Прямая ложь

Просто удивительно, но ложь в фильме появи­лась лишь к концу первой минуты, аж с третьей, а не с первой сказан­ной Пивоваровым фразы. Можно только предста­вить, чего стоила ему эта вы­держка. Наверное, ему по­могло то об­стоя­тельство, что поло­вину этой ми­нуты шли титры. И пер­вые эти фразы не имели никакого отношения к обо­роне Брестской крепости в 1941 году. Пивоваров решил вначале рассказать о взятии этой крепости нем­цами в 1939 году. И довольно быстро стало понятно, почему он выбрал та­кое начало фильма.

А начал он так: «Ранним ут­ром, после массированной арт­подготовки немецкие подразде­ления идут на штурм (речь идет о событиях 1939 г. – М.Н.). Защитники Брестской крепости дерутся отчаянно, бой, перехо­дящий в рукопашную, продол­жается три дня. И тогда генерал Гудериан отводит свои части, уступая место союзни­кам. Они как раз подошли с вос­тока. В честь нерушимой совет­ско-гер­манской дружбы в Бресте про­водится совместный парад».

Первые две фразы – правда. Дрались поляки отчаянно. Не самые дружеские отношения сложились между двумя вет­вями единого славянского корня с тех пор, как поляки, лет пять­сот назад, спасая себя, легли под «просвещенный» католиче­ский мир, но нельзя не отдать им должное. И сдала их, к слову, как и полагается у нас, славян, элита.

А вот дальше по тексту Пиво­варова, что называется, «по­несло». Не отводил Гудериан никаких частей, Брестскую кре­пость он взял, никому ничего не уступая. А о том, что у Германии есть в войне с Польшей какие-то союзники, Гудериан, судя по его мемуарам, и не подозревал.

Из лукавого текста Пивова­рова вполне можно предполо­жить, что русские подразделе­ния сменили части Гудериана через эти самые три дня штурма и принялись добивать несчастных поляков, сидящих в крепости. Именно на такое по­нимание Пивоваров и рассчи­тывал. Но на самом деле к при­ходу частей Красной Армии над крепостью уж пять дней как раз­вевался немецкий флаг.

Или заявление Пивоварова: «Летом 1941 года Западная Бе­лоруссия готовится к чему угодно, только не к немецкому нападению». Стандартная ложь! По многочисленным воспоми­наниям советских людей, жив­ших в то время, страна жила ожиданием войны. Сомнений в том, что нападение гитлеров­ской Германии неизбежно, не было практически ни у кого. Можно было бы привести мно­жество примеров тому, но со­шлюсь лишь на иностранца, ко­торый провел в Советском Союзе весь период Великой Войны, – корреспондента га­зеты «Санди таймс» и радио­компании ВВС Александра Верта. Говоря о предвоенной атмосфере в Советском Союзе, он пишет, в частности: «Посол граф Шуленбург записал 2 мая, что в Москве сгущается напря­женная атмосфера и что слухи о предстоящей советско-герман­ской войне становятся все бо­лее настойчивыми».

Далее, правда, Пивоваров сообщает, что население Бре­ста о том, что война предстоит, прекрасно осведомлено и к войне готовится. Пивоваров: «При этом в Бресте, еврейском городе на лишь недавно обра­зованной госгранице, в том, что война скоро, не сомневается никто. Уже в мае из магазинов исчезают спички и мыло, а из уст в уста передают слова не­мецких унтеров, заглянувших на сельские танцы по эту сторону Буга: фройляйн, мы скоро вер­немся…»

И вырисовывается картина: наверное, не только каждый брестский еврей, но и каждая брестская собака знали и день, и час, и минуту начала войны, а эти тупые русские во главе со Сталиным и в ус не дули. Кар­тинка, которая сопровождает за­кадровый голос Пивоварова, произносящий этот текст, должна усилить это впечатле­ние: Пивоваров рассказывает об ис­чезающих спичках, а фоном ему служит изображение безза­бот­ных людей, судя по всему – ту­пых русских, сидящих на кон­цертах и в каких-то читальных залах. Ну, а для самых недогад­ливых зрителей, не способных самостоятельно сделать нуж­ные Пивоварову выводы, в кадре через некоторое время появляется актер Серебряков в расхристанной гимнастерке и сообщает: «В субботу 21 июня я побывал в городском театре. Когда мы вышли, ко мне подо­шел человек, который работал в нашем полку, он был граждан­ский, из местных жителей, по фамилии Вноска. Некоторое время он шел молча, потом вдруг остановил меня и посове­товал в крепость не идти, по­тому что скоро начнется война: жители, мол, знают».

Пивоваров отдает должное героизму защитников Брест­ской крепости, однако это не мешает ему мазать их дегтем. В первую очередь он принимается за пол­кового комиссара Ефима Фо­мина. Уже одно только звание Фомина – полковой комиссар, – дейст­вует на него (так же, как и на фашистов), как красная тряпка на быка. Пивоваров жи­вописно, с привлече­нием сцен из художе­ственных фильмов, пытается доказать, что единст­венной функцией комиссара было следить за своим непо­средственным руко­водителем. По его словам, у ко­миссара по определению не могло быть хо­рошего отноше­ния ни с коман­дирами, ни с ря­довыми, а если не Фомин, то уж точно другой комиссар, о, ужас, вполне мог готовиться пытать майора Гав­рилова 27 июня в подвалах ди­визионного парт­кома.

Но в действительности на 22 июня 1941 года в Советской Армии было восстановлено единоначалие. Должность, ко­торую занимал Фомин, – замес­титель командира полка по по­литработе, и обязанностью его было проведение политико-вос­питательной работы в части. Во всех армиях мира есть люди, которые ведут воспитательную работу среди солдат. В герман­ской армии до 1942 года поли­тическим воспитанием солдат занимался сам командир, а с лета 1942 года были введены должности офицеров-воспита­телей, назывались они Betrueungsoffizier. Так что ни­чего экстраординарного в суще­ствовании полковых комисса­ров, по крайне мере на начало войны, в Красной Армии не было, и Пивоваров в очередной раз солгал.