Сценарии будущего развития 4 страница

Что касается масштабов сегодняшнего распространения договорно “незащищенных” или “дезорганизованных” трудовых от­ношений в ФРГ (и в других индустриальных странах Запада), то (надежных) данных и информации почти нет. В исследователь­ском ландшафте эта часть рынка труда и по объему, и по видо­вому и отраслевому распределению представляет собой “белое пятно”. Значение ее растет в обратной пропорции. В 1982 году Карола Мюллер опубликовала определенные фактические ма­териалы: легальная работа у другого работодателя (в 1981 году насчитывалось круглым счетом 43 000 таких работников); слу­чаев нелегальной работы у другого работодателя, по оценкам, вшестеро-вдевятеро больше; распространение происходит большей частью в форме мнимых трудовых договоров, в первую очередь в строительстве и металлообрабатывающей отрасли и при использовании иностранных рабочих; незначительная заня­тость (при менее 20 часов в неделю исключается страхование по безработице, при менее 15 часов исключается также страхо­вание на случай болезни и пенсионное страхование; в 1979 году совокупно в обеих формах было занято около 1,24 млн, особен­но женщины), сезонная занятость (полная занятость на время);

переменное, ориентированное на производственные мощности ра­бочее время, ограниченный определенным сроком трудовой до­говор без регламентации рабочего времени; работник должен быть постоянно готов по первому требованию выйти на рабо­ту; эта форма в силу большой выгоды для предприятия особен­но часто практикуется в розничной торговле; далее следует на­звать: подрядные договоры, “свободное сотрудничество”, “левую” работу и т. д. (см.: Саго1а Мй11ег, 1982, 8. 183-200).

Как и прежде, взрывоопасность развития, таким образом, за­ключается в развертывании производительных сил. Производи­тельные силы, однако, уже не ломают — как предполагал Маркс — отношений собственности. Выражаясь в терминах марксизма, их революционный потенциал ныне грозит ударить, так сказать, “в тыл”, ломая отношения трудового договора и рынка труда, инду­стриальные социальные формы предложения и использования рабочей силы и создавая таким образом совершенно новые не-' равновесия сил между контрагентами рынка труда и организаци­ями, представляющими их интересы. Ввиду интересов, инвес­тированных в преобладающую систему наемного труда, и их

политической и союзной организационной власти нетрудно предсказать, что это изменение системы общества труда встретит серьезное сопротивление и затянется надолго. Поэтому сейчас еще невозможно прогнозировать, какие части индустриально-общественной системы труда будут охвачены этим изменением, а какие нет. Тем не менее новая система множественной гибкой неполной занятости и децентрализованных форм труда может заявить о себе более высокой производительностью, которая в конечном счете до сих пор всегда играла решающую роль. “Ис­торическое превосходство” новой системы труда состоит в воз­можностях высвободить усиливающуюся нехватку работы из такой политически скандальной и опасной формы проявления, как открытая безработица, перераспределить ее и даже превра­тить в развертывание производительных сил. С точки зрения трудящихся опасности, сопряженные с формами неполной за­нятости, конкурируют с частичной свободой и суверенитетом, приобретаемыми для формирования собственной жизни.

Многие сочтут, что превращение рабочих мест с полным ра­бочим днем в рабочие места с неполным рабочим днем внесет существенный вклад в преодоление безработицы. А ведь может произойти и прямо противоположное. Прогрессирующая инди­видуализация выталкивает людей на рынок труда. С созданием гибко-множественных возможностей неполной и промежуточ­ной занятости рушатся еще сохранившиеся барьеры располовинен­ного общества рынка труда (ср. с. 151 наст. изд.). Препятствия, мешающие ныне участию — несовместимость семьи и участия в занятости, учебы и участия в занятости, — устраняются, и жен­щины и молодежь, ожидающие в “тихом резерве”, могут ринуть­ся на рынок гибкой неполной занятости. С созданием соответствующих предложений, стало быть, спрос может непропорционально возрасти, и его лавина опрокинет все теперешние расчеты.

Эскизно очерченный здесь проект представляет собой тео­рию самореволюционизации системы индустриального общества на наиболее продвинутой стадии его развития. Процесс рацио­нализации идет уже не в индустриальных формах и не по рель­сам индустриального наемного труда, а все больше направлен против них. Начавшееся обновление не только меняет количественные распределения на обусловленные категории рабочей' силы и рабочих мест, но переплавляет сами социальные формы и организационные принципы. В этой теоретической перспек­тиве непрерывность и резкое изменение общественного разви­тия определенным способом переплетаются, обуславливают друг друга: при неизменной логике ориентированной на прибыль рационализации происходит коренное изменение от известной, индустриально-стандартизованной системы к будущей системе плюральной, гибкой, децентрализованной неполной занятости. Напрашивается параллель со специфическим жизненно этап­ным распределением массовой безработицы: подобно тому как безработица на определенных жизнен­ных этапах уже стала для больших групп населения компонен­том типовой биографии, так и неполная занятость, т. е. синтез полной занятости и безработицы, “интегрируется” теперь в си­стему занятости. Биографической “нормализации” соответству­ет “нормализация” институциональная — с открытым исходом. Существенными остаются политические реакции. Без развития системы социальных гарантий нам грозит будущее нищеты. Установление юридически гарантированного минимального дохода для всех могло бы заодно отвоевать у этого развития то­лику свободы.

2. Призрачный вокзал - специальное образование без занятости

Кто смахнет с глаз сон исследовательской рутины и задаст­ся тревожным вопросом о будущем специального образования в условиях такого системного изменения общества труда, тотчас увидит перед собой целую лавину вопросов, очевидную настоя­тельность которых превосходит разве что невозможность получить на них ответ. Каким же, собственно, образом продолжительная мас­совая безработица меняет ситуацию в системе образования? Какие последствия для системы образования влечет за собой переход к неполной занятости? Чем завершится соревнование между информационно-технологическими усилиями реформировать сферу образования и технологиями новых поколений, которые делают эти реформы совершенно ненужными? Стоит ли в данной ситуации усиливать профессиональную соотнесенность образова­ния или же, поскольку это невыполнимо, окончательно от нее отказаться?

Возьмем первую гигантскую проблему. Доказано, что массо­вая безработица радикально изменила ситуацию в коридорах образования. Причем призрак безработицы витает уже и в та­ких образовательных твердынях, которые прежде считались га­рантами занятости (медицина, юриспруденция, инженерные дисциплины, экономика, квалифицированные рабочие спе­циальности). Однако профессионально ори­ентированные циклы обучения, чье профессиональное будущее омрачается, существенно меняют свою смысловую соотнесен­ность даже при неизменных содержаниях обучения. Организа­торы и исследователи образования могут сколько угодно спи­сывать все это за счет “разногласий между образованием и занятостью”, а преподаватели и мастера производственного обучения (сами вполне обеспеченные) могут сколько угодно не обращать на это внимания, но это отчетливо видит молодежь, которая самое позднее на выходе из системы образования на­талкивается на закрытые двери системы занятости и, разумеет­ся, предугадывает это и в процессе обучения. Иными словами, это означает: внешние вторжения рынка труда повреждают и даже разрушают имманентную образованию смысловую основу профессионально ориентированной подготовки. Предугадывае­мое, (еще) не существующее профессиональное будущее, т. е. “ирреальная переменная”, вызывает радикальное изменение ситуации внутри системы образования. Чтобы избежать безра­ботицы, молодые люди дольше остаются в школах, нередко выбирают дополнительную специальную подготовку. Но чем дольше они остаются в школах, тем больше обучение, соотне­сенное с их имманентной претензией на профессиональное будущее, представляется им бессмысленной тратой времени. Возможно, у некоторых и в самом деле разгорается “аппетит” к образованию. Однако школы как институциональные учрежде­ния легко превращаются в этакие камеры хранения, “залы ожи­дания”, уже не выполняющие предписанных им задач специаль­ной профессиональной подготовки. Соответственно страдает авторитет преподавателей, а профессионально ориентирован­ные учебные планы и учебные содержания сползают в область ирреального.

Лишь с незначительным преувеличением можно сказать, что затронутые безработицей секторы системы образования ныне все больше напоминают некий призрачный вокзал, где поезда уже не ходят по расписанию. Тем не менее все идет по-старо­му. Кто хочет уехать — а кому охота оставаться дома, читай: об­речь себя на безбудущность? - тот должен занимать очередь в кассы, где дают билеты на поезда, которые большей частью уже переполнены или идут вовсе не в указанных направлениях. Де­лая вид, будто ничего не произошло, восседающие в кассах чи­новники от образования с огромным бюрократическим рвени­ем распределяют билеты в Никуда да еще и терроризируют стоящую перед ними очередь “угрозами”: “Без билетов вы никогда не сможете уехать на поезде!” И самое ужасное, что они правы!..

Затяжная структурная безработица придает ситуации в про­фессионально ориентированной системе образования противо­речивый характер. Понятно, что это отнюдь не укрепляет дове­рие к “системе”. В этом смысле подрастающему поколению завуалированно, так сказать в форме “шс1аеп сигпси1ит” (скры­того плана), преподносится основной курс по иррациональности, который вынуждает его сомневаться в себе самом, во взрослых, в “системе” или во всем сразу, — а в силу психологических и по­литических причин это развитие вызывает величайшую тревогу.

Аналогичным образом меняется ситуация в институтах соци­ального обеспечения и государства всеобщего благоденствия. В периоды структурной безработицы программы профессио­нальной подготовки, программы реабилитации для вышедших на свободу правонарушителей, попытки ресоциализации пси­хически больных или старания помочь домохозяйкам на этапе “опустевшего гнезда” вернуться в профессиональный мир столь же необходимы, сколь и неправдоподобны. Социальные работ­ники, психологи и официальные лица, занимающиеся “реаби­литацией” и “интеграцией” таких индивидов и групп — что фак­тически всегда означает интеграцию безработных в систему труда, — наносят ущерб эффективности и авторитету своей де­ятельности, ибо такие программы не могут ничего изменить в коренной ситуации существующей нехватки работы.

В этом смысле системное изменение общества труда уже омрачает сегодняшний день. Дамоклов меч безработицы висит практически над всеми сферами и ступенями иерархии систе­мы профессионального образования (хотя — статистически — то как нож гильотины, то как кухонный тесак) и соответственно грозит своими кошмарами. Для растущего числа выпускников всех учебных циклов между обучением и занятостью возникает рискованная серая зона лабильной неполной занятости. Следы бу­дущего — приметы системы гибко-плюральной неполной заня­тости — заявляют о себе на протяжении последних 15 лет.

Как показывают эмпирико-статистические анализы, в ходе образовательной экспансии 70-х годов особенно резко шансы за­нятости уменьшились у выпускников основных школ. Двери систе­мы занятости в этих низших коридорах системы образования по­чти наглухо закрыты в силу перераспределений и процессов замещения, а также мероприятий по рационализации производ­ства. В 1970—1978 годах в этом смысле резко сократилось прежде всего количество рабочих мест для молодежи без профессиональ­ной подготовки и для выпускников/выпускниц народных школ с профессиональной подготовкой; одновременно как в государ­ственном, так и в частном секторе заметно явное увеличение при­тока выпускников, имеющих свидетельство о среднем образова­нии и профессиональную подготовку, а также выпускников, имеющих аттестат зрелости. Соответственно высок риск занятости для выпускников основных школ без дополнительной профессиональной подготовки. В сере­дине 1983 года 55% всех пополнений приходилось на безработных без профессиональной квалификации (при около 30% занятых во­обще), и все оценки исходят из того, что система образования бу­дет и впредь продуцировать в нижнем секторе количественно ра­стущий “цоколь” постоянно безработных без перспективы на занятость.

Не столь широко известно, что и в былом раю, каким с точки зрения занятости была сфера квалифицированных рабочих, тоже бесчинствует кошмарный призрак безработицы. Так, в 1981 году глобальная нехватка рабочих-специалистов превратилась в их пе­реизбыток. В 1982 году на более 300 000 безработных рабочих-спе­циалистов приходилось только 50 000 вакантных рабочих мест. Эксперты единодушны в том, что в будущем именно доля рабочих-специалистов среди безработных будет увеличиваться. Некогда хваленое профессионально-производственное обучение ныне тоже не защищает от потери статуса. Если в 1950 году доля тех, кто непосредственно после производственного обучения вынужден был опуститься на более низкий уровень, составляла всего лишь 5,5%, то в 1950-1969 годах она возросла до 7,6%, а к 1979 году -даже до без малого 10%. И здесь мне­ние экспертов опять-таки едино: опасность снижения статуса в дуальной системе будет в последующие годы скорее возрастать, нежели убывать.

Выпускники специальных высших учебных заведений тоже испы­тывают значительные трудности с вхождением в сферу занятости:

если в 70-е годы по причине поглотительной способности государ­ственной сферы услуг доля безработных в этом секторе образова­ния была еще относительно низка, то в начале 80-х годов ситуа­ция стремительно ухудшается при поляризации безработицы по специальностям (например, в системе социального обеспече­ния — 14%, зато инженеры-электрики и инженеры-связисты по­чти не пострадали): за 2 года по окончании учебы 33 % выпускников специальных вузов однажды были безработными (среди них женщины непропорционально чаще, нежели мужчины.

Однако начиная с 80-х годов ножницы между численностью выпускников и количеством вакансий в общественной и частной системе занятости необычайно драматизировали ситуацию для выпускников высшей школы. Вопреки многим предположениям сравнительный эмпирический анализ показывает, что преобла­дающее большинство высококвалифицированных специалис­тов (выпускников высших и высших специальных учебных за­ведений), т. е. образовательной экспансии в целом, включались не в сферу экономики, а в расширявшуюся в 70-е годы государ­ственную сферу услуг, — в 80-е годы этот спрос хиреет, и ситу­ация для молодежи с университетскими дипломами быстро ухудшается. Для этой группы начинающих профессионалов опасность особенно велика еще и потому, что они, как ни одна другая группа выпускников, именно в силу профессиональной при­вязки образования чрезвычайно зависимы от рабочих мест в го­сударственном секторе. Так, в 1978 году более 80% зависимо занятых начинающих профессионалов со (специальным) выс­шим образованием (в том числе женщин — даже 91%) трудились на государственной службе. Кроме того, для большинства вы­пускников — например, социальных работников, педагогов, судей, гимназических преподавателей, а также для большинства ученых-гуманитариев и специалистов по общественным на­укам - практически нет альтернативы в частном секторе. Не образование как таковое, но имманентная ему профессиональная соотнесенность привязывает выпускни­ков таких специальностей к монополии государственного зака­за и инверсивно обременяет соответствующие сферы системы образования роковой ипотекой грандиозной ошибочной квалифи­кации. Только реквалификация вне приобретенной специаль­ности могла бы в будущем дать этим группам возможность тру­диться. Пусть даже рабочие места с полным рабочим днем будут в широком масштабе преобразованы в рабочие места с непол­ным рабочим днем, а тем самым и в этом секторе осуществится прорыв к системе гибкой неполной занятости.

На всех ступенях образовательной иерархии растет стремле­ние избежать грозящей безработицы через получение дополни­тельного образования и повышение квалификации. Так под нажи­мом скудости рынка труда растет готовность после окончания высшего специального учебного заведения начать учебу в уни­верситете. Также и на переходе от школы к производственному обучению все большее значение приобре­тают “силки ожидания”. Все больше молодежи посещает снача­ла среднее специальное профучилище, проходит годичный об­щеобразовательный курс по специальности или годичный курс профессиональной подготовки и только после этого начинает производственное обучение. Но и фазы без профессиональной подготовки, например безработица или военная либо альтерна­тивная служба, все чаще предшествуют производственному обу­чению. Конечно, предлагаются “места парковки” и меры по по­дыскиванию рабочих мест, а также иные компенсации. Но даже после успешного завершения профессионального образования нормой все чаще становится лабильная переходная фаза, на ко­торой плохие рабочие места чередуются с безработицей, крат­косрочными трудовыми отношениями и неполной занятостью.

Большинство молодежи пока на удивление спокойно вос­принимает эту глобальную и отчасти драматичную “лабилизацию” вхождения в систему занятости. Со смешанным чувством разочарования и надежды многие мирятся с огульным обесце­ниванием своих аттестатов, с профессиональной неокупаемо­стью своих образовательных усилий. Одновременно они по-прежнему черпают мужество в надежде, что “когда-нибудь” их старания “окупятся”. Так, по окончании учебы большинство молодых людей под угрозой безработицы в конечном итоге го­товы “временно” (как они надеются) согласиться на любую ра­боту, чтобы для начала вообще хоть как-то интегрироваться в систему занятости. Впрочем, они видят и опасность того, что, соглашаясь на неквалифицированную и среднеквалифицированную работу, могут навсегда остаться в сфере низкоквалифи­цированного труда. Насколько сильно уже теперь проявляется этот нажим, заставляющий соглашаться на неполноценные от­ношения занятости, во многом зависит от социального окруже­ния и частных условий жизни молодежи. Метания между разо­чарованием и надеждой захватили уже и возможности улучшить профессиональные перспективы посредством переквалифика­ции или продолжения учебы.

3. Распределение шансов через образование?

Объем труда в обществе труда сокращается, и система наем­ного труда переплавляется в самих своих организационных принципах. Переход из системы образования в систему занятости становится нестабильным и лабильным; между этими сис­темами вклинивается серая зона рискованной неполной заня­тости. Ввиду таких предвестий системного изменения общества труда профессиональное программирование образовательной системы все больше превращается в анахронизм. В этом смысле за последние годы внутренность образовательной системы под­верглась радикальному изменению “извне”, со стороны рамоч­ных условий. В образовательных институтах это до сих пор еще недостаточно признано, и уж тем более не проработано педаго­гически. Если различать “организацию образования” и “значение образования”, подразумевая под организацией институцио­нальные рамки, порядки, сертификацию, учебные планы и со­держания, а под значением - смысл, который индивиды связы­вают со своим обучением, то можно сказать: организация и значение профессионального образования разъединились и стали са­мостоятельны относительно друг друга. Образование утратило свое “имманентное Потом”, смысловую нить, выводящую за собственные его пределы. Теперь некоторые - скорее, нефор­мально и “вопреки” предписанной профессиональной ориен­тации - ищут смысл и цель профессионального образования в нем же самом. Отрезанное от цели, которой организация обра­зования формально по-прежнему служит, образование вновь раскрывается как самоценное переживание поисков и форми­рования собственной личности.

Меж тем как институциональные рамки профессионального образования бюрократизируются, т. е. запоздало расцветает тейлоризм, внутри этого “бюрократического кожуха образова­тельного послушания” неформально воскресает Гумбольдт. Там, где утрачивается “трансцендентная” профессиональная смысловая основа, самые находчивые молодые люди апеллируют к тому, что единственно способно придать смысл реальному много­летнему Теперь обучения, — к самоценности образования. В пользу этого говорит, например, никем не предусмотренная внезапность, с какой прежде редкие специальности становятся поистине массо­выми, или исподволь возрождающийся на семинарах интерес к дискуссиям и теории.

Пока что невозможно предугадать, как надлежало бы или следовало бы содержательно формировать профессиональное обучение для гибкой системы плюральной, мобильной непол­ной занятости в электронно-опосредованных, децентрализо­ванных “обстоятельствах кооперации”. Для начала здесь, пожа­луй, не повредил бы публичный мозговой штурм касательно

проблемных ситуаций, встроенных в эту систему неполной занято­сти. Тем не менее уже сейчас можно сказать: мы не избежим ослаб­ления профессиональной соотнесённости, в результате чего истори­чески возникнет шанс фантастического обратного превращения профессиональной подготовки в образование, в совершенно но­вом осмыслении. Центральное место должна занять целевая, со­отнесенная с образованием полемика, выдвигающая на обсуж­дение многообразные проблемы, с которыми столкнутся жизнь (выживание) и (политическая) деятельность в будущем обще­стве риска.

Необходимо также вновь обсудить распределение (нерав­ных) социальных шансов через образование. Как свидетель­ствуют эмпирические исследования, в 1970—1982 годах резко уменьшились вероятности получить вместе с аттестатом о сред­нем (специальном) образовании также и доступ к соответствен­но более высокой статусной позиции. В ходе данного развития образовательная система в 70-е годы утратила свою статусораспределяющую функцию: среднего (специального) образования уже недостаточно, чтобы достичь определенной профессио­нальной позиции, а тем самым определенного дохода и автори­тета.

Впрочем, профессиональное образование избыточным не стало. Напротив, без квалификационного аттестата о среднем специальном образовании профессиональная будущность пол­ностью закрыта. Зато начинает пробивать себе дорогу формула, что квалификационные аттестаты все менее достаточны и одно­временно все более необходимы, чтобы добиться желанных, но столь немногочисленных рабочих мест. Что же это означает? На ничейной земле между “достаточным” и “необходимым” усло­вием система образования утратила приписываемое ей ни много ни мало с времен Просвещения, а в 60-е годы столь желанное функциональное назначение — подконтрольное общественно­сти распределение социальных шансов! Как и по каким крите­риям скудные социальные шансы будут теперь и в будущем рас­пределяться между формально равноквалифицированными? Как утрата распределяющей функции влияет на педагогическую ситуацию в разных секторах образовательной системы — в основ­ной, профессиональной, высшей и вспомогательной школе, — где профессиональное будущее закрыто весьма по-разному? Что это означает для отношений авторитета между обучающими и обучаемыми, для готовности учиться и профессионального вы­бора подрастающего поколения? Эти вопросы мы здесь можем только затронуть. Но, во всяком случае, правомерно сказать: статусоопределяющая функция про­фессионального образования за истекшее десятилетие распалась на две обособленные ветви, а именно негативный отбор не име­ющих права на участие в конкурентной борьбе за статус и дей­ствительно позитивное распределение статусных шансов. Образо­вательная система уступила свою реальную распределяющую функцию отделам кадров предприятий и их начальникам, а об­щественный контроль за распределением шансов в образователь­ной системе сведен к негативному отбору с целью незаконного лишения шансов. Подоплекой этого сдвига функций является об­ветшалость и хрупкость взаимосвязи образования и занятости.

Во времена полной занятости выдача немногочисленных сер­тификатов об образовании, так сказать, (почти) предупреждала ре­шение данного (или некого) отдела кадров о зачислении на рабо­ту. Во времена инфляционного избыточного предложения квалификаций такое решение касательно равноценных аттеста­тов, напротив, делегируется системе занятости. С помощью соб­ственных вступительных тестов или иных аналогичных методов предприятия могут теперь решать, кому они предоставят (учени­ческое) место. Иными словами, сертификаты, выдаваемые в сис­теме образования, более не являются ключом к системе занятос­ти, они всего лишь ключ к приемным, где раздают ключи к дверям системы занятости (каковы бы ни были критерии и правила игры). Но эта утрата значимости приобретает теперь в разных секторах и на разных иерархических ступенях системы образования совер­шенно разное значение.

Экстремальные последствия имеют место там, где аттестат уже не отворяет и двери “приемных” и даже становится критерием от­сева. Это все чаще происходит, когда закончена только основная школа. Успешное окончание любого курса профессионального обучения все больше становится условием для того, чтобы вооб­ще включиться в трудовую жизнь. По мере того как удостоверение о рабочей квалификации становится “входным билетом”, моло­дежь, не имеющая законченного профессионального образования, маргинализируется. Выпускники основных школ становятся “не­квалифицированными”, доступ на рынок труда им закрыт. Обуче­ние в основной школе превращается в дорогу с односторонним движе­нием к профессиональной безнадежности. Так основная школа сползает на общественную периферию, становится школой низ­ших, навечно приписанных к профессиональной безбудущности статусных групп.

Новая негативная функция незаконного отнятия шансов проявляется в основной школе, таким образом, как бы в “чис­том” виде. И это развитие весьма примечательно, поскольку с возрастанием образовательных предпосылок окончание основ­ной школы деградирует до уровня “не-образования”, истори­чески аттестат основной школы почти приравнивается к негра­мотности. Говоря обобщенно: в XVIII веке было еще вполне “естественно” зарабатывать на жизнь, не зная азбуки. В XIX веке владение чтением и письмом все больше становится предпо­сылкой для интеграции в расширяющуюся промышленную си­стему занятости. В последней четверти XX века один только ат­тестат основной школы уже все менее достаточен, чтобы через посредство рынка труда обеспечить материальное существова­ние. На примере основной школы видно, что “образование” — тот самый классический признак приобретаемого статуса — может исторически совершить обратное превращение в при­знак квпазиаскриптивный: основная школа распределяет отсут­ствие шансов и как образовательный институт грозит, таким об­разом, сделаться стеною гетто, за которой навсегда изолируются низшие статусные группы, обреченные на постоянную безрабо­тицу (и соответственно на социальную помощь). Развитое обще­ство образования порождает в этом смысле новую, парадоксаль­ную “квазинеграмотность” низших образовательных групп (выпускники основных и особых школ). Заметим на полях, что здесь опять-таки отражается заорганизованная профессиональ­ная соотнесенность обучения — особенность немецкой образо­вательной системы, которая, например, для США в этом смысле силы не имеет.

При такой маргинализирующей функции основная школа, как ранее школа специальная (особая), превращается в “кладовую” для безработной молодежи, в образовательно ориентированную “мо­лодежную базу” где-то между улицей и тюрьмой. Функциональ­ное ее содержание сдвигается в направлении трудотерапии. Соот­ветственно ухудшается педагогическая ситуация. Легитимность учителей и учебных планов находится под угрозой. На них про­ецируются противоречия “профессионально ориентированного обучения без перспективы”. Школа, которой больше нечего “предложить” ученикам или отнять у них, теряет свой авторитет. Анемические реакции молодежи в подобных образовательных гетто профессиональной безбудущности (фактически или потенциаль­но) прямо-таки предначертаны. Экстремальная и зримая приме­та этого, скажем, рост насилия, обращенного против учителей, особенно в больших городах с высокой постоянной безработицей среди молодежи.

Но одновременно ключевое значение приобретает и внут­ренний отбор в основной школе: прыжок в среднюю школу или в гимназию становится прыжком на “спасительный берег” воз­можного профессионального будущего. Точно так же необходи­мо, по крайней мере, не ухудшать характером аттестата основ­ной школы исходную ситуацию в конкурентной борьбе с более сильными выпускниками средних школ и гимназий за немно­гие ученические места. Квалифицирующий аттестат основной школы в этом смысле, так сказать, проводит различение по сте­пеням отсутствия шансов. В конечном счете выводы касатель­но педагогической ситуации в основной школе (как и касатель­но всей образовательной системы в целом) неоднозначны. С одной стороны, как мы уже говорили, аттестат основной шко­лы как таковой почти не дает шансов интегрироваться в систе­му занятости. С другой стороны, он пока что представляет со­бой необходимый минимальный шанс, чтобы все-таки добыть одно из немногих ученических мест. “Необходимая функция” образовательных аттестатов содержит и стимулы к достижению результата, и дисциплинарный потенциал, ибо лишение аттес­тата означает полную маргинализацию. Выставляемые учите­лем оценки постоянно грозят захлопнуть дверь в приемные, где раздаются шансы. Именно там, где образовательный успех ведет лишь в серую зону возможной (неполной) занятости, негативный отбор ставит под угрозу само материальное существование, а погоня за хорошими оценками и аттестатами становится гонкой за надеждой, попыткой “взбежать” на этаж выше по едущему вниз эскалатору общественной иерархии. Лозунг Спонти: “Шанса у тебя нет, используй же его!” — становится в таких условиях весьма реалистическим девизом выживания.