, и с плачущими детьми. Он не может… Он не может предстать перед двумя другими людьми вот так. Рон и Гермиона не знают точно, что в действительности между ним и Малфоем. Его голова болит еще сильней. Внутри все сжимается, и хочется проснуться от этого ужасного сна.
– Давайте сначала поужинаем, – говорит Гарри, пытаясь казаться веселым.
Его усилия вознаграждены гнусавым согласием, и он заказывает по телефону пиццу.
Гарри идет наверх. Все неправильно. Все пусто без Малфоя.
И в этом виноват лишь он.
Поттер достает свой бумажник из комода и краем взгляда замечает что-то, лежащее на кровати. Это копия сегодняшнего Ежедневного Пророка.