Глава XXX. Ut desint vires, tamen est laudanda volundas – Пусть недостаточно сил, однако усердие достойно похвалы

Люциус проснулся рядом со своим супругом, чувствуя, что буквально искрится от переполняющей его магии. Он неоднократно читал и слышал, что секс между любящими друг друга людьми приводит к пополнению магических резервов, но вот испытать это ему пришлось впервые. Первый их раз был, скорее, выплеском негативных эмоций, чем любовными ласками. С Регулусом они дальше поцелуев и фроттажа не зашли, а с Нарциссой была любовь совсем другого плана. Малфой осторожно потянул Блэка за черный локон, затем отпустил его, наблюдая, как тот опять сворачивается в спираль. Такие роскошные кудри, вызывающие зависть у Люциуса, были только у Сириуса и Беллатрикс.

— М-м-м? — недовольно протянул Сириус, приоткрывая глаза, и еще и пробормотал невнятно, еще со сна: — Ты что-то хотел?

Несмотря на бурно проведенную, почти бессонную ночь, Блэк проснулся практически моментально, как сторожевой пес.

— Ну что, пришел в себя? — Блэк лукаво посмотрел на блондина. Тот поморщился и процедил сквозь зубы:

— А я никуда и не уходил.

— Да-да, — глубокомысленно покивал Сириус, — то-то ты вчера на себя был не похож. Но я тебя понимаю, ты испугался за Гарри.

— Ничего ты не понимаешь! — с досадой махнул рукой Люциус. — За Анри я, конечно же, переживал, но дело не в этом. Жизнь есть жизнь. И бывает так, что родители теряют своих детей. Но есть вещи страшнее: потеря чести, например. Если бы я по собственной глупости потерял своего суверена, единственную нашу надежду, то мой род был бы навек опозорен.

Теперь настал черед хмуриться Блэку:

— Значит, ты все же относишься к Гарри не как к сыну…

— Мордред! Насколько в тебя въелись эти дамблодорово-гриффиндорские глупости! — перебил его Малфой. — Когда же ты поймешь, что значит быть аристократом? Честь и верность слову — вот то, что отличает нас от лавочников с Темной аллеи, которые могут поступиться своими идеалами ради прибыли, ради собственной жизни или жизни своих детей. Ты ведь читал те записи о нашем вероятном будущем. Почему, ты думаешь, мы пошли за нищим, безвестным полукровкой, который, к тому же, после своего второго возрождения стал явно неадекватным? По-твоему, мы не понимали, что дорога, по которой мы идем с таким повелителем, ведет в пропасть? Да, мы частично потеряли свое влияние, но наше положение и капитал никуда не делись, а править такими людишками, как Фадж, можно и находясь в тени. Почему же мы рисковали собой и своими детьми? Были готовы на заключение в Азкабане, лишение репутаций, имущества, а то и самой жизни?

— Вассальная клятва? — нерешительно предположил Сириус.

— Именно, — кивнул Люциус. — Потеря ребенка, наследника, горька, но не смертельна. Можно усыновить и принять в род другого ребенка, можно просто прервать род. Страшнее остаться в истории как род предателей крови. Магия такого не прощает. Посмотри на Уизли — еще несколько поколений назад это был богатый, магически сильный чистокровный род. Сейчас же их магия находится на том же уровне, что и у грязнокровок. Ради интереса, взгляни на записи министерства о магических выбросах у детей-волшебников. Даже Крэббы и Гойлы, которым уже несколько поколений явно требуется вливание свежей крови, гораздо сильнее. Один из Уизли обрек своих потомков на такую жизнь — жизнь прислужников у других, более сильных и состоятельных волшебников. Я не хотел бы такой судьбы своим детям и внукам. Лучше смерть, как бы пафосно это ни звучало.

Блэк некоторое время обдумывал аргументы своего супруга, потом кивнул, соглашаясь с ним:

— Ты прав. Будучи сильным волшебником, всегда можно занять хорошую должность в министерстве выполнять другую высокооплачиваемую работу.

— Да, а Уизли может рассчитывать либо на третьеразрядную службу министерского клерка, либо на работу моим конюхом, если бы я согласился. В чем сильно сомневаюсь — ни один аристократ не решится приблизить к себе предателя. Думаю, что его детей ждет та же судьба, если только они не поддержат истинного сюзерена.

— Кстати, о детях, — Сириус невольно положил руку на свой живот. — Что ты думаешь о словах Богини-Матери?

— Ну, если бы не родовая магия, я бы заподозрил Уизли, — Люциус насмешливо взглянул на супруга и, увернувшись от летящей в него подушки и проигнорировав негодующий вопль: «Этого подкаблучника!», продолжил: — Но, учитывая, что у нас с тобой не было наследников, полагаю, что здесь вмешалась магия наших семейств. Я рад, что благодаря просьбе Анри, с тобой и детьми все будет хорошо. Как видишь, поддержка сюзерена и нам начала приносить дивиденды.

— Ты все рассматриваешь с точки зрения выгоды, да? — рассердился Блэк. — Так чем ты отличаешься от лавочника? А Нарцисса?

— Я — Малфой, — Люциус гордо вскинул голову. — И, конечно же, не собираюсь упускать выгоду. А Нарцисса… она все равно должна была умереть… позднее… и такая смерть… она умерла как настоящая мать, спасающая свое дитя… и как настоящая аристократка, защищающая сюзерена… хотел бы и я умереть также… — он с трудом выталкивал из себя слова.

Блэк нахмурился. Читая о предполагаемом будущем, он не подумал о том, что временные парадоксы, возникшие из-за их вмешательства, могут быть очень опасны. И гарантий, что они смогут изменить ситуацию в свою пользу нет. При мысли о том, что и Люциус, возможно, также вскоре умрет, Сириус почувствовал резкий укол в груди. Блэк еле сдержался, чтобы протестующее не завопить, отрицая саму вероятность того, что снова может потерять дорогого ему человека. Над ним опять словно сгустился удушливый туман смерти, только на этот раз не от страшного рассказа Дамблдора о пророчестве. Сириус решил изучить все данные о путешествиях во времени, хранящиеся в обширных библиотеках Малфоев и Блэков, и даже подключить к этому исследованию какого-нибудь надежного невыразимца — просто так сдаваться Блэк не собирался. О собственной возможной гибели он, как истинный гриффиндорец, даже не задумывался. Увидев, как закаменело лицо супруга, Сириус сменил тему:

— Уоффлинг будет разочарован.

— Чем это? — заинтересовался Малфой. Напряженное выражение его лица слегка расслабилось.

— Он ждал, что у меня родится, как минимум, второй Мерлин, говорил, что такая сильная аура бывает только у трех-четырехлетних детей. А тут такое разочарование — не один ребенок, а двое.

Люциус насмешливо фыркнул:

— Да, ошибся наш колдомедик. Впрочем, это не его вина — двойня при мужских беременностях бывает крайне редко.

Глаза Малфоя загорелись, он стремительно, словно атакующая кобра, кинулся на полусидевшего мужа, и, опрокинув того на кровать, начал покрывать его шею и грудь жадными поцелуями и легкими укусами. Раздвинув коленом ноги супруга, Малфой ласкал и гладил выгибающееся под его руками тело мужа. Как вдруг что-то насторожило Люциуса, и он, не прекращая поцелуев, нащупал свою палочку. Взмахнув ей, он невербальным заклинанием распахнул дверь спальни, одновременно отпрянув от Блэка и буквально вылетая из постели. Принимая боевою стойку, Малфой уже был готов применить крайне неприятное родовое проклятие, как открывшаяся перед ним картина заставила его остановиться: перед спальней стояли его сын и воспитанник со смущенным (Анри) и заинтересованным (Драко) выражениями на лицах. Люциус не торопясь вышел в коридор и внимательно изучил дверь: со стороны коридора она была полностью прозрачная.

— Так-так, и что все это значит? — холодно протянул Люциус, возвращаясь в спальню. Подойдя к кровати и отбросив туда палочку, он натянул пижамные штаны, которые сунул ему Сириус.

— Э-э-э, мы думали… мы хотели… — забормотал покрасневший почти до слез Гарри.

— Думали? — язвительно переспросил Малфой-старший. — Сомневаюсь в этом. И что же вы хотели?

— Мы хотели узнать, когда пойдем смотреть подарки, — одним духом выпалил Драко, который, наоборот, побледнел так, что под его кожей явственно проступили синие ниточки сосудов.

— И для этого вы сделали дверь в спальню вашего отчима прозрачной? — все так же саркастично спросил Люциус, не обращая внимания на странные булькающие звуки и фырканье, доносящиеся со стороны кровати. Сириус, прикрывшись одеялом и уткнувшись в подушку, трясся всем телом, пытаясь сдержать приступы дикого хохота.

— Мы не хотели мешать? — предположил Гарри, отводя глаза в сторону.

— Меша-а-ать? — Малфой-старший подошел к мальчикам и грозно навис над ними. — Теперь это так называется?! Крайне невоспитанное поведение? Подглядывать за родителями! В их спальне! — отрывисто восклицал Люциус, чуть не задохнувшись от возмущения и растеряв свою обычную невозмутимость.

— Брось, Люц, праздник ведь, — вмешался отсмеявшийся и немного успокоившийся Блэк. — И потом, детям в их возрасте свойственно интересоваться подобными вещами. Меня бы больше беспокоило, если бы их это не волновало. Идите сюда, негодники, — он приглашающе хлопнул ладонью по кровати. — Будем говорить о птичках и пчелках.

Гарри немедленно запрыгнул на кровать, на ходу сбросив тапки, и бесцеремонно устроился рядом с крестным. Драко последовал за ним. За прошедшие годы мальчики привыкли, что всегда могут прибежать к отцу или Сириусу. И когда им приснился кошмар, и когда возникали какие-то серьезные проблемы. Правда, они всегда стучались и ждали разрешения, прежде чем войти в спальню к взрослым.

Люциус негодующе посмотрел на супруга и сыновей и тоже расположился на кровати.

— О вашем наказании вы узнаете после праздников, — непреклонным тоном сообщил он детям и иронично предложил Блэку: — А ты, защитничек, давай, просвещай наших отпрысков, а я послушаю. Может быть, что-то новое узнаю.

— Да мы и так в курсе, — махнул рукой Драко, — но вот Анри никак не может поверить! — возмущенным тоном доложил он, обвиняюще кивнув в сторону Гарри.

— А ты, значит, решил убедить его на наглядном примере? — снова рассмеялся Сириус.

На этот раз покраснели оба мальчика. Гарри сердито засопел и стал сползать с кровати, но тут его внимание привлекло темное пятно на предплечье отца.

Мальчик впервые увидел Люциуса обнаженным до пояса — раньше на нем всегда была либо одежда, либо пижама. Даже когда они купались в море, Люциус надевал смешной полосатый купальный костюм. Подобный Гарри как-то раз видел в старом маггловском фильме о трех джентльменах, путешествовавших в лодке вместе со своей собакой. Сириус же игнорировал традиции волшебного мира и купался в плавках, приучив к тому же детей.

Разглядывая череп, Гарри почувствовал гадливость, словно обнаружив флобберчервя в своем супе.

— А это что за мерзость? Это метка Волдеморта? — с брезгливой гримасой спросил он отца. Ему, конечно же, рассказывали о том, как Темный лорд отмечал своих последователей, и даже показывали рисунок, но вот увидеть метку на теле ему довелось впервые.

— Да, — подтвердил Люциус, мысленно коря себя за то, что не надел еще и пижамную куртку. Он ненавидел клеймо Волдеморта и стыдился его, и только смущение из-за подглядывания сыновей заставило его забыть об этой тщательно скрываемой позорной отметине.

— А почему ты ее не уберешь? — нахмурился Гарри, все так же внимательно смотря на метку.

— Потому что это невозможно, — отрезал Люциус. — Мы с Северусом неоднократно пытались это сделать…

— Но это же просто! — удивился мальчик и, подчиняясь появившейся у него уверенности в том, что убрать метку ему по силам, потянулся рукой к черепу.

Как только Гарри дотронулся до метки, он увидел, что все тело Люциуса пронизывают темные нити, расходящиеся от солнечного сплетения, словно паутина, на краю которой затаился череп-паук. Мальчик решительно дернул за метку, как будто вырывая с корнем, и, зажав ее в ладони, начал наматывать на руку тянущуюся за ней нить. Всю его руку пронзила острая боль, как будто он накручивал на нее раскаленную проволоку. Прикусив губу, он упорно продолжил вытягивать черноту из тела отца.

Взрослые и Драко с изумлением и испугом наблюдали за впавшим в транс Гарри, проводившим странные манипуляции над рукой Люциуса. Тело мальчика дрожало, на лбу появилась испарина, потемневшие глаза невидяще уставились на грудь отца. Когда из прокушенной губы потекла кровь, и Гарри простонал: «Больно», Малфой-старший не выдержал и попытался было оттолкнуть от себя мальчика, но его остановил Сириус, крепко ухватив за плечо.

— Не шевелись, — прошипел он сквозь зубы. — Если прервать его сейчас, ты можешь сильно навредить ему.

Гарри сделал еще несколько круговых движений рукой, потом дернул ей, словно стряхивая с нее что-то, и выкрикнул:

— Incendio!

На пушистом персидском ковре ярко полыхнуло пламя, взметнулось к потолку и опало, оставив большую прожженную дыру. Глаза Гарри закатились, и он в глубоком обмороке осел на кровать. Все засуетились вокруг потерявшего сознание мальчика. Люциус, судорожно схватив свою волшебную палочку, наложил на Гарри Ennervate и диагностическое заклинание; Драко вцепился ему в руку; Сириус соскочил с постели, накинул на себя халат и вызвал домовика, приказав тому немедленно пригласить колдомедика. Гарри вздохнул, приходя в себя, и недоуменно хлопнул глазами:

— Что это было? — хрипло прошептал он и откашлялся.

Люциус взглянул на свое белоснежное, без всяких следов метки, левое предплечье и заключил сына в объятья:

— Ты освободил меня от величайшей глупости моей юности, — он поцеловал макушку Гарри. — Спасибо, но мне все же хотелось бы, чтобы в будущем ты не поддавался первому импульсу, а сначала подумал, что собираешься делать. Сейчас у тебя магическое истощение, пострадала рука и губа, но ведь все могло закончиться гораздо печальнее.

* * *

Малфой прислушался к размеренному сонному дыханию мужа — утомленный насыщенным праздничным днем, Сириус спокойно спал. С утра происшествие с Анри (Люциус не выдержал и снова провел пальцами по своей руке, как будто желая убедиться, что метка действительно исчезла). Потом, когда прибывший на вызов Уоффлинг тщательно обследовал мальчика, напоил его восстанавливающим зельем, наложил на руку и губу заживляющую мазь и заверил, что с ребенком все будет в порядке, началось всеобщее веселье: разворачивание подарков и шумная возня Сириуса с детьми. После обеда вся семья отправилась в Лондон в особняк Блэков, на прием, организованный Валбургой. Леди Блэк, кстати, узнав о снятии метки, совершенно не удивилась — она посмотрела на сына и зятя, как на двух недоумков, и заявила безапелляционным тоном, что, естественно, любое заклятие или чары может снять либо сам наложивший их волшебник, либо глава его рода. И она не понимает, что так изумило ее сыновей. Валбурга лишь выговорила детям за то, что снятие метки было проведено спонтанно и без всякой подготовки.

В Малфой-мэнор они вернулись поздним вечером. Уложив детей спать, Сириус и Люциус завершили этот суматошный день горячим сексом. У них словно начался медовый месяц. Люциус чувствовал моментальное возбуждение при любом прикосновении к мужу. И если постоянная готовность Блэка к частому сексу была объяснима — из-за беременности его организм был переполнен гормонами — то собственное практически не проходящее желание, как будто аристократ был шестнадцатилетним подростком, являлось для Малфоя загадкой. Люциус вздохнул, потянулся было погладить щеку мужа, но тут же отдернул руку, боясь его разбудить, и осторожно выскользнул из постели. Одевшись, Малфой тихо покинул спальню. В холле он вызвал эльфа и приказал принести собранную заранее сумку со всем необходимым.

Темный сад казался неприветливым. Голые деревья тихо поскрипывали под порывами ледяного ветра. Люциус зажег свечи на алтаре, снял и расстелил зимнюю мантию. Вытащив из сумки, которую послушно держал домовик, нужное зелье, один флакон аристократ поставил на алтарь, а второй отдал эльфу, распорядившись напоить себя им через полчаса. А если зелье не подействует и хозяин не очнется в течение десяти минут, то домовик должен будет вызвать леди Валбургу Блэк. Убедившись, что эльф все правильно понял, Люциус лег на алтарь и залпом выпил содержимое первого пузырька. То, что он делал, было очень опасным. Но аристократ рискнул провести подобный ритуал в одиночку, так как не хотел вовлекать в это никого, в особенности своего беременного мужа. Проваливаясь в транс, Люциус отчаянно надеялся, что ему все же удастся вернуться самостоятельно.

Оглядевшись по сторонам, аристократ увидел, что находится на огромном пожарище. Полусожженные остовы домов, почерневшие скелеты не сгоревших до конца деревьев. В воздухе стоял запах гари и, словно ночные мотыльки, парили серые хлопья пепла. Неуверенно потоптавшись на месте, Люциус сделал несколько осторожных шагов вперед и негромко позвал:

— Великая Мать, — и, не дождавшись отклика, настойчиво повторил: — Великая Мать!

Знак благословления Бригит исчез со лба Анри спустя несколько часов, как и зеленая прядь волос, но это не значило, что все закончилось. Такое внимание богов к его воспитаннику очень тревожило Малфоя, и он был твердо настроен разобраться в этой истории до конца.

— Ты звал меня, смертный? — голос богини был крайне неприветливым.

Малфой оглянулся. Стоявшая за его спиной женщина держала на руках малыша лет пяти-шести. Ее ярко красные локоны напоминали языки пламени.

— Да, Высокая, — аристократ опустился на одно колено.

Люциус понял, что недружелюбие богини объясняется тем, что она знает, почему Люциус хочет встретиться с ней. И не собирается идти ему навстречу. Но волшебник решил все же попытаться переубедить ее.

— Вы оказали величайшую милость моему сюзерену. Вы дали ему свое благословение, — почтительным тоном сказал он. — Анри — наследник Слизерина. Он — наш будущий правитель. Первый за триста лет. Без лорда волшебный мир перестал развиваться. Кроме того, многие маги, в угоду магглам, стали забывать свои традиции и своих богов. Только Анри по силам вернуть волшебникам их наследие и их богов. Вернуть вам ваших адептов, о Прекраснейшая. Это его долг. И, как ни тяжело ему придется, он должен будет его выполнить. Но я слышал, что ваши избранники также обладают некими обязанностями. Мне кажется, что излишне возлагать на моего воспитанника дополнительную ношу. Может быть…

Богиня прищурилась, ее волосы взметнулись вверх, как огонь, жадно облизывающий сухие ветви костра, образуя вокруг ее головы сияющий пламенный ореол:

— А ты наглец, смертный. С чего это ты решил, что я потребую плату за свое благословление?

— Прошу меня простить, Великая Мать, но все ваши избранники, и Мерлин, и…

— Мерлин? — Бригит презрительно фыркнула. — Этот детоубийца никогда не был моим избранником!

— Хорошо, пусть не Мерлин, — покорно согласился Малфой, — а Салазар Слизерин?

— И что?

— Его жизнь не была счастливой и…

— Ты не только наглый, смертный, но и глупый! — гневный голос богини старчески задребезжал, и перед Люциусом стояла уже древняя старуха со спутанными седыми лохмами. — Только черви, обитающие в куче отбросов, живут счастливо! Чем сильнее и разумнее существо, тем больший груз ему приходится нести! Тебе ли это объяснять?!

— Нет, я не сомневаюсь в вашей величайшей мудрости, но, — Люциус понимал, что зарывается, но желание защитить воспитанника было сильнее чувства самосохранения, — на Анри и так лежит слишком большой груз. Волшебный мир погибнет, если мы потеряем его!

— Так не теряйте! — Мать Холодов наклонилась, опуская ребенка на землю — значительно подросший за сутки молодой бог был слишком тяжел для ее старческих рук. — И мое благословение лишь поможет вам защитить его.

— Великая Мать, умоляю, не нужно взваливать на него дополнительную ношу сверх той, которую он и так вынужден будет нести! — аристократ просительно, снизу вверх, смотрел на старуху в оборванном одеянии. — Прошу, отпустите его, не вмешивайтесь в его судьбу!

На Малфоя ощутимо понесло леденящим холодом. Пепел, облачком поднявшись с земли, осыпался на Люциуса, словно окутывая его саваном. Старуха гневно сжала тонкие сухие губы и яростно прошипела:

— Ты осмеливаешься указывать богам, смертный?! Скажи, а что будет с твоим сюзереном, если ты не вернешься отсюда?

Аристократ застыл. Раньше он никогда и никого так не умолял, ни перед кем так не унижался. Он переступил через свою гордость ради Анри, и вот все усилия оказались напрасны. Мало того, умерев, Малфой поставит под удар, сделает легкой добычей и детей, и супруга.

Мать Холодов довольно рассмеялась:

— Вижу, разум к тебе вернулся.

Люциус молча кивнул, признавая свое поражение. Шанс переубедить богиню был слишком призрачным, но волшебник надеялся до последнего.

— Ну что же, мне нравятся умные мужчины. Я помогу мальчику, тем более что он потомок моего избранника. И даже скажу, что молодой Слизерин должен будет сделать, — старуха погладила по голове ребенка, уткнувшегося в ее лохмотья, и улыбнулась Малфою страшной беззубой улыбкой, вызывая у того приступ тошноты. — Мерлин никогда не был моим избранником, моей избранницей была Моргана. Если бы она не была «Связанной судьбой» с этим поганцем, он никогда не прожил бы так долго! — Бригит немного пожевала губу и продолжила свой рассказ: — Моргана сумела сберечь нашу святыню — котел Брана. Салазар смог отыскать его и перепрятать, но передать нам так и не успел. Нам нужен этот котел!

— Вы хотите, чтобы мы нашли эту вещь и отдали ее вам? — уточнил Люциус.

— Да. Но найти и взять котел может только мой избранник и, скорее всего, наследник Слизерина.

— А как он выглядит? И где, предположительно, он может находиться? И как нам его передать?

— А зачем он мне, спросить не желаешь? — ехидно поинтересовалась Мать Холодов.

— А вы расскажете? — парировал Малфой. Проиграв, он сбросил с себя показную покорность, догадавшись, что подобное поведение придется богине по вкусу.

— Почему бы и нет? — звонко рассмеялась Бригит, возвратившаяся к своей женской ипостаси. Она наклонилась, снова поднимая своего ребенка на руки и прижимая его к груди. — Моргана с помощью своего партнера замаскировала котел под христианскую святыню. Иначе последователи назаретянина уничтожили бы ее. А теперь подумай, какая это была святыня?

Люциус начал лихорадочно вспоминать все, что он читал о Моргане, Мерлине и Артуре, соображая, какой волшебный артефакт мог подойти под определение «котел». Вывод напрашивался один:

— Чаша Грааля! — изумленно выдохнул он.

— Верно, — задорно улыбнулась Бригит. — Простая каменная чаша, обладающая величайшей ценностью, — богиня нахмурилась, на ее лицо словно набежала грозовая тучка. — Мы проиграли свою последнюю битву и кому! Смертным! И оказались заточенными вдали от своих последователей. Только во время праздников и некоторых обрядов мы можем покидать свой остров. Ты был прав, говоря, что даже среди волшебников осталось не так много наших адептов. Простые же люди нас не помнят совсем. И может случиться так, что вскоре мы вообще не сможем выходить из нашей темницы! Котел Брана — вот ключ от нашей тюрьмы.

— Но он же, по-моему, был уничтожен самим владельцем? А этот артефакт действительно мог воскрешать мертвых? — осторожно поинтересовался волшебник.

— Не все легенды правдивы, — снова улыбнулась Великая Мать. — Не воскрешать мертвых, а излечивать любые раны, пока человек не умер. Бран же был не владельцем котла, а его хранителем.

— И где находится этот артефакт?

Бригит надменно взглянула на аристократа:

— Если бы мне это было известно, разве бы я говорила, что его нужно найти? Где его спрятал Салазар, я не знаю.

— А спросить?

Богиня негодующе фыркнула:

— Та часть Авалона, где обитают умершие, нам тоже недоступна! Мои избранники после смерти имеют выбор: либо уйти в Иной мир, либо войти в свиту Охотницы. Очевидно, что Салазар предпочел отправиться на Авалон за своим партнером, — Бригит огорченно вздохнула. — Но я не могу осуждать его — его выбор был предопределен: он добивался своего «Связанного судьбой» почти половину жизни. Такого глупого мужчину, как этот Годрик, редко встретишь! Надеюсь, что твой воспитанник окажется умнее.

— Анри тоже имеет партнера? — с жадным любопытством спросил Малфой. — Это Драко?

— А ты разве не знал? Да, конечно, твой сын и воспитанник — «Связанные судьбой».

— Предполагал, но точно не знал.

— Точно не зна-ал, — насмешливо протянула Бригит, — а заключить предварительный брачный контракт уже успел!

Люциус пожал плечами:

— Предпочитаю предусмотреть любой вариант, — и, не обратив внимания на засмеявшуюся над его ответом богиню, деловито предложил: — Тогда, раз мы не знаем, где можно найти котел, не лучше ли будет дождаться совершеннолетия Анри? Сейчас все наследство Слизеринов для нас недоступно. А без записей Салазара мы даже не узнаем, в какую сторону двигаться.

— Торгуемся? — иронично уточнила Бригит.

— Конечно же, нет. Если Всемилостивой будет угодно, мы потратим много времени на бессмысленные поиски, — снова вернувшись к показной почтительности, ответил волшебник, лукаво взглянув на Великую Мать. Он надеялся, что ему удастся смягчить богиню, отсрочив неизбежное хотя бы на семь лет. И он не прогадал.

— Ну, хорошо, смертный, считай, что ты меня убедил в своей правоте и позабавил. Кроме того, что такое несколько лет по сравнению с теми веками, которые мы уже прождали? И, кстати, о твоей предусмотрительности. Тебе пора возвращаться, если не хочешь остаться здесь навсегда, — в этот момент молодой Король Дуба радостно захихикал и хлопнул в ладоши. Перед глазами Малфоя все поплыло, и он очнулся на алтаре, где его крепко встряхивал, держа за плечи, его супруг.

Увидев, что Люциус пришел в себя, Блэк коротко размахнулся и в ярости съездил мужу по носу:

— Идиот! Проводить ритуал одному! Без страховки! И ты еще считаешь себя слизеринцем?! Да на такое даже хаффлпаффцы не пойдут!

— Зато я узнал, что богам от Анри нужно, — прогундосил Малфой, зажав платком закровивший нос.

— А подождать несколько месяцев, пока я не избавлюсь от этого, — Сириус ткнул пальцем в свой уже хорошо заметный животик, — и не смогу помочь тебе, нельзя было?

— Нельзя. До следующего Йоля ждать было опасно — мало ли что могло случиться за это время?

Блэк безнадежно махнул рукой и помог Люциусу подняться, проворчав:

— Пойдем уж, великий знаток ритуальной магии.

29.04.2011