Цивилизации-организмы и цивилизации-механизмы

Замечательно при этом, что при всех противоречиях между общиной и государством в России, они диалектически связаны между собой и друг без друга существовать не могут. Это показал, прежде всего, исторический опыт. Попытка разрушить общину, сохранив при этом традиционное сильное, самодержавное государство, предпринятая Столыпиным, в конце концов привела к потере этим государством легитимности в глазах народа, к требованиям ограничения царской власти и резкому краху Империи в феврале 1917 года. С другой стороны, попытка воплотить в жизнь вековую анархическую мечту русских крестьян – жить самостоятельно – без господ и чиновников, ярче всего выраженная в махновском движении времен Гражданской войны, тоже потерпела вполне закономерную неудачу. Республика «Гуляй-поле» была сметена Красной Армией, несмотря на высокую боеспособность махновских войск, да и без Красной армии скоро распалась бы сама по себе ввиду физической невозможности существования такой рыхлой социальной массы без регулирующей и контролирующей надстройки.

Ф.Энгельс, как мы уже отмечали, предложил объяснение необходимости именно сильного, авторитарного государства для общества с экономикой общинного типа и вообще для некапиталистического, солидаристского общества. Оно состояло в том, что община представляет собой «закрытый мир» (собственно, русские крестьяне так и называли ее – «мир», как бы указывая, что для крестьянина его община составляет всю его вселенную). Общество, состоящее из разрозненных, замкнутых общин, нуждается в некоей внешней силе, которая согласовывала бы их действия, начиная с устранения конфликтов между ними и кончая осуществлением торговых операций. Это объяснение имеет определенную эвристическую ценность, но полагаем, что все же не является вполне удовлетворительным. Дело в том, что оно сводит все к экономическим отношениям, то есть основывается на экономикоцентризме как на методологической базе. Однако экономикоцентризм уже не раз не «срабатывал» при анализе неевропейских цивилизаций, так как они имеют иную «социальную анатомию» и сегодня это признают даже либералы, как, например, Джеффри Сакс.

В действительности, следовало бы обратиться к системному подходу, который позволяет взять общество российского типа в его целостности.

В социальной системе, взятой в самом общем смысле, есть начало активное, организующее – это государство как аппарат управления, и начало подвергающееся организации со стороны государства, подчиняющееся его законам и приказам – это все остальное общество. Они соответствуют идее, «эйдосу» и материи, «хюле» в платоновско-аристотелевском смысле. Согласно А.Ф. Лосеву в принципе есть два вида взаимоотношений идеи и материи – органический и механистический, и, соответственно, два типа материальных объектов – механизм и организм.

Механизм представляет собой такое целое, части которого объединены не внутренними, глубинными связями, а внешним образом – посредством отвлеченной, общей идеи. Иначе говоря, механизм «воплощает на себе чуждую своему материалу идею; и эта идея, это его «внутреннее» остается лишь методом объединения отдельных частей, голой схемой» (курсив А.Ф. Лосева – Р.В.). Идея тут как бы не глубоко проникает внутрь материи, не организует ее глубинные слои, удовлетворяется поверхностным оформлением, и потому материя остается атомизированной, малоструктурированной, неиерархичной. Возьмем к примеру часы. Части механических часов, действительно, связаны между собой лишь внешним образом, они самодостаточны, более или менее равноценны, это выражается это в том, что мы с легкостью можем заменить одну шестеренку другой без всякого ущерба для механизма в целом. И вместе с тем они, действительно, воплощают собой чуждую им идею и это видно потому, что по одной единственной шестеренке, взятой самой по себе, мы сможем мало что сказать о механизме, в который она входит как составная часть, шестеренки ведь есть не только у часов.

Важно заметить также, что благодаря такой, сугубо внешней связи между идеей и материей, механизм с одной стороны нуждается в постоянном внешнем притоке энергии, чтобы действовать, он, в отличие от организма не способен к самодвижению, с другой стороны оставшись без энергии он способен долгое время сохраняться. Те же часы идут, пока есть завод, но если завод кончится, они просто остановятся, но все равно останутся часами, а не разложатся тут же, как умерший организм.

Совсем иначе дело обстоит с противоположностью механизма – организмом. В организме идея пронизывает все материю, до последних глубин, она – везде, каждая часть организма тесно связана с его главной, организующей идеей и с другими частями, поэтому по каждой части организма мы легко можем судить об организме в целом. С другой стороны благодаря тут наблюдается определенная иерархия и есть части, которые принципиально не могут быть заменены или изъяты без смертельного ущерба для всего организма. Наконец, организм способен к самодвижению, он также нуждается в притоке энергии, но не в постоянном, однако, без своей идеи организм, в отличие от механизма, не существует. Человек может некоторое время существовать без пищи, в то же время с прекращением психической деятельности, деятельности мозга тело человека умирает и распадается на простые неорганические соединения.

Легко заметить, что социальная система западного, модернистского типа, представляющая собой тандем «слабое, демократическое государство – атомизированое гражданское общество» построена по принципу механизма, а социальная система российского традиционного типа – тандем «сильное, авторитарное государство – общинное солидаристское общество» построена по принципу организма.

Государство на Западе – внешняя чуждая сила для общества. Оно не проникает во все его поры. Оно задает лишь самые простые, юридические правила поведения. Оно – тот завод, который приводит в действие механизм общества и определяет его ход, но оно при этом не накладывает свой отпечаток на общество. Гражданское общество, скажем, не зависит от того: кто находится у власти, в нем разрушены традиционные, общинные связи, пронизывавшие все общество, оно состоит не из живых клеточек «сословий» и «корпораций», а из групп по экономических интересам – классов, а значит, такое общество подчиняется не живой воле, идущей сверху вниз, а примитивным механистическим законам, прежде всего, экономического порядка. Однородность, неиерархичность и простота этого общества в культурном плане отмечалась еще Гербертом Маркузе, он отмечал, что современный западный пролетарий смотрит те же программы, слушает те же песни, читает те же газеты, что и буржуа, различие между ними не качественное, культурное, а количественное, лишь в величине дохода. Отсюда легкая взаимозаменимость людей в механизме западного общества, при всех словесах его апологетов о «гуманизме», «уникальности человеческой личности и т.д. Наконец, общество-механизм хорошо и слаженно функционирует только пока есть приток внешней энергии – это, конечно, финансовая подпитка, как только она кончается, механизм начинает замедлять свой ход, однако, его разрушения не произойдет, для этого нужна тоже внешняя сила.

Соответственно, общество-организм, существовавшее в России всегда – и до революции, и после – предполагает сильное идеократичное, служилое, солидаристское государство, проникновение этого государства и прежде всего идеологии во все сферы жизни. Идеология – душа традиционного общества, а душа – это не внешняя схема механизма, это живое начало пронизывающее весь организм. Да и политическая власть государства, так сказать, нервная система такого общества, тоже пронизывает его сверху донизу. Общество-организм обладает высокой степенью устойчивости, даже без денежной подпитки, обеспечивающей благосостояние его граждан, оно может существовать достаточно долго и стабильно. Жили же наши отцы, деды и прадеды при царях, затем при Ленине и при Сталине не слишком-то зажиточно, а зачастую прямо бедно, и ни к каким кризисам государства это не приводило. А если бы такой уровень бедности наблюдался в западной, экономикоцентрической стране, произошел бы социальный взрыв, а вот и царская Россия, и СССР стояли несмотря на материальные тяготы. Но утеря «души», идеи, и воли, сильной политической власти приводит к быстрому разложению, упрощению, распаду общества-организма. Это мы наблюдаем, кстати, сейчас, в постсоветские годы.

Можно заметить, что эта концепция обществ-механизмов и обществ-организмов представляет собой своеобразное развитие идей С.Г. Кара-Мурзы об обществе-рынке и обществе-семье, при этом лишь данная метафора Кара-Мурзы обосновывается при помощи концептуального базиса русской философии всеединства. В самом деле, ведь семья – тоже своего рода организм, в ней есть иерархия – отношения родителей и детей, мужа и жены, и в то же время она спаяна родственными связями, она – маленькая община. А капиталистический рынок есть своего рода механизм, он прост, однороден, неиерархичен, так как на нем все равны и нет ни национальных, ни половых, ни каких-нибудь других различий. Более того, обнаружение механистического характера рынка объясняет тот феномен, о котором писала Р. Люксембург, и осмысление которого С.Г. Кара-Мурза кладет в основу своей концепции незападной, некапиталистической модернизации. Капиталистический рынок несамодостаточен, он нуждается в притоке энергии – финансов, сырья, рабочей силы извне, поэтому капитализм не может стать в полной мере мировым, он нуждается в анклавах некапиталистического хозяйства, которые являются его сырьевыми придатками. Это как раз принцип работы машины.

Итак, необходимая связь между общиной и авторитарным государством в России и других традиционных цивилизациях объясняется самим органическим характером таких цивилизаций. Причем, в отличие от Запада Россия просто не может переродиться в общество-механизм, то есть в общество гражданского типа с надстройкой слабого либерально-демократического государства, не особо вмешивающегося в дела общества. Причиной тому – геополитические, географически-экономические, культурные и исторические особенности России, где разрушение общины или ослабление государства приводит к ослаблению и разрушению всей социальной системы.

Из этого видно, что история Росси – это не никакая смена формаций – от феодализма к капитализму, а затем и к социализму, а скорее, качание в одну и другую сторону двух чаш весов – общины и государства. Побеждало государство – начинался мобилизационный период, в который делались великие свершения, за считанные годы Россия делала огромный рывок вперед, но за счет напряжения всех народных сил и даже больших страданий народных. Это период Иоанна Грозного с его опричниной, Петра Великого с его крепостными заводами и Петербургом, построенным на костях, Сталина с его чудом индустриализации и ГУЛАГом. Побеждала община, социальный «низ», начиналась вольница, опьянение от освобождения от государственного тягла, самоубийственное разрушение всего и вся – разинщина, махновщина, ельцинщина…

Истории России можно градуировать не на марксистские «феодализм-капитализм-социа-лизм», а на доиндустриальный, традиционно-православный и индустриальный, традиционно-комунистические этапы. При этом общая матрица российской цивилизации сохраняется, меняется лишь идеологическое содержание.

Поэтому и нет никого иного пути модернизации России кроме авторитарной, государственной, опирающейся на общину. И истинным наследником Петра, начавшего догоняющую модернизацию с усиления крепостной зависимости крестьян, создания крепостных заводов, был вовсе не Столыпин, как считают некоторые либералы – Столыпин разрушал общину и тем самым разрушал базис самодержавной власти – а Сталин с его «новым крепостным правом» – лишением колхозников паспортов, «новым дворянством» – партийной гвардией, новыми крепостными заводами – предприятиями, построенными в первые пятилетки.

http://novsoc.ru/r-vahitov-pravoe-gosudarstvo-pri-levom-narode/

-----------------------------------------------