2015-05-12
2458
Во время Второй мировой войны Венгрия была союзницей нацистской Германии. С последней ее объединял реваншизм, поскольку по после подведения итогов Первой мировой войны Венгерское королевство утратило огромные территории (Трансильвания, Словакия, Банат, Бачка, Хорватия, Бургенланд); после распада Австро-Венгрии оно превратилось в «королевство без короля», не имевшего теперь выхода к морю, но где правил регент-адмирал – Миклош Хорти. 10 ноября 1940 г. Венгрия присоединилась к Антикоминтерновскому пакту. 27 июня 1941 г. после бомбардировки города Кашша (Кошице), которое бездоказательно было расценено как советская агрессия, Венгрия объявила войну Советскому Союзу. Зависимость венгерской политики от указаний из Берлина была сильна еще и до войны; за лояльность Венгрия вознаграждалась новыми территориями (части Словакии, Югославии и принадлежавшей Румынии Трансильвании). Правда, эти приобретения выглядели в глазах венгерских националистов, мечтавших о восстановлении единства короны Св. Иштвана, жалкими подачками, пусть и ревизовавшими в определенной степени тяжелый для Венгрии Трианонский договор 1920 г. Но со временем сотрудничество с нацистской Германией, которое с самого начала было не вполне добровольным, стало тяготить венгерское руководство, поскольку венгерско-германский союз потребовал от Венгрии огромных жертв. В отличие от других восточноевропейских стран, участвовавших в войне на стороне стран «оси», венгерскому лидеру Миклошу Хорти, несмотря на его желание вывести страну из войны в 1944 г., когда поражение Германии казалось уже неизбежным, не удалось этого сделать. Он был низложен, а к власти пришла профашистская организация «Скрещенные стрелы» (нилашисты), возглавляемая «последним союзником Гитлера» Ференцем Салаши. Во многом именно этими обстоятельствами объясняется ожесточенность и кровопролитность боев на территории Венгрии. 13 февраля 1945 г., после полуторамесячной осады, Красная Армия взяла Будапешт[48].
За сравнительно небольшой период страна пережила немецкую оккупацию, которая сопровождалась разграблением страны и венгерским холокостом; период всевластия «Скрещенных стрел» было временем террора; бессмысленное сопротивление советским войскам приводило к жестким действиям и реквизициям со стороны Красной Армии. По оценкам Л. Контлера, сорок процентов всего национального достояния было уничтожено. Неминуемым было отторжение территорий, приобретенных Венгрией с помощью Гитлера в конце 1930-х – начале 1940-х гг. Как союзница Германии, Венгрия могла ожидать предъявления требований со стороны Югославии, Чехословакии и СССР по выплате репараций. Наконец, война унесла жизни свыше миллиона венгерских подданных[49].
Поражение Венгрии в войне не могло не вызвать у людей понимания в необходимости нового политического устройства. Сложившийся вакуум власти, экономический хаос, рост популярности левого движения, наконец, присутствие советских войск, играли на руку венгерским коммунистам, которые участвовали борьбе против хортистского и нилашистского режимов. Нельзя при этом говорить, что в Венгрии сразу же сложилась диктатура коммунистического правительства. Первоначально Москва не оказывала прямого давления на политическое развитие стран Восточной и Центральной Европы, где возникли коалиционные правительства «народной демократии». Однако они не слишком долго продержались у власти, что связано с изменением внешнеполитического курса Советского Союза в 1947 г. в связи началом реализации «плана Маршалла». Возможно участие в нем восточноевропейских стран угрожало ослаблением влияния Москвы на их политику и усилением в них роли антагониста СССР – США. 10 июля 1947 г. венгерское правительство отказалось принять участие в конференции, посвященной обсуждению «плана Маршалла»[50]. В 1948 г. на основе слияния Венгерской коммунистической партии и социал-демократической партии Венгрии была создана Венгерская партия трудящихся (ВПТ), председателем которой стал социал-демократ А. Сакашиц, а генеральным секретарем – коммунист М. Ракоши. Фактически с 1948 г., а формально – после выборов 1949 г. эта партия обладала всей полнотой власти в Венгрии. Она ориентировалась на тесный союз с СССР и придерживалась курса строительства социализма в его сталинской интерпретации. В 1948 г. («год великого перелома») была проведена национализация банков и промышленных предприятий, установлен контроль над католической церковью и печатью, взят курс на кооперирование сельского хозяйства и ускоренное развитие отраслей тяжелой промышленности. В 1949 г. Венгрия стала одной из стран-учредительниц Совета Экономической взаимопомощи. Тогда же страна стала именоваться Венгерской Народной Республикой (ВНР)[51].
Генеральный секретарь ВПТ М. Ракоши фактически установил свою диктатуру, постепенно расправляясь с явными и возможными соперниками, следуя сталинской политике репрессий. Л. Контер замечает, что постепенно органы безопасности Венгрии (с 1948 г. – управление государственной безопасности – УГБ) стали строиться по советской модели, превращаясь в инструмент, с помощью которого можно было, во-первых, расправляться с соперниками внутри самой партии, а во-вторых, поддерживать атмосферу напряженности и страха. Одним из самых громких процессов стало дело Ласло Райка, в 1946 – 1948 гг. министра внутренних дел, а в 1948 – 1949 гг. министра иностранных дел. Благодаря казни Л. Райка М. Ракоши продемонстрировал преданность И. В. Сталину, поскольку Л. Райк обвинялся с связях с Югославией, отношения которой с СССР в данный период резко ухудшились. Заодно он расправился с потенциальным соперником. Этот процесс открыл серию крупной внутрипартийной чистки, которая продолжалась вплоть до 1953 г.[52] Основной инструмент репрессий – УГБ – в 1950 г. был выделен из министерства внутренних дел и сначала подчинен непосредственно Совету министров, а затем – Комитету обороны, который подчинялся непосредственно «триумвирату» - М. Ракоши, Э. Гере, М. Фаркаш. Происходило очищение партии – не только, впрочем, путем террора, но и с помощью партийных чисток; со временем волна террора подобралась и тем, кто его непосредственно организовывал (так, в 1953 г. был арестован Габор Петер – первый шеф политической полиции). В то же время шло преследование «классовых врагов» (аристократов, чиновников и офицеров времен режима М. Хорти, фабрикантов и т. д.). Л. Контер в качестве количества преследуемых и получивших тюремные сроки называет, соответственно, числа в 650 и 400 тыс. венгерских граждан[53].
Несмотря на то, что Конституция Венгрии 1949 г. теоретически обеспечивала принцип разделения властей, на практике институты исполнительной власти не контролировались; сами органы государственной власти подчинялись партийному руководству. Высшие должности в органах муниципального управления – советах – были не выборными, а номенклатурными – они назначались сверху по принципу политической благонадежности. Пропасть между официально провозглашаемой высшей формой демократии и реальной беспомощностью людей привила народу аполитизм в это в высшей степени политизированное время, отвратив людей от общественной деятельности. Правительство также установило контроль над церковью (в 1948 г. в тюрьму был посажен архиепископ Эстергома Й. Миндсенти, а в 1951 г. – пошедший на соглашения с ВПТ архиепископ Калочи Й. Грес). Фактически была разрушена Венгерская Академия Наук; образование было подчинено партийной идеологии. Политика определялась пленумом политбюро ЦК Венгерской партии трудящихся, точнее, еще более узким кругом «москвичей» (Ракоши, Гере, Фаркашем), которые принимали решения, исходя из поступающей напрямую из Москвы информации о последних веяниях в действиях советского руководства[54].
Как это ни странно, но даже индустриализация, как считает Л. Контер, шла в значительной мере вразрез с национальными особенностями Венгрии. Во конце 1940-х – начале 1950-х гг. планировалось вложить в производство (особенно в тяжелую промышленность) колоссальные средства – от четверти до трети национального дохода. С одной стороны, темпы роста (20 % в год в тяжелой промышленности) превзошли все межвоенные показатели. Однако подобная стратегия в стране, довольно бедной по запасам ископаемых, привела к созданию отраслей промышленности, которые пожирали ее энергетические мощности и сырье. В условиях нарушенных связей с Западом росла и экономическая зависимость Венгрии от Советского Союза. Кроме того, меньше стало уделяться внимание легкой промышленности[55].
Одновременно форсированными темпами развернулась коллективизация. Поскольку две трети пахотной земли все-таки осталось в руках частников, с 1949 г. по 1953 г. почти в три раза вырос земельный налог; многие платили дополнительные платежи, поскольку были занесены в «кулацкие списки». Преобразования венгерского села имели печальные последствия для развития аграрного сектора. Площади возделываемых земель сокращались год от года, производительность труда уменьшалась, происходило истощение почвы. В 1951 г. была восстановлена карточная система[56].
Налицо был глубокий экономический кризис. По сравнению с другими европейскими ми странами социалистического лагеря Венгрия испытывала едва ли не самые большие проблемы. Именно здесь наиболее ярко проявилось противоречие логики исторического развития страны и взятым курсом на строительство социализма, которое отметил Л. Контлер. Оно состояло в том, что в странах Восточной Европы в течение предшествовавших столетий вырабатывались собственные стратегии преодоления отсталости, которые существенно отличались от советских, навязываемых извне. Венгерский историк утверждает, что восприятие советского опыта было некритичным, оно превращалось в догму, которая игнорировала национальные особенности. Таким образом, «национальные интересы без всяких колебаний жертвовались местными вождями в угоду Коммунистической партии Советского Союза»[57].
После смерти И. Сталина в марте 1953 г. советское руководство осознало необходимость перемен не только во внутренней, но и во внешней политике. Процесс десталинизации в странах Восточной и Центральной Европы начался не столько с разрешения, сколько по настоянию Москвы. Л. Контлер выделяет следующие факторы, которые делали данный процесс необходимым:
- гонка вооружений, которая заставляла народы Востока идти на большие жертвы по сравнению с Западом;
- возраставшее недовольство народов террором и советской эксплуатацией и падение вследствие этого авторитета коммунистических партий;
- необходимость поднять жизненный уровень населения (что укрепило бы власть коммунистических партий) путем сокращения военных расходов, которое можно было достичь лишь при изменении внешнеполитической доктрины;
- преодоление последствий репрессий и чисток, которые ослабили партии[58].
На необходимость придать некий импульс к изменениям советское руководство толкала и возможность непредсказуемой десталинизации «сверху». 17-18 июня произошло восстание в ГДР. Люди вышли на улицы в Восточном Берлине и других восточногерманских городах. Части советской армии подавили восстание. Затем волна забастовок прокатилась по Чехословакии[59].
М. Ракоши, который в 1952 г. стал также и премьер-министром, не уловил новых веяний. Возможно, он воспринимал происходящее в Кремле лишь как борьбу за власть и верил, что вскоре все станет на свои места. Однако в середине июня 1953 г. он был вызван в Москву, где ему указали на недопустимость культа личности, террора, а также, как пишет Л. Контер, «бессмысленной индустриализации и насильственной коллективизации в сельском хозяйстве». М. Ракоши поспешил выступить с актом ритуальной самокритики, признав вред, нанесенный культом личности, и декларировав стремление вернуться к принципам коллективного руководства и демократическим нормам в самой партии[60]. Однако было очевидно, что Кремль уже не верил в способность М. Ракоши трансформировать режим. Показательно, что вместе с ним в Кремль были вызваны председатель Президиума ВНР И. Доби, который не был членом ВПТ, и заместитель председателя Совета Министров И. Надь, не принадлежавший к числу ближайших сподвижников М. Ракоши. Характерно, что советские руководители, критикуя венгров за поспешные темпы коллективизации и чрезмерную индустриализацию, забывали о том, что эта политика была инспирирована советниками из Москвы в годы правления И. Сталина[61]. Поскольку И. Надь, бывший какое-то время министром земледелия, выступил в 1948 г. против коллективизации, что вызвало у него разногласия с тогдашним руководством Венгрии, советское руководство решило остановить свой выбор на нем в качестве председателя правительства Венгрии[62].
Вслед за этими событиями Венгерская рабочая партия 27-28 июня приняла Июньскую резолюцию. Резолюция указывала на следующие задачи: снижение темпов индустриализации; перевод части ресурсов развития из тяжелой в легкую промышленность и производство продовольствия. Намечалось увеличение капиталовложений в сельское хозяйство. Была обнародована программа сокращения численности армии и чиновников государственного аппарата. Была упразднена должность генерального секретаря партии; М. Ракоши был избран первым секретарем; И. Надь был предложен на должность премьер-министра. В начале июля 1953 г. было сформировано новое правительство. И. Надь стал его председателем вместо М. Ракоши. Первым заместителем премьер-министра стал Андраш Хегедюш. Министром внутренних дел стал Э. Гере, ранее бывший заместителем М. Ракоши на посту премьер-министра. В июле 1953 г. руководство страны приступило к совершенствованию системы правосудия. Были упразднены полномочия МВД в отношении местных советов, издан закон о всеобщей амнистии, учреждена Верховная Общественная Прокуратура, упразднено право полицейских властей задерживать людей без суда, ликвидированы лагеря интернирования, отменены прежние ограничения в отношении «классово чуждых» элементов. Меры всеобщей амнистии 1953 г. затронули в целом около 750 тыс. человек. В 1954 г. были реабилитированы многие коммунистические политики[63].
На третьей партийной конференции ВПТ обозначились противоречия между И. Надем и М. Ракоши в политических вопросах. Как считает Т. Мераи, решимость М. Ракоши в его нападках на И. Надя придавал арест Л. Берия, который считался инициатором критики правительства М. Ракоши. В своей борьбе против нынешнего венгерского премьера его предшественник опирался на партийный аппарат[64]. И. Надь выдвинул ряд предложений относительно демократизации политической системы. Так, он обозначил возможность возвращения к многопартийной системе. Также И. Надь выступал за возрождение частичной автономии местных советов и демократическое управление ими. Кроме того, он даже выказывал желание придать существующей модели государства черты парламентской демократии. М. Ракоши в ходе дебатов заявил, что по этим вопросам «мы не можем сделать уступку». Вскоре наметились противоречия и в экономической сфере. Руководитель комитета по экономической политике Э. Гере предлагал по-прежнему решать экономические проблемы, выжимая ресурсы из сельского хозяйства. Однако член комитета, председатель Госплана Б. Салаи высказал мнение, что корень экономических проблем следует искать в методах, которые предпринимались до 1953 г. и что теперь необходимо следовать линии Июльской резолюции и в экономической политике[65].
Пик обострения отношений между М. Ракоши и И. Надем пришелся на конец 1954 г. Сначала, в то время как первый секретарь партии находился в СССР, премьер-министр опубликовал в статью в издании «Свободный Народ», где раскритиковал М. Ракоши и заявил, что «в прошлом совершались скорее преступления, нежели ошибки». Вернувшийся в Будапешт Ракоши смог сплотить вокруг себя большую часть Политического Комитета партии и отправить в ЦК КПСС послание, где выражалось опасение угрозы торжества правых сил в Венгрии. На этой фазе противостояния Президиум ЦК КПСС поддержал сторонников Ракоши, осудив на совещании с венгерской делегацией в январе 1955 г. взгляды И. Надя как «антипартийные». На совещании 2-4 марта 1955 г. было объявлено о корректировке курса, предпринятого после Июньской резолюции; любая позиция И. Надя по каждому из политических вопросов подверглась осуждению. «Мартовский поворот» фактически закрепил за М. Ракоши доминирующие позиции, блокируя любую реформу политических институтов. Особую роль в смещении И. Надя, по мнению Т. Мераи, сыграла Москва. Он считает, что Н. Хрущев, Н. Булганин и А. Микоян договорились о совместных действиях против Г. Маленкова, который после устраненного Л. Берия считался главным покровителем И. Надя. Г. Маленков, предвидя, что И. Надя собираются обвинить в чрезмерной либерализации, сам выступил с резкой критикой курса венгерского правительства[66]. 14 апреля 1955 г. руководство ВПТ приняло решение об отставке И. Надя со всех занимаемых постов (3 декабря 1955 г. он был исключен из партии). Свою роль играло и то, что советский посол в ВНР Ю. Андропов долго поддерживал М. Ракоши и внушал своему начальству на Смоленской площади мысль, что любые резкие перемены в венгерском руководстве, поддержка Я. Кадара и уж тем более И. Надя является угрозой для стабильности в Венгрии[67].
Положение властей усугублялось тем, что рос внешний долг Венгрии. В связи с этим усилия правительства были направлены на ограничения зарплат и доходов и населения и на увеличение объемов квот на сельскохозяйственную продукцию. Кабинет А. Хедегюша не предусматривал мер по улучшению структуры производства, его интенсификации, надеясь приобрести необходимые ресурсы путем повышения сельскохозяйственного и промышленного экспорта, уменьшения импорта мелких потребительских товаров и ограничения потребления[68].
По-видимому, как полагает Л. Ижак, М. Ракоши и его сторонники рассчитывали на ухудшение международной обстановки, что побудило бы социалистические страны к возвращению на прежний путь и во внутренней политике. Однако эти надежды не имели в данный период никаких оснований. Напротив, значительное психологическое воздействие (обратное ожиданиям сталинистов) имел договор 15 мая 1955 г. Советского Союза, Соединенных Штатов, Великобритании и Франции с Австрией и последующий вывод из соседнего государства советских войск. 26 мая 1955 г. советская партийно-правительственная делегация посетила Югославию с тем, чтобы нормализовать отношения с этой страной. В связи с этим венгерское руководство также было вынуждено искать пути улучшения отношений с Белградом, а для этого ему пришлось реабилитировать многих осужденных за связи с Югославией после 1948 г. Однако М. Ракоши не имел в себе силы открыто признать, что Л. Райк, с процесса против которого и раскрутился «маховик» репрессий, был осужден незаконно. М. Ракоши дал понять, что даже если имело место нарушения законности во время процесса над Л. Райком, он все же был повинен или во всяком случае замешан в других преступлениях. Подобное «маневрирование» лишь усиливало напряженность внутри партии, тем более что интеллектуальная элита, привыкшая к более свободной атмосфере во время премьерства И. Надя, не была удовлетворена подобными формальными объяснениями искажений в политике руководства партии[69].
М. Ракоши не смог должным образом отреагировать на ΧΧ съезд КПСС, который оказал глубокое влияние на оживление венгерского общества. Со временем, однако, стало понятно, что смещения М. Ракоши не избежать, и Москва дала добро на перестановки в руководстве Венгрии. Большую роль в их организации сыграл А. Микоян, находившийся в июле 1956 г. в Венгрии[70]. Новым председателем венгерского правительства был избран Андраш Хегедюш; его первым заместителем стал Э. Гере. При одобрении советского руководства на совещании ВТП 18-21 июля 1956 г. М. Ракоши был уволен с поста первого секретаря (этот пост занял Э. Гере) и выведен из состава Политического Комитета; вскоре он вместе с женой покинул страну, поселившись на правительственной даче под Москвой. Однако даже обновленный Политический Комитет состоял по сути из старых людей; он не был способен провести давно назревшие реформы.
Глава 2. Начало восстания 1956 г. и политика СССР по отношению
к Венгрии 23 – 31 октября 1956 гг.
Осенью 1956 г. активизировалась политическая оппозиция. Возросла роль общественных организаций – Кружка имени Петефи, Ассоциации венгерских писателей, а также образованного 16 октября Союза Ассоциаций венгерских университетов и колледжей. Последний выдвинул ряд требований, среди которых было возвращение И. Надя (который 13 октября 1956 г. был восстановлен в ВПТ) на пост премьер-министра, проведение многопартийных выборов, пересмотр сельскохозяйственной политики и вывод советских войск из Венгрии[71]. 22 октября студенты венгерских университетов провели первые митинги.
Революционные настроения проникли в официальную печать. 23 октября, например, вышла статья «Новый весенний смотр войскам» в газете «Сабад Неп». Она, в частности, требовала вернуть празднование 15 марта как дня начала венгерской революции 1848 г. Культ революции 1848-1849 гг. широко почитался в стране в период коалиционного правления (1945-1948), что не в последнюю очередь было связано с усилением за годы второй мировой войны антинемецких настроений среди венгров. С установлением в Венгрии к концу 1940-х годов однопартийного режима официальное отношение к революции 1848-1849 гг. заметно изменилась, что выразилось в отмене с 1951 г. национального праздника 15 марта (с 1950 г. государственными праздниками стали 4 апреля, день освобождения Венгрии советскими войсками от фашизма, и 7 ноября). Попытка предать забвению революционные события середины XIX века были обусловлены тем, что подавлением венгерской революции в 1849 г. занималась русская армия под руководством генерал-фельдмаршала И. Паскевича, что, по мнению коммунистических идеологов, бросало тень на восточного соседа. Так что в какой-то мере уже это свидетельствовало о намерении части венгров сменить внешнеполитические ориентиры ВНР[72].
В канун венгерского восстания посол СССР в ВНР Ю. Андропов отправил в МИД СССР телеграмму, наполненную зловещими для советского правительства сведениями. В то время как Э. Гере и Я. Кадар в составе венгерской партийно-правительственной делегации находились в Югославии с 15 по 22 октября 1956 г., в Венгрии имело место распространение антисоветских настроений среди молодежи. Она требовала вывода советских войск из Венгрии, протестовала против преподавания русского языка и продажи Советскому Союзу урана. Посол рассказывал о создании новых студенческих организаций, которые выдвигали радикальные для руководства ВПТ требования. Также Ю. Андропов предполагал, что оппозиционеры готовятся перевести борьбу на улицы; помимо этого, он констатировал рост оппозиционных настроений в армии и среди рабочих. Секретарь ЦК ВПТ Ач признал, что «Политбюро в данное время по существу не имеет возможности сколько-нибудь серьезно влиять на положение дел в партии и стране, в то время как Надь Имре и оппозиция приобретают все больших авторитет в массах». По утверждению Ача, вся пресса находилась под контролем оппозиции. На вопрос Ю. Андропова о том, что намерено предпринять Политибюро для того, чтобы взять ситуацию в стране под свой контроль, Ач отвечал, что «это представляется ему неясным». Иными словами, венгерское руководство находилось в растерянности. Советский посол подчеркивает, что «в создавшейся обстановке венгерские товарищи вряд ли смогут сами начать действовать решительно и смело без помощи им в этом деле»; также он предлагает выступить с поддержкой ВПТ не только КПСС, но и другим коммунистическим партиям соцлагеря[73].
Действия в Венгрии развивались под влиянием событий в Польше, которая с лета 1956 г. находилась в состоянии политического кризиса. Большой резонанс имела речь лидера Польской Объединенной Рабочей Партии В. Гомулки от 20 октября 1956 г., где он признавал ошибки польского руководства и обещал осуществить ряд мер, которые знаменовали бы начало «польского пути» к социализму и демократизации[74]. 23 октября было выбрано Союзом писателей Венгрии днем возложения цветов к подножию памятника герою венгерской революции 1848-1849 гг. поляку Юзефу Бему в знак солидарности двух народов. 23 октября студенты Будапештского политехнического института также решили провести митинг солидарности с жителями польской Познани, где в это время шли народные выступления. Уже когда начались разрозненные манифестации, венгерское МВД тщетно пыталось с помощью своих распоряжений взять ситуацию под свой контроль. При это его действия были крайне непоследовательны, что демонстрировало растерянность венгерских органов правопорядка. Сначала, чуть ранее часа дня 23 октября, министр внутренних дел Л. Пирош запретил все митинги и демонстрации[75]. Примерно через полтора часа этот запрет был отменен[76]. Решение о запрете демонстрации было принято под давлением на Политбюро ВПТ многочисленных делегаций от общественных организаций, а также из-за позиции главы полицейского управления Будапешта Ш. Копачи, который принял решение не стрелять в демонстрантов. Правительство, проведя экстренное заседание, стало говорить о необходимости замены руководства в передовых периодических изданиях и венгерском радио, однако время было упущено, и эти решения не были исполнены[77].
23 октября 1956 г. в 3 часа дня началась демонстрация, в которой приняли участие около тысячи человек. В их числе были студенты и представители интеллигенции с настроениями вполне миролюбивыми. Затем к демонстрантам присоединились более радикально настроенные люди. Они требовали восстановления старой венгерской национальной эмблемы, старого венгерского национального праздника вместо Дня освобождения от фашизма, отмены военного обучения и уроков русского языка. Также были выдвинуты требования проведения свободных выборов, создания правительства во главе с И. Надем и вывода советских войск из Венгрии. Настроение демонстрантов теперь отражали следующие лозунги: «Гере в Дунай! Имре Надя в правительство!»; «Эта страна – венгерская страна, все русские идите домой!» В 8 часов вечера радио передало речь Э. Гере, где он осудил происходящее как «националистическую демонстрацию». Вскоре митингующие опрокинули статую Сталина, а затем, после того как охрана венгерского радио из органов госбезопасности открыла огонь по пытавшимся прорваться внутрь демонстрантам, приступили к осаде Дома радио. Началось вооруженное восстание[78].
Ночью 23 октября 1956 года руководством ВПТ было принято решение назначить председателем правительства Имре Надя. На этом же совещании восстание было заклеймено как дело рук «контрреволюционных элементов» и было решено обратиться за помощью к Советскому Союзу в его подавлении. Э. Гере попросил помощи у советского посла Ю. Андропова, который обратился к генерал-лейтенанту П. Лащенко, командующему особым советским воинским соединением в Секешфехерваре. Последний отверг план введения частей в Будапешт, поскольку мог подчиняться только приказаниям из Москвы. Тогда при содействии Ю. Андропова с Э. Гере связался Н. Хрущев, который уведомил первого секретаря ВПТ в согласии удовлетворить просьбу венгерской стороны при ее письменном подтверждении венгерским Советом Министров (данный документ был подписан А. Хегедюшем задним числом 28 октября, в то время как Будапешт был занят советскими войсками уже на рассвете 24 октября)[79]. Всего к 23.00 23 октября по боевой тревоге было поднято пять дивизий советских войск в составе: людей – 31550, танков и САУ – 1130, орудий и минометов – 615, зенитных орудий – 185, бронетранспортеров – 380, автомашин – 3930. Одновременно приведена в боевую готовность авиация – одна ИАД (истребительная авиадивизия) и одна БАД (бомбардировочная авиадивизия) в Венгрии и одна ИАД и одна БАД Прикарпатского военного округа, всего – истребителей – 159 и бомбардировщиков – 122. Войскам, поднятым по боевой тревоге, поставлены следующие задачи: особому корпусу – главными силами корпуса войти в Будапешт, захватить важнейшие объекты города и восстановить в нем порядок, частью сил прикрыться со стороны австро-венгерской границы; стрелковому корпусу ПрикВО войти на территорию Венгрии и занять восточную Венгрию с городами Дебрецен, Ясберень и Сольнок; механизированной дивизии ОМА (отдельной механизированной армии) занять южную Венгрию с городами Сегед и Кечкемет[80].
В самом советском руководстве не было единого мнения о том, какие действия необходимо предпринять, о чем свидетельствует протокольная запись заседания Политбюро ЦК КПСС от 23 октября. На нем обсуждалось положение в Будапеште и в Венгрии в целом. Г. Жуков, Н. Хрущев, Н. Булганин, В. Молотов, Л. Каганович, М. Первухин, М. Суслов, А. Сабуров, Д. Шепилов, А. Кириченко выступили за ввод войск в Венгрию. А. Микоян высказал сомнение относительно целесообразности ввода войск. Было решено направить в Будапешт А. Микояна и М. Суслова[81].
Когда они прибыли в Будапешт, они встретились с министром обороны И. Батой и министром внутренних дел Л. Пирошем, а затем с руководством ВПТ. Советские делегаты «прибыли в сопровождении танков в виду того, что в Будапеште шла в это время перестрелка и имели место жертвы с обеих сторон, в том числе и со стороны советских солдат и офицеров». Обстановка в Будапеште (особенно в Пеште) была тревожной, но в целом советские войска контролировали ситуацию, тем более что действия повстанцев были разрозненны и несогласованны: «Больше стреляли наши, на одиночные выстрелы наши отвечали залпами». Однако, как замечал Э. Гере в беседе по телефону с М. Сусловым и А. Микояном, прибытие советских войск в определенной степени ухудшило ситуацию, поскольку оно отрицательно сказалось на настроении жителей. Встреча А. Микояна и М. Суслова с министром обороны И. Батой и министром внутренних дел Л. Пирошем состоялась в министерстве обороны. Показательно, что именно здесь расположился полевой штаб советских войск. В телеграмме передавалось мнение А. Микояна и М. Суслова, что руководители венгерского государства «преувеличивают силы противника и недооценивают собственные силы». Будущее, однако, показало, что руководство ВПТ свои силы оценивали как раз верно, и только советские войска позволяли им хоть как-то удерживаться на плаву. Потому и неудивительно свидетельство советских делегатов о том, что «что все члены ЦК, с которыми мы встретились, хорошо и дружески отнеслись к нашему появлению в такое время». После этого совещания последовал запрет на несанкционированные митинги и собрания, введен комендантский час. Были введены военные суды. Общественный транспорт был остановлен, перестали выходить газеты[82].
В то же время следует отметить, что присутствие советских войск не означало никаких карательных мер со стороны Советской Армии по отношению к венгерским гражданам. Надо иметь в виду, что, поскольку некоторое время Москва рассматривала И. Надя как руководителя легитимного правительства, она считалась с его требованиями, которые заключались в том, «чтобы больше использовать венгерские воинские части, милицию, части госбезопасности с тем, чтобы облегчить бремя советских войск и подчеркнуть роль самих венгров в ликвидации беспорядков»[83]. То, что венгерская армия была настроена к повстанцам либо пассивно, либо сочувственно, некоторое время не принималось во внимание И. Надем, а затем и было использовано им после начала конфронтации с советскими войсками. К тому же, после того как правительство возглавил И. Надь, нельзя сказать, что к повстанцам, хранящим оружие, применялись жесткие санкции. И. Надь объявил, что «все те, кто в интересах предотвращения дальнейшего кровопролития сегодня до 14 часов прекратит борьбу и сложит оружие, не предстанут перед чрезвычайным судом»[84]. Однако поскольку основная масса повстанцев не сложила оружие, власти в тот же день и в последующие дни неоднократно продлевали срок действия этого ультимативного требования. Когда 28 октября правительство И. Надя признало вооруженное выступление справедливым, вопрос о привлечении повстанцев к ответственности отпал сам собой.
Происходящее в Венгрии не могло не встревожить лидеров стран «народной демократии», поскольку они осознавали, что на месте руководства ВПТ могут впоследствии оказаться они сами. Поэтому они поддержали действия Советского Союза после совместного совещания в Москве 24 октября. Правда, записка А. Новотного об этом совещании свидетельствует о том, что руководящие лица социалистических партий, КПСС в том числе, были уверены в том, что конфликт еще можно разрешить без применения военных акций; присутствие Советской Армии рассматривалось лишь как необходимое условие для сохранения власти ВПТ, дабы дать ей возможность не быть свергнутой и водворить порядок силами венгерских внутренних органов[85].
После известий о происходящем в Будапеште, народные массы начали организовываться. Люди вышли на демонстрации и марши сначала в провинциальных городах, а затем в небольших городских поселках и деревнях. Были образованы местные комитеты, которые впоследствии образовывали контроль на местах; на фабриках начали организовываться рабочие советы. Сотрудники госбезопасности начали организовывать провокации и стрельбу по демонстрантам. Это усиливало напряженность в обществе, которое требовало роспуска Управления госбезопасности. Во многих местах толпа, разгневанная стрельбой, подвергла самосуду несколько офицеров госбезопасности[86].
Представители Президиума ЦК КПСС пришли к осознанию того, что необходимы перемены в ВПТ. Для венгерских коммунистов речь уже шла не только о нахождении у власти определенных людей, но и об угрозе краха социалистического устройства государства. Многие из них признавали в целом народный гнев справедливым, но принявшим деструктивные формы. Это ощущение четко передается в выступлении Я. Кадара по радио 24 октября 1956 г.: «Начавшаяся с правильных и приемлемых требований манифестация студенческой молодежи стремительно переросла в демонстрацию против нашего народно-демократического строя, и под прикрытием этого было предпринято вооруженное выступление. Нельзя без негодования говорить об этом нападении, которое совершили на столицу нашей родины контрреволюционные, реакционные элементы, выступившие против нашего народно-демократического строя, против власти рабочего класса». В то же время защищать этот строй было уже некому. Несмотря на заявление Я. Кадара о том, что «борьбу ведут в первую очередь самые преданные части Народной Армии, <…> сражающие при поддержке наших братьев и союзников, советских солдат», именно эта «поддержка» была единственной опорой венгерских коммунистов[87]. Большинство дислоцированных в Будапеште частей Венгерской Народной Армии (около 6500 чел. на 24 октября), а также полиция проявили пассивность в отношении восставших; немало солдат и офицеров армии, сотрудников полиции перешли на сторону повстанцев. Готовность с оружием в руках защищать устои режима в дни восстания проявили войска госбезопасности (около 1700 чел.), и многие члены Союза партизан – общественной организации, объединившей участников подпольного антифашистского движения в годы второй мировой войны, в основном коммунистов[88].
С Я. Кадаром были, однако, солидарны не все члены ВПТ. Два видных члена партии, Ф. Донат и Г. Лошоци, активные сторонники И. Надя, обратились к ЦР ВПТ с просьбой освободить их от членства в руководящих органах организации. Их письмо было написано в знак протеста против того, что пленум ЦР оценил события в Венгрии как контрреволюционный путч и оставил Э. Гере на посту первого секретаря ЦР. Они заявляли следующее: «нужно порвать с той политикой, которая во многих отношениях проявляла глухоту и равнодушие к национальному самосознанию. Венгерские трудящиеся массы чувствовали себя оскорбленными с своем национальном достоинстве из-за того, что в строительстве социализма мы рабски копировали пример Советского Союза, оставляя без внимания – не только в хозяйственном и политическом укладе, но и в таких вопросах, как, например, герб, униформа и т. д. – условия нашей страны, дух и традиции народа. Мы никак не проявили публично своего недоумения в связи с тем, что по отношению к венгерскому национальному меньшинству, проживающему в некоторых соседних странах, принимаются меры, несовместимые с духом ленинского пролетарского интернационализма»[89]. Письмо Ф. Доната и Г. Лошонци означало глубокий раскол среди социалистов Венгрии и было особенно обескураживающим для руководства СССР, которого едва ли не открыто обвиняли в попрании прав венгерского народа два руководителя ВПТ.
Пытаясь преодолеть этот раскол, 25 октября 1956 г. А. Микоян, М. Суслов, И. Надь организовали замену Э. Гере Я. Кадаром на посту первого секретаря центрального руководства Венгерской рабочей партии[90]. Я. Кадар, должен был олицетворять преодоление в коммунистическом движении наследия И. Сталина и М. Ракоши, поскольку сам он не так давно, в 1951 г. по сфабрикованному обвинению был осужден к пожизненному заключению и был освобожден только в 1956 г. Ореол мученика вокруг личности Я. Кадара не мог затмить даже тот факт, что он, будучи в 1948 – 1950 гг. министром внутренних дел Венгрии, участвовал в организации процесса над главой МИДа Л. Райком, тогда – второго человека после М. Ракоши в партии. По иронии судьбы, если Л. Райка в 1949 г. объявили югославским шпионом, то в 1951 г. самого Я. Кадара обвинили в «титотизме»[91].
При посредничестве комиссара полиции Будапешта Ш. Копачи правительство повело переговоры с демонстрантами. Произошли перестановки в правительстве (которое стало менять свой состав почти каждый день) – теперь в него вошли коммунисты, не скомпрометировавшие себя противоправными деяниями в более ранние годы (А. Денеш, Д. Лукач, А. Бабич), а также бывшие лидеры Партии независимых мелких владельцев (З. Тилди, Б. Ковач)[92].
Ситуацию, однако, осложняло то, что И. Надь, желая с одной стороны восстановления спокойствия в Будапеште, одновременно дистанцировался от СССР. В своем выступлении по радио 25 октября 1956 г. он заявил, что «венгерское правительство выступит с инициативой проведения переговоров об отношениях между Венгерской Народной Республикой и Советским Союзом, в частности о выводе советских войск, находящихся на территории Венгрии <…>. Те советские части, вмешательство которых в борьбу было необходимо, исходя из жизненных интересов нашего социалистического строя, с восстановлением спокойствия и порядка будут немедленно отозваны»[93]. Это вело к двум негативным последствиям. С одной стороны, советские войска были единственной силой, способной быстро оказать помощь в наведении порядка, но заявление И. Надя усиливало недоверие советского руководства, безусловно желавшего сохранить свое влияние в Венгрии. С другой стороны, одно присутствие советских танков и солдат вело к усилению недовольства. М. Суслов и А. Микоян прямо говорили на встрече с руководством ВПТ о недопустимости подобных заявлений. Позиция СССР была проста: «никак нельзя ставить вопрос о выводе советских войск из Венгрии потому, что это будет означать приход войск американских»[94].
И в тот же день, когда И. Надь заявил о необходимости в дальнейшем вывести советские войска, он просит у М. Суслова и А. Микояна увеличить их численность в Будапеште. Таким образом, правительство И. Надя не было способно контролировать ситуацию в столице, не говоря уже о провинции. Как сообщали советские представители, «в городе не стихает перестрелка, причем советские войска стреляют из пулеметов, ППШ и нередко из пушек танков в ответ на одиночные выстрелы с крыш домов и верхних этажей». Они докладывали также об осложнении ситуации в Мишкольце, Сегеде и Пече, где не стихали антисоветские лозунги демонстрантов[95]. Очевидно, что радиовыступление И. Надя вкупе с невозможностью на данный момент сдержать данное премьером обещание лишь подливало масло в огонь.
Другим спорным вопросом оставалась проблема включение некоммунистов в состав правительства, которое требовали от руководства ВНР разные делегации. А. Микоян отмечал, что оба пути – отклонение этого требования и сохранение однопартийного правительства при поддержке советского оружия или включение беспартийных или инопартийных в состав Совета Министров, могли иметь негативные последствия. Можно было решиться на первое, но в таком случае, отмечал А. Микоян, венгерское руководство потеряет всякое доверие местного населения, и будут новые жертвы. Поэтому оно избирает второй путь: «вовлечь в состав правительства несколько видных демократов, сторонников народной демократии <…>, – 5-6 человек из 20-22 членов правительства». Телефонограмма А. Микояна, однако, отражает тот факт, что он пребывал в неведении относительно реальных изменений в составе правительства, которые были на деле радикальнее, чем он думал. Тем не менее даже в представлявшихся А. Микояну скромных масштабах представительство некоммунистических сил было для Москвы крайне нежелательно. Он высказал свои опасения И. Надю, предупредив премьер-министра ВНР о том, что «этот путь привлечения буржуазных партий – путь скользкий, надо быть осторожными, иначе можно скатиться вниз и потерять уважение масс». По тону документа видно, что А. Микоян раздражен тем, что «об изменениях в правительстве мы узнали не от руководства» и что венгры «хотели, приняв окончательное решение, поставить нас в известность о нем, когда это решение будет уже опубликовано»[96].
Под настоянием М. Суслова и А. Микояна была установлена договоренность с венгерским руководством о том, что И. Надь и Я. Кадар обещали не включать в предстоящее обращение партии и правительства какого-либо обещания о выводе советских войск из Венгрии. Советские делегаты предупредили венгерское руководство о том, что никаких дальнейших уступок быть не может, иначе это приведет к падению власти. Однако А. Микоян и М. Суслов нашли допустимым в сложившихся условиях привлечение в правительство Венгрии «мелкобуржуазных» демократических влиятельных общественных деятелей для расширения его общественной поддержки. При этом было особо подчеркнута недопустимость ситуации, при которой в Дебрецене или в Мишкольце могут появиться разные «капитулянтские правительства». Было решено, что в случае их возникновения нужно бороться с ними не только с помощью политических, но и военных мер[97].
Поскольку движение по либерализации политического режима в Венгрии развивалось стремительно и непредсказуемо, Политический Комитет ВПТ – в присутствии А. Микояна и М. Суслова – обсуждали план, предложенный Я. Кадаром. Суть плана состояла в радикальном изменении отношения к «контрреволюции», которое предусматривало такие меры как прекращение огня, вывод советских войск из Будапешта, роспуск Администрации госбезопасности. Комитет одобрил публикацию в газете «Свободный Народ» («Сабад Неп») от 28 октября передовицы под заголовком «В соответствии с правдой», которая знаменовала сдвиг в официальной политике. В ней, в частности, говорилось: «Мы должны наконец-то понять, что в нашей стране развилось национально-демократическое движение, охватывающее и объединяющее всех наших людей, движение, загнанное вглубь абсолютизмом недавних лет, но разгоревшееся при первом ветерке свободы в последние месяцы. Это движение выразило требование рабочих стать реальными хозяевами на предприятиях. В этом движении выражено человеческое требование крестьян <…> жить своей частной или кооперативной жизнью в соответствии с их волей. Это движение было усилено борьбой коммунистических и беспартийных интеллектуалов за свободу творчества и за моральную чистоту нашей системы»[98].
Но документы свидетельствуют о том, что советское правительство, видя безуспешность либерализации «сверху» и осознавая продолжавшееся усиление революционных (в терминологии коммунистов – контрреволюционных) настроений «снизу» постепенно начинает склоняться к силовому решению вопроса. Так, на заседании Президиума 26 октября, его члены единогласно высказывались в том духе, что А. Микоян занял в Венгрии недостаточно твердую позицию, ошибается в намерениях И. Надя, и, как выразился Н. Булганин, «не помогает венгерским руководителям покончить с двойственностью». На заседании была запланирована поездка В. Молотова, Г. Жукова и Г. Маленкова в Венгрию, однако она не состоялась ввиду стремительного и непредсказуемого развития событий. Помимо этого, было принято решение об отправке венгров-слушателей Высшей Политической Школы на родину (по просьбе венгерского посла в СССР) после проведения предварительной инструкции. Таким образом, этот «десант по борьбе с контрреволюцией» должен был поддержать решительность венгерских товарищей в их борьбе с повстанцами[99].
На заседании Президиума 28 октября руководство Советского Союза вновь проявило единство в вопросе о необходимости действовать в Венгрии более решительно. Однако пока еще предлагались разные возможности разрешения «венгерской проблемы». Была еще надежда «удержать это правительство», укрепить его власть в провинции при решительном подавлении вооруженных сил повстанцев. Было решено также, что необходимы обращения к ВПТ от «братских партий» Китая, Болгарии, Польши, Чехословакии, Югославии[100]. Представляется, что Москва пыталась реализовать «польский сценарий», когда руководство СССР смирилось с приходом к власти «оппортуниста» В. Гомулки, который оказался в конце концов вполне приемлемой для Кремля фигурой.
Большая часть членов Президиума ЦК КПСС высказались за оказание поддержки правительству даже после доклада М. Суслова, который познакомил своих коллег с декларацией И. Надя от 28 октября 1956 г. Эта декларация была куда радикальнее радиовыступления И. Надя тремя днями ранее, поскольку помимо намерения начать с СССР переговоры о выводе советских войск из Будапешта, а затем – из Венгрии, в ней осуждалась прежняя оценка восстания как контрреволюции – оно было признано «широким национально-освободительным движением». Более того, И. Надь заявлял о том, что «Никто не может быть подвергнут каким-либо преследованиям за участие в вооруженной борьбе»[101]. Вполне возможно, что М. Суслов предложил поддержать правительство, будучи заверенным Я. Кадаром в том, что последнему удалось договориться о снятии формулировки «национально-демократическое движение» и отложить вопрос о судьбе органов госбезопасности, несмотря на то, что на самом деле Я. Кадару не удалось решить эти вопросы в свою пользу. Н. Хрущев подчеркнул, что признание правительства после опубликования декларации может быть политически выгодно, поскольку вывод советских войск из Будапешта улучшил бы репутацию СССР, особенно на фоне Англии и Франции, которые готовились принять участие в военных действиях против Египта. Идти на такой шаг было большим риском, поскольку вывод советских войск из Будапешта неизбежно ставил бы вопрос о выводе войск из Венгрии, а в перспективе ставил бы вопрос о советском военном присутствии в других странах социалистического лагеря.
По итогам заседания было решено вывести советские войска из Будапешта, принять с оговорками декларацию И. Надя, содействовать подготовке обращения партий социалистического лагеря к венгерским коммунистам, а также эвакуировать в Москву А. Хегедюша, Э. Гере, Л. Пироша и И. Бата, которые в изменившихся политических реалиях были теперь неуместны в руководстве Венгрии[102].
По иронии судьбы, именно в этот день, когда советское руководство было настроено к компромиссам, оно получило текст обращения Совета Министров ВНР к Советскому правительству с просьбой об оказании военной помощи. У этого важнейшего документа, который стал главным юридическим основанием для пребывания советских войск на территории Венгрии и подавления «контрреволюции», довольно необычная судьба. Обращение было подписано задним числом, 24 октября 1956 г. бывшим премьером А. Хегедюшем, то есть само по себе было нелегитимным. Несомненно, конечно, что правительство Хегедюша просило до этого Москву «прислать на помощь советские войска в Будапешт для ликвидации возникших в Будапеште беспорядков, для быстрого восстановления порядка и создания условий для мирного, созидательного труда», вот только в силу стихийности и молниеносности событий в Будапеште сначала не решилось, а потом и не успело сделать официальный запрос[103]. Уже вечером 24 октября председателем правительства стал И. Надь. По воспоминаниям А. Хегедюша, в дни венгерских событий с просьбой подписать данное письмо Ю. Андропов неоднократно обращался к И. Надю (поскольку А. Хегедюш уже с начала демонстраций не считал себя вправе подписывать документ такой важности, предоставляя этот вопрос своему преемнику); И. Надь отказывался это сделать, поскольку в момент, когда на заседании Политбюро ЦР ВПТ встал вопрос о помощи советских войск в наведении порядка в Будапеште (поздним вечером 23 октября), он еще не был председателем Совета Министров; затем, дав народу обещание договориться о выводе советских войск, он тем более не хотел подписывать обращение. Письмо задним числом согласился подписать А. Хегедюш, называющий в качестве даты подписания 26 октября[104]. Телеграмма советского посла с обращением правительства Венгрии была датирована 28 октября, а получена, расшифрована и разослана компетентным лицам только утром 29 октября[105].
28 октября 1956 г. И. Надь после консультаций с советским посольством объявил о прекращении огня. По радио он уверил страну о начале переговоров относительно вывода советских войск из Будапешта, предстоящем роспуске Администрации госбезопасности, передачи функций по поддержанию законности и порядка полиции Будапешта, которая в целом симпатизировала восставшим, армии, а также революционным отрядом, которые предлагалось включить в состав революционных подразделений. Ожидалось решение относительно возвращения старого национального герба – герба Кошута. Было обещано увеличить зарплаты и пенсии. Ведущие организации Венгерской партии трудящихся были распущены; был создан коллективный руководящий орган партии, который возглавил Я. Кадар. Однако действия И. Надя, отказ от преследования и осуждения повстанцев по сути только радикализировали население. Поскольку войска СССР не могли быть выведены немедленно, популярность премьера падала. О степени нарастании хаоса в Венгрии свидетельствовало донесение И. Серова, приложенное к телеграмме А. Микояна и М. Суслова. Глава КГБ сообщал следующее: 1. С частью повстанцев удалось договориться о сдаче оружия. Однако в это же время было зафиксировано несколько мелких вооруженных групп, прибывших в Будапешт из других городов. 2. В ряде городов населением освобождены тюрьмы с заключенными, в том числе и уголовниками, общим количеством свыше 8000 человек. Часть освобожденных вооружена за счет оружия, отобранного у охраны. 3. Население резко возбуждено против коммунистов и сотрудников госбезопасности. В некоторых случаях дело доходило до стихийной расправы над ними. 4. В связи с решением правительства об упразднении органов госбезопасности среди оперативного состава настроение резко упало и агентурная работа по выявлению организаторов выступления прекратилась. Работники полиции заявляли, что в госбезопасности работали предатели и протестовали против того, что работники ГБ стали носить полицейскую форму. Началось бегство бывших сотрудников ГБ из Венгрии[106]. После объявления о роспуске органов госбезопасности многие сотрудники венгерского УГБ нашли убежище в расположении советских войск и в дальнейшем, 4 ноября, активно включились в операцию по «наведении порядка» в Венгрии. В этот же день безоружной группе студентов и писателей удалось захватить охраняемую редакцию газеты ВПТ и, более того, начать здесь выпуск собственной газеты под названием «Независимая Венгрия», что тоже красноречиво свидетельствует о способности правительства И. Надя удержать контроль над ситуацией[107].
30 октября 1956 г. советские войска начали выводиться из Будапешта. Под руководством Б. Кирая и Ш. Копачи начала свое формирование Национальная Гвардия, целью которой было восстановление порядка. Из тюрем было выпущено большинство политзаключенных (наряду со многими уголовниками). Был также освобожден архиепископ Эстергомский Й. Миндсенти. Роспуск Администрации госбезопасности (УГБ) не остановило волну ненависти народа, которая обрушилась на главный штаб ВПТ на площади Республики. Во время осады здания погибли многие его защитники, включая секретаря партии, сторонника И. Надя И. Мезе. До сих пор не вполне ясно, была ли эта демонстрация народного гнева, или побоище перед горкомом было инспирировано провокацией сотрудников УГБ либо антикоммунистических подпольных организаций. Однако число нападений на коммунистов, советских солдат и офицеров, сотрудников госбезопасности и их убийств резко выросло, что впоследствии использовалось как оправдание подавления «контрреволюции» советскими войсками[108].
30 октября 1956 г. И. Надь сделал радикальное для венгерской политической системы заявление о необходимости ликвидации однопартийной системы. Правительство объявило, что намеревается создать новое военное соединение, включающее революционеров, ликвидировать систему обязательных квот, налагаемых на крестьян, начать переговоры относительно полного вывода советских войск из Венгрии и приступить к подготовке свободных выборов[109].
Вместе с тем советское руководство пока не собиралось выводить войска из самой Венгрии, что выглядит логичным, учитывая нестабильность обстановки в стране. По данным венгерского правительства, контингент советских военнослужащих только увеличивался. В связи с этим министр иностранных дел ВНР И. Хорват был направлен И. Надем в советское посольство с целью выяснить, действительно ли советские войска в большом количестве вводятся на венгерскую территорию и с какой целью это делается. Ю. Андропов отказался ответить на этот вопрос, сославшись на свою неосведомленность[110]. Вероятно, Ю. Андропов действительно не мог дать определенного ответа, поскольку, как свидетельствуют документы, в Москве решение о военном подавлении восстания возникло несколько позже, хотя очевидно, что его вероятность была высока еще 23 октября.
О том, что советское руководство было пока готово к компромиссам, свидетельствовала его декларация от 30 ноября 1956 г. Она была принята на заседании Президиума ЦК КПСС и в ней говорилось об основах развития и дальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между Советским Союзом и другими социалистическими государствами. Присутствие советских войск на территории ряда стран соцлагеря, в том числе и в Венгрии, обосновывалось действием международных договоров: «Известно, что в соответствии с Варшавским договором и правительственными соглашениями советские части находятся в Венгерской и Румынской республиках. В Польской республике советские воинские части находятся на основании Потсдамского соглашения четырех держав и Варшавского договора. В других странах народной демократии советских воинских частей нет». Правительство СССР декларировало готовность приступить к переговорам о выводе своих войск: «В целях обеспечения взаимной безопасности социалистических стран Советское Правительство готово рассмотреть с другими социалистическими странами – участниками Варшавского договора – вопрос о советских войсках, находящихся на территориях указанных выше стран». Присутствие Советской Армии на территории Будапешта объяснялось просьбой венгерского правительства (ушедшего, как мы помним, к этому времени в отставку и оформив свою просьбу задним числом): «По просьбе Венгерского народного правительства Советское Правительство дало согласие на ввод в Будапешт советских воинских частей для того, чтобы помочь Венгерской Народной Армии и венгерским органам власти навести порядок в городе». Но поскольку с вводом войск в столицу ВНР недовольство венгерских граждан продолжало расти, «Советское Правительство дало своему военному командованию вывести советские воинские части из города Будапешта, как только это будет признано необходимым Венгерским правительством».
Целью декларации, несомненно, было стремление возродить доверие «стран народной демократии» и их граждан к Советскому Союзу, убедить их в том, что СССР строит свои отношения с союзными государствами на основе равноправия. Поэтому руководители СССР решились сделать достаточно радикальное заявление о готовности ограничить или свести на нет советское военное присутствие в странах Варшавского Договора: «Советское Правительство готово вступить в соответствующие переговоры с правительством Венгерской Народной Республики и другими участниками Варшавского договора по вопросу о пребывании советских войск на территории Венгрии»[111].
Однако ситуация продолжала только ухудшаться. Венгерская партия трудящихся фактически прекратила свое существование, а действующий строй власти был практически уничтожен действиями повстанцев. А. Микоян и М. Суслов рисовали картину полного безвластия и хозяйственного коллапса: «В руководящих органах партии чувствуется беспомощность <…>. Хулиганствующие элементы обнаглели, захватывают районные партийные комитеты, убивают коммунистов. <…> Заводы стоят. <…> Железные дороги не работают <…>». Они сообщали, что повстанцам удалось захватить типографию и редакцию центральной партийной газеты и районную телефонную станцию. Восставшие практически прекратили следовать призыву венгерского правительства сдавать оружие, заявляя, что это возможно только после вывода советских войск с территории Венгрии. Венгерская армия заняла выжидательную позицию. А. Микоян и М. Суслов опасались, что «посланные против повстанцев венгерские части могут присоединиться к ним». Вместе с тем, поскольку венгерская армия пока еще не заняла открыто враждебной по отношению к советским войскам позиции, советские делегаты предлагают «дать указание министру обороны прекратить засылку войск в Венгрию, продолжая сосредоточение их на советской территории». Также они считали срочным немедленное прибытие в Венгрию И. Конева, главнокомандующего Объединенными вооруженными силами государств-участников Варшавского договора[112]. Последний, однако, прибыл уже только 4 ноября, с началом операции по подавлению венгерского восстания.
Социалистические силы Венгрии, стремительно теряющие влияние, наконец находят в себе силы преодолеть охватившую всех венгерских коммунистов апатию и объявить о своей реорганизации и ревизии политического курса. Этому способствовало как выдвижение в их среде новых лиц вместо тех, кто прочно ассоциировался с режимом М. Ракоши, так и поддержка этого обновления со стороны КПСС. 31 октября было объявлено о роспуске Венгерской рабочей партии и создании на ее основе Венгерской социалистической рабочей партии. Ее фактический лидер, Я. Кадар, заявил в своем обращении, что «новая партия раз и навсегда порвала с прегрешениями прошлого». Объявлялось одобрение «славного восстания народа», которое «стряхнуло правление Ракоши с шеи народа и страны», «достигло народной свободы и независимости страны, без которых нет и не может быть социализма». Было заявлено, что партия «будет защищать дело демократии и социализма, к реализации чего будет стремиться методом, скорее подходящим для экономических и исторических особенностей нашей страны, вместо того чтобы рабски копировать иностранные образцы»[113].
Одновременно шло организационное оформление сил, выступавших за иные пути развития Венгрии. Были учреждены или восстановлены Венгерская социал-демократическая партия, Национальная крестьянская партия (партия Петефи), Партия независимых мелких владельцев, Гражданская демократическая партия, Национальная радикальная партия, Венгерская независимая партия, Венгерская партия свободы, несколько христианских партий. Манифесты партий свидетельствуют, ни одна из них не требовала восстановления политической или социальной системы предвоенного периода. Все партии поддерживали декларацию о нейтралитете страны. Не вызывали разногласий пункты о восстановлении парламентской демократии, соблюдении гражданских прав, защите частной собственности. Ни одна из главных партий не подвергала сомнению главные достижения послевоенной эпохи, одобряя национализацию шахт, фабрик, заводов, социальные достижения земельной реформы. Ни один из законов вплоть до 1972 г. не распускал или запрещал партии, возрожденные или образованные во время революции[114].
31 октября 1956 г. И. Надь выступил с речью перед зданием парламента, где объявил о начале переговоров, направленных на выход Венгрии из ОВД и вывод советских войск из ВНР.
Но современникам и тем более их потомкам не было суждено узнать, к каким результатам приведет небывалый для стран соцлагеря всплеск политической активности. Столь быстрые изменения, угрожавшие демонтировать социалистический строй Венгрии (или значительно отдалить его от советской модели) и, главное, поставить крест на советском влиянии в стране, открыв в перспективе дорогу капиталу, а может быть и военному присутствию западных государств, непрогнозируемое, а значит, недопустимое развитие революционных процессов были неприемлемы для руководства Советского Союза, решившегося на подавление революции, естественно рассматриваемой в Кремле как контрреволюция. Свою роль в этом решении сыграли массовые расправы с коммунистами. К тому же «разгром контрреволюции» должен был показать недопустимость «венгерского сценария» в других странах Варшавского договора.
Глава 3. Переход советского руководства от поддержки правительства И. Надя
к созданию просоветского правительства Я. Кадара
31 октября 1956 г. Президиум ЦК КПСС дал свое согласие на подавление венгерского восстания военной силой. Н. Хрущев выдвинул предложение изменить принятое 30 октября решение по Венгрии. Он призвал пересмотреть оценку, данную накануне Президиумом ЦК КПСС венгерским событиям, отказаться от решения о выводе войск из Венгрии и Будапешта и «проявить инициативу в наведении порядка в Венгрии». Свое предложение первый секретарь ЦК КПСС мотивировал тем, что «если мы уйдем из Венгрии, это подбодрит американцев, англичан и французов». Члены Президиума поддержали Н. Хрущева (несмотря на некоторые колебания М. Сабурова, который высказал мысль, что подобные действия СССР могут оправдать агрессивную политику НАТО). Было принято решение о создании венгерского Временного революционного правительства, где главную роль играли бы Я. Кадар и Ф. Мюнних. Предполагаемый состав правительства обсуждался с Э. Гере, А. Хегедюшем и М. Ракоши, которые в целом его одобрили. При этом Ф. Мюнних как предполагаемый председатель правительства (Я. Кадару отводилась роль его заместителя) должен был затем обратиться к советскому правительству с просьбой о помощи в наведении в Венгрии порядка. В данной ситуации, как предлагал П. Поспелов, предполагалось оправдать действия СССР тем, что нельзя позволить задушить социализм в Венгрии. В связи с этим П. Поспелову, Л. Брежневу, Е. Фурцевой и Д. Шепилову было поручено провести пропагандистскую работу. Г. Жуков должен был разработать план военных операций советских войск в Венгрии. Для пропагандистского обеспечения запланированной акции были подготовлены документы: «Обращение Венгерского революционного рабоче-крестьянского правительства к венгерскому народу», с которым выступило правительство Кадара 4 ноября; приказ № 1 главнокомандующего Объединенными вооруженными силами государств-участников Варшавского договора маршала И. Конева, доведенный перед началом операции «Вихрь» до личного состава советских войск в Венгрии; обращение командования советских войск в Венгрии «К венгерскому народу! К венграм – солдатам и офицерам!»[115] Военный удар по Венгрии был спланирован министром обороны СССР маршалом Г. Жуковым; операция получила название «Вихрь». Командующий вооруженными силами стран Варшавского договора маршал И. Конев начал подготовку к осуществлению этого плана.
1 ноября И. Надь занял пост министра иностранных дел и сразу же встретился с Ю. Андроповым. Он выразил протест против прибытия советских воинских соединений в страну, а также информировал советского посла о решении Венгрии покинуть Варшавский Пакт и о желании обратиться к ООН и четырем великим державам с просьбой предоставления гарантий ее нейтралитета. Телеграмму соответствующего содержания И. Надь направил Генеральному Секретарю ООН Дагу Хаммаршельду, прося о рассмотрении венгерского вопроса на ближайшей сессии Генеральной Ассамблеи[116]. Также И. Надь обратился к номинальному главе Советского государства – Председателю Президиума Верховного Совета Советского Союза К. Ворошилову. Правительство ВНР потребовало немедленного вывода со всей территории Венгрии советских войск. Ссылаясь на Декларацию правительства СССР от 30 октября 1956 г., венгерское правительство просило советское руководство назначить делегацию для скорейшего начала переговоров[117]. Помимо осуществления дипломатических мер, была начала подготовка к отражению советского вторжения. Министру обороны ВНР было поручено послать связного к советскому командованию и максимально укрепить оборону столицы[118]. Вооруженный конфликт в случае советского наступления был неизбежен в любом случае, но теперь в советско-венгерских столкновениях должны были принять участие венгерские войска.
Несмотря на то, что Н. Хрущев вместе с В. Молотовым и Г. Маленковым отправился в социалистические страны для осуществление дипломатического зондажа в преддверие операции «Вихрь», у части советских руководителей по-прежнему были сомнения по вопросу о дальнейших действиях по отношению к событиям в Ве
