Власть и личность в России: история и современность

В контексте данной проблематики. Россия знаменита тем, что здесь между государством и личностью сложились совершенно особые отношения.

Дело в том, что традиционные патриархально-общинные отношения в хозяйственной жизни, сверхцентрализация государственного управления и сакрализация власти составили основу просветительской идеологии интеллигенции, претендовавшей на роль ядра общества и видящей в подавляющем большинстве населения страны - рабочих и крестьянах лишь предмет опеки (то есть неразумное большинство, которое необходимо направлять на нужный путь).

Своеобразное преломление эта позиция получила в концепции Б. Н. Чичерина. Ядро его мировоззрения - апология государства как основного двигателя и творца истории, как высшего развития идеи человеческого общества и воплощения нравственного идеала. По мнению Чичерина, политическая свобода, прежде всего, должна способствовать эффективному функционированию государственного механизма, бесперебойной работе всех его составных частей. Следует отметить в этой связи мысль Чичерина о том, что введение представительного устройства в государстве «требует, прежде всего, сильной власти, которая умела бы, на первых порах, соединить вокруг себя и направлять еще не окрепшие общественные стихии».[67] В противном случае, «предоставленное себе, неопытное общество будет делать промах за промахом, пока горький, но поздний опыт не наведет его на истинный путь».[68] В сильной власти в период установления в государстве политической свободы Чичерин видел гарантию от смут и революций, надежное средство против нарушения нормальной работы государственного механизма, что, как можно видеть из истории, часто приводит к социальным и политическим катаклизмам. Он писал, что «... только твердость, благоразумие и честность правительства могут спасти государство от глубоких потрясений и от долгой внутренней борьбы. Если власть, при первом напоре, показывает малодушие и отдает себя в руки революции, смуты неизбежны». [69]При этом Чичерин подчеркивал, что «слабость правительства особенно непростительна, когда революционное движение не имеет корней в народе».[70]

Таким образом, вопрос, что важнее: личность или государство - в России всегда решался в пользу второй компоненты, несмотря на периодические бунты первой (возможно, той же самой интеллигенции).

Непосредственно переходя к проблеме, которая нас интересует, необходимо сказать о том, что в истории обществ, возможно, основную часть времени занимают спокойные эпохи. Если это монархия, то государи приходят и уходят, каждый в меру своих сил управляя, если не случится что-то из ряда вон выходящее (роковое поражение, смерть наследника, революционный бунт и т.п.). Другие формы правления могут быть лучше или хуже монархии, но важно отметить: чем больше в системе «сдержек и противовесов», чем правильнее проведено разделение властей, тем больше застраховано общество от того, что его руководители подорвут его устойчивость. В любом государстве всегда очень многое зависит от конкретной личности, но в целом именно такие спокойные, «малые» эпохи гораздо меньше подвержены тому, чтобы отдельная личность стала ее «творцом», благодетелем или демоном.

Следуя по логике движения истории, любой общественный строй, раньше или позже, но начинает клониться к своему закату (и, прежде всего в обществах, где нет встроенных механизмов, позволяющих на сравнительно ранних стадиях выявлять назревающие проблемы и решать их). Противоречия внутри этого строя, особенно подогретые заимствованиями техники и технологии, передовых отношений и законов в отдельных областях, обостряются. И хорошо, если в это время в стране находится лидер, способный повести общество по пути мирного развития.

В монархиях таким обычно может быть только самодержец. В России 1861 г. такой царь (Александр II) явился и провел ряд преобразований. В России 1905 и 1917 гг. (при Николае II) этого не произошло. Абсолютный правитель нередко выступает в большой мере как автономная, независимая сила: и в охране старого, вопреки здравому смыслу (таков был Николай I), и в плане реформирования отжившего, вопреки сопротивлению (таков во многом был Александр II). Автономия такого правителя подтверждается и тем, что очень часто изменения начинаются только со смертью (свержением) его (монарха, диктатора), поскольку при жизни это было невозможно.

Если же решение неудобных для высших слоев проблем оттягивается, то возникает идея их насильственного разрешения (переворота, революции), а вместе с ними и различные концепции, схемы переустройств мира, страны, устранения несправедливости и т.п. Тут появляется много личностей, стремящихся, так или иначе, преобразовать систему. Они представляют различные общественные и политические направления. Различные возможности (тенденции и направления) развития общества получают здесь не только более ясное классово-групповое выражение, но и находят своих апологетов, лидеров, провозвестников и т.п. Очень красноречива в этом смысле ситуация, сложившаяся в эпоху правления Николая II, в течение которой в России произошли три революции.

В такую эпоху яркие личности более характерны для стороны разрушительной, которая чувствует за собой историческую и моральную правоту, когда эпоха приоткрывает поры и шели для того, чтобы некоторое количество талантливых людей заявило о себе. Однако нередко это однобокие, непримиримые, порой фанатично настроенные люди. (Однако не следует забывать и о том, что такие таланты могут обнаружиться и на стороне консервативной - вспомним, хотя бы, П.А. Столыпина). Удача, если такому лидеру удается «выпустить пар» и мирно изменить страну, разрядить ситуацию.

Но так бывает далеко не всегда. Кризисы потому и являются кризисами, что ограниченные и упрямые люди доводят положение до такой крайности, когда из нее уже практически не выбраться (как, собственно, и произошло в случае П.А. Столыпина, которому такие люди и не позволили довести реформы до конца; не в этом ли корень революций 1917 г.).

Итак, можно выявить, по крайней мере, две ситуации, находящиеся в разных фазах. Первая фаза - эпоха спокойная, устойчивая, консервативная, в которой роль политиков обычно сравнительно невелика. Фаза вторая - когда страна стоит на пороге социально- политического взрыва. Произойдет он или нет, зависит от многих факторов, в том числе и от силы личностей с одной и с другой стороны. Заметим, что никакие личности не способны создать великие эпохи, если для этого нет в обществе накопившихся условий. Мы не должны также, забывать и о том, что личность всегда проявляется в конкретной обстановке и действует прежде всего в рамках наличных задач и условий для себя и тех групп, с которыми себя отождествляет. Важно помнить, что личности действуют не в вакууме, а застают готовые отношения и формируются, («забрасываются») в определенной среде. И эта данность предшествующего, преломившись в человеке, потом сама становится важным условием его будущего воздействия на общество.

Однако если уже есть объективные предпосылки для перемен, то личность способна ускорить или отдалить решение проблемы, придать этому решению особые черты, талантливо или бездарно использовать предоставленные возможности. Приди на место Петра I иной, «спокойный» государь, эпоха реформ в России отложилась бы, затем могла запоздать (как в Турции), в результате чего страна стала бы играть совсем иную (малую, подчиненную) в Европе роль и мире. А вот после Петра I правили часто не совсем талантливые люди, но фаза общества после петровских реформ и побед была уже иная, более спокойная. Даже время Екатерины И при всех ее выдающихся способностях менее велико, чем эпоха Петра I. Там ставились русская государственность и общественное устройство, здесь - лишь совершенствовалась.

Поэтому на вопрос о границах роли личности в истории можно ответить и так: если какая-то личность сумела сделать нечто, что кажется удивительным (все равно в данном случае, было ли это прогрессивно или наоборот), значит, потенциальные условия для этого были. Но далеко не всегда история преподносит деятелю стопроцентные шансы. Очень часто они неопределенны, нечетки, спорны, порой - ничтожны.

Сказанное объясняет и роль благоприятного момента: ведь поскольку история не запрограммирована, и в каждый момент времени из ряда потенций реализуется одна, то в определенных ситуациях шансы слабых тенденций возрастают и вообще возможность выбора увеличивается. Найдутся ли деятели, способные воспользоваться случаем, и кто они будут? Иногда говорят, что, не будь одной личности, ее заменила бы другая. В принципе это было бы так, если ситуация могла ждать долго. Но дело-то в том, найдется ли нужный человек в наиболее благоприятный момент (когда, по известному выражению Ленина, сегодня - рано, а завтра - поздно). Стоит упустить случай, и потом уже в десять раз более одаренная личность ничего не сможет сделать. А поскольку темп истории возрастает, времени на эксперименты у обществ становится меньше, чем раньше, когда история могла переигрываться, разрушая и вновь создавая цивилизации. Общий уровень перерастает определенную ступень, и затем уже общество должно догонять других, используя не собственную, а чужие модели.

Следовательно, при оценке значения какого-то деятеля встает вопрос о то, мог ли кто-то другой сделать то же при наличных условиях? Нередко мы можем констатировать, что нет, не мог. То, что сделал этот человек (хорошее или плохое): сумел сконцентрировать силы нации, использовать крошечный шанс, проявил небывалую жестокость и т.д. - это выше сил не просто обычного, но и человека много выше (ниже) нормы. Не этим ли также объясняется притягательность образов Александра Македонского, Цезаря, Наполеона и других?

Конечно, говорить о том, что великие эпохи рождают великих людей в смысле того, что они приходят, как по заказу, неверно. Трагедией многих эпох явилось несоответствие лидеров задачам, которые время ставило перед ними, и напротив, появление человека, сумевшего воспользоваться обстоятельствами, чтобы увести общество в сторону от наиболее правильного пути, становилось их проклятием.

Таким образом, наличие более или менее соответствующей личности общественным задачам является случаем, хотя и достаточно вероятным. В такие переломные периоды лидеры иногда могут играть роль как бы гирек, способных перетянуть чашу исторических весов. Нет сомнения, что исключительная воля Ленина, Троцкого и других сыграла выдающуюся роль в плане завоевания и удержания власти большевиками. Окажись более влиятельными Каменев и Зиновьев с их неуверенностью, и нет сомнения, что судьба России была бы более благополучной.

(Это очень походит на эффект фактора резонанса в физике. И когда частота колебаний общественных возможностей (в самом различном виде, например, в желаниях масс или армии) совпадает с колебаниями личности, когда в ней как бы аккумулируется гигантская воля общественной силы, роль ее увеличивается тысячекратно.) Поэтому побеждает не просто более мощная общественная сила, но сама мощь этой силы во многом зависит от того, кто ее возглавляет. Это почти подобно результату сражения, когда вдруг со сравнительно малыми силами удачливый полководец побеждает более крупные. Следовательно, в определенные моменты сила личностей, их личные качества, соответствие своей роли и другое имеет огромное, часто определяющее или завершающее значение. Это волевой, нередко иррациональный и подверженный случаю фактор может быть и благотворен и опасен, поэтому гораздо надежнее, если у общества есть ограничители таких влияний.

После крутой смены общественных порядков (особенно революции, гражданской или крестьянской войны, в которых общество заметно поляризуется) популярная личность, например, вождь восстания или глава победившей партии, начинает играть роль своего рода знамени. Чтобы окончательно утвердиться у власти, нужно расправиться с оставшимися политическими соперниками и не допустить роста конкурентов со стороны соратников. От того, каков лидер, на чем внутри движения базировался его авторитет, зависит очень многое. (Пример с Лениным говорит о том, что он, вероятно, мог обойтись без больших и кровавых репрессий в партии и в значительной степени в обществе.)

Смерть этого человека до крайности обостряет борьбу в стане победителей.

Далее. Нередко при идеологизированном движении (религиозном, революционном и др.) лидер победителей должен выглядеть безгрешным, а потому всякий спорящий с ним выступает как покусившийся на святое. Борьба с соперниками окончательно закрепляет какой-то вариант нового в рамках победившего направления (например, все отступления от определенных догматов веры объявляются ересью - как это и произошло с взглядами Троцкого, Бухарина, и других, занявших позицию, принципиально отличную от политических взглядов Ленина; в компартии - правым или левым уклоном и т.п.). Эта продолжающаяся борьба (длительность которой зависит от многих причин) окончательно придает облик обществу.

Понятно, что такие переходные эпохи часто завершаются личной диктатурой, в которой сливаются и устремления самого лидера, и олицетворение различных «успехов» в нем, и слабость общества и т.д.

Об этом свидетельствует и деятельность Сталина, который примерно за полтора десятилетия своего господства почти полностью уничтожил большевиков, ранее приведших его к власти, а заодно и свыше половины членов собственной партии, «...каждый человек обладающий здоровым политическим инстинктом, будет казаться ему личным врагом. В каждом новом свежем движении он видит возможное начало своего собственного конца. В каждом более крупном человеке — угрозу своему личному существованию».[71]

Время правления Сталина - это культ личности в его неразбавленном концентрате. Обожествление фигуры этого правителя дошло до абсолютного преклонения. Кстати, сам Сталин (еще до наступления II Мировой войны) был очень высокого мнения об Адольфе Гитлере. (Гитлер добился поразительного успеха - чего не удавалось никому ни до него, ни после - внедрить чудовищную тиранию в народ, внесший в прошлом столь огромный вклад в европейскую культуру. Стечение обстоятельств вознесло его из уличного оратора на вершину власти в Германии. Чтобы свергнуть его - потребовалось объединение всех сил мира. Истинным памятником Гитлеру стало разорение германского народа, к которому он привел его с помощью жестокости и террора. Невольной эпитафией звучат его слова, обращенные к Герману Раушнингу: «Мы должны быть готовы к тяжелейшей борьбе, с которой сталкивалась когда-либо нация. Только благодаря стойкости мы сможем созреть для господства, нам предначертанному. Мой долг - продолжать эту борьбу, не считаясь с потерями. Жертвы будут огромны... Нам придется отказаться от многого из того, что было ценным для нас и сегодня кажется невосполнимым. Города превратятся в руины, замечательные памятники архитектуры исчезнут навсегда. Это время не пощадит нашу священную землю. Но я не страшусь этого».[72]

Нужно сказать о том, что в России до сих пор отношение народа к высшей государственной власти и ее отдельным представителям имеет двоякую природу. Зародыш этого отношения можно найти на заре становления государственности в нашей стране, когда князя, царя, императора, генсека начинают наделять божественными чертами. При этом прослеживается любопытная закономерность. Чем народ находится дальше от сферы личного влияния власти, тем больше выражения недовольства существующим политическим строем, однако стоит власть держащему появиться перед своими подданными, как недовольство волшебным образом исчезает. Несколько лет назад я сама стала свидетельницей данного феномена. В Ростовскую государственную публичную библиотеку приехал Б. Н. Ельцин - первый президент России.

Люди, собравшиеся в библиотеке, несли ярко выраженную негативную эмоциональную окраску, большинство из них пришли для того, чтобы лично выразить свое негодование от: развала страны, краха экономики и промышленности, обнищания народа, развития тотальной коррупции на всех уровнях управления и многого другого. Однако, когда Ельцин наконец, появился, подошел к людям и стал спрашивать, как им живется, в облике тех людей, которые несколько минут назад яростно обличали бывшего президента, произошла удивительная метаморфоза: на лицах появились улыбки (причем улыбки вполне искренние), атмосфера моментально разрядилась, люди стали выражать озабоченность и беспокойство о здоровье бывшего лидера; говорить, что всем живется, в общем-то, хорошо. Лично для меня это был момент истины. Я своими глазами увидела, как влияет аура принадлежности к высочайшему эшелону (пусть даже и в прошедшем времени) власти на обычных людей.