Храмы классицизма и их архитекторы

Возникает совершенно новый для Руси тип храма и колокольни. По существу, это европейская, вытянутая с запада на восток базилика, трансепт которой отмечен высоким барабаном с куполом, а по оси его (чего никогда не было на Руси), над западным порталом, высится ярусная колокольня. Для глаза, привыкшего к шатровым, свободно поставленным колокольням XVII в. либо к еще более древним звонницам, это сооружение весьма непривычно. Где же должны висеть колокола, так любимые на Руси и являющиеся вековой традицией? Где та открытая всем ветрам и звукам площадка, которую называют "звоном"? Ее нет. Есть три поставленных друг на друга яруса, каждый из которых в принципе может быть использован в качестве звонницы, но, по существу, ни один из них не пригоден для этого, так как связь с внешним миром осуществляется через небольшой, функционально не пригодный для звона проем. Видно, что "заказчику" сам звон не интересен, да и не нужен. Зато архитектура уже весьма "цивилизованная". Ряды строгих пилястр изображают всю систему греческих ордеров, начиная с тосканского в нижнем ярусе и кончая коринфским - в верхнем. Никаких вольностей, никаких отклонений - на русскую архитектуру надели европейский парик. И велено было строить так, и строили так почти два века. За это время в России появилось изрядное число русских зодчих, которые, будучи воспитанными на примерах европейской архитектурной школы, часто превосходили своих учителей по мастерству. Одни из таких русских самородков - Андрей Никифорович Воронихин (1759-1814), по происходению крепостной крестьянин. Имя его стало известно после постройки Казанского собора на Невском проспекте Петербурга

Петербург. Казанский собор (1801-1811гг.) Архитектор - Воронихин А.Н. При взгляде на план собора совершенно очевиден его римский прообраз, и даже полукруглые колоннады ассоциируются со знаменитыми колоннадами Бернини на площади Святого Петра. Однако пропорции и силуэт петербургского храма намного изящнее и масштабнее своего римского собрата. Конечно, это в чистом виде католический храм, с его большим ордерным барабаном в центре. Но посмотрите, как замечательно русский зодчий устраняет противоречие между направлением главной оси храма запад-восток и градостроительной ситуацией. Необходимо было сделать главный подход к собору с севера, со стороны Невского проспекта, и Воронихин гениально просто решает эту задачу, пристраивая полукруглую колоннаду к северному портику и нарушая тем самым симметричную систему сооружения. Может быть, тут уместно вспомнить аналогичную ситуацию с Успенским собором Московского Кремля, который имеет главный вход с запада, но на Соборную площадь выходит более важным композиционно "царским" крыльцом. В Казанском соборе учтены перспективные искажения, благодаря чему барабан с куполом воспринимается неискаженно с любой точки площади и проспекта. И все-таки, по своему духу, собор - уже вполне светское сооружение. "Цивилизованная" Европа утвердилась сначала на берегах Невы, а затем и по всей стране.

Кроме этого построил ряд конкурсных проектов для Исаакиевского собора. Имп. Александр 1 заложил первый камень в основание храма.

Особенность: Полуцилиндрическая колоннада с 96-ю коринфскими колонами. Внутри 56 колон по два ряда. Интерьер монументальной строгости. Изысканность, строгость. Много скульптур. В каждом из портиков три больших двери. Фриз на алтарной апсиде. Много академических полотен «Введение во храм БМ», «Рождество БМ». 15.09.1811 г освящение храма Амвросией (Подобедовым).

Александр Филиппович Кокоринов (род. 29 июня 1726 г. на Урале, ум. 10 марта 1772 г. в Спб.) был сыном тоже архитектора, служившего на одном из сибирских заводов Демидова В 1742 г. он поступил в московскую архитектурную школу кн. Ухтомского, где в 1748 г. числился еще учеником, a в 1753 г. уже значится гезелем Основные формы здания говорят еще о полном подчинении господствовавшим формам барокко, но отдельные детали уже указывают на некоторый поворот в другую сторону. Сюда надо отнести верхние овальные окна. Подвешенные под окнами гирлянды, столь типичные для последующего времени, и упрощенные наличники должны быть отнесены к позднейшей эпохе, по всей вероятности к 1844 г., когда дом перестроили и хотели подделаться под 18-й век. Императрица Екатерина II говорит в своих записках, что “снаружи этот дом, сам по себе большой, был похож по своему убранству на манжеты из алансонских кружев — до того он был украшен орнаментами”

Жан Батист Мишель Валлен Деламот (род. в Ангулеме в 1729 г., ум. там же, 17 апр. 1800 г.) был приглашен Шуваловым в качестве профессора Академии летом 1759 г. и с осени этого года уже вступил в число преподавателей
В начале 1760-х годов Деламот составил проект Доминиканского монастыря — нынешней католической церкви Св. Екатерины на Невском (Р) [Закладка церкви происходила 16 июля 1763 г., но строение начато, по словам Пушкарева, еще 14 января 1761 г. Если это так, то проект монастыря является, быть может, самой ранней работой Деламота в России, чем и объясняется несколько отсталая, слишком еще отзывающаяся духом барокко архитектура главного портала. Постройка церкви очень затянулась, и в 1776 г. Деламот уехал из России, не окончив ее. После него постройку вел Ринальди, a оканчивал ее Минчаки. Храм освящен только 7 окт. 1783 г.
В 1765—1771 г. по проекту Деламота была сооружена в городе Почепе Черниговск. губ. для гетмана Разумовского Воскресенская церковь в П о чепе Черниг. губ. [Ф. Ф. Горностаев. “Строительство графов Разумовских в Черниговщине”. М. 1911, стр. 26. Авторство Деламота следует из надписей 18-го века, свидетельствующих, что храм и дворец в Почепе строились местным архитектором Яновским по проекту Деламота.]. По плану она представляет тот же латинский крест, что и петербургская католическая, только концы его закруглены. В ее формах, особенно в изогнутых углах главного, центрального массива, чувствуется также ясное тяготение к барокко, как видно оно и в многочисленных раскреповках. Но самая барочная часть храма — его иконостас, выдержанный еще всецело в традициях Растрелли. Иконостас делался в Петербурге, и стойкие церковные предания долго еще держались за излюбленный старый тип декорации.

АНТОНИО РИНАЛЬДИ. (Род. около 1709 г., ум. в 1790-х годах). В 1752 г. в Россию прибыл итальянский архитектор Ринальди, составивший себе в Риме некоторое имя и поэтому приглашенный графом Кириллом Разумовским для предполагавшейся постройки города Батурина [В письме к гр. М. И. Воронцову от 21 июля 1757 г. Разумовский говорит: “Я держал через пять лет и прежнего архитектора Ринальди по моему собственному определению”. (“Архив кн. Воронцова”, т. IV, стр. 388). Из этого следует, что Ринальди прибыл в Россию в 1752 г. Почему выбор Разумовского пал именно на Ринальди, познакомился ли он с ним лично во время своего путешсствия по Италии, или кто-либо рекомендовал ему этого зодчего, мы не знаем.]. Возведенный в 1750 г. в звание гетмана Малороссии, двадцатилетний Разумовский поселился в Глухове, где начал вести жизнь настоящего владетельного князя, окружив себя двором и телохранителями. Тогда-то он и задумал обстроить административный центр гетманства, Батурин, превратив захолустное местечко в настоящую столицу, похожую на одну из тех, которые он видел в свои учебные годы за границей. Однако, несмотря на состоявшийся указ “о строении города Батурина”, в Петербурге скоро отказались от этой мысли, отговариваясь отсутствием средств. Дело ограничилось постройкой гетманского дворца, который и был, по-видимому, возведен Ринальди в 1752 1753 г., но около 1800 г. он совершенно перестроен. В начале 1754 г. Разумовский поехал в Москву, куда привез и Ринальди [18 марта ему было здесь велено делать проект Триумфальных ворот для Петербурга. Строил ли он здесь что-либо, мы не знаем, но в следующем году мы видим его уже в Петербурге, где он занят был каким-то проектом для вицеканцлера гр. Воронцова

Последние годы своей петербургской жизни Ринальди был всецело занят церковными постройками и, главным образом, Исаакиевским собором. Старая церковь Исаакия Далматского, построенная Матарнови и Гербелем, была разобрана в 1763 г., так как грозила рухнуть, a 8 авг. 1768 г. была заложена новая, проект которой составил Ринальди [Петров. “История С. Петербурга”, стр. 752.]. Она вся должна была быть облицована мрамором, как и Мраморный дворец [Время сооружения Мраморного дворца в Исаакиевской церкви как раз совпало с разысканием на Урале мраморных залежей. Ринальдиевский собор не сохранился, ибо существующий ныне заложен вновь после сломки прежнего, в 1819 г., но отличная старая модель и проект Ринальди дают полное представление об этой композиции. Из всей наружной архитектуры этого мастера Исаакиевский собор, быть может, больше всех проникнут духом барокко. Обработка главных стен еще сравнительно сдержанна и напоминает лестницу Мраморного дворца, но верхушки боковых куполов и особенно вся колокольня принадлежат точно совсем другой эпохе — началу 18-го века, даже, пожалуй, 17-му. Архитектура собора не имеет ни одного из обычных достоинств этого зодчего, а, напротив, дает как бы в карикатуре его неприятные стороны и прежде всего склонность к той вычурности, которую он рисовал себе, видимо, в данном случае как “русский стиль” [Сравнивая проект Ринальди с его же моделью, можно заметить целый ряд изменений, которые он вынужден был внести, очевидно, уже во время самой постройки. Такие поправки, как круглые окна, введенные им для увеличения света в куполах, вышли крайне неуклюже и вконец испортили эту и без того неудачную архитектуру.]. Очень естественно, что эта архитектура не могла особенно прельщать Екатерину с ее изысканным вкусом, и здание крайне медленно подвигалось вперед. Когда император Павел I вступил на престол, стены были еще только выведены под карниз, но, увлеченный своей любимой затеей — сооружением Михайловского замка, он велел взять с злополучной Ринальдиевской постройки весь годный мрамор, и Бренна к 1801 г. кое-как, наскоро успел его докончить в кирпиче, уменьшив размеры и ограничившись одним средним куполом В таком виде он простоял до 1819 г., когда Монферран приступил к сооружению существующего ныне собора.
Кроме этого храма, Ринальди выстроил изящный собор в Ямбурге (1762—1782 г.), все детали которого прорисованы очень тонко и любовно. Очаровательная верхушка колокольни особенно типична для Ринальди, в своих проектах постоянно прибегающего к подобным увенчаниям башен. Наконец, Ринальди, как мы видели, доканчивал еще Владимирскую церковь “на Мокруше”, не достроенную Трезини-сыном, и Католическую церковь на Невском, не оконченную Деламотом. Ему же приписывается сооружение прекрасной колокольни церкви Вознесения на Вознесенском проспекте
ЮРИЙ МАТВЕЕВИЧ ФЕЛЬТЕН. (Род. в 1730 г., ум. в 1801 г.) В произведениях Ринальди ясно отразилась та ожесточенная борьба, которая происходила во второй половине 18-го века между двумя враждебными течениями, между отходившим барокко и надвигавшимся классицизмом. В его искусстве не чувствуется решительности и убежденности, нет пламенной веры в единый идеал, а, напротив, всегда заметно колебание, точно он сегодня не знает, куда повернет завтра. В 1750 г. молодой архитектор вернулся в Петербург и поступил на службу в Академию наук “архитектурии гезелем”. Здесь он обучается еще перспективе и скульптуре и продолжает архитектурные занятия под руководством своего родственника, архитектора Академии и преподавателя Шумахера. Получив от Академии аттестат об успехах, он поступил в 1754 г. к Растрелли, при котором стал “упражняться в архитектонических работах”, и в следующем году обер-архитектор взял его к себе, выхлопотав ему ранг “за-архитектора”. Наконец, в 1760 г. он произведен в архитекторы и с этого времени идет быстро в гору.

Наибольшую популярность Фельтен приобрел своими церковными сооружениями, создав совершенно новый в Петербурге тип церкви — небольшую, уютную и изящную постройку, увенчанную одним куполом. Прежний тип длинной кирки с высокой колокольней и шпицем, какими были все первые церкви Петербурга, постепенно стал исчезать и наконец, совершенно вымер. Фельтен построил семь церквей, из них четыре лютеранских, две православных и одну армянскую. В лютеранских ему понеобходимости приходилось придерживаться удлиненного плана, удобного для лютеранской службы, но он располагал главный фасад на торце — короткой стороне своего вытянутого четвероугольника, и получал на улицу объединенную в один силуэт компактную архитектурную массу. Такова его церковь св. Екатерины на Васильевском острове, построенная в 1772—1776 г (Р).
В 1770 г. государыня в память знаменитой победы русского флота над турецким при Чесме поручила Фельтену соорудить в восьми верстах от столицы, по Московской дороге, дворец и церковь (Р).

ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ БАЖЕНОВ. (Род. 1 марта 1737 г., ум. 2 августа 1799 г.). Новое архитектурное течение вливалось в русское искусство тремя руслами, имевшими своими источниками Францию, Италию и Германию. Французское понимание возрождавшегося классицизма привез в Россию Деламот, итальянское освещение тех же идей дал Ринальди, a их немецкий пересказ мы видим y Фельтена. Деламот был для Франции третьей четверти 18-го века художником уже несколько запоздалым и старомодным, что он чувствовал и сам. Несколько более свежую французскую струю в русское зодчество внесли только даровитые ученики Деламота, Баженов и Старов, — первые пенсионеры Академии художеств, отправленные в Париж. Но и они не сразу по возвращении в Россию стали работать в новом духе, довольствуясь на первых порах еще старыми, деламотовскими приемами; когда же они отважились уйти от заветов учителя и попытались применить y себя дома кое-что из парижских новинок, y них не хватило решимости сразу покончить с прошлым. Оба они оказались висящими между отжившим и новым временем, художниками компромиссными и переходными, несмотря на огромные дарования каждого из них. Вся главная деятельность Баженова прошла в Москве, но выступил он в Петербурге, и дальнейшее изложение истории русской архитектуры было бы неполным, если бы выключить построенные и проектированные им петербургские здания.
Василий Иванович Баженов родился в селе Вольском, Малоярославецкого уезда Калужской губ. Отец его, причетник местной церкви, был переведен дьячком в одну из придворных церквей в Москве, где отдал сына в обучение в Славяно-греко-латинскую академию. Здесь y ребенка обнаружилась склонность к рисованию, и его нередко заставали перед какой-нибудь церковью или надгробным памятником или иным сооружением с бумагой и карандашом в руках. Это заставило его отца обратиться к известному тогда в Москве зодчему кн. Ухтомскому, который в 1751 г. взял мальчика в свою архитектурную школу, состоявшую при московском сенате в виде особой экспедиции В 1755 г. Ухтомский записал его в учреждавшийся тогда Московский университет для изучения иностранных языков, откуда в январе 1758 г. вместе с другими воспитанниками, “имевшими склонность к художествам”, он был послан в только что открытую Академию художеств в 1762 г. блестяще выдержал экзамен в Парижской академии, давшей ему диплом архитектора. Баженов прислал из Парижа в Академию несколько своих проектов, в том числе для Парижского дома инвалидов, с фасадом, напоминавшим собор св. Петра в Риме [Сохранилось известие, что Баженовский проект лег в основу проекта Казанского собора, составленного учеником Баженова Воронихиным. Последний будто бы лишь несколько видоизменил идею своего учителя. “Русск. биогр. слов.”. т. II, стр. 405. Академия произвела его в 1762 г. в адъюнкты, с назначением ехать в Рим для усовершенствования. Здесь он вскоре получил звание профессора римской Академии св. Луки, профессора Флорентийской академии и члена Болонской. Объездив всю Италию, он осенью 1764 г. вернулся снова в Париж и летом 1765 г. прибыл в Петербург, Возвращение Баженова было его настоящим триумфом. Профессор двух “знатнейших” иностранных академий и член третьей, он выставил в академии целую серию своих проектов, произведших впечатление не только среди его бывших товарищей и профессоров, но и в светском обществе.

В 1769 г. после окончания арсенала Баженов был уже всецело поглощен новым поручением, возложенным на него императрицей, — проектом перестройки московского Кремлевского дворца. Верный себе, он из простой перестройки создал исполинскую архитектурную затею, сводившуюся к застройке всего Кремля одним сплошным дворцом, внутри которого должны были очутиться все кремлевские соборы с Иваном Великим. Необычайность размаха и его невиданная дерзость увлекли Екатерину, и в том же 1769 г. Баженов приступил к разработке проекта и к сооружению модели Ему, однако, не было суждено выстроить дворец, так как он несколько лет провозился с моделью и еще несколько лет со сломкой разных кремлевских зданий, a между тем императрица успела охладеть к этому проекту, требовавшему к тому же больше ста миллионов рублей для своего осуществления, и Баженову было в один прекрасный день велено прекратить все работы и начать постройку дворца в Царицыне. Через несколько лет его отстранили и от царицынских построек и даже снесли выстроенный им большой дворец, поручив постройку нового Казакову. Какой-то злой рок тяготел над всеми предприятиями гениального прожектера.
В Москве он создал целую школу, оказав сильное влияние на все развитие московского зодчества.

ИВАН ЕГОРОВИЧ СТАРОВ. (Род. в 1743 г., ум. 5 апреля 1808 г.). Два года спустя после Баженова Академия отправила в Париж еще одного ученика Деламота — Старова. Потому ли, что он поехал позже, или оттого, что из шести лет своего пенсионерства не менее трех пробыл в Париже, но он привез в Россию значительно больше нового, чем Баженов, и вернулся весь захваченный последними течениями, волновавшими Францию. Правда, и он не сразу по приезде отважился применить на деле новые взгляды, и он на первых порах предпочел держаться традиционных приемов Деламотовской школы, но вскоре ему представился случай развернуть свое дарование во всю ширину, и тогда он создал произведения, которые кажутся непонятными анахронизмами для его эпохи, ибо весь их стиль опередил Россию на целых полвека и кажется принадлежащим 1820-м годам.
Иван Егорович Старов родился в Москве, в семье диакона, и так же, как и Баженов, обучался с 1755 г. “первым началам словесности” в новооткрытом Московском университете, откуда в 1756 г. был отправлен в Петербург, в состоявшую при Академии наук гимназию, a в 1758 г. вместе с тем же Баженовым зачислен в Академию художеств В 1762 г. он отправлен в Париж, где работал y Баженовского учителя Де Вальи, потом был в Италии, позже снова в Париже. В 1768 г. он вернулся в Петербург, и в следующем году за проект “сухопутному шляхетному кадетскому корпусу” произведен в академики, a в 1770 г. в адъюнкт-профессоры
Церковь и колокольня в с. Никольском Моск. губ. Рузского уезда. 1774—1776 г.
Не будь подписных чертежей Старова, нельзя было бы и мысли допустить, чтобы эта строгая эллинская дорика колонн, эта внушительная пустынность мощно разрустованного низа, несущего колоннаду второго яруса, могли родиться в голове русского художника 1770-х годов. Самый храм проектирован также Старовым, и он тоже смотрит моложе своих лет, ибо в Москве такие строились еще в 1810 г., но стиль колокольни точно издевается над всеми законами эволюции. Здесь не только предугаданы грядущие пути и намечены вехи, но совершен невероятный, прямо фантастический скачок в будущее столетие и властно воплощена воля ближайшего, не родившегося еще поколения. Этот памятник, затерявшийся в деревенской глуши, производит впечатление занесенного сюда неведомым ветром чертежа из собрания конкурентных проектов Парижской академии 1780-х годов, чудесным образом воплотившегося и ожившего в камне. В церкви есть прекрасно сочиненный, но плохо исполненный иконостас, задуманный в виде части целой алтарной композиции.
Вскоре Старову пришлось строить гораздо более значительный храм, в котором идея самостоятельной алтарной композиции получила дальнейшее развитие, приведя к созданию настоящего шедевра.
Построенный Швертфегером старый собор Александро-Невского монастыря был разобран в 1753 г., так как грозил рухнуть. С постройкой нового собора при императрице Елисавете не слишком торопились, и только Екатерина II вскоре после коронации заинтересовалась судьбой монастыря и учредила конкурс на составление проекта нового храма. В 1775 г. она поручила Старову составить проэкт, который и утвержден 26 февр. 1776 г. (Р)
Последний сохранился совершенно в том же виде, как был построен и, как и все лаврские здания, окрашен в два цвета — желтый и белый, что очень ему идет, давая, кроме того, нужное единство всему лаврскому городку. Все детали собора прорисованы строгой, уверенной рукой мастера и одинаково блестяще сделаны как главный римско-дорический портик, так и купол и боковые входы. Отлично разработан и план собора.
Это — удлиненная базилика, разделенная двумя рядами пилонов на три нефа. Пилоны украшены приставными колоннами, в центре креста сооружен купол, a концы использованы для отдельных помещений, красиво декорированных нишами и угловыми колоннами. В правой, восточной нише помещается рака св. кн. Александра Невского, в левой — плащаница. Необычайно внушительное впечатление производит главное, покрытое цилиндрическим сводом помещение, с перспективой парных раскрепованных колонн, над мощным антаблементом которых виднеются статуи святых.
Хороша и композиция алтаря, состоящая сплошь из одних колонн. Престол стоит посреди ротонды, восемь колонн которой дают изумительную архитектурную игру на фоне живописного полукружия из двенадцати парных колонн, завершающих алтарь. Целая “колонная поэма”.
Таврический дворец оказал на русское зодчество 18-го и начала 19-го века огромное влияние. Идеал пышности и богатства — ибо не мог Таврический князь жить в доме, который не был бы первым и единственным в столице! — дворец этот служил предметом нескончаемых подражаний.

С конца 1780-х годов очень деятельное участие во всех постройках Старова принимает Федор Волков, бывший y него сначала помощником, a позже превратившийся в его младшего сотоварища.

Федор Иванович Волков (род. в 1755 г., ум. 15-го июня 1803 г.), сын флейтщика Сухопутного шляхетного кадетского корпуса, поступил в Академию в 1764 г. и послан пенсионером за границу в 1773 г. Он работал в Венеции y Томмазо Теманца, был в Виченце, Падуе, Вероне и с конца 1774 г. в Риме. В конце 1776 г. он уехал в Париж, где около шести лет работал y того же Де-Вальи, y которого учились Баженов и Старов. Вернувшись в Петербург в 1782 г., он в 1792 г. был назначен к постройкам в Таврическом дворце, a через два года получил профессуру в Академии.

ЧАРЛЗ КАМЕРОН. Род. около 1740 г., ум. между 1812 и 1820 г.).

Екатерина II питала особенную страсть к архитектуре, которую обожала и очень тонко чувствовала. Императрица Елисавета тоже любила строить, но все ее сооружения были продиктованы либо набожностью, либо страстью к великолепию. Это были пышные храмы или сверкающие золотом дворцы. Екатерина любила самое строительство, архитектуру для архитектуры, предпочитая дворцовому великолепию интимные покои, роскоши благородную простоту. В Екатерининское время все изменилось неузнаваемо. Двор был по-прежнему великолепен, и тот же принц де Линь говорит, что он был царственнее двора Людовикова. Еще со времен Ораниенбаума, когда, будучи великой княгиней, она беспрестанно там что-нибудь строила. Тогда ее архитектором быд Ринальди. По вступлении на престол, она перенесла строительное неистовство в Петербург, где ее любимцем стал Деламот, a позже Фельтен. Но понемногу все они ей наскучивают, ибо начинают казаться изрядно устаревшими и все еще слишком барочными. Один только человек кажется ей исключением, и от него она ожидает многого, это Чарлз Камерон, летом 1779 г., прибывший из Англии. Вскоре после приезда Камерона в Россию Екатерина поручила ему составить проект небольшой церкви для основанного ею около Царского Села города Софии. Под влиянием блестящих побед над турками императрица увлеклась тогда мыслью о воссоздании Византии и мечтала о замене полумесяца над цареградской Софией крестом. В 1780 г. проект Камерона был готов, и под его наблюдением была сооружена модель, но государыня нашла постройку слишком грандиозной, и Камерон должен был сделать новый вариант, по которому им выстроена существующая и сейчас небольшая пятикупольная церковь Церковь в Софии около Царского Села. 1782-1788 г.

Выстроенная им церковь уже вполне классична, и для нашего глаза кажется совершенно непонятным, как эта постройка могла в свое время считаться чуть ли не точной копией Айя-Софии

6 декабря 1796 г. Екатерина скончалась.

ДЖАКОМО КВАРЕНГИ (Род. в Бергамо 5 сент. 1744 г. ум., в Спб. 18 февр. 1817 г.).

Частую смену зодчих при дворе Екатерины II нельзя объяснять только неустойчивостью увлечений императрицы. Вкусы эти были отражением духа времени, и поэтому история смены зодчих при петербургском дворе на протяжении сорока лет есть в значительной степени история архитектуры второй половины 18-го века. Увлекаясь в юности нарядным искусством Ринальди, Екатерина вскоре перешла от барокко всецело к классицизму. Но ее понимание античного мира не оставалось одним и тем же, a развивалось и углублялось непрерывно, пройдя несколько стадий, сменявших одна другую. Сначала она пленилась легкой, игривой классикой Фельтена, но вскоре отдала решительное предпочтение серьезным формам старовской архитектуры. Джакомо Кваренги или Гваренги, последний и любимейший зодчий Екатерины, был родом из Бергамо, небольшого городка северной Италии, давшего, как известно, несколько прекрасных живописцев Отец и дед его были тоже живописцами. Летом 1779 г. Екатерина II просила своего знаменитого литературного друга и корреспондента барона Гримма подыскать ей в Риме двух архитекторов-итальянцев. К этому времени тридцатилетний Кваренги уже покончил с своими архитектурными экскурсиями, успел жениться и жил в Риме. Гримм, получив письмо русской императрицы, остановил свой выбор именно на нем. Кваренги поехал в Бергамо проститься с родными, и в январе 1780 г. он прибыл с женою в Петербург. Сопоставляя некоторые данные, мы можем с несомненностью установить, что этими первыми постройками будущего любимца императрицы были те пять небольших церквей, которые она велела соорудить в окрестностях Царского Села. Часто гуляя в этих местах, она задумала оживить пустынный пейзаж красивыми павильонами-церковками, и Кваренги составил ряд проектов, частью тогда же, в 1780-1790 г., исполненных, частью сохранившихся только в чертежах. Это церкви в Павловке, в Кузьмине, в Царском Селе на Казанском кладбище, в Пулкове, в московской Славянке и в Федоровском посаде. Госпитальная церковь в Павловске. Построена в 1781 г., освящена в 1784 г.

Подобный прием декорации показался бы какому-нибудь Палладио совершенно недоступным по своей несерьезности, ибо он ничего не выражает: либо колонна должна быть половинной и выражать идею забранных интерколюмний, либо между стеной и колоннадой должно быть место для прохода. Только в начале 19-го века прием прислоненных колонн получил большое распространение, и Кваренги позже, в свою зрелую эпоху, ни разу уже больше к нему не прибегал. Прелестна Благовещенская церковь в Кузьмине, своим обликом вызывающая воспоминание об итальянских храмиках.

Благовещенская церковь в Кузьмине близ Царского Села. 1780-1790 г.

Ее стены отличаются суровой простотою, и только портал с колоколенкой дают изящную игру архитектурных форм, отдаленно напоминая tempietto Браманте в Риме. Еще проще красивая по плану церковь на Казанском кладбище в Царском Селе.