2015-05-10
264
Играизация же сегодня является следствием кризиса традиционной системы управления, основанной на жестком контроле поведения людей. Кризис сегодня – это кризис ресурсов манипуляции: манипуляторы исчерпали свои ресурсы, а «пиплз» требует «продолжения банкета».
Играизация знаменует собой зарождение нового, особого стиля жизни, предполагающего парадоксальное сочетание рационального и иррационального, прежде всего в потребительском поведении. Играизация становится отчётливым проявлением нового отчуждения, когда эффективная самореализация личности не возможна в реальных практиках.[29]
Общество играизационной культуры начинает восприниматься как поле символических практик: тот, кто успешно манипулирует образами или просто оказывается вовлечен в данный процесс, чаще приобретает относительно высокий социальный статус. Тот же, чьи практики ориентированы на представления о реальности общества, игнорирует роль практик игры с образами, и с большей вероятностью оказывается на нижних слоях стратификационной пирамиды.
Простота, с которой знаки и образы могут быть оторваны от своих источников и реорганизованы для представления в современных средствах массовой информации в соответствии с идеологиями господствующих институтов, составляет техническую основу не только для манипуляции подобными обособленными образами, но для создания видимости действительности.
Одновременно с этим экономика общества потребления начинает опираться на новый тип личности, ключевой особенностью которого становится склонность к потреблению как способу конструирования собственной идентичности. Идентичность требует ежедневного воспроизводства, а значит, полное удовлетворение даже основных потребностей становится невозможным. Приобретает массовые масштабы парадокс человека, который уже сыт, обладает крышей над головой, имеет все необходимые ему блага, однако продолжает трудиться, истязая себя стремлением к дальнейшему обогащению.
Следствием трансформации общественных отношений становится появление образа ненасытного потребителя, для которого потребление выступает основным содержанием его жизни. Пространство человеческих отношений ненасытного потребителя глобализируется. При этом даже универсальные формы человеческих отношений, такие как любовь и секс приобретают образы рыночных услуг, превращаясь в формы бодрийярдовских симулякров.
Люди все более соблазняются ролью зрителей, потребляющих образы своей собственной отчужденной жизни, которые односторонне представляются им господствующими институтами современного общества, основной формой социальной активности подавляющей части которого становится пассивное принятие. Ненасытный потребитель является центром любой политики общества потребления, управляемого не дюркгеймовскими ценностями социальных политических идеалов, а системой виртуальных знаков и символов социальной идентичности с властью и успеха. Такая система называется сегодня гламуром – страстным желанием к чему – нибудь (или кому – нибудь) принадлежать. Как ироничен здесь Пелевин: «Российский сторожил давно заприметил вострую особенность нашего бытования: каким бы мерзотным не казался текущий режим, следующий за ним будет таким, что заставит вспоминать предыдущий с томительной ностальгией. А ностальгии хорошо предаваться под водочку, закусочку и всё, что отыщется промеж».[30]
Можно констатировать неприглядность современной российской действительности, которая начинает выдавливать людей в виртуальные миры облегчённой мифической гламурной жизни. Эти новые тенденции осмысливаются и отечественными социологами. Так, Д. Иванов опубликовал книгу[31], в которой он обозначает основной результат рыночного развития постиндустриального информационного общества с ориентацией на безудержное и абсолютное потребление как гламур – ориентация на очарование. Квинтэссенция гламура – блондинистость, бессмысленность, пустота – становятся, по его мнению, основой функционирования общества в пространстве главных признаков:
яркая легкость, бескомпромиссный оптимизм и утонченная стервозность.
