Ну, так вот

Артур Финч

История Бобо

Повесть

Ну, так вот

Наш двор был усыпан камнями. Такими, знаете, небольшими, гладкими, как на пляжах в Сочи или Туапсе. Их привезли еще до моего рождения, так что эти камни — главное воспоминание о доме. Мама говорила, что в детстве я обожал ходить по этим камням, говорит, мог целыми днями шастать туда-сюда, слушая, как камешки стучат друг о друга.

Мне, как и каждому человеку на свете, было 8 лет, и я был веселым, очень подвижным малым, постоянно влезающим туда, куда можно было не соваться вообще. Как и мой брат, Макс. Ему было 14. Знали бы вы, как я боялся, что он может превратиться во взрослого, я просто с ума сходил. Серьезно, так ему и говорил:

— Если ты, Макс, станешь взрослым и перестанешь играть со мной, я тебя убью.

А он смотрел на меня, словно думал «во дурака кусок», и отвечал, что никогда не собирается становиться взрослым.

— Ладно. — успокаивался я.

Мама у нас была что надо, можете мне поверить. А как она готовила! Шик, других слов я подобрать не могу. Ладно, шик и блеск! Два слова. Бывает, сядешь за стол, навернешь салатика с жареной курочкой, смотришь вниз, а ног-то и не видно из-за полного живота. Но все равно продолжаешь есть, потому что шик и блеск!

Батяня тоже был классным, он напоминал того парня, который неудачно бросил кости и оказался замкнутым в джунглях, которые находились внутри настольной игры, помните? Не мальчишку сопливого, а того, что вернулся через 26 лет, только без бороды. Бород батя терпеть не мог. Говорил, это жутко негигиенично, а по мне, так у него просто она никогда нормально не росла.

У нас был двухэтажный дом и просторный двор, усыпанный камнями, я говорил, помните? Дом этот когда-то принадлежал моему деду — отцу моего батяни. Дед был тем еще чудаком. В жизни он многого достиг, ну знаете, вырастил сына, построил дом, посадил дерево и умер от рака крови. Последнее он, вероятно, не планировал, но, как любила говорить моя бабушка, отправившаяся вслед за дедом через месяц, пути господни не…ну, что-то такое, она тоже была странной.

На заднем дворе у нас рос здоровенный дуб. Огромный великан с большим дуплом, которое казалось мне тогда чьим-то слепым глазом. Раньше в дупле жили осы, но батяня придумал способ их выгнать. Сначала у него ничего не получалось и некоторое время батя лежал на диване, распухший от укусов. Но, в конце концов осы исчезли, оставив после себя большое красивое гнездо. Я хотел было повесить его у себя в комнате, но Макс связал мне руки и закрыл на кухне, а сам принялся цеплять гнездо у себя над кроватью. Сукин он сын, как говорят крутые парни в не очень крутых фильмах. Но батяня, увидав, что Макс вычудил с гнездом чуть не грохнулся в обморок, ага, серьезно, чуть не упал, увидев гнездо над кроватью.

— У тебя что, совсем мозгов не осталось? — спрашивал он, аккуратно снимая гнездо. — Они могут прилететь обратно.

— Такого не бывает. — отвечал Макс, не желая прощаться с гнездом.

— Бывает. Мне лучше знать.

И вот, когда дупло освободилось, мы с Максом подумали, что это просто замечательно, просто шик и блеск. Во дворе мы набирали полные карманы камней, а потом уходили за дом и швыряли их, стараясь попасть в дупло. Парочка дней — и эта круглая дыра в дереве наполнялась до краев, и нам приходилось выгребать все камни на землю. Камней возле дерева становилось все больше, и я думал, что это здорово, потому что больше не придется ходить за ними во двор.

Однажды батяня увидел, что вокруг дупла практически не осталось коры, а само дупло набито камнями.

— Это еще что такое?

— Мы кидаем камни, — сказал я, — берем камни во дворе и стараемся попасть прямо в дупло. Только и всего.

Отец нахмурился.

— А вы знаете, что это дерево посадил ваш дедушка?

— Но, пап, что ему сделается от камней-то?

Я кинул камень в дерево и тот, стукнувшись об него, упал на землю.

— Видишь?

Батяня ушел, ничего на это не ответив.

В другой раз, когда мы с Максом занимались тем же, подошла мама. Она не стала хмурить бровей, а просто стояла и смотрела так, словно ничего интереснее в жизни не видала.

— Мам, — говорю, — а ты знаешь, что это дерево посадил наш дедушка?

Она засмеялась, опять-таки, словно ничего смешнее никогда не слышала.

— Это кто тебе такое сказал?

— Папа сказал.

— Этому дубу, — говорит мама, улыбаясь, — больше лет, чем твоему отцу и дедушке вместе взятым.

С тех пор я стал по-другому относиться к дубу. Он казался мне стариком, который видел даже то, как появился мир. Я кидал в него камни, стараясь целиться тщательнее, чтобы лишний раз не сбить кору и не ранить его.

***

Однажды я занимался тем же, чем занимался всегда: кидал камни. Дупло уже наполнилось до краев, а возле меня еще лежало десятка три камней. И как же мне не хотелось идти и вычищать чертово дупло. Я сложил руки лодочкой и шепотом произнес:

— Дорогой, всемогущий Бог, умоляю, сделай так, чтобы все эти камни в дупле куда-то исчезли. Пожалуйста! Аминь.

Я взял два больших камня в руки, приготовившись бросать, как только дупло освободится, но ничего не происходило. Вообще ничего. Я закрыл глаза, подумав, что Бог, может быть, стесняется, затем открыл их, но ничего не произошло, все осталось по-прежнему. Наверное, тогда я впервые усомнился в том, что Бог всемогущ.

Я снова закрыл глаза и произнес:

— Дорогой, всемогущий Бог, если тебе трудно убрать маленькие камешки, не мог бы ты сделать так, чтобы мама приготовила самый вкусный обед в моей жизни? — я добавил «аминь» и побежал в дом.

Зайдя на кухню, я понял, что бог снова меня слышит. Там пахло так вкусно, что мне хотелось кусать воздух. Мама стояла у плиты.

— Проголодался? — спросила она, вытирая руки о свой темно-синий фартук.

— Ага…слушай, ма…

— Чего?

— Никто не заходил? В смысле никто тебе в гости не приходил?

— Да вроде бы никого не было, а что такое?

— Ничего, — ответил я, понимая, что богу вовсе не обязательно приходить лично. Он мог бы просто послать с неба мысль, а та попала бы прямо в голову моей маме.

Шик и блеск!

Истекая слюнями, я побежал в нашу с Максом комнату, чтобы не умереть с голоду, вдыхая аромат почти готовой жареной курицы.

Макс лежал на кровати и читал какой-то толстый журнал, на обложке которого был нарисован человек-паук.

— Чего это ты читаешь?

— Комиксы.

— Что?

— Бля, комиксы читаю. Не слышал никогда, что ли?

— Слышал, конечно. А тут Зеленый Фонарь есть?

— Нету. Здесь только Человек-Паук.

— И о чем там?

— Я пока только картинки смотрю. Потом читать буду.

— А где ты взял этот комикс?

— Андрюха дал почитать.

— Какой еще Андрюха?

— Ты все равно его не знаешь.

— Это который в очках еще?

— Ага.

— Ясно, а у него про Зеленого Фонаря есть комиксы?

— Про кого? Про Зеленого Фонаря? Не знаю, не думаю. Наверное, нету. А ты что, почитать хочешь?

— Не знаю, хотя бы картинки посмотрю.

— Он не даст так, в смысле, картинки только смотреть.

— А ты скажи, что я буду читать.

— Не знаю, посмотрим.

Макс хотел было снова вернуться к комиксу, но вошла мама.

— Кушать будете?

— Ага, — ответил я. А потом вспомнил, что этот обед должен быть самым вкусным в моей жизни.

Дальше

Все было хорошо, знаете. Ну, так хорошо, как может быть хорошо у простой, не слишком богатой семьи. Иногда мы вместе ездили на рыбалку, один раз ходили в поход и парочку — заглядывали в парк аттракционов. Мне покупали огромную сладкую вату, а Максу — соленый попкорн. Макс прекрасно знал, что я терпеть не могу соленый, и поэтому не стану просить у него, когда закончится сладкая вата.

Однажды мы, накатавшись по самое горло на разных аттракционах, просто ходили по парку, рассматривая эти великолепные машины, созданные для развлечений.

— Ничего себе! — воскликнул Макс, увидев какой-то аттракцион, который выглядел более чем скромно — два кресла, окруженные странной металлической конструкцией. Я сразу понял – меня туда точно не пустят. Вместо этого, мне просто купили банку колы, и я стоял, попивая напиток, и наблюдал как Макса пристегивают к креслу. Мама сказала ему, чтобы он держался крепче, а батяня смотрел на него, улыбаясь, словно гордился тем, что его старший сын не боится такой страшной штуки!

— Ху! — произнес Макс так, будто собирается выпить стакан водки, и мужик, стоящий рядом, нажал на кнопку.

Аттракцион загудел, кресло поднялось метра на два в воздух. Какое-то время ничего не происходило, а потом вдруг кресло начало вращаться, перекидываться и перекручиваться.

— Ничего себе…— прошептал я, глядя на маму. Казалось, ей совсем не страшно за своего сына. Отцу, видимо, тоже. Он по-прежнему улыбался!

Я подумал: «Великий, всемогущий бог, сделай так, чтобы Макс не сбрендил после этого». Так мне было страшно! А махина все вращалась и вращалась.

Когда она, наконец, остановилась, я старался не смотреть на Макса, боясь, что он превратился в желе…или в еще что-то страшное.

— Ничего себе! — воскликнул он совершенно обычным голосом. Его отцепили от кресла, и он встал, немного походил и добавил: — Круто.

Только тогда я, наконец, решился взглянуть на него. Можете не верить, но после всего случившегося, он выглядел совершенно нормально, так же, как и всегда. Он немного пошатывался, но на этом все…Тогда я подумал, что ничего не понимаю в этом мире.

То был хороший день, наверное, по большей части из-за того, что Макс не сошел с ума. Я был этому рад.

***

Когда я впервые получил двойку, я был уверен, что меня убьют. Я не знал, каким способом, но был уверен, что убьют. В школе меня все убеждали, чтобы я вырвал страницу с двойкой из дневника, говорили, что всегда так делают. Я хотел, честно хотел, но передумал. Я пришел домой, подошел к отцу и протянул дневник, не говоря ни слова. Он удивленно посмотрел на меня, открыл дневник, пролистал парочку страниц и спросил:

— Двойка?

— Двойка. — ответил я, готовясь к самому страшному — к смерти.

Внезапно отец рассмеялся и отложил дневник.

— Иди кушать, — сказал он, улыбаясь, — мама что-то приготовила.

Я удивился, но решил ничего не отвечать, опасаясь, что это какая-то ловушка, которую умеют расставлять только взрослые.

А вот Рита, моя соседка по парте сказала мне, что отец из-за двойки может ей так навалять, что и представить страшно. А иногда, говорила она, когда ее мама лежала в больнице, отец раздевался и делал всякие неприятные штуки. Я не очень понимал, о чем она, но суть я улавливал: двойка для родителей — это что-то вроде алой тряпки для быка…Но мои родители, похоже, были какими-то странными быками. Мой отец не стал меня бить, как бьет Риту ее папа, более того, он не стал раздеваться. Иногда я слушал рассказы Риты и думал, что буду стараться учиться хорошо. Так меня пугали ее истории.

— Однажды, — говорила она, делая такое выражение лица, словно ей больно, — однажды я получила двойку, совершенно случайно…Помнишь, когда я забыла листок с моим сочинением? Там тема была такая…кем работают твои родители, помнишь?

Я не помнил, но кивнул.

— Так вот... я пришла домой, а отец сидел на диване, злой, как демон, и смотрел передачу…о муравьедах, кажется…— она замолчала на секунду, будто вспоминая тот день, и шепотом продолжила: — я показала эту двойку, он злобно посмотрел на меня и сказал, чтобы я ложилась. Я легла на диван, знаешь…словно собираюсь спать, но папа притянул меня к себе и начал трогать…везде…

— Трогать? — удивился я.

— Ага, трогал ноги, спину и всякое другое. Он не кричал и не бил меня, поэтому я лежала, не двигаясь, чтобы не наделать глупостей. А потом…

Она не успела закончить, потому что прозвенел звонок. Она сказала, что расскажет потом, но, видимо, забыла, а я решил не напоминать.

Когда я спросил у Макса, били его за двойки или нет, он взглянул на меня так, будто бы я задал самый дурацкий вопрос, который только можно выдумать.

— Ты дурак?

— Нет, — ответил я, и в тот же момент пообещал себе, что двоек получать все-таки больше не буду.