Глава 6. Действия советской дипломатии в период венгерского кризиса

События в Венгрии вызвали нежелательную для СССР и венгерских коммунистов международную реакцию. Фактическое падение режима «клики Ракоши-Гере» в конце октября 1956 г. и начавшаяся демократизация с одной стороны, парализовали работу венгерского МИДа, а с другой стороны, вызвали интенсификацию работы советских дипломатов; особую роль в советской дипломатии играли первые лица государства, поскольку действовать приходилось быстро, часто сталкиваясь с необходимостью достигать секретных договоренностей о подавлении венгерского восстания на высшем уровне.

Примечательно, что венгерские власти не смогли должным образом представить свою позицию на международной арене. При том что правительство сменилось, и стремительно менялся его курс, дипломатические представители оставались прежними. Посол ВНР в СССР Я. Болдоцкий в беседе с заместителем министра иностранных дел А. Громыко сказал, что «к нему обращается много дипломатов западных стран с вопросом, когда и каким образом венгерское правительство обращалось за военной помощью к Советскому правительству», и он спрашивал А. Громыко, как отвечать в подобной ситуации, поскольку «ему ничего не известно по этому вопросу». А. Громыко предлагал ссылаться на официальные сообщения венгерского правительства, переданные по Будапештскому радио. Показательно, что венгерское руководство во главе с Э. Гере и А. Хегедюшем даже не известило своего посла в стране, к которой оно обращалось, о принятых решениях в этом вопросе – настолько растерянно оно было, настолько скоро схватилось оно за протянутую советским руководством соломинку для своего спасения[189]. Другой документ демонстрирует, что Я. Болдоцкий в дальнейшем не принял политику правительства И. Надя и выступал за советскую интервенцию[190].

Целью советского руководства было показать, что события в Венгрии – это не восстание против тирании, но попытка антиконституционного переворота, предпринятого умелыми подстрекателями, мечтающими воспользоваться слабостью нынешнего правительства и реставрировать диктатуру времен Хорти. При этом было важно подчеркнуть, что в стране царит хаос, правительство И. Надя не контролирует ситуацию, десятки коммунистов безнаказанно подвергаются суду Линча, и только присутствие советских частей удерживает страну от гражданской войны. На этом было построено советское выступление на заседании Совета Безопасности ООН 28 октября. Согласно проекту указаний, который с учетом предложений постоянного представителя СССР при ООН А. Соболева был подготовлен Д. Шепиловым к заседанию Президиума, представителю ООН в СБ ООН предлагалось акцентировать фашистский, антидемократический характер восстания в Венгрии[191].

Разумеется, доводы советских дипломатов не могли убедить западные страны в том, что Советский Союз имеет право вмешательства во внутренние дела Венгрии, тем более с применением вооруженных сил. Единственными союзниками СССР могли стать страны «народной демократии», власти которых опасались осуществления «венгерского сценария» у себя на родине. В то же время они выступали за равноправные отношения социалистических стран с Советским Союзом, поддержав декларацию правительства СССР от 30 ноября и выступая за постепенную минимизацию советского военного присутствия в странах ОВД. Политбюро ЦК КПК предложило КПСС принять декларацию о выводе советских войск из стран социалистического лагеря, которая обсуждалась на заседании Президиума ЦК КПСС 30 октября. Вместе с тем китайский представитель Лю Шаоци передал от ЦК КПК, что в настоящих условиях войска должны оставаться в Венгрии. Развернувшаяся дискуссия показывает, что несмотря на ряд уступок, которые могло сделать советское руководство, основы отношений СССР со странами «народной демократии», как подчеркнул Д. Шепилов, должны оставаться незыблемыми. Однако часть членов Президиума ЦК КПСС понимала, что антисоветские настроения стали очень распространены в союзных странах, особенно в Венгрии. Поэтому Г. Жуков и Д. Шепилов признавали готовность вывода войск из Венгрии в том случае, если того потребуют обстоятельства. Е. Фурцева также указала на необходимость ведения консультаций с руководством социалистических стран для вопросов об их отношениях с КПСС. Было решено поддерживать нынешние мероприятия правительства Венгрии и призвать к прекращению кровопролития[192].

Примечательно, что действия правительства СССР поддерживал П. Тольятти, руководитель коммунистической партии Италии, которая не находилась у власти, но пользовалась определенным влиянием. П. Тольятти в своем письме в ЦК КПСС говорил, что «венгерское правительство, останется или не останется во главе его Надь, будет неотвратимо развиваться в реакционном направлении». Итальянская компартия охарактеризовала события в Венгрии как контрреволюционные[193].

Суэцкий кризис отвлек внимание мировой общественности от венгерских событий. Он разразился, когда Израиль 29 октября 1956 г. предпринял вооруженное вторжение в зону Суэцкого канала. Затем благодаря вмешательству британских и французских войск произошла эскалация конфликта. 29 октября государственный секретарь США по иностранным делам Дж. Ф. Даллес направил Н. Хрущеву ноту, в которой было указано, что Соединенные Штаты не считают восточноевропейские государства потенциальными военными союзниками. Москва восприняла эту ноту как гарантию невмешательства НАТО и отсутствие дипломатических последствий в случае «решения» венгерского вопроса[194].

Теперь советское правительство было готово перейти к решительным действиям. 31 октября Н. Хрущев призвал пересмотреть оценку, данную накануне Президиумом ЦК КПСС венгерским событиям, отказаться от решения о выводе войск из Венгрии и Будапешта и «проявить инициативу в наведении порядка в Венгрии». Свое предложение первый секретарь ЦК КПСС мотивировал тем, что «если мы уйдем из Венгрии, это подбодрит американцев, англичан и французов». Последним шагом стало согласование интервенции войск СССР с позицией своих союзников. Президиум ЦК КПСС постановил проинформировать о принятом в Кремле решении руководство дружественных партий китайцев, румын, чехов и болгар. Также было решено переговорить с И. Тито, из чего видно, что правительство СССР было не вполне уверено в том, что Югославия поддержит советские действия в Венгрии. Был согласован текст телеграммы, направленной в Югославию. Для зондирования почвы Н. Хрущев, В. Молотов, Г. Маленков направлялись в Брест, где им предстояло встретиться с руководителями Польши Гомулкой и Циранкевичем; затем Н. Хрущев и Г. Маленков должны были посетить Югославию и встретиться инкогнито с И. Тито[195].

31 октября Н. Хрущев информировал Лю Шаоци о плане советский военных действий в Венгрии, получив моральное одобрение со стороны Китая. 1 ноября Н. Хрущев, Г. Маленков, В. Молотов встретились в Польше с местными лидерами во главе с В. Гомулкой. Здесь, однако, идея интервенции не встретила горячей поддержки, хотя и не столкнулась с особым сопротивлением. В. Гомулка и И. Циранкевич рекомендовали советскому руководству придерживаться половинчатой позиции: войска выводить не следует, равно как и применять вооруженную силу. Польские руководители выражали мнение, что «нужно дать правительству, занявшему контрреволюционные позиции, разоблачить себя» и «тогда венгерский рабочий класс сам свергнет его»[196]. Очевидно, что данный сценарий был уже нереалистичен, но важно было и то, что Польша в принципе не возражала против советского военного вмешательства. 2 ноября в Бухаресте Н. Хрущев и Г. Маленков получили поддержку румынских (Г. Георгиу-Деж), болгарских (Т. Живков), чехословацких (А. Новотный) лидеров.

В этот же день Н. Хрущев прибыл на о. Бриони, где югославский президент И. Б. Тито дал понять о своем одобрении советского плана. О Брионской встрече и поддержке советских планов лидерами соцстран свидетельствует отрывок из записей посла Югославии в СССР В. Мичуновича. В какой-то мере, возможно, руководители СФРЮ смогли повлиять на состав будущего венгерского правительства (по крайней мере, в этом был уверен сам В. Мичунович): «Югославы советуют поручить формирование нового революционного правительства не Мюнниху, а Кадару, хотя добавляют, что ни одного из них не знают достаточно хорошо». Как мы знаем, это действительно соответствует истине – первоначально советское руководство хотело сделать премьером более консервативного Ф. Мюнниха, а Я. Кадара сделать его заместителем. Также И. Б. Тито советовал сменить министра обороны: «Хрущев, например, предлагал на пост министра обороны в новом венгерском правительстве Иштвана Бату, того самого Иштвана Бату, который занимал этот пост и в правительстве Ракоши. Когда мы, югославская сторона, заявили, то такие решения в политическом отношении шатки, русские отказались от своего намерения». Однако в итоге руководство СФРЮ признавало, что «если в Венгрии происходит контрреволюция, значит, интервенция необходима», однако, подчеркивая при этом, что «нельзя опираться только на советское оружие», «необходима и политическая подготовительная работа».[197]

Таким образом, решение о применении военной силы было для коммунистических стран коллективным. Это позволяет нам говорить о том, что Часть вины за подавление венгерского восстания лежит на других странах соцлагеря. Проведя дипломатическую подготовку, МИД СССР поручил 3 ноября Ю. Андропову заявить, что требования венгерского правительства неприемлемы для советской стороны[198].

После подавления восстания большой проблемой как для нового руководства Венгрии, так и руководства Советского Союза оставалась «проблема Надя». И. Надь на рассвете 4 ноября укрылся в югославском посольстве и правительство СФРЮ не могло без весомых причин выдать его самопровозглашенному «революционному» совету министров ВНР. Документ из советско-югославской переписки свидетельствует о том, что лидеры Югославии обещали Н. Хрущеву вступить в переговоры с И. Надем и убедить последнего признать неспособность своего правительства навести в стране порядок и уйти со своего поста, уступив власть «революционному» правительству. Подобный шаг имел бы большое влияние на признание законным правительства Я. Кадара[199]. Однако советско-югославские договоренности не могли учесть радиообращения И. Надя утром 4 ноября, где он категорично осудил вторжение советских войск в Венгрию, что в глазах мировой общественности должно было означать свержение правительства ВНР незаконным путем, в результате военного вмешательства извне. Югославское посольство предоставило убежище И. Надю и его соратникам, невзирая на последнее. При этом И. Броз Тито просил Советское правительство воздействовать на Кадара, чтобы не допустить репрессий против коммунистов, которые «не сразу заняли правильную линию в период последних событий в Венгрии». Также лидер Югославии попросил принять меры к защите посольства ФНРЮ, чтобы на него не осуществила нападения «реакция», если последняя узнает, что «Надь, находящийся в посольстве, поддерживает правительство Кадара». Из телеграммы Н. Фирюбина, таким образом, видно, что югославские дипломаты еще надеялись уговорить И. Надя признать законность Венгерского революционного рабоче-крестьянского правительства[200]. После этого начались интенсивные переговоры между Москвой, Будапештом и Белградом о судьбе «группы Надя». Они первоначально осложнились инцидентом с обстрелом югославского посольства. Посланник ФНРЮ в Венгрии Солдатич заявил протест против действий советского танка, 5 ноября проходившего мимо югославской миссии и убившего выстрелом в окно первого секретаря посольства М. Милованова. Югославские дипломаты настаивали на том, чтобы убрать расположенную поблизости от здания миссии советскую воинскую часть. Также они просили предоставления гарантий того, чтобы подобные случаи не повторялись[201]. Запись разговора В. Зорина с Ю. Андроповым свидетельствует, что это вызвало подозрения советского посла в Венгрии относительно того, не поспособствуют ли дипломаты бегству деятелей бывшего венгерского правительства[202]. Более того, министр иностранных дел СССР Д. Шепилов еще 7 ноября ставил под сомнение сам факт существования этого инцидента, основываясь на заявлении командования советских войск в Будапеште. Тем не менее, советское командование пообещало снять находящуюся рядом с югославской миссией воинскую часть[203].

Югославия всячески подчеркивала, что она будет действовать так, чтобы не причинить ущерба ее международной репутации как суверенной страны, поэтому она объявила о готовности передать соратников Надя и его самого новым венгерским властям при условии получения гарантий их неподсудности за политическую деятельность; не исключалось и предоставление Надю и его окружению убежища в ФНРЮ. Оба варианта были нежелательны для руководства ВНР. С одной стороны, свободное пребывание в Венгрии И. Надя был бы центром сосредоточения сил, недовольных новым правительствам, а его арест мог бы вызвать всплеск недовольства с непредсказуемыми последствиями. С другой стороны, пребывание Надя и его соратников в Югославии означало бы существование в соседней стране своего рода «правительства в изгнании»; кроме того, Я. Кадар наверняка уже рассматривал вопрос о суде над рядом членов бывшего правительства, хотя и заявлял об обратном. Руководство СССР поначалу пыталось убедить югославское правительство в том, что «в создавшихся условиях, естественно, не может быть и речи о каких-то моральных обязательствах в отношении Надь Имре и его группы», поскольку тот «до последнего момента продолжал действовать в пользу реакции». Москва намекала, что «осуществление Вашего [Тито, Карделя и Ранковича] предложения о передаче Надь Имре с его группой в Югославию будет во всем мире истолковано в том смысле, что они являются югославской агентурой и ответственность за венгерские события в какой-то мере будет возложена на югославскую сторону». Иначе говоря, руководство СССР вполне прозрачно заявляло о том, что начавшееся потепление отношений между Москвой и Белградом в случае переправки «группы Надя» в Югославию будет под угрозой. Таким образом, Президиум ЦК КПСС настаивал на передаче И. Надя и его соратников в распоряжение венгерского правительства[204]. Надо сказать, что последние обвинения в адрес югославского руководства не были справедливы. Как писал И. Броз Тито в ЦК КПСС, Югославия еще до начала венгерских событий (и, естественно, после них) делала все, чтобы продемонстрировать свою дружественную позицию по отношению к коммунистическому руководству Венгрии. Об этом свидетельствовали приезд делегации во главе с Э. Гере в Югославию в 1956 г., публичная поддержка нового правительства во главе с Я. Кадаром. Однако Белград не считал возможным, как писал Тито, «просто сдать этих людей» - группу И. Надя, поскольку это противоречило предписаниям конституции СФРЮ о предоставлении убежища, да и вообще данному югославскими дипломатами слову[205]. В свою очередь, югославский посол в СССР В. Мичунович дал понять Д. Шелепину, что он, как и руководство ФНРЮ, не расходится с советскими лидерами в оценке действий И. Надя, но говорил о том, что не Югославия не желает вызывать возбуждение и недовольство у венгерского и югославского населения, а также дополнительных неприятностей в ООН и в мировом общественном мнении какими-либо действиями в отношении Надя и его группы. Д. Шелепин, однако, настаивал на том, что подобной политикой югославская сторона нарушает негласные договоренности, достигнутые на встрече на о. Бриони 3 ноября[206]. К 10 ноября 1956 г. Москва предложила еще один возможный вариант – депортацию «группы Надя» в Румынию (по согласованию с Г. Георгиу-Дежем); однако этот вариант не вызвал энтузиазма в Белграде[207]. Также со своей стороны посредничество предложило польское руководство, однако его условие проводить переговоры с И. Надем без участия венгерской стороны не устроило Я. Кадара и предложение было отклонено[208].

Первоначально Я. Кадар занимал по отношению к «проблеме Надя» не менее жесткую позицию, чем СССР, ведь от ее решения зависела легитимизация его правительства. Он считал, что И. Надь должен подписать документ, подтверждающий его отставку; кроме того, Надь и его соратники должны были письменно заявить о том, что «они не будут причинять вреда рабоче-крестьянскому правительству ВНР»[209]. Разумеется, Москва поддержала его, заявив, что «настойчивые требования о передаче в их распоряжение Надь Имре и его группы являются беспрецедентными, нарушающими суверенитет Венгрии». В этом утверждении была своя логика, заключавшаяся в вопросе: почему Венгерское Революционное Рабоче-крестьянское Правительство должно допустить, чтобы Надь Имре и его группа, открывшие путь реакции и будучи разгромленными, были вывезены в Югославию»[210]. Посланник ФНРЮ в Будапеште Солдатич заявил, что правительство Югославии видит только два пути решения вопроса: либо правительство Венгрии публикует в печати заявление о гарантиях безопасности И. Надя и его группы, и они могут тогда остаться и в Венгрии, либо И. Надь и его соратники эвакуируются в Югославию, где получают политическое убежище[211]. Выше уже объяснялось, почему для Я. Кадара эти меры были неприемлемыми. Затем Я. Кадар был вынужден продемонстрировать готовность к компромиссу по данному вопросу. 16 ноября он согласился «дать письменные гарантии относительно личной безопасности И. Надя и остальных лиц». Венгерская и югославская сторона договаривались, что утром 17 ноября эти люди смогут оставить посольство[212]. Однако как свидетельствует телефонограмма советских делегатов в ЦК КПСС от 17 ноября, в этот же день они вынудили Я. Кадара ужесточить свою позицию, потребовав от югославского посольства согласиться на новые условия. Они состояли в следующем: «группа Надя» должна была быть передана правительству Я. Кадара; при этом И. Надь и Г. Лошонци должны были объявить о своей отставке и признании новой власти, затем они уже могли «попросить разрешения выехать за пределы страны». Поскольку переговоры зашли в тупик, в дело вмешались Г. Маленков, М. Суслов и А. Аристов, которые рекомендовали ЦК КПСС одобрить следующие действия: обеспечить подготовку задержания И. Надя и его группы при его выходе из посольства ФНРЮ; затем – отправить их в Румынию. Как свидетельствует телефонограмма вышеупомянутых лиц, Я. Кадар дал согласие на осуществлению этой операции[213]. При этом, чтобы не вызвать подозрений со стороны югославских дипломатов, Я. Кадар теперь официально заявил, что «венгерское правительство не намерено применить к Имре Надю и членам его группы репрессий за их прошлые действия» и что последние могут спокойно возвращаться домой[214].

23 ноября 1956 г. «группа Надя» была задержана у югославского посольства. К этому времени между венгерским и румынским правительствами была достигнута договоренность отправить И. Надя и членов его группы в Румынию, где, как обещал Г. Георгиу-Деж, будет обеспечено их надежное содержание[215]. Государственный секретариат по иностранным делам ФНРЮ направил в посольству СССР в Белграде ноту, где протестовал против нарушений гарантий, данных венгерским правительством в отношении «группы Надя»[216]. Задержание И. Надя вновь вызвало по сей Венгрии ряд забастовок, однако, как говорилось в телефонограмме Маленкова, Суслова и Аристова в Москву, в них приняло участие небольшое число предприятий и в целом ситуация в Венгрии оставалась спокойной[217].

6 апреля 1957 г. был создан Народный судебный совет Верховного суда, к юрисдикции которого относилось рассмотрение политических дел. Вынесенные им приговоры являлись окончательными. И. Надь и его сторонники были переправлены в Будапешт. По просьбам Москвы суд дважды откладывался (он назначался сначала на сентябрь 1957 г., затем на февраль 1958 г.). 9-15 июня 1958 г. состоялся закрытый судебный процесс; И. Надь отрицал все обвинения и не признавал законность суда. В итоге суд вынес Надю смертный приговор. 16 июня 1958 г. И. Надь, П. Малетер, М. Гимеш были казнены; та же судьба ожидала и Й. Силади, чье дело было выделено в отдельное судопроизводство. В результате судебных процессов более 20 000 мужчин и женщин были приговорены к тюремному заключению. Точное число смертных приговоров не выяснено до сих пор. Известно, что по меньшей мере 229 из 380 казненных в этот период, были приговорены к высшей мере наказания за участие в революции. Тысячи людей были интернированы, десяткам тысяч отказывали в найме на работу, в продвижении по службе, получении образования в университетах или колледжах[218].

Среди оценок, данных курсу на преследование деятелей восстания 1956 г., достаточно взвешенной представляется та, что была дана Л. Контлером. Разумеется, преследования и казни, аресты и увольнения во многом были проявлением насилия и произвола. Но это не было «террором сталинского типа, которым позволял себя баловать Ракоши»[219]. Я. Кадар действовал лишь как политик, стремящийся укрепить свою власть, а потому устранял только тех, кто представлял для нового правительства реальную опасность. Целью было изолировать тех, кто ставил под сомнение легитимность власти Я. Кадара, от остальных граждан, в массе своей всегда равнодушных к политике. Л. Контлер пишет о том, что «поначалу Кадар был самым ненавистным человеком в Венгрии», однако его действия были продиктованы «желанием спасти страну от еще более худшего развития событий». В дальнейшем именно Я. Кадар, руководствовавшийся принципом «кто не против нас, тот с нами», провел невиданную для социалистических стран либерализацию режима, обеспечив своей экономической политикой относительно высокий уровень жизни[220].

Летом 1989 г. произошло два события, символизировавшие наступление новой эпохи: 16 июня был перезахоронен И. Надь и другие «мученики революции», а 14 июля состоялись похороны Я. Кадара. В конце 1980-х гг. Венгрия первой из стран Восточной Европы распрощалась с прежним режимом, и сделала это наиболее мирным и безболезненным образом.