Право как свобода

С принципом формального равенства связано и понимание права как формы общественных отношений.

Специфика правовой формальности обусловлена тем, что пра­во выступает как форма общественных отношений независимых субъектов, подчиненных в своем поведении, действиях и взаимоот­ношениях общей норме. Независимость этих субъектов друг от друга в рамках правовой формы их взаимоотношений и одновременно их одинаковая, равная подчиненность общей норме определяют смысл и существо правовой формы бытия и выражения свободы.

Правовая форма свободы, демонстрируя формальный харак­тер равенства, всеобщности и свободы, предполагает и выражает внутреннее сущностное и смысловое единство правовой формаль­ности, всеобщности, равенства и свободы.

Для всех тех, чьи отношения опосредуются правовой формой, — как бы ни был узок этот правовой круг, — право выступает как всеобщая форма, как общезначимый и равный для всех этих лиц (различных по своему фактическому, физическому, умственному, имущественному положению и т. д.) одинаковый масштаб и мера. В целом всеобщность права как единого и равного (для того или иного круга отношений) масштаба и меры (а именно — меры свободы) означает отрицание произвола и привилегий (в рамках этого пра­вового круга).

Необходимая внутренняя взаимосвязь правового равенства и всеобщности правовой формы очевидна: правовая мера всеобща лишь в тех пределах и постольку, пока и поскольку она остается единой (и, следовательно, равной) для различных объектов измере­ния (регуляции), в своей совокупности образующих сферу этой все­общности, т. е. круг различных отношений, измеряемых общей (еди­ной) мерой. Всеобщность эта, следовательно, относительна, — она ограничена пределами действия единой меры в различных отноше­ниях. Само равенство здесь состоит в том, что поведение и положе­ние субъектов данного общего круга отношений и явлений подпа­дают под действие единой (общей, равной) меры.

Такая формальность — внутренне необходимое, а не случай­ное свойство всякого права. Форма здесь не внешняя оболочка. Она содержательна и единственно возможным способом, точно и адек­ватно выражает суть опосредуемых данной формой (т. е. охваты­ваемых и регулируемых правом) отношений — меру свободы инди­видов по единому масштабу. Своим всеобщим масштабом и равной мерой право измеряет, "отмеряет" и оформляет именно свободу индивидов, свободу в человеческих взаимоотношениях — в дейст­виях, поступках, словом, во внешнем поведении людей. Дозволения и запреты права как раз и представляют собой нормативную струк­туру и оформленность свободы в общественном бытии людей, пре­делы достигнутой свободы, границы между свободой и несвободой на соответствующей ступени исторического развития.

Свобода индивидов и свобода их воли — понятия тождествен­ные. Воля в праве — свободная воля, которая соответствует всем сущностным характеристикам права и тем самым отлична от про­извольной воли и противостоит произволу. Волевой характер права обусловлен именно тем, что право — это форма свободы людей, т. е. свобода их воли. Этот волевой момент (в той или иной, верной или неверной интерпретации) присутствует в различных определениях и характеристиках права в качестве воле установленных положе­ний (Аристотель, Гроций и др.), выражения общей воли (Руссо), классовой воли (Маркс и марксисты) и т. д.

Свобода, при всей кажущейся ее простоте, — предмет слож­ный и для понимания и тем более для практического воплощения в формах, нормах, институтах, процедурах и отношениях общест­венной жизни.

В своем движении от несвободы к свободе и от одной ступени свободы к более высокой ступени люди и народы не имеют ни приро­жденного опыта свободы, ни ясного понимания предстоящей свободы.

Поскольку свобода всегда связана с борьбой за освобождение от прежнего гнета, она прежде всего ассоциируется у большинства с самим процессом высвобождения от прошлого, со свобооой от чего-то (или свобооой против чего-то). При таком негативном вос­приятии свободы кажется, будто освобождение от некоторого из­вестного по прошлому опыту гнета — это освобождение на все бу­дущее от всего негативного и достижение абсолютной свободы и счастья. Подобные иллюзии, абсолютизирующие некую относитель­ную ступень и форму будущей свободы, не только типичны, но, видимо, и социально-психологически необходимы для надлежащей мотивации активной борьбы за нее против прошлого.

При этом даже среди участников процесса освобождения от старого царит разнобой в представлениях о позитивном смысле гря­дущей свободы, в ответах на вопросы типа: Свобода для чего? Сво­бода к чему? Какая именно свобода? Конкретные представления по этому кругу проблем формируются позже, так сказать постфактум.

Отмечая различные значения, придаваемые слову "свобода", Монтескье в работе "О духе законов" писал: "Нет слова, которое получило бы столько разнообразных значений и производило бы столь различное впечатление на умы, как слово "свобода". Одни называют свободой легкую возможность низлагать того, кого наде­лили тиранической властью; другие — право избирать того, кому они должны повиноваться; третьи — право носить оружие и совер­шать насилие; четвертые — видят ее в привилегии состоять под управлением человека своей национальности или подчиняться сво­им собственным законам. Некий народ долгое время принимал сво­боду за обычай носить длинную бороду. Иные соединяют это назва­ние с известной формой правления, исключая все прочие"'.

Тем, кто высвободился из тисков прежней несвободы, свобода кажется вольницей, мягким податливым материалом, из которого можно лепить все, что душа пожелает и воображение подскажет. Пафос такого настроения удачно выражен в поэтической строчке В. Хлебникова: "Свобода приходит нагая". Но такой она только гре­зится. На самом деле свобода приходит в мир и утверждается в нем в невидимом, но прочном одеянии права. Это, конечно, более скуч­ная материя — правопорядок, дозволения и запреты, правонару­шения, ответственность и т. д. Но такова действительность свободы.

Какой-либо другой формы бытия и выражения свободы в об­щественной жизни людей, кроме правовой, человечество до сих пор не изобрело. Да это и невозможно ни логически, ни практически. Так же невозможно, как и другая "арифметика", где бы дважды два равнялось не четырем, а пяти или чему-то другому.

Люди свободны в меру их равенства и равны в меру их свобо­ды. Неправовая свобода, свобода без всеобщего масштаба и единой меры, словом, так называемая "свобода" без равенства — это идео­логия элитарных привилегий, а так называемое "равенство" без свободы — идеология рабов и угнетенных масс (с требованиями иллюзорного "фактического равенства", подменой равенства урав­ниловкой и т. д.). Или свобода (в правовой форме), или произвол (в тех или иных проявлениях). Третьего здесь не дано: неправо (и несвобода) — всегда произвол.

Отсюда и многоликость произвола (от "мягких" до самых же­стких, тиранических и тоталитарных проявлений). Дело в том, что у права (и правовой формы свободы) есть свой, только ему внут­ренне присущий, специфический принцип — принцип формально­го равенства. У произвола же нет своего принципа; его принципом, если можно так выразиться, является как раз отсутствие правово­го принципа, отступления от этого принципа, его нарушение и игнорирование, Бесправная свобода — это произвол, тирания, насилие.

Фундаментальное значение свободы для человеческого бытия в целом выражает вместе с тем место и роль права в общественной жизни людей. Наблюдаемый в истории прогрессирующий процесс освобождения людей от различных форм личной зависимости, уг­нетения и подавления — это одновременно и правовой прогресс, прогресс в правовых (и государственно-правовых) формах выра­жения, существования и защиты этой развивающейся свободы. В этом смысле можно сказать, что всемирная история представляет собой прогрессирующее движение ко все большей свободе все боль­шего числа людей. С правовой же точки зрения этот процесс озна­чает, что все большее число людей (представители все новых слоев и классов общества) признаются формально равными субъектами права.

Историческое развитие свободы и права в человеческих отно­шениях представляет собой, таким образом, прогресс равенства людей в качестве формально (юридически) свободных личностей. Через механизм права — формального (правового) равенства — первоначально несвободная масса людей постепенно, в ходе исто­рического развития преобразуется в свободных индивидов. Право­вое равенство делает свободу возможной и действительной во все­общей нормативно-правовой форме, в виде определенного правопо­рядка.

Об этом убедительно свидетельствует практический и духов­ный опыт развития свободы, права, равенства и справедливости в человеческих отношениях.

Между тем повсеместно довольно широко распространены пред­ставления о противоположности права и свободы, права и справед­ливости, права и равенства. Они обусловлены во многом тем, что под правом имеют в виду любые веления власти, законодательство, которое зачастую носит антиправовой, произвольный, насильствен­ный характер.

Нередко свобода противопоставляется равенству. Здесь можно выделить несколько направлений критики равенства (по сути дела — правового равенства) с позиций той или иной концепции свободы.

Так, уже ряд софистов младшего поколения (Пол, Калликл, Критий) отвергали правовое равенство с позиций аристократиче­ских и тиранических представлений о свободе как праве "лучших" на привилегии и произвол, как праве сильных господствовать над слабыми и т. д. Аналогичный подход в XIX в. развивал Ф. Ницше. Религиозно-аристократическую концепцию "свободы личности" (в духе апологии неравенства и критики равенства) обосновывал в XX в. НА Бердяев.

В отличие от аристократической критики правового равенства "сверху" (в пользу элитарных версий свободы) марксистское отри­цание правового равенства и права в целом идет "снизу" (в целях всеобщего прыжка в коммунистическое "царство свободы", утвер­ждения "фактического равенства" и т. д.).

В наши дни широко распространено представление (ошибоч­ное и опасное), будто "суть перемен, которые идут в России и в посткоммунистических странах" (т. е. их "модернизация"), состоит "в переходе от логики равенства к логике свободы"². Тут социализм с его уравниловкой (т. е. антиподом права и равенства) предстает как царство равенства, от которого надо перейти в царство свободы без равенства.

В этих и сходных противопоставлениях свободы и равенства данным явлениям и понятиям по существу придается (в силу ошибки, социальных интересов и т. д.) произвольное значение.

Если речь действительно идет о свободе, а не о привилегиях, произволе, деспотизме, то она просто невозможна без принципа и норм равенства, без общего правила, единого масштаба и равной меры свободы, т. е. без права, вне правовой формы. Свобода не только не противоположна равенству (а именно — правовому ра­венству), но, напротив, она выразима лишь с помощью равенства и воплощена в этом равенстве. Свобода и равенство неотделимы и взаимно предполагают друг друга. С одной стороны, исходной и определяющей фигурой свободы в ее человеческом измерении яв­ляется свободный индивид — необходимая основа правоспособно­сти и правосубъектности вообще; с другой стороны, эту свободу индивидов можно выразить лишь через всеобщий принцип и нор­мы равенства этих индивидов в определенной сфере и форме их взаимоотношений. Право не просто всеобщий масштаб и равная мера, а всеобщий масштаб и равная мера именно и прежде всего свободы индивидов. Свободные индивиды — "материя", носители, суть и смысл права. Там, где отрицается свободная индивидуальность, личность, правовое значение физического лица, там нет и не может быть права (и правового принципа формального равенства), там не может быть и каких-то действительно правовых индивидуальных и иных (групповых, коллективных, институциональных и т. д.) субъ­ектов права, действительно правовых законов и правовых отноше­ний и в обществе в целом, и в различных конкретных сферах обще­ственной и политической жизни.

Эти положения в полной мере относятся и к такой существен­ной сфере жизнедеятельности общества, как экономика и произ­водство, как отношения собственности в целом'. Сама возможность наличия начал свободы, права, равенства людей в сфере экономи­ческой жизни общества с необходимостью связана с признанием правоспособности (а, следовательно, и свободы, независимости, са­мостоятельности) индивида в отношениях собственности, т. е. при­знания за индивидом способности быть субъектом права собствен­ности на средства производства. Здесь особо следует подчеркнуть то обстоятельство, что именно отношения по поводу средств произ­водства образуют содержание, смысл и суть экономических отно­шений. Там, где сложились и действуют правовые формы экономи­ческих отношений, где, следовательно, признано и функционирует право собственности индивида на средства производства, там и другие (непроизводственные) объекты, включая предметы личного потребления, вовлекаются в сферу правовых отношений собствен­ности, становятся объектом права собственности. Но собственность на предметы потребления носит вторичный, производный харак­тер, зависящий от наличия или отсутствия, признанности или не-признанности в соответствующем обществе права собственности индивидов на средства производства.

Индивид как субъект права собственности (и прежде всего — на средства производства) — исходная база и непременное предва­рительное условие для возможности также и других, неиндивиду­альных (групповых и т. д.) субъектов права собственности ("юриди­ческих лиц").

В целом право собственности — это свобода индивидов и дру­гих субъектов социальной жизни, причем свобода в ее адекватной правовой форме и, что особо важно подчеркнуть, свобода в такой существенной сфере общественной жизни, как отношение к сред­ствам производства, экономика в целом.

Исторический прогресс свободы и права свидетельствует о том что формирование и развитие свободной, независимой, правовой личности необходимым образом связаны с признанием человека субъектом отношений собственности, собственником средств про­изводства. Собственность является не просто одной из форм и на­правлений выражения свободы и права человека, но она образует собой вообще цивилизованную почву для свободы и права. Где пол­ностью отрицается право индивидуальной собственности на сред­ства производства, там не только нет, но и в принципе невозможнь свобода и право.

В логике таких взаимосвязей собственности, свободы и права коренятся глубинные причины несовместимости социализма (все­общий запрет частной собственности, ее обобществление и т.д.) с правом и свободой. Этой же логикой определяется фундаменталь­ное значение десоциализации собственности во всем процессе пе рехода от тоталитарного социализма к началам права и свободы.