Еще дальше. Мы занимались тем же, чем и всегда — кидали камни в дерево

Мы занимались тем же, чем и всегда — кидали камни в дерево. Звук был такой, что прямо-таки казалось, будто дерево радуется и веселится, казалось, это лучшая игра, которую оно когда-либо видело. Время от времени на дерево садились воробьи, которые разлетались в разные стороны, увидев, что в них летят летят камни. Они, недовольно защебетав, в ужасе улетали. Это забавляло меня не меньше, чем то, чем я занимался до этого: кидал камни в дерево. И тут у меня в голове вспыхнула интересная, как мне показалось, идея. Я подумал, что это шик и блеск: загреб ладонью кучу камней и швырнул в сторону ничего не подозревающей птицы, которая просто сидела и смотрела на огромный желудь… Я услышал болезненный писк, птица упала на землю и начала бешено извиваться, разгребая мелкие камешки под деревом. Я подбежал ближе, только теперь осознавая, что сделал. Птица оказалась ласточкой, это испугало меня еще больше. Когда-то у нас под крышей какая-то ласточка свила гнездо, и батяня категорически отказался его убирать. Он говорил, что этого делать нельзя, что это плохой знак. Птица все еще пыталась убежать, но ее крыло и лапка были перебиты и после каждого движения камешки под птицей окрашивались в алый цвет. Мне стало нехорошо. Я вспомнил, как отец говорил, что если навредить ласточке, — тебя будут преследовать несчастья и беды.

— Я не хотел, — произнес я, чувствуя, что слезы уже близко и видя, каким взглядом Макс смотрит на покалеченную птицу.

— Ей уже не поможешь, — спокойно сказал он, поднимая дергающуюся ласточку за здоровое крыло, — нужно..ну, чтоб она не мучилась, чтобы ей не болело…

— Теперь меня будут преследовать несчастья! — закричал я. Больше сдерживать слезы я не мог, они полились, словно кто-то открыл кран у меня в голове.

— Успокойся ты! — он положил птицу, стараясь не причинить ей лишней боли, — сейчас батяня прибежит из-за твоего крика.

Этого я боялся больше всего, поэтому каким-то образом мне все-таки удалось перекрыть кран и немного успокоиться, и теперь я просто всхлипывал. Я старался не смотреть на птичку, чтобы вдруг снова не разрыдаться.

Макс стал копать яму, разгребая камни под деревом. Птичку он отложил подальше, чтобы та лежала на травке и ни о чем не беспокоилась.

Докопав до пожелтевшей травы, он взял в руку большой камень и, подняв все еще дергающуюся птицу, аккуратно положил ее в яму. Ласточка не двигалась, казалось, у нее кончились силы. Мне снова стал нехорошо, мне было жаль, что мы ничем не можем помочь бедной птичке…Затем Макс поднял камень и резко опустил его птице на голову, раздался хруст, который стал моим ночным кошмаром, и птица застыла, словно превратилась в куклу. Хруст звучал так, будто кто-то сломал мою жизнь. Я стоял, не в силах пошевелиться.

— Я сделал все быстро. Об этом никто не узнает, кроме нас…значит, несчастья..их не будет…я сделал все как можно быстрее, она ничего не почувствовала…Ты ведь сам видел, быстро..так же?

Я кивнул, хотя из-за хруста в голове боялся даже открыть рот.

Затем Макс похоронил птицу, засыпав ямку камнями. Он сидел, рассматривая «могилу».

Воробьи, поняв, что им больше ничего не угрожает, снова расселись по веткам и стали тихонько щебетать. Мне хотелось прогнать их, чтобы…я очень надеялся, что они ничего не видели. И тут я заметил, что на самой верхушке нашего старого дуба сидит еще одна ласточка, она смотрела на меня. Макс продолжал рассматривать могилку, а я стоял, пораженный этим взглядом, который будто приколотил меня к земле. В какой-то момент мне показалось, что она вот-вот закричит или что-то скажет, но она просто улетела.

А воробьи по-прежнему что-то обсуждали.

Я присел на землю. Макс все еще возился с могилой, переворачивая камни, испачканные кровью. Он напоминал преступника, убийцу, который пытается скрыть следы своего ужасного преступления…моего преступления. Я не знал — благодарен ли я ему или ненавижу. Я решил не думать об этом. Мне захотелось перевести мысли в другую сторону, но как только я начинал думать о чем-то другом, воробьи, словно специально заводили песни и возвращали мои мысли обратно.

— Пойдем отсюда, — сказал я, удивившись тому, как твердо звучит мой голос. — Пошли в дом, пожалуйста.

Макс посмотрел себе под ноги и, убедившись, что там ничего нет и ответил:

— Пойдем.

Темнело. Окно в моей комнате выходило на задний двор, как раз на дуб. Я просто смотрел в ту сторону, боясь отвести взгляд от дерева. Макс стоял у меня за спиной и смотрел туда же.

— Может, нужно рассказать? — спросил я скорее сам у себя.

— Нет, — ответил Макс и я понял, что не стоит спорить.

— Вы здесь?

Дверь открылась и вошла мама. Создавалось впечатление, что она по-настоящему сияет от счастья. Если бы кто-то в этот момент взглянул бы на нас с Максом, он увидел бы нечто серое и помрачневшее. Но мама, похоже, ничего такого не заметила. Оно и к лучшему.

— Спускайтесь кушать, — сказала она и улыбнулась.

— Идем, — ответил Макс.

И я пошел, думая о том, что мне все равно никогда больше не захочется есть.

***

За ужином мама рассказывала нам о каком-то кухонном комбайне, который она увидела по телевизору и в который влюбилась с первого взгляда. Батяня постоянно кивал, поддакивая, хотя его взгляд был нацелен в маленький экран его смартфона. Макс сидел молча, вяло двигая по тарелке картофель. Есть не хотелось, но еще больше не хотелось, чтобы мама что-то заподозрила или чего хуже — начала расспрашивать. Не знаю, что бы я ответил. Но она болтала, ничего не замечая, а батяня все никак не мог оторваться от своего мобильника.

— Там сегодня показывали про экстрасенсов, — говорила мама, — и один такой талантливый попался. Он сразу все понял, понял, кто убийца. Может, записаться к нему как-то? — она вздохнула. — Времени бы побольше!

— Это точно, — добавил батяня, все еще пялясь в экран.

Мне было так плохо: в какой-то момент я даже подумал, что не выдержу и расплачусь. Кое-как запихнув в себя остатки ужина, я встал из-за стола, положил тарелку в раковину и сказал, уходя в комнату:

— Спасибо. Было очень вкусно.

— Пожалуйста! — крикнула мама, сияя еще сильнее, чем раньше.

Я закрыл дверь в комнату и повалился на кровать. Вошел Макс и тоже упал на свою. Наверное, он чувствовал то же, что и я, но говорить об этом не хотелось. Мы лежали молча, а затем он произнес:

— По-другому нельзя было, согласен? Мы ж не сделали ничего такого плохого?

— Наверное, — ответил я, чувствуя, что слезы где-то близко.

— Слушай, — сказал он после небольшой паузы, — достать тебе комиксы про зеленого фонаря? Я могу выкупить их и подарить тебе, чтобы не надо было возвращать.

— Нет, — ответил я, — мне больше не хочется читать комиксы.

Мне хотелось только одного — заснуть и проснуться через несколько дней, когда все это забудется. Когда я забуду тот дикий хруст.

— Спокойной ночи, — сказал Макс, отвернувшись к стене.

— Спокойной.

Сон стал неожиданностью. Я не понял, что заснул, пока меня не разбудило легкое, но настойчивое постукивание в окно. Чтобы разглядеть что это: ветка, колышущаяся от ветра или еще что-то другое, мне пришлось включить лампу, стоящую около кровати. Стук продолжался, но я все равно не мог ничего разглядеть. Я взглянул на Макса, он спал и, похоже, ничего не слышал. Но стук становился все громче. И тут, в самом углу окна я смог разглядеть кое-что…это была птица, которая шаталась вперед-назад, цепляя стекло клювом.

Я не испугался только потому, что мне казалось, это просто сон, я все еще сплю. Но я не проснулся, когда ущипнул себя за руку, и только тогда я испугался по-настоящему. Птица продолжала стучать, раскачиваясь туда-сюда, словно какая-то игрушка, которую завели и оставили у меня за окном. Я попятился. Мне хотелось закричать, но голос исчез, как в кошмарном сне. Я добрел до кровати Макса, потряс его за плечо, и в этот момент окно разлетелось вдребезги, а в комнату влетела большая серая птица. Я закричал так громко, как не кричал никогда.

Птица носилась по комнате, переворачивая все подряд. Она врезалась в стены и вела себя так, словно была слепой.

На мой крик прибежала мама, а за ней забежал и отец.

— Что такое? Что случилось?!

— Я не знаю….— произнес Макс, глядя заспанными глазами на то, как птица носится по комнате.

— Она разбила стекло! — заорал я. — Она хочет отомстить!

Отец, не обращая внимания на мои слова, попытался поймать птицу, но та, почувствовав, что к ней кто-то прикасается, подпрыгнула и попыталась улететь. У нее ничего не получилось и она, ударившись в стену, рухнула в осколки. Тут отец накрыл ее руками и крепко прижал к полу. Но птица больше не пыталась улететь, казалось, у нее не осталось сил.

— Она слепая, — произнес отец, — бедняга…и что с ней теперь делать?

Это был голубь грязно-белого цвета.

Я подошел ближе, стараясь не наступить на стекло. Взглянув на птицу, я понял, что она была не только слепой, у нее вообще не было глаз. «Что тебе нужно? — подумал я». Я посмотрел на Макса, он тоже был напуган.

— Это просто кошмар, — произнесла мама и ушла. Она вернулась спустя мгновенье, держа в руках совок и веник. — Отойди, — сказала она все еще стоящему на том месте отцу и начала подметать.

Кошмар, подумал я.