Античность в свете истории

Процесс встраивания античности в иную культуру манит откры­вающимися новыми возможностями. Но он же чреват опасностями и соблазнами. Жертвой таких соблазнов, видимо, стал Ф. Ницше. Во всяком случае, глубочайшее и многостороннее знание античной куль­туры, страстное увлечение древними не спасло его от склонности к построению утопий, от противопоставления красоты и силы нрав­ственности и человеколюбию, что так характерно для ницшеанства. Напротив, античность оказалась для Ф. Ницше стимулом к «переоценке всех ценностей», к культурному нигилизму, хотя попутно им были получены привлекательные результаты на путях критики лицемерия и фальши общепринятой морали.

Утопический пафос Ф. Ницше — в самоутверждении индивида ценой преодоления всякой морали и интеллекта, отказа от них. Не случайно, он особенно высоко ценит не Платона и Аристотеля, а первых греческих философов. Он видит в них образцы цельности че­ловеческой натуры, что, по Ф. Ницше, само по себе есть вызов дряб­лому и рыхлому образованному человеку, придавленному изучением наук и обязательной моралью.

Ф. Ницше представляется, что досократовские философы, в отли­чие от Платона и Аристотеля, более свободны, внутренне раскован­ны, непринужденны. Они решительно и смело отстаивают право лич­ности на произвол. Так, Анаксагор ввел свой Нус (Ум), «обладающий свободной волей и зависящий только от себя. В нем он ценил именно возможность поступать согласно своим желаниям и действовать без всяких ограничений и определений — ни со стороны причин, ни со стороны целей»¹. Демокрит же, по Ф. Ницше, оценивается положи­тельно как благородный исследователь, скиталец, не имеющий роди­ны и поэтому ничем не связанный². Прогресс греческого духа мыс­лится Ф. Ницше в обратном порядке по сравнению с направленнос­тью истории. Чем ближе к древним орфическим оргиям и мистериям, тем выше и свободнее дух и наоборот — чем ближе к теоретическим построениям Платона и Аристотеля, тем больше скованности и не­свободы: подчинение жизни познанию лишает ее творчества. Однако насколько соответствует реальности оценка, например, Платона как сугубо идеального философа, зовущего выше всего и прежде всего к вершинам познания и совершенства?

Каждый, кто берется за чтение Платона, через некоторое время обнаруживает весьма странные вещи. Как только спадает пелена, свя­занная с расхожими представлениями о Платоне-мудреце, обнаружи­вается, что едва ли не в каждом диалоге Платон прямо или косвенно

¹ Ницше Ф. Философия в трагическую эпоху Греции. М, 1994. С. 203.

² Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов.

¹ Ницше Ф. Указ. соч. С. 248.

² См.: Там же. С. 252.

возвышает однополую любовь — гомосексуализм. Знаменитая «плато­новская любовь», воспетая поэтами и художниками, начиная с ис­кусства Возрождения, оказывается на поверку не чем иным, как пе­дерастией. Надо, конечно, учесть, что древние греки не считали од­нополую любовь чем-то неприличным. Она была широко распространена; о ней говорили не стесняясь. Романтизация любви между мужчиной и женщиной — явление более поздней христианс­кой эпохи; ее возвышение стало возможным после перехода общества на новый уровень духовности, в сравнении с которым греческое язы­чество только одна из начальных ступеней. Тем не менее мы имеем право предъявить Платону претензии как к мыслителю, поскольку из распространенности практики гомосексуализма отнюдь не следует обязательность ее оправдания в философской теории и необходимость ее пропаганды. Но Платон занимается именно этим — он стремится обосновать и возвысить гомосексуализм и активно пропагандирует его. В знаменитом диалоге «Пир» Платон, например, пишет: «Эрот же Афродиты небесной восходит к богине, которая <...> причастна толь­ко к мужскому началу,...недаром это любовь к юношам... Потому-то одержимые такой любовью обращаются к мужскому полу, отдавая предпочтение тому, что сильней от природы и наделено большим умом»¹. Комментируя множество аналогичных высказываний Платона и учитывая общий контекст платоновской концепции, А.Ф. Лосев пишет: «Все самые вдохновенные, самые «чистые», самые «платони­ческие» места о любви и любовном восхождении имеют в виду ис­ключительно общение мужчины с мужчиной»².

Сегодня отношение к Платону лишено того преклонения, кото­рое было характерно для весьма длительного периода. Это объясняет­ся не только отмеченными обстоятельствами. Крушение платоновско­го авторитета во многом связано с получившей широкую известность работой К. Поппера «Открытое общество и его враги» (1945), в кото­рой ученый обнаруживает и развенчивает Платона в качестве одного из первых авторов тоталитарной утопии. Работа К. Поппера, напи­санная в 40-е гг. нашего столетия, оказалась чрезвычайно актуальной. К сожалению, человечеству потребовалось осуществить и пережить трагическую реальность тоталитаризма, чтобы повнимательнее вду­маться в платоновское наследие. Только трагический опыт помог сбро­сить с сознания «чары Платона» — именно так назван обстоятельный том работы К. Поппера³. Аналогия между платоновскими построения­ми и тоталитарными режимами XX в. является логической. Она не означает, что тоталитаризм строился по непосредственным проектам Платона. Напротив, в идеологии советского тоталитаризма Платон

¹ Платон. Собр. соч.: В 4т. М, 1993. Т. 2. С. 90.

- Лосев А. Ф. Указ. соч. С. 855.

³ См.: Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 1.

третировался как идеалист, его философия отвергалась. Это, конеч­но, не случайно, поскольку свободное изучение платоновской кон­цепции могло бы пролить свет на глубинные корни режима, высве­тить его тайну. Замалчивались и те работы, в которых задолго до К. Поппера были вскрыты опасности, заложенные в философии плато­низма. Речь идет, например, об этюде Вл. Соловьева «Жизненная дра­ма Платона»¹, работе Е. Трубецкого² и, конечно, об обстоятельных трудах А.Ф. Лосева.

Для нашей темы важно обратить внимание на характерный и при­мечательный факт. Платон, безуспешно пытавшийся реализовать уто­пию тоталитарного государства в течение почти всей своей жизни и, судя по всему, веривший в нее, парадоксальным образом помог в деле ее развенчания, когда она осуществилась через более чем две тысячи лет после его смерти. Это еще одно подтверждение неувядае-мости и проблематической значимости античности.

Глава II СОКРАТ