2015-05-15
305
У Канта есть мысль, которая сформулирована им следую-
щим образом: «Смех есть аффект, [проистекающий] из
внезапного превращения напряженного ожидания в ничто»
(Кант, V, 352). Эта фраза часто цитируется, причем всегда
критически. Жан Поль выразил свою критику мягко и де-
ликатно: «Новое кантовское определение комического, что
комическое состоит во внезапном разрешении ожидания в
ничто, многое имеет против себя» (Жан Поль, 128). Более
решителен Шопенгауэр, который отрицает и Канта, и Жана
Поля и пишет так: «Теория комического Канта и Жана По-
ля известна. Доказывать их ошибочность я считаю излиш-
ним» (Шопенгауэр, II, 181), Он думает, что каждый, кто
попытается применить эту теорию к фактам, сразу сам
сможет убедиться в ее несостоятельности. В том же духе
выражаются и некоторые другие авторы.
Тем не менее сопоставительное изучение фактов показы-
вает, что теория Канта верна, но она требует некоторых до-
полнении и поправок, Неверно, что смех наступает после
«напряженного ожидания». Смех может наступить совер-
|
|
|
шенно неожиданно. Самое важное, однако, не это. Не-
сбывшееся ожидание, о котором говорит Кант, может быть
комическим, но может и не быть им. Кант не определил
специфику комического.
144
В каких же условиях несбывшееся ожидание вызывает
смех и в каких нет? Если, например, девушка вышла замуж,
принимая жениха за идеального или, во всяком случае, по-
рядочного, честного человека, он же совершает поступок
нечестный, подлый, некрасивый, то ничего смешного в этом
нет. Несбывшееся ожидание не привело к смеху.
Теория Канта требует оговорки, что смех наступит только
тогда, когда несбывшееся ожидание не приведет к послед-
ствиям серьезным или трагическим. Кантовская теория от-
нюдь не противоречит тому, что говорилось в предыдущих
главах. Если вдуматься в эту теорию, то сущность ее сводит-
ся некоторому разоблачению. Мысль Канта допускает рас-
ширение и может быть выражена так: мы смеемся, когда
думаем, что что-то есть, а на самом деле за этим ничего нет.
«Что-то» - это человек, которого принимают за нечто
важное, значительное, положительное. «Ничто» - это то,
во что он оборачивается на самом деле. На этом основана
интрига «Ревизора». «Удивительное дело, господа! Чинов-
ник, которого мы принимали за ревизора, был не ревизор»
Чиновники во главе с городничим думают, что Хлестаков-
важная персона, генерал, который запанибрата разговарива-
ет с министрами и посланниками, «уполномоченная особа»;
но вдруг обнаруживается, что он «не уполномоченный и не
особа», а «сосулька», «тряпка». Собственно говоря, на этом
|
|
|
же принципе основан сюжет «Мертвых душ». Чичикова
принимают за богача, миллионщика, все им очарованы, на
самом же деле он - пройдоха, плут, который «всех обма-
нул». Слова жены Коробкина в «Ревизоре»: «Вот уж точно,
вот уж беспримерная конфузия», - в равной степени при-
менимы как к «Ревизору», так и к «Мертвым душам».
Прав Д. П. Николаев, когда он пишет: «Именно стремле-
ние чего-либо выдать себя не за то, что оно есть на самом
деле, и создает возможность для возникновения смеха»
(Николаев, 56). Еще яснее выражается Вулис «""То и не
то" - пожалуй, наиболее общая схема всякого комического
явления» (Вулис, 11). Эту же мысль высказывает Юренев:
145
«События происходят не так, как ожидали, и герой оказы-
вается не тем, кем его считали» (Юренев, 1964а, 97),
Принцип этот давно осознан и получил название «qui pro
quo», что в смысловом переводе означает «один вместо дру-
гого», На этом основан широко распространенный в ста-
ринных комедиях мотив переодеваний, выступления в чу-
жом обличье, когда одних принимают за других. Обычно
такие действия сопровождаются некоторым обманом. В
«Ревизоре» Хлестаков становится обманщиком поневоле, но
это не меняет сути дела.
В классической старинной комедии обманщик нарочито
вводит в заблуждение своего антагониста. Такая форма об-
мана может рассматриваться как частный случай одурачива-
ния.
Мы приведем лишь два-три примера. В «Амфитрионе»
Мольера бог Юпитер влюбляется в жену фиванского на-
чальника Амфитриона Алкмену. Пока Амфитрион на войне.
Юпитер навещает ее, приняв личину ее супруга. Когда муж
возвращается с войны, обман открывается. Юпитер утешает
Амфитриона тем, что соперником его был бог и что у него
родится сын - Геркулес. Ситуация сама по себе могла бы
не быть смешной: узурпация супружеских прав может вы-
глядеть различно. Но все действие происходит не в действи-
тельности, а в фантазии. Богу приходится ретироваться, он
посрамлен, торжествует правда, торжествует муж, все кон-
чается благополучно.
В «Двенадцатой ночи» Шекспира действующие лица-
неразличимые по сходству близнецы, брат и сестра. Сестра
переодевается мужчиной. На этом основано множество не-
доразумений, вызывающих в зрительном зале дружный
смех.
Принцип «qui pro qua> осуществляется преимущественно
в старинной западноевропейской классической комедии, но
он встречается и в русской литературе. Его мы имеем, на-
пример, в «Барышне-крестьянке» Пушкина, где уездная ба-
рышня переодевается крестьянкой и тем вводит в заблуж-
146
дение соседского помещичьего сына. Недоразумение благо-
получно разъясняется, и дело кончается свадьбой.
Сюжеты, в которых один выдает себя за другого, что вы-
зывает смех, широко распространены во всех литературах, и
в том числе в советской, чему можно было бы привести
множество примеров, На целом клубке подобных недоразу-
мений основано действие комедии Зощенко «Парусиновый
портфель». На этом же принципе основан комизм само-
званства. В «Двенадцати стульях» Ильфа и Петрова Остап
Бендер выдает себя за великого шахматиста, хотя он шах-
матной игры не знает, В «Золотом теленке» автомашину
Остапа Бендера и его компании принимают за головную
машину автопробега, всюду встречают с почетом и подар-
ками. Остап ловко этим пользуется, выдавая себя за чем-
пиона, пока обман не разъясняется, и машине приходится
спешно исчезнуть со сцены.
В приведенных случаях обманщик выдает себя за нечто
высшее и более значительное, чем он есть на самом деле.
Возможен, однако, и обратный случай: человек более или
менее значительный выдает себя за нечто низшее, чем он
есть на самом деле. Такие мистификации любили разыгры-
вать некоторые из великих русских юмористов. Вот что рас-
|
|
|
сказывает Мария Павловна Чехова о своем брате: «Никогда
не забуду, как изводил меня Антон Павлович в поезде, когда
мы возвращались в Москву. Дело в том, что с нами в одном
поезде ехал профессор Стороженко, который читал лекции
и экзаменовал меня, когда я была слушательницей на Выс-
ших курсах В. И. Герье, Я сказала об этом брату и попроси-
ла его поменьше дурить. Но он нарочно стал придумывать
всякие шуточные импровизации, чем приводил меня в ужас.
Вдруг он ни с того, ни с сего стал громко рассказывать, что
служил поваром у какой-то графини, как готовил на кухне
различные блюда, как его хвалили господа и какие они были
к нему добрые. Ехавший с нами виолончелист М. Р. Семаш-
ко подыгрывал брату и изображал камердинера, якобы тоже
служившего у каких-то господ. Они рассказывали друг другу
147
какие-то необыкновенные случаи из своей деятельности»
(Чехова, 87).
Подобные же случаи известны из жизни Гоголя.
Принцип «один вместо другого» может быть выражен и
более широко, как «одно вместо другого». Этому очень
близко явление, которое может быть кратко сформулирова-
но как «пустота вместо предполагавшегося содержания».
Принцип этот очень близок тому, который выразил Шек-
спир, назвав одну из своих комедий «Много шума из ниче-
го».
Мы не будем входить здесь в анализ интриги этой слож-
ной комедии, так как это завело бы нас слишком далеко.
Принцип «Много шума из ничего» из современной комедии
исчезает, ибо в жизни это явление встречается редко. Этот
случай мы имеем, когда наступает необыкновенный перепо-
лох, вызванный ничтожными причинами. Примером может
служить «Лошадиная фамилия» Чехова. Этот принцип ле-
жит в основе некоторых кинокомедий. В комедии
«Тридцать три» дантист обнаруживает, что у пациента не
тридцать два зуба, как у всех, а тридцать три.
Этот случай раздувают, человек становится знаменитым, о
нем пишутся диссертации, ero череп закупает музей, его
всюду встречают с почестями, угощают и т. д. Комедия
страдает некоторыми преувеличениями, но основная ситуа-
|
|
|
ция комична. Дело кончается тем, что у него заболевает зуб,
зуб удаляют, и оказывается, что на одном корне было две
головки, что бывает на самом деле и что, следовательно, у
него было только тридцать два зуба, как у всех, а не три-
дцать три.
Такие сюжеты более уместны как фантастические, а не
как реалистические, Они часто встречаются в сказках. В
наиболее чистом виде принцип «много шума из ничего»
выражен, пожалуй, в некоторых кумулятивных сказках.
Упомянем еще раз об одной такой сказке - «Жалостливая
девка». Девушка идет на реку выполаскивать швабру, На
другом берегу видна деревня, где живет ее жених, Это на-
водит девушку на такие мысли: «Выйду в эту деревеньку за-
148
муж, рожу паренька. Паренек будет на двадцатом годку,
пойдет по молоденькому ледку да и потонет». Она начинает
плакать. Приходит бабка и тоже начинает плакать. Потом
приходит дед, и все вместе они начинают выть. Жених (или
другое лицо), узнав в чем дело, уходит искать по свету, есть
ли кто-либо глупее его невесты. И обычно находит.
Здесь контраст между ничтожеством причины и вызван-
ным ею переполохом служит для разоблачения глупости не-
весты, Этот контраст комичен и сам по себе, дурость не
обязательно подчеркивается. В сказке «Разбитое яичко» раз-
бивается яйцо, дед говорит об этом бабке, та плачет. Весть о
разбитом яичке распространяется по всей деревне, и насту-
пает необычайная суматоха. Дед плачет, бабка воет, курочка
кудахчет, ворота скрипят, гуси кричат, дьяк звонит в коло-
кола, поп рвет книги. Дело кончается тем, что деревня сго-
рает, Иногда, правда, суматоха мотивируется тем, что яичко
было не простое, а золотое. Но это не меняет сути дела.
Некоторые теоретики сравнивают подобные случаи с пу-
зырем, который все больше и больше непомерно надувается
и потом с треском лопается. Такое сравнение очень удачно
и образно выражает суть дела.
