Персонально-статусное значение

Под персональностью в данной работе по­нимается система признаков семантическо­го субъекта, грамматически функционирую­щая как категория лица. Эта категория определяет говорящего, участника речи и того, кто в речи не участвует [Слюсарева, 1986: 93]. В научной литературе выска­зана аргументированная точка зрения на персональность как текстообразующую функционально-семантическую категорию. Все функционально-семантические категории разделяются на текстообразующие и нетекстообразующие. К первым относится персональность, аспектуальность-темпоральность, связность, модаль­ность, ко вторым — вежливость, количественность-качественность, причинно-следственность и др. В большинстве случаев нетекстообразующие категории на­ходят какое-то отражение в текстообразующих категориях [Ионицэ, Россу, 1987: 49]. Расходясь в позициях с авторами цитируемой работы по поводу текстообра­зующих потенций вежливости и причинно-следственных отношений, мы считаем нужным подчеркнуть важность высказанного положения о межкатегориальных связях и категориальных проекциях. В этом, в частности, состоит и сущность пер­сонально-статусного значения.

В функциональной грамматике категория лица трактуется как важнейший компонент более широкой категории персональности [Бондарко, 1983: 41]. Спо­собами выражения категории персональности в английском языке являются флек­сия спряжения глагола (третье лицо единственного числа настоящего времени общего вида) и супплетивные формы парадигмы глагола «быть», личные и при­тяжательные местоимения, а также слова с признаком персональности в значе­нии. Персонально-статусное значение раскрывается в субстанциональных харак­теристиках статуса.

Системы личных местоимений противопоставляются по следующим призна­кам: а) по участию в беседе: 1-е лицо — говорящий, 2-е лицо — собеседник, 3-е лицо — тот, о ком говорят, или тот, кто не принимает участия в беседе; иногда выделяется 4-е лицо — тот, о ком говорит 3-е лицо, например: «Он сообщил ей»; б) по расстоянию: тот, кто находится близко от говорящего, от собеседника, от третьего лица; в) по видимости/невидимости, известности/неизвестности (толь­ко сфера 3-го лица); г) по признаку субъективной оценки и общественных отно­шений [Майтинская, 1969: 148—151].

Какие признаки семантического субъекта выделяются в системе местоиме­ний — в классе слов, специализированно выражающих категориальный признак персональности? Это, как известно,— признаки одушевленности/неодушевлен­ности, числа, биологического рода и дейксиса. Коммуникативно первичен дейк-

сис, разграничение «я — ты — он». Признак одушевленности/ неодушевленности и признак биологического рода как уточнение одушевленности отмечается толь­ко у третьего лица. Признак числа разграничивает на данном этапе развития язы­ка единственность и множественность семантических субъектов. Признаки оду­шевленности/неодушевленности и биологического рода выделяются в значении личных местоимений вследствие заместительного характера данного класса слов, эти признаки в первую очередь присущи имени существительному. Дейктический признак получает специализированное выражение в значении местоимений. Го­воря о личном дейксисе, т. е. о дейксисе применительно к персональности, мы отвлекаемся от других дейктических значений — непосредственного указания (это, то), указания на время (сейчас, тогда) и место (здесь, там).

Рассматривая функциональную семантику персональности, В. В. Химик вы­деляет четыре субкатегориальных типа адресантности: а) абсолютная адресант-ность («Я не сплю»), б) инклюзивная адресантность (я + ты, я + вы, я + он и т. д.), в) ритуальная адресантность (авторское, скромное, царское, просторечно-пред­ставительское «мы»), г) экспрессивная адресантность («Кому говорят!»), а также пять субкатегориальных типов адресатности: а) абсолютная адресатность («Ты мучаешь меня»), б) адресантно-адресатная совокупность («Мы славно пообеда­ем»), в) мнимая совместность (докторское «мы»), г) отстраненная адресатность («Куда посадить дорогого гостя?» — говорится в его присутствии; русской речи этот тип адресатности не свойственен), д) риторическая адресатность («О, нищая моя страна!») [Химик, 1990: 115—124]. Из девяти субкатегориальных типов адре-сантно-адресатных отношений пять типов выражают персонально-статусное зна­чение: ритуальная и экспрессивная адресантность, а также совокупная, мнимо-совместная и отстраненная адресатность.

Местоимения являются одним из основных способов выражения уважения, при этом отмечено, что категория числа в местоимениях выражает уважение, ка­тегория лица выражает последовательное увеличение дистанции (местоимение 3-го лица, употребляемое по отношению к адресанту и/или адресату, выражает боль­шую степень уважения, чем местоимение 2-го и 1-го лица); в языках, в которых есть грамматическая категория определенности/неопределенности, уважение вы­ражается также посредством снижения определенности; замена личных местоиме­ний возвратными и указательными местоимениями, а также прономинальными эквивалентами выражает уважение или увеличение социальной дистанции; гоно-ративные аффиксы в местоимениях более распространены, чем пейоративные, если имеется способ выражения пейоративности, то непременно присутствует способ выражения местоименной гоноративности, но не наоборот [Head, 1978: 190—194].

Комбинаторика местоимений содержит ограничения, природа которых носит статусно-оценочный характер. Можно сказать: «моя собеседница», но не «моя ты»; определения по отношению к местоимениям должны стоять только в постпозиции: «Ты, добрая, милая, как ты можешь так говорить?» [Селиверстова, 1988: 35].

Статусное значение в семантике местоимений выражается не только в вежли­вой форме «Вы», обращенной к адресату. Семантика авторского «мы» несомнен­но включает статусный компонент. Приведем мнение известного советского линг­виста И. В. Арнольд: «Первое лицо единственного числа («Я старался просле­дить...; Мне представляется возможным...») уместно в тексте в трудах ученых, чей авторитет уже прочно установлен. Начинающим авторам в письменном тек­сте лучше избегать подобных эгоцентрических построений, а в устной речи луч­ше пользоваться ими умеренно» '. В современной англоязычной научной литера­туре, по нашим данным, авторское «мы» почти не используется. Это связано, ве­роятно, с тем, что общий стиль научного изложения в работах американских, бри­танских, канадских исследователей в некоторой степени свободнее, чем в подоб­ных трудах советских языковедов. Об этом свидетельствуют, в частности, личные посвящения, неформальные благодарности (acknowledgements) и сведения лично­го характера в предисловии к работам.

Рассмотрим лексическое глагольное значение категориального комплекса персональности.

Семантический субъект глагола может быть одушевленным, неодушевленным и недифференцированным. Одушевленный субъект выражается как лицо (thank — «благодарить») либо живое существо (calve — «отелиться»). Неодушевленный субъект выражается как вещество, предмет, явление, событие (vaporize — «испа­ряться», consist — «состоять из чего-либо»). Недифференцированный субъект может быть предельно широким (be — «быть», become — «становиться») либо потенционно-персональным (break — «разбивать», change — «меняться»).

Семантический сдвиг при олицетворении дает возможность осмыслить семан­тический субъект практически любого глагола как одушевленный. Например: thaw— 1) (of a frozen substance) to increase in temperature to above freezing point and so become liquid, soft or bendable, 2) (of a person) to become friendlier, less formal, etc (LDCE). В производном значении thaw — «таять» означает «становиться друже­любнее, менее формальным и т. д.» В данном случае имеет место системное выра­жение признака одушевленности. Этот признак может быть также ситуативным, наведенным: This visitor connotes troubles — «Этот посетитель означает неприят­ности». В приведенном примере значение существительного расширяется — от предметности к событийности.

Критериями наличия и проявления признака одушевленности считаем тема­тическую отнесенность глагола к словам, обозначающим речь, мышление и дру­гие характеристики человека, словарную помету «о человеке» в производных зна­чениях слов, отсутствие семантических запретов на сочетаемость глагола с суще­ствительными, обозначающими человека. Анализ словарных дефиниций пока­зывает, что признак одушевленности наличествует в значении глагола как типич­ная или вероятная характеристика семантического субъекта. Исключение на

¹ Арнольд И. В. Основы научных исследований в лингвистике. — М.: Высш. школа, 1991. 140с. (С. 116—117).

первый взгляд составляют глаголы, употребляемые в безличной конструкции: It ill behoves you to refuse — «Вам не подобает отказываться». Такие глаголы пред­ставляют собой один из языковых способов снятия с говорящего личной ответ­ственности за сообщаемое.

Признак рода в английском языке не является категориальным, поскольку характеризует только слова со значением биологического рода. К числу слов, выражающих в своих значениях признак рода, относятся местоимения мужского и женского рода, существительные с суффиксом -ess (tigress, princess), а также сло­ва с признаком биологического рода в значении. Признак рода является одним из показателей статуса.

Типология глагольных значений, включающих маркированный признак рода, складывается из значений биологических функций и социально-закрепленных характеристик поведения. Первый тип значения тривиален и характеризует лю­дей и животных. Второй тип значения более интересен в плане англоязычной спе­цифики выражения социального статуса человека. Например: elopei — (esp. of woman) to run away secretly with a lover (LDCE); риггз — (esp. of woman) to express (a pleasant feeling or wish) in a low continuous sound as if produced in the throat by a pleased cat (LDCE); гшпсез — (derog) to walk in an unnatural way, taking little short steps, esp. (of a man) in a womanlike way (LDCE). В значении слов elope — «бежать с возлюбленным», purr — «мурлыкать», mince — «семенить ногами» выделяются признаки, характеризующие мужчин и женщин. Отметим коннотативно-нагру-женный характер значений этих слов. Сказанное относится и к прилагательным, включающим признак рода: fey — (derog) (of a person, or his behaviour, used esp. of women) silly in a sensitive, artistic way, not practical (LDCE); lecherous — (of men) having a desire for continuous sexual pleasure (LDCE). Англичане, как видно из при­веденных примеров, выделяют в поведении отдельных женщин восторженно-глу­пое отношение к миру, а в поведении ряда мужчин — распутство. Признак рода уточняется в значении некоторых слов возрастными характеристиками. Так, в приведенном значении слова lecherous — «распутный» на основании иллюстра­тивных примеров в словарях выделяется признак «старый» — a nasty lecherous old man, в значении глагола giggle — «хихикать» приводится уточняющая характери­стика в словарном толковании — «о девушках».

Признак персональности связан с категориальным признаком числа. В ряде случаев семантический субъект глагола осмысливается как множество лиц. На­пример: beset/) — (in war) surround and prepare to attack (LDCE). «Осаждать, окру­жать» неприятеля может только множество солдат. Признак множественной пер­сональности выступает в двух разновидностях: неопределенное и определенное множество. Мы говорим о неопределенной множественности, если количество субъектов больше, чем два (crowd — «толпиться», congregate — «сходиться»). Об определенной множественности речь идет в том случае, если выделяются два субъекта в глаголе (marry — «жениться», duel — «стреляться на дуэли»).

Значение множественности связано с признаком социального статуса в не­скольких отношениях. Во-первых, множественное число применительно к место-

имениям означает уважение (метафора величины) и совместность. Во-вторых, выделяется экспрессивная собирательная множественность типа officialdom — (often derog) officials as a group — «чиновничество, бюрократический аппарат». Сравните в русском языке: солдатня, жулье, хамье. Такие слова выражают не­уважительное отношение. В-третьих, статусное значение присуще различным обозначениям групп людей: с одной стороны, выделяются советы, комитеты, конклавы, с другой стороны, — банды, шайки, толпы.

Признак персональности и связанные с ним признаки одушевленности и чис­ла описаны в лингвистической литературе с иных позиций, а именно в терминах глаголов интерперсональных отношений [Арутюнова, 1976:163]. Противопостав­ляются глаголы, субъектами которых могут быть лица, пропозиции и пропози­ции либо лица. Первый тип именуется глаголами интерперсональных отношений. Эти глаголы классифицируются по количеству участников ситуации, отражен­ной в значении глагола, и по направленности отношений между участниками. Выделяются глаголы, выражающие однонаправленные, двунаправленные и вза­имные отношения («любить», «веселить», «соглашаться») [Шаволина, 1985: 140].

Категориальный лексический признак дейксиса также прослеживается в се­мантике глаголов. Речь идет о том, что выделяются глаголы, сориентированные на первое, либо второе, либо третье лицо, иначе говоря, «я-глаголы», «ты-глаго-лы» и «он-глаголы».

Ориентация на первое лицо характеризует перформативные глаголы, т. е. те глаголы, произнесение которых в определенных ситуациях является действием, например: «Я объявляю собрание открытым». Перформативным глаголам про­тивопоставляются неперформативные (описательные) глаголы, которые не мо­гут быть употреблены перформативно. Сравните: «Я призываю вас к борьбе» и *«Я подстрекаю вас к борьбе». Конститутивным признаком перформативности, среди прочих, является употребление в первом лице настоящего времени изъяви­тельного наклонения. Перформативные глаголы являются действиями только в том случае, если соответствующий глагол произносит лицо, наделенное определен­ными полномочиями: только председатель собрания имеет право открыть и за­крыть собрание, только руководитель предприятия или учреждения имеет право принять и уволить сотрудника, только руководитель или руководство страны имеет право объявить другой стране войну. Признак перформативности является ста­тусным показателем, и, следовательно, дейктический признак связан со статус­ным признаком не только в семантике местоимений, но и в семантике глаголов.

Дейктическая направленность второго лица выражается в лексической семан­тике существительных-вокативов, глаголов, употребляемых только или преиму­щественно во втором лице (please и beware), и в значении глаголов, переключаю­щих категориальную семантику при употреблении в императиве. Имеется в виду различие между предикатами действия и состояния. Императивное высказыва­ние основывается на презумпции побуждения, включающей четыре типа условий: 1) данный акт рассматривается как попытка воздействующего лица (прескрипто-ра) добиться того, чтобы воздействуемое лицо (исполнитель) сделал нечто, 2) пре-

скриптор хочет, чтобы исполнитель сделал нечто, 3) момент времени совершения действия исполнителем должен быть позже момента времени произнесения по­буждения, 4) существуют предварительные условия: а) исполнитель в состоянии сделать нечто, б) прескриптор полагает, что исполнитель в состоянии сделать не­что, в) исполнитель вряд ли сделает это по своей воле при нормальном течении событий, г) состояние, которое является результатом действия, не имеет места [Бирюлин, 1990: 164]. Предикаты действия не переключают свою семантику в императиве. Предикаты состояния, будучи употреблены в императиве, приобре­тают долю характеристики действия. Некоторые предикаты состояния не совме­щаются с императивом, поскольку предварительные условия побуждения невы­полнимы («Сожалей!»). Императив таких предикатов состояния носит характер пожелания или заклинания. Упрощая положение дел, можно сказать, что суще­ствуют два типа императивов: а) реальный императив («Откройте дверь!») и б) квази-реальный императив («Подарите мне луну»). В квази-реальном импера­тиве могут употребляться как действия, так и состояния, в реальном императиве могут употребляться только действия. Ограничения, связанные с употреблением глаголов в реальном императиве, соотносимы с ограничениями, связанными с се­мантикой второго лица. Отметим, что реальный императив градуируется по сте­пени категоричности («Откройте дверь!» — «Открыть дверь!»). Квази-реальный императив не употребляется в категоричной форме («Любите музыку!» — '"«Лю­бить музыку!»).

Дейктическая направленность третьего лица прослеживается только в семан­тике английских модальных глаголов. Известно, что все модальные глаголы в производных значениях выражают модальность предположения (эпистемическую модальность, т. е. модальность знания), в то время как их исходное значение вы­ражает внутреннюю возможность, долженствование в различных оттенках и т. д. Эпистемическая модальность выражается при употреблении модального глагола в третьем лице. Это наиболее явно прослеживается при сочетании модальных гла­голов с предикатами состояний. Например: She can be very naughty — «Она может быть очень непослушной» или «Она, возможно, очень непослушна». В потенцион-ном выражении это предложение звучит так: «Может случиться так, что она бу­дет очень непослушна». Эпистемическая модальность противопоставляется семан­тике первого лица. Что же касается высказываний типа «Я, должно быть, сплю», то они представляют собой как бы взгляд на себя со стороны, взгляд на себя как на третье лицо. Противопоставление сферы третьего лица сфере первого и второ­го лица составляет, по мнению Д. А. Штелинга [1978: 5], основную дихотомию системы языка. Эта дихотомия представляет собой развитие дихотомии диктума и модуса.

Персонально-статусное значение представляет собой комплекс субкатегори­альных признаков статуса и субкатегориальных признаков персональности (оду­шевленности, рода, числа и дейксиса). Наиболее ярко статусный признак выра­жен в семантике личных и притяжательных местоимений (дейктическая вокатив-ность). Вместе с тем статусное значение устанавливается в содержании других

частей речи с маркированным признаком рода, либо числа, либо дейксиса. Мар­кированный признак рода относится к женщинам и женскому стилю поведения, хотя есть исключения. Признак рода может уточняться признаком возраста. Мар­кированным признаком числа является множественное число; признак множе­ственности связан как с восходящим, так и с нисходящим статусным вектором. Наиболее выраженным дейктическим признаком в персонально-статусном при­знаковом комплексе является признак первого лица.