VI. Рейх и пространство

Идея большого пространства, которая сначала пробила себе дорогу в связи с хозяйственно-индуст­риально-организационным развитием,' за короткое время непреодолимо добилась признания и в между­народно-правовом мышлении. Изменения простран­ственных размеров и масштабов слишком бросаются в глаза и прежде всего слишком эффективны, чтобы здесь еще могли сохранить прочность довоенные представления. Кто хотел бы сегодня серьезно в от­ношении современного владения Северным морем немецким флотом и военной авиацией еще повторять беспомощную аргументацию о международно-право­вой допустимости или недопустимости, при помощи которой во время Мировой войны 1914-1918 годов пытались разрешить проблему «морской блокады»? Кто хочет мерить мерами и пространственными

'Zeitschr. fur Volkerrecht XXIV. 1940. S. 146 f.

представлениями довоенного времени новые зоны и пространственные обособления, к которым обраща­ются как воюющие стороны (как к опасным зонам всякого рода), так и не участвующие в войне стороны (как к безопасным зонам)?¹ Каждый знает решаю­щее, надо всем господствующее положение, которое причитается понятию эффективности в международ­ном праве: при оккупации не имеющей владельца об­ласти, военном захвате, береговой блокаде, морской блокаде, признании воюющей партией, правительст­вом и государством. Должно ли именно такое типич­но обусловленное ситуацией и техникой понятие, как «эффективность», оставаться связанным с прошлой, зачастую стократно устаревшей техникой? Пусть прежний международно-правовой позитивизм ста­рался изо всех сил на службе тогдашнего status quo, он сам собой свелся ad absurdum благодаря проявив­шемуся в современной войне развитию эффективно­го владения пространством. При этом революцион­ное для пространства действие военной авиации особенно сильно. На неизвестной прежнему между­народному праву практической проблеме, такой, как проблема затемнения нейтральных, соседних району воздушных боевых действий областей скорее можно будет развить соответствующее духу времени право нейтралитета, чем при помощи искусств интерпрета­ции довоенных договоров. Я даже хотел бы здесь от-₍важиться и на более далеко идущее утверждение: в то время как прежде пытались получить многочислен­ные аналогии права мира и права войны для воздуш-

¹ Можно сравнить только — в отличие от английских и французских протестов от 15 и от 22 января 1940 года — не­мецкое объявление от 14.02.1940 к американской безопасной зоне (14-я резолюция Панамериканской конференции от 3.10.1939). Об этом Z. f. V. XXIV. 1940. S. 180 f. Ulrich Scheuner. Die Sicherheitszone des amerikanischen Kontinents. также в этом же номере: Carl Schmitt. Raum und Grossraum im Volkerrecht. S. 172.

ного пространства, исходя из океанического и мор­ского права,¹ предстоящее развитие представляется мне скорее так, что, наоборот, морское право будет получать решающие нормы и понятия со стороны права воздушного пространства. Ибо море сегодня не является, как то еще предполагали авторы междуна­родного права XVIII и XIX веков, недоступной для человеческого господства «стихией»; оно стало, на­против, в высшей степени «пространством» человече­ского господства и эффективного расцвета власти.

Если рейхи обрушатся и начнется борьба за новые порядки, структура подчиненных старым рейхам ме­ждународно-правовых систем предстанет в ощутимой четкости. Тогда не состоятся отвлекающие внимание от основного вопроса — который всегда является также вопросом пространства — замазывания неса­мостоятельного позитивизма. Надо всем господ­ствующие и движущие всем основные понятия любо­го международного права, война и мир, станут видимы в их обусловленной эпохой конкретности, и специфическое, характерное для каждой междуна­родно-правовой системы представление о простран­стве Земли и о распределении пространства Земли выявится тогда открыто. До сих пор нам заслоняла международно-правовой горизонт многовековая ма­лая пространственность немецкой государственной мысли, которая почти всегда была также мышлением малого или среднего государства. Она преодолевается сегодня с тою же быстротой, с которой происходят великие военные и политические события и происхо­дит торжество познания, что не государства, но рей­хи являются истинными «творцами» международного Права.

Отнесенность к государству прежнего континен­тального малопространственного международно-пра-

Roberto Sandiford. Brevi note sull'analogia fra Diritto ^arittimo e Aeronautico. Studi di Diritto Aeronautico. VI. 1933.

вового мышления выражалась прежде всего в том что образ пространства этого международного права был ориентирован на понятие «территория государ­ства». Территория государства — это часть земной поверхности (вместе с относящимся сюда воздушным пространством и находящимся внизу подземным пространством до центра Земли), которая исключи­тельно и замкнуто подчинена «государственной вла­сти». Нам не нужно обсуждать здесь различные теории и конструкции учения о территории государ­ства.¹ В любом случае их образ пространства выгля­дит так: пространство Земли — это или твердая суша (и тогда опять или уже настоящая государственная территория или не имеющая владельца, доступная для приобретения путем оккупации со стороны госу­дарственной власти, итак потенциально государст­венная территория) или же открытое море, причем открытость моря состоит существенно в том, что море, открытое море, не является ни действительной, ни возможной государственной территорией. Важные проблемы пространства имеющей политическое зна­чение для всего мира действительности сферы инте­ресов, притязания на интервенции, запреты на ин­тервенцию для чуждых пространству сил, всякого рода зоны, пространственные выделения в открытом *> море (зоны управления, зоны опасности, блокада, морские блокады, караваны судов с их охранением), проблемы колонии (которая все же совсем в ином смысле и с совершенно другим основным законом является «государственной территорией» по сравне­нию с метрополией), международно-правовые про­тектораты, зависимые страны — все это стало жертвой одной и той же альтернативы: государствен­ная или негосударственная территория. Граница ста­новится только лишь границей линии. В этом отно-

¹ Ср. заключительную главу о «понятии пространства в пра вовой науке».

сяшимся к государству территориальном мышлении исключена возможность действительных (не только внутригосударственных) пограничных зон и буфер­ных зон.¹ Даже нейтральные буферные государства, чьим смыслом является пограничная зона и меж-ду-зона и которые обязаны своим существованием соглашению рейхов, рассматриваются как суверен­ные государства на том же уровне с теми же самыми рейхами. Что между замкнутой государственной территорией и — если так можно выразиться — него­сударственным международно-правовым Ничто в действительности имеется много своеобразных, ни чисто внутригосударственных, ни чисто внешнегосу-дарственных образований, что к действительности международного права относится не только государ­ственное территориальное верховенство, но и про­странственные верховенства некоторого рода, в простой альтернативе межгосударственного и внут­ригосударственного не признавалось подобным же образом, как дуализм межгосударственного и внутри­государственного права не мог конструировать ника­кие охватывающие связи.² Напротив, как только не государства, но рейхи признаны носителями между­народно-правового развития и формирования права, государственная территория также перестает быть

¹ Примечательный симптом революционного для про­
странства действия покорения воздуха заключается в том, что
именно в воздушном праве представлена идея пограничной
зоны (вместо только лишь поверхностной границы и границы
линии): Kroell. Traite de droit international public aerien. 1934. 1.
S. 71 (frontiere volume вместо frontiere surface); об этом (отри­
цательно): Friedrich Giese. Das Luftgebiet in Kriegszeiten. Arch. d.
off. Rechts. N. F. 31. 1939. S. 161.

² Carl Schmitt. Ueber das Verhaltnis von Volkerrecht und
Landesrecht // ZAkDR. 1940. S. 4; далее обсуждение книги:
И. Triepel. Die Hegemonie. 1938 // Schmollers Jahrbuch. Band 63.

1939. S. 516, и наконец: Festgabe fur Georgios Streit (Athen).

1940. Positionen und Begriffe. Hamburg, 1940. S. 263 f.

единственным представлением о пространстве меж­дународного права. Государственная территория предстает тогда тем, что она представляет собой в действительности, только случаем в международ­но-правовом смысле возможных представлений о пространстве, а именно случаем, подчиненным тогда абсолютизированному, между тем благодаря понятию рейха релятивизированному, понятию государства. Другие необходимые сегодня понятия пространст­ва — это в первую очередь почва, которая в специфи­ческом смысле была бы сопряжена с народом, и по­том подчиненное рейху, выходящее за пределы народной почвы и государственной территории большое пространство культурного и экономически-индуст­риально-организационного излучения, распростране­ния. Во избежание новых недоразумений относитель­но прежнего изложения¹ нужно повторить: рейх — это не просто увеличенное государство, так же как большое пространство — это не увеличенное малое пространство. Рейх также не тождествен большому пространству, но каждый рейх имеет большое про­странство и благодаря этому возвышается как над го­сударством, пространственно характеризуемым ис­ключительностью своей государственной территории, так и над народной почвой отдельного народа. Власт­ное образование без этого большого пространства, которое увенчивает государственную территорию и народную почву, не было бы рейхом. И в прежней истории международного права, которое в действи­тельности представляет собой историю рейхов, не имелось такого рейха без большого пространства,

¹ Ср. обсуждение 1 и 2 издания настоящего труда «Порядок больших пространств в праве народов с запретом на интервен­цию для чуждых пространству сил» (также в собрании «Politische Wissenschaft». Herausg. von Paul Ritterbusch. Berlin, 1940. S. 27-69) von Bohmert // Zeitschrift fur Volkerrecht. XXIV. 1940. S. 134-140.

пусть содержание, структура и консистенция боль­шого пространства в различные эпохи различны.

Международное право последнего столетия было _промежуточным и переходным образованием между старым, возникшим в XVI веке христианско-евро-пейским международным правом и лишь сегодня постепенно выделяющимся новым порядком про­странств и народов. Венский конгресс 1814-1815 го­дов мыслил еще совершенно европоцентрично.¹ С 1856 года (допуск Турции в семью наций) междуна­родное право и формально перестало быть европей-ско-христианским международным правом. С 1890 года европоцентричный образ Земли разрешается в одинаковый «International Law».² Первое потрясение он испытал благодаря посланию Монро 1823 года. Парижские пригородные предписания 1919 года оз­начали его окончательный распад. В наши дни, в 1940 году, начинает выделяться новый порядок про­странств и народов. В течение переходного времени ведущие рейхи прежнего европейского международ­ного права, Англия и Франция, пытались сохранять старую европоцентричную систему, притом что они не были на высоте задачи построения европейского порядка. Старая европоцентричная система междуна­родного права покоилась на международно-правовом различении полноценного, государственного порядка и умиротворения европейского пространства госу­дарств и неевропейского пространства свободной, ев­ропейской экспансии. Неевропейское пространство

Тем более наивно выглядят сегодня попытки выставить этот конгресс как служащий мерилом пример (Guglielmo Ferrero. Reconstruction. 1940) или представить некоторые фигу­ры этого конгресса, Меттерниха, Талейрана или Александра 1, ^в свете прославляющей актуальности.

" Carl Schmitt. Die Auflosung der europaischen Ordnung im international Law». Deutsche Rechtswissenschaft (Vierteljahr-sschrift der Akademie fur Deutsches Recht). Bd V. Oktober 1940. ^{v 2}67 ff.

было бесхозным, нецивилизованным или полуциви­лизованным, было территорией колонизации, объек­том овладения европейскими державами, которые стали рейхами именно благодаря тому, что они вла­дели такими заморскими колониями. Колония — это пространственный основной факт прежнего европей­ского международного права. Все рейхи этой междуна­родно-правовой системы имели в своем распоряже­нии большое пространство экспансии: Португалия, Испания, Англия, Франция и Голландия в своих за­морских колониях,' габсбургская монархия на Балка­нах против владений не принадлежащего к междуна­родно-правовому сообществу Оттоманского рейха, Российский рейх как против оттоманских владений, так и в Сибири, Восточной и Средней Азии. Пруссия была единственной великой державой, которая была только государством и, если она пространственно расширялась, могла делать это лишь за счет соседей, которые уже принадлежали европейскому междуна­родно-правовому сообществу. Благодаря этому об­стоятельству было нетрудно создать Пруссии славу нарушителя мира и брутального государства насилия, хотя ее пространство было малым и скромным в сравнении с пространством других рейхов.

Ведущими в этой системе европейского междуна­родного права были западные державы Англия и Франция. Понятие рейха, насколько оно не было продолжением и translatio Римской империи или Германского рейха, было связано с заморским владе­нием. Не Дизраэли был первым, кто сначала открыл понятие рейха, которое определяется заморским бо­гатством, когда он в 1876 году соединил корону коро­ля Англии с титулом императора Индии — на что фа-

¹ Бельгийская колония Конго была поздним, характерным для общего положения тогдашнего международного права смещением и не могла, конечно, образовать ни рейх, ни соб­ственное большое пространство.

_шистская Италия в 1936 году дала ответ, когда она соединила с итальянской королевской короной не титул императора Рима, а титул императора Эфио-_пиИ' _ но в начале нового распределения земли, в начале XVI века испанский конквистадор Эрнан Кортес после покорения Мексики предложил немец­кому императору Карлу V именоваться императором своих новых индийских владений, поскольку этот ти­тул более оправдан, чем титул императора Германии.² Связанный с заморским колониальным владением императорский титул был, впрочем, лишь симпто­мом, но важным и доказательным симптомом как для образа пространства, так и для понятия рейха прежнего, ведомого Англией и Францией, европей­ского международного права.

Решающее международно-правовое значение за­морской колонии заключается в том, что конкретную действительность понятий война и мир в прежнем ме­ждународном праве можно понять только в горизон­те этого образа пространства. Нужно все снова напо­минать о том, что международное право является правом войны и мира, jus belli ас pads. Различная в разные исторические эпохи, связанная с временем и пространством, конкретная и специфическая дейст­вительность войны и мира и конкретное и специфи­ческое взаимоотношение обоих этих состояний обра­зуют ядро любого международно-правового порядка и всей совместной жизни организованных народов в каким-либо образом распределенных пространствах. Что было миром движимого будто бы суверенными государствами европейского международного права с 1648 по 1914 годы? Как возможен мир и с ним меж­дународное право между суверенными государства-

Об этом. Giorgio Cansacchi в Scritti giuridici in onore di Santi Romano. 1940. S. 393 f., и Carlo Costamagna // Lo Stato VII. ¹⁹³6 S. 321 ff

Karl Brandi. Der Weltreichsgedanke Karls V // Europaische ^Kev"e. XVI Mai 1940 S. 277.

ми, каждое из которых располагает свободным, пое доставленным его суверенному решению правом войны? Само собой разумеется, что совместная жизнь таких суверенных властных образований исхо­дит не из субстанциально данного настоящего мира" но из постоянной допустимости войны. Это значит' что мир является здесь только не-войной.' Но такой мир возможен лишь столько времени и такое возве­денное на только лишь не-войне общее состояние терпимо лишь столько, насколько война не является тотальной. Предполагаемая в прежней европейской системе международного права война между евро­пейскими государствами была на деле всегда только частичной войной, будь то княжеская война XVIII века или война комбатантов, которой придер­живалась последующая эпоха до 1914 года. Это ядро этого международного права. Частичной, не тоталь­ной войне была свойственна важная, часто подчерки­вавшаяся в последние годы особенность, что понятие войны этого прежнего международного права должно было не принимать во внимание вопрос справедли­вости войны, что оно было «недискриминационным» понятием войны.

Тем временем было осознано значение поворота к дискриминационному понятию войны и к тотальной войне.² Напротив, еще далеко не достаточно осозна-

¹ Carl Schmitt. Inter bellum et pacem nihil medium // ZakDR 1939. S. 594; La Vita Italiana. XXVII. Dezember 1939. S. 637 f.; Positionen und Begrifte. S. 246 f.

¹ Julius Evola. La guerra totale // La Vita Italiana. XXV. 1937 S. 567; Carl Schmitt. Die Wendung zum diskriminierenden Krieg-sbegriff // Schriften der Ak. f. D. R. Gruppe Volkerrecht Nr. 5 1938; G. A. Walz. Nationalboykott und Volkerrecht // Schriften usw. Nr. 7. 1939; Theodor Maunz. Geltung und Neubildung mo-dernen Kriegsvolkerrechts. Freiburg, 1939; H. Plessner. De huidige Verhouding tusschen Oorlog en Vrede. Groningen, 1939; Franz Wesendonk. Der Kriegsbegriff im Volkerrecht. Bonner Dissertation, 1939.

но, в какой огромной степени прежняя парцелляция и релятивизация войны была достигнута в междуна­родном праве пространственными средствами. Сюда в первую очередь относится метод политики равнове­сия, который хотя также часто разбирался и обсуж­дался,¹ но чья связь с частичным понятием войны прежде не замечалась, поскольку пропало простран­ственное мышление науки международного права. В связи с тем фактом, что колония была основой прежнего европейского международного права, нуж­но, кроме того, обратить внимание еще на целый ряд особых международно-правовых образований, кото­рые в любом случае остались совсем без внимания при относящейся к государству малой пространст­венное™ большинства континентальных специали­стов по международному праву. Сюда относится ин­тересный не только исторически, но и во всеобщем смысле важный факт: явное или молчаливое согла­шение о «дружеских линиях». Такие линии выделяют, например, в XVI веке неумиротворенное пространст­во для беспощадной борьбы за власть таким образом, что внутри выделенного пространства (за линией, beyond the line) разыгрывающиеся взаимные право­нарушения и нанесения ущерба для европейских от­ношений колониальных держав не должны были быть поводом войны, не должны были нарушать договор и мир.² Дружеские линии, «amity lines», в раз-

' Fritz Berber. Prinzipien der britischen Aussenpolitik // Schnften des Deutschen Institute fur aussenpolitische Forschung. Berlin, 1939.

² Первый пример (только устно заключенного) соглаше­ния — испано-французского договора Cateau-Cambresis. 3. 4. 1559, у F. G. Davenport. European Treaties bearing on the History °f the United States and its Dependencies to 1648 (Publications of *e Carnegie Institution. 154, 1). Washington, 1917. S. 208, 219 ff. Об этом еще не оцененное в научном международно-право­вом отношении выдающееся изложение: Adolf Rein. Der Kampf

личных проявлениях пространственно и в перенос­ном смысле лежат в основе каждой междунар₀д. но-правовой системы. В XVIII веке обнаруживаются уже многочисленные противоположные примеры того, что европейские войны не должны оказывать влияние на колонии, итак, колония предстает умиро­творенным пространством, Европа же — полем бит­вы. Известное и часто цитируемое в последние годы постановление статьи 11 Берлинских Конго-актов от 26 февраля 1885 года, согласно которому названные в Конго-актах области в случае войны должны рас­сматриваться как нейтральные и как принадлежащие не ведущему войну государству, — это последний пример этого развития и смещения «дружеских линий». И многочисленные нейтрализации (Швейца­рия, Бельгия, Люксембург) и объявления «независи­мости» XIX и XX веков имели смысл пространствен­ных вьщелений и обособлений, в большинстве случаев на службе соответствующей интересам британской мировой империи европейской политики равновесия, чьей несущей основой было определенное распределе­ние колониального мирового владения.

Во второй раз тотально побежденная Франция — после длившихся более двадцати лет коалиционных войн 1792—1815 годов и после страшного поражения 1870/71 годов — могла сохраниться в такой системе в качестве европейской великой державы. Даже крова­вые войны этой эпохи не были тотальными в смысле борьбы за последнюю экзистенцию, поскольку носи­тели этого международного права имели в своем рас-

Westeuropas um Nordamerika im 15. und 16. Jahrhundert. Stuttgart-Gotha, 1925 (Allg. Staatengeschichte 2, 3. S. 207 f.; о те­зисе: «По ту сторону экватора нет греха». S. 292. Ср. ^та1°^' Ulrich Scheuner. Zur Geschichte der Kolonialfrage im Volkerrecrb Z. f. Volkerrecht. XXII. 1938. S. 466; Wolfgang Windelband. Motive europaischer Kolonialpolitik// Deutsches Adelsblatt. 14.11.19-ЗУ

поражении в колониях достаточное свободное про­странство, потому их взаимные столкновения в Европе не обладали настоящей, последней, экзистен­циальной жестокостью. Бисмарк, обладавший евро­пейским чувством ответственности, еще оставил по­бежденной Франции после 1871 года возможность колониальной экспансии в Африке и Восточной Азии. Но в течение XIX века это свободное про­странство постепенно закрывается. Значение посла­ния Монро 1823 года заключается в общем смысле в создании большого пространства с запретом на интервенции, но его особый смысл заключается в том, что оно является первым закрытием обширной области европейской колонизации. Тем самым появ­ляется первый не-европейский рейх. Проведенное Англией допущение Турции в европейское сообщест­во наций содержит дальнейшее сужение, которым начинается английская политика поддержки турок сначала вне, а после 1919 года и внутри Европы. В 1905 году Япония выступает вторым не-европей-ским рейхом. В то же время новые европейские вели­кие державы, Германский рейх и Италия были отстранены от распределения внеевропейского коло­ниального владения или довольствовались остатками, в то время как Англия и Франция (в 1882—1912 го­дах) делили Северную Африку старым образом как бесхозную землю, причем Египет достался Англии, Марокко — Франции. Тем самым державы старого европейского международного права в последний раз объединились в стиле прошлых времен за счет третьих и на основе раздела заморского владения. Дальнейшее развитие, как оно было определено до­говорами Парижских предместий 1919 года и их ле­гитимацией в Женевской Лиге Наций, известно. У побежденной европейской силы, Германии, ко-

лонии были отобраны. И здесь обнаружилось то, что колония была основным фактом прежнего евро­пейского международного права. Исключение Герма­нии из неевропейского колониального владения было настоящей диффамацией и дисквалификацией Германии как европейской державы. Во время санк­ций Лиги Наций против Италии (1935—1936 годы) и во время испанской гражданской войны (1936— 1939 годы) потом в Женеве и в Лондонском комитете не-интервенции раскрылась вся беспомощность Анг­лии и Франции. Больше не искали осмысленных и действенных «дружеских линий» и обособления вра­жды. Сегодня западные державы Англия и Франция платят за свою неспособность ввести новые, расту­щие народы Европы в ведомую ими систему между­народного права и осуществить справедливую мир­ную перемену («peaceful change») с подлинными дружескими линиями. Они искупают свою вину не только крушением своего прежнего мирового могу­щества, но и крушением международно-правовой системы, которая была основана на них как ведущих рейхах и на созданном ими распределении простран­ства Земли и которую они в 1919 году сами разруши­ли, ослепленные победой и обладанием.