Общественный прогресс и его критерии

Принципиально важно выяснить, в каком направ­лении движется общество, находящееся в состоянии непрерывного развития и изменения.

Под прогрессом понимается направление разви­тия, для которого характерно поступательное движение общества от низших и простых форм об­щественной организации к более высоким и слож­ным. Понятию прогресса противоположно понятие регресс, для которого характерно обратное движе­ние — от высшего к низшему, деградация, возврат к уже отжившим структурам и отношениям. Представление о развитии общества как прогрессив­ном процессе появилось еще в древности, но оконча­тельно оформилось в трудах французских просве­тителей (А. Тюрго, М. Кондорсе и др.). Критерии прогресса они видели в развитии человеческого ра­зума, в распространении просвещения. Столь опти­мистичный взгляд на историю сменился в XIX в. более сложными представлениями. Так, марксизм усматривает прогресс в переходе от одной общест­венно-экономической формации к другой, более вы­сокой. Некоторые социологи сутью прогресса счи­тали усложнение социальной структуры, рост социальной неоднородности.В современной социологии исторический прогресс связывается с процессом модернизации, т. е. переходом от аграрного общест­ва к индустриальному, а затем и к постиндустриаль­ному.

Некоторые мыслители отвергают идею прогресса в общественном развитии, либо рассматривая историю как циклический круговорот с чередой подъемов и спадов (Дж. Вико), предсказывая скорый «конец ис­тории», либо утверждая представления о многоли­нейном, независимом друг от друга, параллельном движении различных обществ (Н. Я. Данилевский, О. Шпенглер, А. Тойнби). Так, А. Тойнби, отказав­шись от тезиса о единстве всемирной истории, вы­делил 21 цивилизацию, в развитии каждой из ко­торых он различал фазы возникновения, роста, над­лома, упадка и разложения. О «закате Европы» писал и О. Шпенглер. Особенно ярок «антипрогрессизм»К. Поппера. Понимая под прогрессом движе­ние к какой-либо цели, он считал его возможным только для отдельного человека, но не для истории. Последняя же может быть объяснена и как прогрес­сивный процесс, и как регресс.

Очевидно, что прогрессивное развитие общества не исключает возвратных движений, регресса, цивилизационных тупиков и даже срывов. Да и само раз­витие человечества вряд ли имеет однозначно прямо­линейный характер, в нем возможны и ускоренные рывки вперед, и откаты назад. Более того, прогресс в одной сфере общественных отношений может быть причиной регресса в другой. Развитие орудий труда, техническая и технологическая революции — яркое свидетельство экономического прогресса, но они по­ставили мир на грань экологической катастрофы, ис­тощили природные ресурсы Земли. Современное об­щество обвиняют в упадке морали, в кризисе семьи, в бездуховности. Высока и цена прогресса: удобства городской жизни, например, сопровождаются многочисленными «болезнями урбанизации». Иногда из­держки прогресса настолько велики, что возникает вопрос: а можно ли вообще говорить о движении че­ловечества вперед?

В этой связи актуален вопрос о критериях про­гресса. Согласия среди ученых нет и здесь. Фран­цузские просветители видели критерий в развитии разума, в степени разумности общественного устрой­ства. Ряд мыслителей (например, А. Сен-Симон) оце­нивали движение вперед по состоянию общественной нравственности, приближению ее к раннехристиан­ским идеалам. Г. Гегель связывал прогресс со сте­пенью сознания свободы. Марксизм также предло­жил универсальный критерий прогресса — развитие производительных сил. Видя сущность движения вперед во все большем подчинении сил природы человеку, К. Маркс сводил общественное развитие к прогрессу в производственной сфере. Прогрессив­ными он считал лишь те социальные отношения, которые соответствовали уровню производительных сил, открывали простор для развития человека (как главной производительной силы). Применимость подобного критерия оспаривается в современном обществознании. Состояние экономического базиса не определяет характер развития всех остальных сфер жизни общества. Целью, а не средством любого об­щественного прогресса является создание условий для всестороннего и гармоничного развития чело­века.

Следовательно, критерием прогресса должна яв­ляться мера свободы, которую общество в состоянии предоставить личности для максимального развития ее потенциальных возможностей. Степень прогрес­сивности того или иного общественного строя нужно оценивать по созданным в нем условиям для удовле­творения всех потребностей личности, для свободно­го развития человека. Различают две формы социального прогресса: ре­волюция и реформа.

Революция — это полное или комплексное изме­нение всех или большинства сторон общественной жизни, затрагивающее основы существующего со­циального строя. До недавнего времени революция рассматривалась как всеобщий «закон перехода» от одной общественно-экономической формации к дру­гой. Но ученым никак не удавалось обнаружить при­знаки социальной революции при переходе от перво­бытнообщинного строя к классовому. Приходилось настолько расширять понятие революции, чтобы оно годилось для любого формационного перехода, но это приводило к выхолащиванию первоначального со­держания термина. «Механизм» же реальной рево­люции удавалось обнаружить только в социальных революциях нового времени (при переходе от феода­лизма к капитализму).

Согласно марксистской методологии, под социаль­ной революцией понимается коренной переворот в жизни общества, изменяющий его структуру и озна­чающий качественный скачок в его прогрессивном развитии.Причиной социальной революции является конфликт между растущими производительными си­лами и сложившейся системой социальных отноше­ний и учреждений. Обострение на этой объективной почве экономических, политических и иных проти­воречий в обществе приводит к революции.

Революция всегда представляет собой активное политическое действие народных масс и имеет пер­вой целью переход руководства обществом в руки но­вого класса. Социальная революция отличается от эволюционных преобразований тем, что она концент­рирована во времени и в ней непосредственно дейст­вуют народные массы.

Диалектика понятий «реформа — революция» весьма сложна. Революция, как действие более глубокое, обычно «вбирает» в себя реформу: действие «снизу» дополняется действием «сверху».

Сегодня многие ученые призывают отказаться от преувеличения в истории роли того социального яв­ления, которое именуют «социальной революцией», от провозглашения ее обязательной закономерно­стью при решении назревших исторических задач, поскольку революция далеко не всегда была главной формой общественной трансформации. Гораздо чаще изменения в обществе происходили в результате ре­форм.

Реформа — это преобразование, переустройство, изменение какой-либо стороны общественной жиз­ни, не уничтожающее основ существующей соци­альной структуры, оставляющее власть в руках прежнего правящего класса. Понимаемый в таком смысле путь постепенного преобразования сущест­вующих отношений противопоставляется револю­ционным взрывам, сметающим до основания старые порядки, старый строй. Марксизм считал эволю­ционный процесс, консервировавший на долгое время многие пережитки прошлого, слишком мучи­тельным для народа. И утверждал, что поскольку ре­формы всегда проводятся «сверху» силами, уже име­ющими власть и не желающими с ней расставаться, то и результат реформ всегда ниже ожидаемого: пре­образования являются половинчатыми и непоследо­вательными.

Пренебрежительное отношение к реформам как формам общественного прогресса объяснялось и зна­менитым положением В. И. Ульянова-Ленина о ре­формах как «побочном продукте революционной борьбы». Собственно, уже К. Маркс отмечал, что «со­циальные реформы никогда не бывают обусловлены слабостью сильных, они должны быть и будут вы­званы к жизни силой «слабых». Отрицание возмож­ности наличия у «верхов» стимулов при начале пре­образований усилил его российский последователь: «Действительным двигателем истории является ре­волюционная борьба классов; реформы — побочный результат этой борьбы, побочный потому, что они вы­ражают неудачные попытки ослабить, притушить эту борьбу». Даже в тех случаях, когда реформы с со­вершенной очевидностью не являлись результатом массовых выступлений, советские историки объясня­ли их стремлением господствующих классов не до­пустить никаких посягательств на господствующий строй в будущем. Реформы и в этих случаях явля­лись результатом потенциальной угрозы революци­онного движения масс.

Постепенно российские ученые освободились от традиционного нигилизма по отношению к эволюционным преобразованиям, признав вначале рав­нозначность реформ и революций, а затем, поме­няв знаки, обрушились с сокрушительной критикой теперь уже на революции как на крайне неэф­фективный, кровавый, изобилующий многочис­ленными издержками и приводящий к диктатуре путь.

Сегодня великие реформы (т. е. революции «свер­ху») признаются такими же социальными анома­лиями, как и великие революции. Оба эти способа решения общественных противоречий противопо­ставляются нормальной, здоровой практике «перма­нентного реформирования в саморегулирующем­ся обществе». Дилемма «реформа — революция» подменяется выяснением соотношения перманент­ного регулирования и реформы. В этом контексте и реформа, и революция «лечат» уже запущенную бо­лезнь (первая — терапевтическими методами, вто­рая — хирургическим вмешательством), в то время как необходима постоянная и возможно ранняя про­филактика. Поэтому в современном обществознании акцент переносится с антиномии «реформа — революция» на «реформа — инновация». Под инно­вацией понимается рядовое, однократное улучшение, связанное с повышением адаптационных воз­можностей социального организма в данных усло­виях.