Антропология культуры

Среди различных модификаций антропологии (биомедицинская, эволюционная, физическая, социальная, философская и т. п.) может быть выделена и антропология культуры. При таком классификационном подходе ее можно определить как своеобразную генеалогию культурно-исторического становления человека. Она изучает человека как субъект и объект исторических изменений, как творца и как творение культуры. Такой проект весьма перспективен и позволяет освоить в одном стиле и таким образом объединить обширный, интересный и к тому же очень разнородный материал. Историко-культурный подход, в отличие от философского или социального, позволяет избежать теней редукционизма, заставляющего выбирать среди различных автономных факторов какой-то абсолютный базис. Искусство и познание, производство и сознание, рациональное и эмоциональное, не сводимые и не выводимые друг из друга, оказываются тесно переплетенными в тот или иной исторический период. Восстановление той сложной и пестрой ткани, на поверхности которой обитает человек, изучение своеобразного антропологического мира, раскрытие его конкретных «исторических априори» кажутся весьма увлекательными задачами, имеющими важное научное и педагогическое значение. Культурная антропология позволяет избавиться от слишком абстрактных схем и моделей, которые вынуждены принимать представители любой антропологической дисциплины. Даже биологическая антропология, зацикленная на проблеме сравнения человека и животного, исходит из догматического принятия сущности человека, которая усматривается в способности к познанию, труду, общению, социальной жизни, и т. п. На самом деле, люди познавали, любили, оставались моральными в каждую эпоху по-разному. Возможно, понятие сущности вообще не применимо по отношению к человеку.

Культурная антропология связана с некоторой переориентацией, переоценкой перспектив. В этом смысле она восполняет недостатки прежних подходов к человеку и в какой-то мере является расплатой за слишком долгий интерес к «зеркалу», роль которого играло самопознание. Но такие колебания были уже не раз, и философия должна посмотреть на последствия и результаты тех или иных попыток критики и деконструкции рациональности. Отсюда переопределение социальной, культурной, философской антропологии как исторической имеет не только предметный, но и методологический смысл. В предметном отношении историческая антропология тяготеет от исследования эволюции идей и духовного опыта к повседневности, к неинтеллектуальным типам опыта признания, к телесно-душевным структурам, которые не являются ни «характером», как даром природы, ни «вечными ценностями», которые от века предназначен исполнять человек. Понятно, что жизненные акты не сводятся к эпистемическим и одних знаний недостаточно, чтобы жить. Кроме того, порядок жизни — и внешний политический, и внутренний душевный (а часто один является изнанкой другого) — не сводится к контролю или самоконтролю с позиций разума. Дух, как отмечал М. Шелер, бессилен и не обладает собственной энергетикой. Он «управляющий паразит», вынужденный направлять против одних нежелательных аффектов другие и так извлекать свою выгоду. Но в таком случае сам он есть не нечто трансверсальное по отношению к власти, а всего лишь одна из ее форм. Может быть, в сегодняшнем отказе от универсализации разума и проявляется разочарование и страх, возникшие в результате подозрения, что разум не может рассматриваться как сила эмансипации, ибо он выступает ее диспозитивом.

Культурная антропология выводит нас в мир жизненных практик, где люди не только познают, но и рождаются и умирают, радуются и страдают. Но история возникшей в начале нашего столетия и быстро захлебнувшейся «философии жизни» должна настораживать. Как бы это не повторилось и с культурной антропологией. Конечно, это непременно случится, если в ее отношении будут возлагаться неоправданные надежды. Но не стоит и разочаровываться. Например, философия жизни способствовала важным изменениям, ей обязаны своим появлением и феноменология, и фундаментальная онтология. Однако все-таки важно представлять трудности, когда отказываешься от истории идей, от накатанных исследований образа человека в зеркале его мысли, т. е. от истории самопознания, от истории теорий человека в пользу распутывания сложной исторической ткани, в сетях которой пребывают люди. Конечно, и здесь есть великое и смешное, но больше рутинного и повседневного. Здесь почти нет нового и больше всего повторения. Ведь как ни странно, именно повторение и методичность, составляющие существо дисциплинарных практик, оказывают наиболее эффективное воздействие на человека. Даже мы, педагоги, понимаем, что повторение — мать учения. Казалось, истина должна дойти до всех сразу и навсегда. Своим ярким светом она разгонят мрак невежества и способствует преображению людей. Истина хотя и доходит до индивида, но вовсе не она управляет поведением большой массы людей, она их скорее возбуждает и раздражает тактильно. Шока мысли недостаточно, его надо закрепить рутинным повторением, вот тогда идея овладевает массой. Даже в искусстве известно, что на поведение людей наиболее значительное воздействие оказывают архитектура и кино.

В разнообразных определениях культуры («образ жизни людей», «духовное наследие», «коллективное знание», «социальные нормы поведения», «матрицы отношений к окружающей среде», «коммуникативные стратегии», «образ мысли», «ментальность как набор духовно-телесных структур» и т. п.) так или иначе фигурирует понятие человека.

Одна из интересных особенностей человеческих существ состоит в том, что они пытаются понять самих себя и свое собственное поведение. Концепция культуры ― самый любопытный ответ из тех, что антропология может предложить для удовлетворения извечного вопроса: «Почему?» По своему объяснительному значению эта концепция сравнима с теориями эволюции в биологии, гравитации — в физике, заболевания — в медицине. Значительную часть человеческого поведения удается понять и даже предсказать, если мы знаем «план существования» людей.

Между природой и особой формой воспитания, именуемой культурой, нет никакого «или ― или». Культурный детерминизм столь же однобок, как и биологический детерминизм. Оба фактора взаимозависимы. Культура основывается на человеческой природе, и ее формы определяются физиологией. Вместе с тем, удовлетворение естественных потребностей человеком обусловлено культурой. Ест ли человек для того, чтобы жить, живет ли для того, чтобы есть, или же просто ест и живет, все это лишь частично определяется индивидуальной ситуацией, так как и здесь существуют культурные традиции. Процесс построения культуры может рассматриваться как дополнение врожденных биологических способностей человека инструментами, которые подкрепляют (а иногда замещают) биологические функции и компенсируют биологические ограничения, в частности, обеспечивают сохранение в будущем результатов и достижений предшествующих поколений.

Культура ― это способ мыслить, чувствовать, верить. Это знание группы, сохраняющееся (в памяти людей, в книгах и предметах) для дальнейшего использования. Антропологи изучают плоды ментальной активности: поведение, речь и жесты, действия людей, а также ее предметные результаты ― орудия труда, дома, сельскохозяйственные угодья и т. п.