Эволюция социальных пространств бытия человека в условиях современности

Современное понимание социальной общности дистанцируется от определения ее в терминах крови и почвы, а также языка и культурного мифа. Политическое сознание не сводится к идеологии и менталитету, хотя и является формой, видом или феноменом общественного сознания. Государство, по сути дела, понимается как гражданское общество, ядром которого становится третье сословие. Оно институализируется в форме национального собрания, которое представляет и выражает волю народа. Таким образом, возникает автономное национальное государство — республика. В этой истории несколько удивляет и настораживает то обстоятельство, что республика воспринимается как мать, рождающая, объединяющая и защищающая своих детей ― народ. Зачем в чисто функциональную теорию гражданского общества вносится элемент кровнородственных связей и на знаменах республики появляется еще одно слово «братство»?

В англосаксонской литературе под термином «национализм» понимались любые проявления национального. Это понятие имело, скорее, позитивный, чем негативный оценочный смысл. После окончания Второй мировой войны политический национализм оказался дезавуированным и стал восприниматься как негативный оценочный термин. Однако продолжающиеся национальные движения заставили исследователей преодолеть жесткое моральное различие и более основательно подойти к вопросу о роли наций в современном политическом процессе. Так возникли новые понятия — «регионализм», «сепаратизм», «этнонационализм» и т. п. Нейтральное, безоценочное употребление термина «национализм» привело к тому, что сегодня нация уже редко трактуется как политическая общность, а в основном рассматривается как культурное и даже этническое сообщество. Назрела пора сблизить понятия «культурного» и «политического» и тем самым открыть возможность новым, более основательным исследованиям общества.

Прежде всего, хотелось бы углубить представления о политическом и выявить как формы его проявления в истории, так и понятия, в которых его следовало бы описывать. Кажется естественным прилагать его к такому общим термину, каким является «сознание». Однако термин «сознание» в последние годы переживает инфляцию, вызванную его чрезмерно расширительным употреблением, и в новой исторической науке вытесняется понятиями менталитета и ментальности, обобщающими телесно-хабитуальные факторы человеческого поведения. «Политическое» не исчерпывается исключительно рациональными представлениями, а включает в себя привычки, обычаи, ритуалы, регламентирующие телесные акты. Коммуникация внутри социальной общности осуществляется посредством знаков, носителями которых являются голоса и лица людей, сфера звуков и запахов, архитектурные сооружения, городские структуры и т. п.

Причина страданий от болезненного одиночества состоит в замкнутости человека в капсулу собственного существования. При этом люди отталкивают лекарство, которое может их спасти. Их может вылечить открытость Другому, но ничто не вызывает такого отторжения, как необходимость быть с Другим. Занимая место в автобусе, современный человек не хочет, чтобы кто-то сел с ним рядом и затеял разговор, и во избежание такого соседства ставит на свободное место свою сумку. Сегодня огромная армия психотерапевтов борется за разотчуждение людей, но никто не хочет вернуться к формам жизни традиционного общества, в котором солидарность людей достигалась телесными практиками воспитания открытости и бытия-с-Другим.

В прошлом человек перемещался в своих ареалах не как изолированный автономный индивид, находившийся в конкурентных отношениях с другими индивидами, а в рамках спаянного телесными связями коллектива, который в собственном смысле образовывал то, что можно назвать местом обитания, наполненным знаками, образами, звуками и ароматами, издаваемыми окружающими его людьми и предметами. На основе господствующей индивидуалистической идеологии весьма трудно представить себе этот способ единения людей. Теория общественного договора затеняет роль сильных взаимосвязей в антропологическом исследовании. Сегодня мы вообще не понимаем, что за «дело» заставляет индивидов жить сообща, что за априорное стремление тянет живые существа друг к другу?

Императивной формой жизни людей всегда являлся коллектив, в котором принадлежность к группе определялась именно сильными связями, гораздо более сильными, чем те, что описывает теория коммуникации, и даже романтические, коммунитаристские и организационные теории взаимодействия. Долгое время древние поселения не нуждались в ограде для манифестации своего радикального желания быть вместе. В то время, когда люди не огораживались стенами, каждая группа, образующая эндогенное единство, формировала ландшафт сообразно собственной форме. И без массивных архитектурных скреп каждая «мы-группа» закрепляла и сохраняла себя специфическим гештальтом, для которого были характерны центростремительные силы и движения, сохраняющие целостность. Все первичные культурные единства могут быть поняты как воспроизводящие сами себя морфогенетические процессы. Древний человек был гораздо больше озабочен окружающим миром, чем собственными переживаниями, и представление о приватности идей не имело смысла ни для его собственного опыта, ни тем более для общества, в котором он жил. Долгое время он вообще не имел в социальном пространстве своего отдельного места и даже не мечтал о нем. В небольших коллективах дело одного является делом, мыслью и заботой остальных.

Каковы же тенденции изменения ценностей, ведущих к созданию современного общества? Во-первых, изменение стиля жизни людей, их автономизация, ослабление социального контроля. Во-вторых, если раньше человек получал «путевку в жизнь» (т. е. подвергался аккультурации и социализации) в семье и школе, то теперь он подключается к обществу через институты рынка. Главным направлением развития современного государства, как альтернатива его распаду, может стать не возвращение к архаичным формам общности, а осознание того обстоятельства, что общество не является безличной структурой, как оно выглядит в моделях политологов и социологов, а остается, особенно в своей приватной и интимной форме, формой бытия с Другим, для которой, собственно, и предназначен человек. Тот факт, что, добившись независимости, он ужасно страдает от одиночества, вселяет надежду, что общество все-таки сохранится не только как система безличных связей на основе рыночной экономики, но как частная инициатива людей, стремящихся к духовному единству, к общению на интимном эмоциональном уровне.

Понятие народа уже давно стало непопулярным. Еще в советские времена интеллигенция 1960-х шутила: «Вышли мы все из народа, как нам вернуться туда». В этих словах выражена грустная правда о том, что интеллигенция, еще чувствующая ответственность за судьбу людей, на самом деле озабочена собственным, действительно, трудным положением, и пытается его улучшить либо протестуя, либо служа власти. В том и в другом случае она уже не думает о судьбах народа. Инфляция этого понятия произошла не только в моральном и политическом, но и в научном дискурсе. Считается, что в гражданском обществе такие понятия как «нация» и «народ» выражают единство и солидарность не по «крови и почве», не по языку, культуре и каким-либо религиозным, нравственным и политическим ценностям, а исключительно по демократическим понятиям. Народ и нация ― это единство граждан, имеющих право выбирать и быть избранными в парламент. Это понятие остается настолько абстрактным и холодным, что уже давно не объединяет и не мобилизует людей. Никто, кроме теоретиков «русской идеи», себя народом не называет и не гордится принадлежностью к нему, как к «первичному автору» истории. Если сами люди стыдятся себя как народа, то и его «представители», будь то политики или интеллигенция, тем более не ощущают никакой ответственности перед ним.

Вопреки мнению либерально ориентированных и ангажированных политологов, с культурантропологической позиции можно утверждать, что неудачи в деле построения гражданского общества в России вызваны поспешной девальвацией этого мощного культурного символа, мобилизующего наших предков на самопожертвование ради высшей цели, такой как построение и сохранение государства. Как известно, «гражданская нация» во Франции, где это понятие впервые заменило старое понятие сословного «политического тела», на самом деле осознавала себя «детьми», «братьями» республики-матери. Успехи построения гражданского общества, таким образом, зависели не столько от обещаний политического равенства, сколько от ощущения нового единства, которое складывалось на основе «нации».

Что такое общество? Это тоже не простой вопрос, утилитарно политологический ответ на который кажется с антропологической позиции недостаточным. Неприятным последствием демократии является не только инфляция старого символа народа, но и антипатриотизм, безразличие и безответственность молодежи по отношению к своей стране. Речь идет не о «квасных» и прочих шовинистических и, тем более, нацистских его формах. Молодежь осознает себя в терминах всемирно-гражданского состояния и ощущает себя тем, кого раньше называли космополитом, или гражданином мира. Неизвестно, является или нет это чувство порождением глобализации, однако резонируя с нею, оно придает ей опасный и разрушительный характер. Эта опасность проявляется в нарастании бездомности и безродности современного человека.

Индивидуализм ― это то, что уже давно противопоставляется солидарности и коллективизму народа. Корни этого явления уходят в древность. И хотя изгнание из коллектива в древности означало рабство или гибель, тем не менее, во всяких обществах были свои отшельники, но и они еще долгое время были инкорпорированы в формах коллективной жизни. Идейный индивидуализм и даже политический анархизм были формами протеста. Они имели в классических обществах положительное, эмансипирующее значение. Опасность идет, откуда не ждут. По мере технического прогресса произошли глубокие изменения форм жизни. Много говорят о техногенной перегрузке природы, но гораздо меньше учитывают «дегуманизацию» среды обитания человека. Она всегда была искусственной, но при этом сохраняла особую теплоту и душевность, которая соединяла людей не только друг с другом, но и с домом, обществом, государством.

Глобализация радикально трансформирует национальное государство. Вопреки демократическим ожиданиям, она порождает имперские формы единства. Неудивительно поэтому кажущееся монструозным переплетение дискурсов о построении гражданского общества и об усилении государства. Нельзя осуждать политиков за нарушение принципов логической непротиворечивости. Дело в том, что под давлением жизни, как простым людям, так и политикам, приходится пересматривать сложившиеся различия и соединять несоединимое.

Сегодня особенную опасность представляет деструктивный дискурс, который под видом обличения будь-то «национализма» или «тоталитаризма» на самом деле разрушает уже не столько идеологии, сколько чувства, которые и делают человека человеком. Далеко не все внешние воздействия оказываются опасными и тем более разрушительными для организма. Примером могут служить так называемые детские болезни, которые есть ни что иное, как выработка иммунитета. Не только телесные болезни, но и душевные обиды не обязательно становятся ужасными травмами, навсегда разрушающими психику человека. Наоборот, именно благодаря таким воздействиям и созревает прочная оболочка нарциссизма, обеспечивающая взаимодействие с внешней средой.

Нельзя не видеть, что современность строится уже не на основе идеи автономного индивида, который на свой страх и риск занимается производством тех или иных товаров для рынка. Кроме экономических критериев в современном обществе складываются иные требования. Если раньше производство безусловно определяло своего субъекта, то сегодня мы видим обратное: зависимость его от человеческих желаний и потребностей. Конечно, эти желания во многом искусственно моделируются, как в политике фабрикуется общественное мнение, на которое она якобы опирается, однако это уже обман, а обман всегда легче разоблачать, нежели то, что всем кажется честным. Сегодня уже не кажется честным, что человек ― это винтик государства или производства. Люди, конечно, хотят иметь много денег и власти, но уже не согласны на ту степень отчуждения, когда власть и деньги идут во вред им самим.