V. Понятие рейха в международном праве

Порядок больших пространств входит в понятие рейха, которое здесь в качестве специфически между­народно-правовой величины нужно ввести в между­народно-правовое научное обсуждение. Рейхами в этом смысле являются ведущие и несущие силы, по­литическая идея коих распространяется в определен­ном большом пространстве и которые относительно этого большого пространства принципиально исклю­чают интервенции сил, принадлежащих чужому про­странству. Конечно, большое пространство не тожде­ственно рейху в том смысле, чтобы рейх был сам тем большим пространством, которое он охраняет от ин­тервенций; и не каждое государство или каждый на­род внутри большого пространства — это сама по себе часть рейха, так же как кто-либо при признании доктрины Монро не думает о том, чтобы объявить Бразилию или Аргентину составной частью Соеди­ненных Штатов Америки. Но, пожалуй, каждый рейх имеет большое пространство, в котором излучается его политическая идея и которое не должно подвер­гаться опасности чужых интервенций.

Связь рейха, большого пространства и принципа запрета на интервенции является основополагающей. Только благодаря ей понятия интервенции и запрета на интервенции, которые для любого основанного на

сосуществовании различных народов международно го права являются совершенно незаменимыми но сегодня ужасно запутаны, получают свою теоретиче скую и практическую пригодность. В прежнем, го~ сударственно сконструированном ^межДународном праве знаменитая острота Талейрана, что невмеша­тельство означает примерно то же самое, что вмеша­тельство, была не преувеличенным парадоксом, но повседневным фактом опыта. Но как только призна­ются большие пространства в праве народов с запре- \ том на интервенцию для чуждых пространству сил и восходит Солнце понятия рейха, становится мысли-i мым разграниченное сосуществование на осмыслен-^, но разделенной Земле и принцип запрета на интер­венцию может раскрыть свое упорядочивающее действие в новом международном праве.¹

¹ Новейшее монографическое обсуждение международ­но-правовой проблемы интервенции: Gerhard Ostermeyer. Die

* Intervention in der Volkerrechtstheorie und praxis unter besonderer
,_a Berucksichtigung der Staatenpraxis des 19. Jahrhunderts //

Abhandlungen der Hansischen Universitat, herausgegeben von L. Raape und R. Laun. Heft 36. 1940, — содержит хорошие нача­ла конкретного мышления порядком, но упускает из виду ^ь имеющую политическое значение для всего мира проблему ^! пространства и проходит мимо настоящего вопроса, который ¹ нельзя разрешить при помощи общего понятия «интервенции ^,; в случае крайней необходимости». Вместо этого должны быть.1 выработаны структура конкретного порядка «европейского *.' международного права» и международно-правовое значение \ «концерта великих держав» и его методов. Тот, кто говорит в

• международном праве о «чрезвычайном положении» и об ин-
г тервенции, никогда не должен все же забывать вопрос Quis
. judicabif. С псевдоюридическими общими понятиями оста-

,, ешься в нерешительном колебании между безграничным до-лущением целиком непредвиденных «гуманитарных» интер-

₎₍ венций и также безграничным отвержением и малейшего «вмешательства», которое тогда сразу должно являться «меж­дународно-правовым деликтом».

Мы знаем, что именование «Германский рейх» в его конкретном своеобразии и величии непереводи­мо. Исторической мощи каждой подлинной полити­ческой величины свойственно то, что она приносит с собой свое собственное, не как угодно трактуемое обозначение и проводит свое особое имя. Рейх, Imperium, Empire — это не одно и то же и, смотря изнутри, не сравнимы друг с другом. В то время как «Imperium» имеет зачастую значение универсалист­ского, охватывающего мир и человечество, то есть наднационального образования (если и не должно быть, что друг с другом могут иметься многие и раз­нородные империи), наш Германский рейх определя­ется существенно народно и является существенно не-универсалистическим, правовым порядком на ос­нове уважения каждой народности. В то время, как «империализм» с конца XIX века стал часто как толь­ко лишь лозунг злоупотребляемым названием эконо­мически-капиталистических методов колонизации и экспансии,¹ слово «Reich» осталось свободным от этого позорного пятна. Как воспоминания о смеше­ниях народов гибнущей Римской империи, так и идеалы ассимиляции и плавильного котла империй западных демократий также ставят понятие империа­лизма в самую резкую противоположность к народно понимаемому, уважающему всякую народную жизнь понятию рейха. Это тем более действенно, что Гер­манский рейх, располагаясь в середине Европы, между универсализмом держав либерально-демокра-

¹ Разбор этого понятия империализма и его обширной ли­тературы взломал бы рамки нашего изложения и ему должно быть посвящено другое исследование. Я хотел бы по крайней ^Мере указать на чрезвычайно ясное изложение: Werner Sombart. Das Wirtschaftsleben im Zeitalter des Hochkapitalis-|"^us // Der moderne Kapitalismus. Bd III. 1. Miinchen und Leipzig, 1927. S. 66 ft"., выше названное (с. 000) сочинение: Carl Brmkmann und Heinrich Triepel. a.a.O. S. 185 ff. (империализм и гегемония).

^к'1рл Шмигт

тического, ассимилирующего народы Запада и уни­версализмом большевистского всемирно-революци­онного Востока, защищал на обоих фронтах святость не-универсалистского, народного, уважающего наро­ды уклада жизни.

Но международно-правовое рассмотрение должно видеть не только внутреннюю неповторимость, но и совместную жизнь и сосуществование политиче­ских величин, которые являются носителями и соз­дателями международно-правового порядка. Как по практическим, так и по теоретическим основаниям необходимо иметь в виду это сосуществование, со­вместную жизнь и взаимное противодействие настоя­щих величин. Любой другой способ рассмотрения или отрицает международное право, изолируя каж­дый отдельный народ, или, как это делало Женевское право Лиги Наций, фальсифицирует право народов, заменяя его универсалистским всемирным правом. Итак, возможность и будущее международного права зависят от того, что по-настоящему несущие и фор­мообразующие величины совместной жизни народов будут правильно познаны и сделаются исходным пунктом разбора и образования понятий. Этими не­сущими и формообразующими величинами сегодня являются рейхи, а не государства, как то было в XVIII и XIX веках.

Правильное название имеет при этом большое значение. Слово и имя нигде не являются несущест­венными, тем более в случае политико-исторических величин, определенных к тому, чтобы нести между­народное право. Спор о таких словах, как «государст­во», «суверенитет», «независимость», был знаком ле­жавших глубже, политических столкновений, а победитель не только писал историю, но определял также вокабулярий и терминологию. Обозначение «Reiche», которое здесь предлагается, лучше всего ха­рактеризует международно-правовое содержание свя-; зи большого пространства, народа и политической

идеи, которая представляет собой наш исходный пункт. Обозначение «рейхи» ни в коем случае не уп­раздняет своеобразную особость каждого отдельного из этих рейхов. Оно избегает угрожающей междуна­родному праву пустой всеобщности, которая содер­жалась бы в таких словах, как «сфера великой держа­вы», «блок», «пространственный и властный комплекс», «общественный строй» («Gemeinwesen»), «содружество» («Commonwealth») и т. д., или даже в бессодержательном пространственном параметре «область»; итак, оно конкретно и точно примени­тельно к действительности современного междуна­родного положения. Но, с другой стороны, оно дает также общее название многих определяющих вели­чин, без какового общего названия сразу должен был бы сразу прекратиться любой международно-право­вой разбор и взаимопонимание; итак, избегает дру­гого, также угрожающего международному праву заблуждения, которое из конкретизации делает уеди­ненную, упраздняющую любую связь изоляцию от­дельной политической величины. Наконец, оно соот­ветствует немецкому словоупотреблению, которое использует слово «рейх» в самых разнообразных со­единениях — царство добра и зла, царство света и царство тьмы, даже «растительное и животное царст­во» — как выражение или космоса в смысле конкрет­ного порядка, или способной к войне и к борьбе, не уступающей контрцарствам (Gegenreichen) историче­ской силы, но которое также во все времена именно великие, мощные в историческом смысле образова­ния — Вавилонское царство,¹ империи персов, маке­донян и римлян, рейхи германских народов и рейхи их противников — в специфическом смысле всегда

¹ «Впервые рейх возвысился в Вавилоне» (То babilonie irhuf sik irst dat rike). Саксонское зерцало. Ш. 44. § 1; к средневеко­вому понятию рейха ср. также: Otto Brunner. Land und Herrschaft, 1939. S. 217, 234 f.

называло «рейхи». Разговор сверх этого отвлек бь нас от чисто международно-правового смысла и цели нашей работы и породил бы опасность бесконечной болтовни, если бы мы захотели заняться всеми мыс­лимыми историко-философскими, теологическими и подобными возможностями толкования, к которым может дать повод слово «рейх». Здесь речь идет лишь о том, чтобы противопоставить прежнему централь­ному понятию международного права, государству простое, пригодное в международно-правовом смыс­ле, но благодаря его современности превосходящее более высокое понятие.

Прежнее, развивавшееся в XVIII и XIX веках и продолжившееся в нашем XX столетии междуна­родное право представляет собой, конечно, чистое право государств. Несмотря на отдельные особенно­сти и ослабления оно принципиально признает толь­ко государства субъектами международного права. О рейхах нет речи, хотя каждый внимательный на­блюдатель и удивлялся тому, насколько сильно поли­тические и экономические жизненные интересы анг­лийской мировой империи гармонируют с тезисами этого международного права. Учебники международ­ного права могли представлять себе и английскую мировую империю лишь как «соединение госу­дарств». При этом понятие рейха английской импе­рии совершенно особого рода и его нельзя постичь как «содружество государств».' Оно, как было показа­но выше (III), уже благодаря своему географически

'Так, например: Friedrich Apelt. Das britische Reich als volkerrechtsverbundene Staatengemeinschaft // Leipziger rechtswi-ssenschaftliche Studien. Heft 90. Leipzig, 1934. Исходя из государ­ства, нельзя преодолеть альтернативу межгосударственных и внутригосударственных связей. Это заключено в децизионист-ской структуре понятия государства, которое приводит в без­надежный тупик все вопросы конкретного международно-пра­вового порядка. Напротив, замечательный прогресс заключен в том, что Santi Romano (Corso di Diritto Internazionale. 4. Aun-

несопряженному положению определяется универса­листским образом. Выражающий этот род идеи ми­ровой империи императорский титул короля Англии опирается на далеко удаленные, заокеанские, даль­ние азиатские колониальные владения, на Индию. Титул «императора Индии», изобретение Бенджами­на Дизраэли, — это не только личный документ «ориентализма» его автора, но соответствует также факту, который сам Дизраэли сформулировал в вы-

Padua, 1939. S. 79), исходя из своего «институционального» мышления, познает, что известные закрытые и оснащенные собственными институциональностями соединения «госу­дарств» не являются ни внутригосударственными, ни межгосу­дарственными соединениями. Он причисляет сюда конфедера­ции, реальные унии и колониальные протектораты. Этот вопрос развил далее Paolo Biscaretti di Ruffia в Festschrift fur Santi Romano. Padua, 1939, в сочинении о «не-международно-право-вых межгосударственных соединениях, которые не являются союзными государствами» (Sull' esistenza di Unioni non internazionali fra Stati, diverse dagli Stati di Stati). В особенности он рассматривает здесь британское Содружество («Commonwealth of Nations») как пример такого ни межгосу­дарственного, ни чисто внутригосударственного соединения государств. К сожалению, ему не удается убедительно разре­шить трудные вопросы таких образований, поскольку он за­стревает в децизионистском понятии государства и потому не может преодолеть дилемму внутригосударственный и межгосу­дарственный. Что значит «Unioni non internazionali fra Stati»? До тех пор, пока «интернациональное» право существенно являет­ся «межгосударственным» правом, не иное что, как явная пута­ница, именно «Unioni non mterstatali fra Stati»! Было бы уже очень много, если бы мы последовательно привыкали к тому, чтобы по крайней мере в языковом отношении постоянно точ­но различать между «интернациональными» и «interstatalen», «межгосударственными» связями и избегали нечетких обозна­чений «интернациональной» общности и «общности междуна­родно-правовой» как названий межгосударственного права. Ориентированная на государство понятийность, в которой Пребывает Biscaretti di Ruffia, делает для него невозможным по-

оказывании: «England is really more an Asiatic P₀\v_er than an European».'

Такой мировой империи принадлежит не между­народное право, но всеобщее мировое право и право человечества. Но систематическая и понятийная ра­бота науки международного права знала, как уже было сказано, до сих пор не рейхи, а только государ­ства. В политико-исторической действительности само собой разумеется всегда были ведущие великие державы; был «концерт европейских держав» и в Вер­сальской системе «союзные главные державы». Пра­вовое образование понятий придерживалось общего понятия «государство» и правового равенства всех независимых и суверенных государств.² Подлинный иерархический порядок субъектов международного права принципиально игнорировался наукой между­народного права. Реальная и качественная разница,

рвать с альтернативой внутригосударственного и межгосудар­ственного. Ориентированному на государство мышлению должны представляться ыеконструируемыми, даже полностью бессмысленными международно- правовые связи, которые не являются ни межгосударственными, ни внутригосударствен­ными и соединения государств, которые не являются межгосу­дарственными соединениями. Только исходя из более высо­кой, чем государственной категории, например из союза (который как понятие предшествует понятийной альтернативе союза государств и союзного государства) или из рейха и боль­шого пространства, можно понять те названные Santi Romano образования в научно-правовом смысле, не разрушая их право­вого своеобразия, которое невозможно постичь при помощи альтернативы внутригосударственного и межгосударственного.

¹ На самом деле Англия больше азитатская, чем европей­
ская держава {англ.).

² Carl Bilfmger. Zum Problem der Staatengleichheit im
Volkerrecht. Zeitschrift fur ausiandisches ofTentliches Recht und
Volkerrecht. Bd IV. 1934. S. 481 ff., и Les bases fondamentales de la
Communaute des Etats in Recueil des Cours de l'Academie de droit
international. 1939. S. 95 f. (Egalite et Communaute des Etats).

несмотря на некоторые естественные разборы, не на­шла открытого и последовательного признания и в Женевской юриспруденции Лиги Наций, хотя фик­ция международно-правового равенства перед лицом явной гегемонии Англии и Франции именно в Же­невской Лиге Наций постоянно противоречила вся­кой истине и действительности.

Что это унаследованное понятие государства как центральное понятие международного права больше не соответствует истине и действительности, уже дав­но было осознано. Большая часть науки международ­ного права западных демократий, в особенности и Женевская юриспруденция Лиги Наций, приступила к развенчиванию понятия государства, выступая про­тив понятия суверенитета. Это происходило так, что­бы без сомнения предстоящему преодолению поня­тия государства в международном праве придать направление к пацифистско-гуманитарному, то есть к универсалистскому мировому праву, час которого, казалось, пробил с поражением Германии и с осно­ванием Женевской Лиги Наций. Еще и теперь оста­лась приметной та вышеуказанная предопределенная гармония международного права и политических ин­тересов английской мировой империи, можно даже сказать, что она достигла своей кульминации. Герма­ния, пока она была беззащитной и слабой, находи­лась в отношении этих тенденций целиком в оборо­нительном положении и могла, с точки зрения международного права, быть довольной, если ей уда­валось защищать свою государственную независи­мость и хранить свое качество государства. Но с по­бедой национал-социалистического движения в Германии также — правда с совершенно иных исход­ных пунктов и с совершенно иными целями, чем то пацифистски-универсалистское развенчивание — сделалось успешным выступление, направленное к преодолению понятия государства в международном праве. Ввиду мощной динамики нашего внешнепо-

литического развития нужно в дальнейшем кратко разобрать и, вводя наше понятие рейха, в междуна­родно-правовом аспекте прояснить теперь данное положение международного права, после того, как государственно-правовое и конституционное значе­ние понятия рейха уже было прояснено благодаря ус­тановлениям имперского министра Ламмерса и госу­дарственного секретаря Штукарта.¹

Унаследованное межгосударственное международ­ное право обретает свой порядок в том, что оно пред­полагает определенный конкретный порядок с из­вестными свойствами, именно «государство», у всех членов международно-правового сообщества одина­ковым образом. Если господство понятия государства в международном праве в последние годы в Герма­нии было поколеблено понятием народа, то я далек от того, чтобы умалять заслугу этого международ­но-правового научного достижения. Только нельзя не заметить того, что в прежнем понятии государства содержится минимум внутренней, просчитываемой организации и внутренней дисциплины и что этот организационный минимум образует настоящее ос­нование всего того, что могло рассматриваться как конкретный порядок «международно-правового со­общества». В особенности война, как признанное уч­реждение этого межгосударственного порядка, имеет свое право и свой порядок существенно в том, что она является войной государств, то есть что государ-

' Н. Н. hammers. Staatsfuhrung im Dritten Reich // Der Vortragsreihe der Osterreichischen Verwaltungsakademie. Berlin, 1938. S. 16: «Объединившее идею государства и идею народа слово Третий Рейх немцев, как мне кажется, также имеет глу­бокое государственно-правовое значение и впервые является правильным обозначением немецкого государства». Также в Volkischen Beobachter. 2, 3, 4 September 1938; Wilhelm Stuckart, сначала в докладе Partei und Staat (Deutscher Juristentag, 1936. S. 271-273), о рейхе как народной форме жизни и порядке жизни.

ства как конкретные порядки ведут ее против госу­дарств как конкретных порядков того же уровня. Это похоже на дуэль, которая, если она однажды призна­на в правовом смысле, находит свой внутренний по­рядок и справедливость в том, что с обеих сторон противостоят друг другу имеющие право сделать вы­зов на дуэль люди чести (пусть даже, наверное, весь­ма различной физической силы и навыка владения оружием). В этой международно-правовой системе война представляет собой отношение порядка к по­рядку, а не порядка к беспорядку. Это последнее от­ношение, от порядка к беспорядку, является «граж­данской войной».

Внепартийные, беспристрастные свидетели, при­надлежащие такой военной дуэли государств, в меж­государственном международном праве могут быть только нейтралами. Прежнее межгосударственное международное право обретало свою настоящую га­рантию не в какой-либо содержательной идее спра­ведливости или в объективном принципе распределе­ния и не в интернациональном правосознании, отсутствие коего обнаружилось во время мировой войны и в Версале, но — опять в полной гармонии с внешнеполитическими интересами британской им­перии' — в равновесии государств. Определяющее представление заключается в том, что соотношения сил многочисленных великих и малых государств беспрестанно приводятся в равновесие и что против в определенный момент могущественных и потому опасных для международного права сильнейших го­сударств автоматически образуется коалиция слабых. Это шаткое, образующееся от случая к случаю, по­стоянно смещающееся и потому крайне неустойчи­вое равновесие может, в зависимости от положения Дел, по случаю действительно означать гарантию ме-

¹ Fritz Berber. Pnnzipien der britischen Aussenpolitik // Schriften des Deutschen Institute fur aussenpolitische Forschung. Berlin, 1939. S. 20 f.

ждународного права, а именно тогда, когда имеется достаточно сильных нейтральных держав. Таким образом нейтральные страны становятся не только внепартийными, беспристрастными свидетелями во­енной дуэли, но и настоящими гарантами и храните­лями международного права. В такой международ­но-правовой системе имеется так много настоящего международного права, насколько имеется настоя­щий нейтралитет. Женевская Лига Наций не случай­но имеет свою резиденцию в Женеве, и Интернацио­нальный постоянный суд совершенно обоснованно пребывает в Гааге.' Но ни Швейцария, ни Нидерлан­ды не являются сильными нейтральными странами, которые способны в случае крайней необходимости защитить международное право одни и собственны­ми силами. Если, как во время последней мировой войны 1917-1918 годов, больше не будет сильных нейтральных государств, то, как мы убедились, боль­ше не будет и международного права.

Прежнее международное право покоилось далее на невысказанной, но по существу и на протяжении столетий также действительной предпосылке, что то гарантирующее международное право равновесие вращалось вокруг слабого центра Европы. Оно мог­ло, собственно, функционировать только тогда, здесь можно было противопоставлять друг другу многие средние и маленькие государства. Многочисленные немецкие и итальянские государства XVIII и XIX ве­ков, как образно говорит Клаузевиц, как маленькие и средние весовые камни для уравновешения между ве­ликими державами бросали то на эту, то на ту чашу весов. Сильная политическая власть в центре Европы должна была уничтожить таким образом конструиро­ванное международное право. Юристы такого межяу-

¹ Christoph Steding. Das Reich und die Krankheit europaischen Kultur. Hamburg, 1939; к этому вопросу: Schmitt. Neutralitat und Neutralisierungen // Positioned Bcgriffe. Hamburg, 1940. S. 271 f.

народного права могли поэтому утверждать и также во многих случаях действительно верить, что направ­ленная против сильной Германии мировая война 1914-1918 годов была войной самого международно­го права и что кажущееся уничтожение политической власти Германии в 1918 году было «победой между­народного права над брутальной силой». Не только для историко-политического, но и для научно-право­вого рассмотрения и исследования необходимо осоз­нать это положение вещей для того, чтобы правильно осмыслить современный поворотный пункт между­народно-правового развития, и это ни в коем случае не является неюридическим способом рассмотрения. Ибо сегодня, перед лицом нового и сильного Гер­манского рейха, тот направленный против сильного Германского рейха международно-правовой поня­тийный мир с большой мощью снова мобилизуется в западных демократиях и во всех странах, находя­щихся под их влиянием. Мнимо строго научные жур­налы международного права становятся на службу этой политики и работают над моральной и юриди­ческой подготовкой «справедливой войны» против Германского рейха. Вышедшая в январском номере 1939 года American Journal of International Law статья Дж. У. Гарнера, «The Nazi proscription of German professors of international law» представляет собой в этом отношении прямо-таки поразительный доку­мент.

Как уже было сказано, немецкая наука междуна­родного права за последние годы предприняла весьма значительное выступление, чтобы сделать междуна­родное право из только лишь межгосударственного порядка настоящим правом народов. Среди публика­ций этого направления как позитивное научное дос­тижение в первую очередь нужно назвать первый систематический набросок нового, построенного на

¹ Изгнание нацистами немецких профессоров международ­но права (англ.).

понятии народа международного права, сделаннпй Норбертом Гюрке (Народ и международное правп Тюбинген, 1935). Но, само собой разумеется, совеп' шенно невозможно, и это не было намерением Под ке, просто сделать из прежнего межгосударственного порядка порядок международный. Тогда именно только старому межгосударственному порядку была бы придана новая субстанция и новая жизнь посред­ством понятия народа. На место внутренне нейтраль­ного, абстрактного понятия государства заступило бы субстанциальное понятие народа, в остальном же со­хранилась бы систематическая структура унаследо­ванного порядка международного права. Это было бы тогда, в конце концов, только переливанием крови в старые вены, только повышением ценности или на­полнением старого права государств правом народов. Сколь бы правильным и достойным ни было бы это выступление, два момента, как мне кажется, не должны остаться без внимания.

Первая позиция касается международно-правовых элементов порядка, которые заключены в прежнем понятии государства как организационно определен­ной величины. «Государство» в смысле порядка меж­дународного права предполагает в любом случае минимум организации, просчитываемого функцио­нирования и дисциплины. Я не хочу вмешиваться здесь в спор, который ведет, с одной стороны, Рейн-хард Хон, который решительно и последовательно определяет государство как «аппарат», в то время как, с другой стороны, имеются различного рода представления, которые говорят о государстве как о форме или гештальте. Ограничимся здесь форму­лировкой Готфрида Несса, что государство суть су­щественно организация, а народ — существенно ор­ганизм. Но аппарат и организация, как, само собой разумеется, знает и Хон, нисколько не являются «бездуховными» вещами. Современная совместная жизнь различных народов и особенно великих ил даже находящихся под угрозой народов треоу

_менно строгой организации в собственном смысле слова; она требует минимум внутренней консистен­ции и надежной просчитываемое™. Сюда относятся высокие духовные и нравственные качества, и далеко не каждый народ уже как таковой дорос до этого ми-_ниМума организации и дисциплины. Научная между­народно-правовая борьба против понятия государст­ва должна была бы не попасть в цель, если бы она не воздала должное подлинному достижению порядка, которое — в действительности часто весьма пробле­матично, но в принципе все же всегда требователь­но — было присуще прежнему понятию государства. Неспособный к созданию государства и в этом толь­ко организационном смысле народ вообще не может быть субъектом международного права. Весной 1936 года, например, обнаружилось, что Абиссиния не была государством. Не все народы способны вы­держать испытание на мощность, которое заключено в создании хорошего современного государственного аппарата, и очень немногие находятся на высоте со­временной материальной войны по своей собствен­ной организационной, индустриальной и техниче­ской силе достижения. К новому порядку Земли и вместе с тем к способности быть сегодня субъектом международного права первого ранга относится ог­ромная мера не только «естественных», в смысле от природы сразу данных свойств, к этому относится и сознательная дисциплина, усиленная организация и способность создать своими силами и уверенно удер­живать в своих руках осиливаемый только с большим напряжением человеческой силы разума аппарат со­временного общественного строя.

Вторая позиция касается международно-правовых элементов порядка прежнего понятия государства, ^к°торые заключены в государстве как порядке про­странства. Любое пригодное в международно-право-ом смысле представление о носителе или субъекте сев^^{3 меж}ДУ^наР°Д^н0Г0 права должно содержать в ^Ье' кроме персонального определения (принадлеж-

ность к государству и к народу), также территориаль­ную возможность разграничения. Этот аспект поня­тия государства признают даже самые крайние английские плюралисты. Дж. Д. Коул, чьи взгляды в этом отношении наверное аутентичнее воззрений ев­рея Ласки, которого в основном цитируют для иллю­страции английского плюрализма, говорит, напри­мер, что государство как «political body»¹ является «an essentially geographical grouping²».³ Вместо дальнейших рассуждений я хотел бы здесь обратить внимание на симптом, имеющий большое значение: современное техническое преодоление пространства самолетом и радио не привело, как сначала предполагали и как можно было ожидать после некоторых иных, отчасти очень важных, аналогий в международно-правовом смысле к тому, чтобы воздушное пространство в ме­ждународном праве рассматривалось бы по аналогии с открытым морем, скорее напротив, идея территори­ального суверенитета государства стала в атмосфер­ном пространстве особо подчеркнутым образом основанием всех прежних договорных и прочих регу­лирований интернациональных авиации и радио. С технической точки зрения это странно и прямо-таки гротескно, особенно в случае территориально малых государств, если подумать, скольким многим «сувере­нитетам» должен подлежать современный самолет, когда он за несколько часов пролетает над многими маленькими государствами, или что получится из многих государственных суверенитетов над всеми теми электрическими волнами, которые беспрерывно в одну секунду вращаются в атмосферном простран-

' Политическое тело (англ.).

¹ По сути дела, географической группировкой (англ.)- ³ Conflicting Social Obligations// Proceedings of the Aristotelian Society. Neue Reihe. XV. 1915. S. 151. Учение об обществе Coie, пожалуй, восходит к теории Lewis Morgan: Ancient Socie у (1877).

_сТВе над земным шаром. Научное международно-пра­вовое преодоление старого, центрального понятия государства здесь соразмерно ситуации, без сомне­ния, необходимо. И к тому уже есть важные первые шаги. В Германии недостаточно обращали внимание на то, в какой мере представленная в Англии теория использует именно это современное техническое раз­витие, чтобы через преодоление государства продви­нуться непосредственно в универсалистское, поддер->киваемое или Женевской Лигой Наций, или другими организациями мировое право, и благодаря этому сделать приемлемой преодоление государства в уни­версалистском смысле. В особенности Дж. М. Спэйт в многих трудах' использовал такие соображения для обоснования мысли, что современное техническое развитие, особенно военной авиации, опередит вой­ну государств, что военной авиации достаточно для того, чтобы держать Землю в покое и порядке, так что войны между государствами сами собой прекра­тятся и в конце концов останутся только граждан­ские войны или войны санкций. Такие конструкции, производящие часто большое впечатление, показыва­ют, что проблема нового порядка пространства в ме­ждународно-правовом смысле не может более оста­ваться без внимания. Но в понятии народа самом по себе целиком новый, преодолевающий просто идею национального государства XIX века элемент поряд­ка пространства еще не так отчетлив, чтобы им од­ним прежний межгосударственный порядок был пе­ревернут убедительным образом в научно-правовом смысле.

Air power und Cities. London, 1930 (die Fortfuhrung von Air

Power and War Rights, 1924). Примечателен и характерен осо-

енно следующий тезис Spaight: «Air power will clear the way of

P ^acceptance of the new order of ideas» (An International Air

^rce. London, 1932).

543понятии народа международного права, сделанный Норбертом Гюрке (Народ и международное право Тюбинген, 1935). Но, само собой разумеется, совер­шенно невозможно, и это не было намерением Гюр­ке, просто сделать из прежнего межгосударственного порядка порядок международный. Тогда именно только старому межгосударственному порядку была бы придана новая субстанция и новая жизнь посред­ством понятия народа. На место внутренне нейтраль­ного, абстрактного понятия государства заступило бы субстанциальное понятие народа, в остальном же со­хранилась бы систематическая структура унаследо­ванного порядка международного права. Это было бы тогда, в конце концов, только переливанием крови в старые вены, только повышением ценности или на­полнением старого права государств правом народов. Сколь бы правильным и достойным ни было бы это выступление, два момента, как мне кажется, не должны остаться без внимания.

Первая позиция касается международно-правовых элементов порядка, которые заключены в прежнем понятии государства как организационно определен­ной величины. «Государство» в смысле порядка меж­дународного права предполагает в любом случае минимум организации, просчитываемого функцио­нирования и дисциплины. Я не хочу вмешиваться здесь в спор, который ведет, с одной стороны, Рейн-хард Хон, который решительно и последовательно определяет государство как «аппарат», в то время как, с другой стороны, имеются различного рода представления, которые говорят о государстве как о форме или гештальте. Ограничимся здесь форму­лировкой Готфрида Несса, что государство суть су­щественно организация, а народ — существенно ор; ганизм. Но аппарат и организация, как, само собой разумеется, знает и Хон, нисколько не являются «бездуховными» вещами. Современная совместная жизнь различных народов и особенно великих или даже находящихся под угрозой народов требует

именно строгой организации в собственном смысле слова; она требует минимум внутренней консистен­ции и надежной просчитываемости. Сюда относятся высокие духовные и нравственные качества, и далеко не каждый народ уже как таковой дорос до этого ми­нимума организации и дисциплины. Научная между­народно-правовая борьба против понятия государст­ва должна была бы не попасть в цель, если бы она не воздала должное подлинному достижению порядка, которое — в действительности часто весьма пробле­матично, но в принципе все же всегда требователь­но — было присуще прежнему понятию государства. Неспособный к созданию государства и в этом толь­ко организационном смысле народ вообще не может быть субъектом международного права. Весной 1936 года, например, обнаружилось, что Абиссиния не была государством. Не все народы способны вы­держать испытание на мощность, которое заключено в создании хорошего современного государственного аппарата, и очень немногие находятся на высоте со­временной материальной войны по своей собствен­ной организационной, индустриальной и техниче­ской силе достижения. К новому порядку Земли и вместе с тем к способности быть сегодня субъектом международного права первого ранга относится ог­ромная мера не только «естественных», в смысле от природы сразу данных свойств, к этому относится и сознательная дисциплина, усиленная организация и способность создать своими силами и уверенно удер­живать в своих руках осиливаемый только с большим напряжением человеческой силы разума аппарат со­временного общественного строя.

Вторая позиция касается международно-правовых элементов порядка прежнего понятия государства, которые заключены в государстве как порядке про­странства. Любое пригодное в международно-право­вом смысле представление о носителе или субъекте порядка международного права должно содержать в себе, кроме персонального определения (принадлеж-

ность к государству и к народу), также территориаль­ную возможность разграничения. Этот аспект поня­тия государства признают даже самые крайние английские плюралисты. Дж. Д. Коул, чьи взгляды в этом отношении наверное аутентичнее воззрений ев­рея Ласки, которого в основном цитируют для иллю­страции английского плюрализма, говорит, напри­мер, что государство как «political body»¹ является «an essentially geographical grouping²».³ Вместо дальнейших рассуждений я хотел бы здесь обратить внимание на симптом, имеющий большое значение: современное техническое преодоление пространства самолетом и радио не привело, как сначала предполагали и как можно было ожидать после некоторых иных, отчасти очень важных, аналогий в международно-правовом смысле к тому, чтобы воздушное пространство в ме­ждународном праве рассматривалось бы по аналогии с открытым морем, скорее напротив, идея территори­ального суверенитета государства стала в атмосфер­ном пространстве особо подчеркнутым образом основанием всех прежних договорных и прочих регу­лирований интернациональных авиации и радио. С технической точки зрения это странно и прямо-таки гротескно, особенно в случае территориально малых государств, если подумать, скольким многим «сувере­нитетам» должен подлежать современный самолет, когда он за несколько часов пролетает над многими маленькими государствами, или что получится из многих государственных суверенитетов над всеми теми электрическими волнами, которые беспрерывно в одну секунду вращаются в атмосферном простран-

¹ Политическое тело (англ.).

² По сути дела, географической группировкой (анг,1.)-

³ Conflicting Social Obligations// Proceedings of the Aristotelian
Society. Neue Reihe. XV. 1915. S. 151. Учение об обществе Cole,
пожалуй, восходит к теории Lewis Morgan: Ancient Society
(1877).

стве над земным шаром. Научное международно-пра­вовое преодоление старого, центрального понятия государства здесь соразмерно ситуации, без сомне­ния, необходимо. И к тому уже есть важные первые шаги. В Германии недостаточно обращали внимание на то, в какой мере представленная в Англии теория использует именно это современное техническое раз­витие, чтобы через преодоление государства продви­нуться непосредственно в универсалистское, поддер­живаемое или Женевской Лигой Наций, или другими организациями мировое право, и благодаря этому сделать приемлемой преодоление государства в уни­версалистском смысле. В особенности Дж. М. Спэйт в многих трудах¹ использовал такие соображения для обоснования мысли, что современное техническое развитие, особенно военной авиации, опередит вой­ну государств, что военной авиации достаточно для того, чтобы держать Землю в покое и порядке, так что войны между государствами сами собой прекра­тятся и в конце концов останутся только граждан­ские войны или войны санкций. Такие конструкции, производящие часто большое впечатление, показыва­ют, что проблема нового порядка пространства в ме­ждународно-правовом смысле не может более оста­ваться без внимания. Но в понятии народа самом по себе целиком новый, преодолевающий просто идею национального государства XIX века элемент поряд­ка пространства еще не так отчетлив, чтобы им од­ним прежний межгосударственный порядок был пе­ревернут убедительным образом в научно-правовом смысле.

¹ Air power und Cities. London, 1930 (die Fortfuhrung von Air power and War Rights, 1924). Примечателен и характерен осо­бенно следующий тезис Spaight: «Air power will clear the way of the acceptance of the new order of ideas» (An International Air Force. London, 1932).

Меры и масштабы наших представлений о про­странстве на деле существенно изменились. Это име­ет решающее значение и для международно-правово­го развития. Европейское международное право XIX века, с его слабым центром Европы и западными великими державами на заднем плане, представляет­ся нам сегодня маленьким мирком, на который бро­сают тень гиганты. Этот горизонт более невозможен для современно мыслимого международного права. Сегодня мы мыслим планетарно и большими про­странствами. Мы осознаем неотвратимость грядущих планирований пространства, о которых уже говорили министериальдиректор Г. Вольтат и рейхслейтер ге­нерал фон Эпп.¹ В этом положении задача немецкой науки международного права состоит в том, чтобы между лишь консервативным сохранением прежнего межгосударственного мышления и побуждаемым со стороны западных демократий внегосударственным и вненародным впадением в универсалистское мировое право обрести понятие конкретного порядка боль­ших пространств, которое избегает и того, и другого и воздает должное как пространственным мерам на­шего сегодняшнего образа Земли, так и нашим но­вым понятиям о государстве и народе. Это может быть для нас только международно-правовое понятие рейха как порядка большого пространства, подчи­ненного определенным мировоззренческим идеям и принципам, порядка, который исключает интервен­ции чуждых пространству сил и чьим гарантом и хра­нителем является народ, который обнаруживает свою способность справиться с этой задачей.

С введением понятий рейха и большого простран­ства, правда, поставлен сразу и напрашивающийся сам собой вопрос: если развитие действительно идет

¹ Н. Wohlthat. Grossraum und Meistbegunstigung, im D^e"j tschen Volkswirt vom 23. Dezember 1938; Ritter von Epp- ^Red< vom 24. Februar 1939; ср.: Hakenkreuzbanner. Nr. 56. S. 2.

_к рейху и большому пространству, то затрагивает ли «международное право» тогда только отношения ме­жду этими рейхами и большими пространствами, или международное право является только правом живу­щих внутри общего большого пространства свобод­ных народов. Очевидно, отныне явствуют четыре различных способа мыслимых правовых отношений: Во-первых, отношения между большими пространст­вами в целом, поскольку эти большие пространства, само собой разумеется, не должны быть герметично изолированными блоками, но и между ними проис­ходит экономический и прочий обмен, и в этом смысле имеет место «мировая торговля»; во-вторых, межрейховые отношения между ведущими рейхами этих больших пространств; в-третьих, отношения ме­жду народами внутри большого пространства и, на­конец, — с оговоркой невмешательства чуждых про­странству сил — между-народные отношения между народами различных больших пространств. Обозна­чение «международно-правовой» из-за своей много­значности и эластичности применимо ко всем этим отношениям. Впрочем, при дальнейшем развитии и прояснении образования больших пространств само собой разумеется, что прояснится и способ выраже­ния и будут найдены более удобные формулы. На обозримое время самый ужасный источник ошибок будет заключаться в том, что прежние относящиеся к государству понятия чисто меж-государственного ме­ждународного права будут просто перенесены на но­вые отношения между большими пространствами и внутри них. Я хотел бы здесь особенно настоятельно Указать на эту опасность, которая может стать очень вредной для плодотворного размышления.

Сколь бы много еще не потребовалось научной ра­боты для того, чтобы в частностях установить наше понятие рейха, его основополагающее положение для нового международного права так же неоспоримо, ^ак познаваемо и отличимо его специфическое свое-

^КаРл Шми

образие, находящееся между старым государствен­ным порядком XIX века и универсалистской целью мировой империи. Когда я осенью 1937 года пред­ставлял мое сообщение о «Повороте к дискримина­ционному понятию войны»' отделу изучения права академии немецкого права к его 4-й годовщине, по­литическая общая ситуация еще существенно отлича­лась от сегодняшней. Тогда понятие рейха нельзя было, как это происходит теперь здесь, возвысить до исходного момента нового международного права. По окончании того сообщения был поставлен во­прос, что же я собственно нового могу предложить на место старого порядка государств, поскольку я не хочу просто придерживаться старого, и не желаю по­кориться понятиям западных демократий. Сегодня я могу ответить. Новое понятие порядка нового между­народного права — это наше понятие рейха, которое исходит из движимого народом, народного порядка большого пространства. В нем мы имеем сердцевину нового международно-правового образа мысли, кото­рый исходит из понятия народа и который вполне сохраняет содержащиеся в понятии государства эле­менты порядка, но который в то же время в состоя­нии справиться с сегодняшними представлениями о пространстве и с настоящими политическими жиз­ненными силами; который может быть «планетар­ным», то есть учитывать пространство Земли, не уничтожая народы и государства и не стремясь, как империалистическое международное право западных демократий, из неизбежного преодоления старого понятия государства в универсалистки-империали-стическое мировое право.

' Между тем опубликовано как Heft 5 der Gruppe Volkerrech der Schriften der Akademie fur Deutsches Recht. Herausgegeben von Reichsminister Dr. Hans Frank. Miinchen bei Duncker Humblot, 1938.

Мысль о принадлежащем к носителям и творцам нового международного права Германском рейхе была бы раньше утопической мечтою, а построенное на нем международное право было пустым желаемым правом. Но сегодня возник могущественный Герман­ский рейх. Из слабого и бессильного центра Европы возник сильный и неприкосновенный центр Европы, который в состоянии оказать воздействие на средне-и восточно-европейское пространство своей великой политической идеей, уважением каждого народа как жизненной действительности, определяемой родом и происхождением, кровью и почвой и отклонить вме­шательства чуждых пространству и ненародных сил. Дело фюрера присвоило идее нашего рейха полити­ческую действительность, историческую истину и ве­ликое международно-правовое будущее.