ИЛИЯ (КАРАМ)

Утром 22 июня 1941 года, в воскресенье, в день Всех Святых, в земле Российской просиявших, патриарший местоблюститель митрополит Сергий (Старогородский), отслужив Литургию, собрался уже читать Акафист, как ему сообщили о начале войны. Местоблюститель тут же произнес пропо­ведь, в тот же день размноженную на ротаторе и ра­зосланную по немногим сохранившимся еще при­ходам для зачтения отцами настоятелями с амвона прихожанам.

Характерно, что это было одним из первых обращений к народу подсоветской России в свя­зи с разразившейся войной. Знаменитые «братья и сестры» (обращение христианское и уж никак не советское) И.В. Сталина прозвучали лишь 3 июля. В Послании митрополита также было предвосхище­но обращение Сталина к Святым Русским Князьям в его ноябрьской речи 1941 года. «Вспомним святых вождей Русского народа, — писал местоблюститель, - например, Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои души за народ и Роди­ну... Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благо­словением и предстоящий всенародный подвиг».

В высшей степени поучителен и календарь вой­ны. В тот день, когда в 1941 году немцы празднова­ли день рождения своего фюрера, русский народ праздновал Пасху - 7/20 апреля. День начала войны совпал... с Неделей всех святых, в земле Российс­кой просиявших. Контрнаступление нашей армии в 1941 году началось 23 ноября/6 декабря — день па­мяти св. благоверного Великого Князя Александра Невского. Пасха в 1942 году пришлась на 23 апре­ля/5 апреля - день Ледового побоища. Киев — мать городов русских - был освобожден 24 октября/6 но­ября 1943 года, в день празднования иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Избрание Пат­риархом Московским и всея Руси святителя Сергия состоялось в Москве 26 августа/8 сентября 1943 года в день Сретения Владимирской иконы Божией Ма­тери, с древних времен считавшейся Покровитель­ницей Руси. Интронизация новоизбранного Пат­риарха произошла 30 августа/12 сентября - в день памяти св. благоверного Великого Князя Александ­ра Невского, что, несомненно, указывало на покро­вительство этого святого новоизбранному Предсто­ятелю Русской Церкви и всему народу российскому. Наконец, Пасха 1945 года совпала с днем Велико- мученика Георгия Победоносца — 23 апреля/6 мая, а Парад Победы в Москве на Красной площади — с днем Пресвятой Троицы (11/24 июня).

Имеются многочисленные церковные преда­ния, по крайней мере, предостерегающие от одно­значных оценок Сталина.

В октябре 1941 года Сталин приезжал в Цари­цыно к св. праведной Матроне (Никоновой), кото­рая сказала ему:

— Красный петух победит. Победа будет за то­бой. Из начальства один ты не выедешь из Москвы.

«В 1941 году, когда немцы были уже в Хим­ках, — вспоминала монахиня Сергия (Климен­ко), — из Москвы хотели вывозить мощи святого благоверного Князя Даниила. (Мощи преподобно­го Сергия Радонежского были уже вывезены историко-археологическим обществом для сохранения.) В ночь на 23 ноября по старому стилю Князь Дани­ил Московский сам явился Сталину (при Сталине ночью Кремль был освещен и все работали) и ска­зал: «Я хозяин Москвы, не трогайте меня, а то вам плохо будет»... О том, что Сталин видел Князя Да­ниила, рассказал мне архимандрит Иеремия (Лебе­дев — 1885-1.3.1953), казначей Патриарха Алексия, когда я после войны приехала в Москву».

Наконец, есть известие, что зимой 1941 года «Сталин... призвал к себе в Кремль духовенство для молебна о даровании победы; тогда же, продолжает легенда, чудотворная Тихвинская икона Богоматери из Алексеевском церкви была на самолете обнесена кругом Москвы и Москву от врага спасла. А 9 де­кабря после первого успешного контрнаступления, предшествовавшего московскому, был освобожден г. Тихвин».

Именно в этом контексте и следует восприни­мать обращение Божия избранника, молитвенника за Святую Русь, митрополита Гор Ливанских Илии (Карама) к советскому правительству. Изложенные в нем условия спасения России были получены Вла­дыкой после многодневной пламенной молитвы от Самой Божией Матери. Немаловажным обстоятель­ством было то, что к архиерею древнего Антиохийского Патриархата, в самом названии кафедры кото­рого дышала, казалось, сама Библейская древность, Сталин, возможно, испытывал большее доверие.

К сожалению, эти письма, отправленные через дипломатические каналы и Красный Крест, пока не найдены. Однако сами требования Царицы Не­бесной были, как мы знаем из истории, неукосни­тельно выполнены. Причем, подтверждение тому известны из источников, независимых от сказания протоиерея Василия Швеца «Чудеса от Казанской иконы Божией Матери».

Как бы то ни было, с начала войны в СССР была свернута антирелигиозная пропаганда. Есть све­дения, что уже в июле 1941 года состоялась первая краткая встреча Сталина с Митрополитом Сергием, которой, как утверждается, оба остались довольны.

К октябрю 1941 года прекратился выход всех специальных антирелигиозных изданий. Пресловутый журнал «Под знаменем марксизма» пере­ориентировался на публикацию историко-патриотических статей, а в 1944 году и вовсе прекратил свое существование. Тогда же была ликвидирована антирелигиозная секция при институте философии Академии наук СССР, а созданный Ем. Ярославс­ким Центральный музей истории и атеизма оказал­ся фактически выброшенным на улицу.

Глава «усыпленного» Союза воинствующих без­божников Губельман-Ярославский с началом войны получил, через АН. Поскребышева, рекомендацию Сталина отметить патриотическую позицию Церкви.

Символична была и сама смерть этого «глав­ного безбожника страны» (4.12.1943), совпавшая с моментом резкого поворота курса государственной политики по отношению к Русской Православной Церкви. Это, кстати говоря, положило основание для упорных слухов о казни, по выражению католи­ков, «еврейского аптекаря Губельмана».

В библиотеке архиепископа Сергия (Ларина, ум. 1967) хранился изданный в Белграде в 1941 году второй том книги И.К. Сурского «Отец Иоанн Кронштадтский» с характерной надписью, сделан­ной на его полях рядом с напечатанным там извес­тным пророчеством о. Алексея Мечева: «...Ныне... исполнилось пророчество прозорливого старца о. Алексия Мечева... что, когда придет время, — Бог пошлет нужных людей, которые спасут Россию. — Бог послал Иосифа Виссарионовича Сталина и его сподвижников, который закрыл... Союз безбожни­ков и казнил его председателя... приказал открыть Православные храмы, учредил Комиссариат Право­славной Церкви... установил для всех днем отдыха Воскресенье; восстановил Патриаршество в полном блеске и сказал Патриарху... что он желает укрепле­ния Православия...»

Осенью 1941 года прекратились и аресты свя­щеннослужителей. Местоблюстителю Сергию (Старогородскому), митрополитам Алексию (Симанскому) и Николаю (Ярушевичу) не препятствовали рас­пространять их патриотические воззвания к пастве.

Бесспорно, инициатива этого поворота к Церк­ви могла принадлежать одному лишь И.В. Сталину. Никто из правящей советской верхушки того време­ни не посмел бы даже заикнуться о таких переменах. Никто из них не позволил бы себе даже подумать об этом. Сочетание наличия власти, ориентация на иные, чем у всех остальных партийно-советс­ких вождей, ценности (некоторые из современных исследователей несправедливо «понижают» их до прагматизма), и, наконец, полученное в детстве и юности воспитание — вот предпосылки этого пово­рота. Непосредственным толчком к осуществлению этих идей на практике стали вначале угроза, а по­том и сама разразившаяся беспримерно страшная война, настроения врученного ему в управление народа, произнесенное смиренными духоносцами слово, за внешней тихостью которого, однако, чувс­твовались грозные раскаты Божия гнева. Одним из этих праведников, которому поверил Сталин, и стал митрополит Гор Ливанских Илия, с детства особен­но почитавший Пресвятую Богородицу, очень лю­бивший Россию и ее народ.

В официальной биографии И.В. Сталина чита­ем:

«1888 — поступает в 4-классное духовное учи­лище.

1894 — заканчивает училище по 1-му разряду.

1894 — поступает в духовную семинарию.

1899 — исключен из семинарии».

К этим скупым строкам следовало бы приба­вить, что, вопреки тому, что ранее утверждалось в энциклопедиях и официальных биографиях вож­дя (просмотренных самим Сталиным), родился И. Джугашвили 6 декабря 1878 года (а не 9 декабря 1879 года) — в день широко чтимого на Руси святи­теля Николая Чудотворца. Крестили же его в честь св. праведного Иосифа Обручника.

Одноклассник И. Джугашвили по Горийскому духовному училищу свидетельствовал: «В первые годы учения Сосо был очень верующим, посещал все богослужения, пел в церковном хоре. Хорошо помню, что он не только выполнял религиозные обряды, но всегда и нам напоминал об их соблюде­нии».

Горийское духовное училище И. Джугашви­ли окончил с отличием, получив даже похвальный лист, что способствовало его зачислению в Тиф­лисскую духовную семинарию полупансионером (с бесплатным проживанием в общежитии и питанием в столовой).

Первые два класса семинарии (1894-1896) он окончил по первому разряду с оценкой 5 по поведению, передвинувшись по успеваемости с 8-го на 5-е место. Третий класс (1896-1897) И. Джугашвили закончил по второму разряду с оценкой 4 по пове­дению, переместившись с 5-го на 16-е место. В чет­вертом классе (1897-1898) его оставили для переэк­заменовки на осень; по поведению у него уже была тройка, а по успеваемости он был 20-м. Наконец, весной 1899 года за пятый класс экзаменов он не сдавал. Все эти разительные изменения были свя­заны с его увлечением революционными идеями и установившимися связями с подпольщиками-марксистами. Однако единого мнения о причинах его ухода из духовных школ до сих пор нет.

Как бы то ни было, за стенами семинарии он оказался, когда ему было уже двадцать лет. В духов­ных школах в общей сложности он провел без мало­го одиннадцать (!) лет... Это, разумеется, не могло не наложить отпечаток на всю дальнейшую его жизнь, оказав влияние на формирование характера и особенности мышления. И действительно, как это уже отмечалось исследователями, его труды и речи, лег­ко запоминающиеся и доступные восприятию само­го простого человека, были весьма схожи с пропове­дями, нося неизгладимые следы церковной логики.

Способ выражения мыслей, манера его писем напоминала послания известных духовников. Неторопливость движений — поведение священника. К этому следует отнести поразительную манеру вы­слушивать собеседника, умение вызвать на откро­венные признания; вдохнуть, когда нужно, веру и надежду. Многие современники подчеркивали скромность его одежды, бытовую неприхотливость, простоту пищи.

Близкий товарищ Сталина по Тифлисской ду­ховной семинарии А. Сипягин (позднее депутат от социалистов в Государственной думе первого со­зыва, впоследствии совратившийся в латинство), будучи католическим священником восточного обряда, вспоминал, «как в те далекие годы они исповедовались старцу и каждый месяц приступали к причастию, что было тогда не очень распространено среди православных». Сипягин подчеркивал, что он «навсегда сохранил воспоминания о «благочестивом Иосифе» и еще в тридцатые годы утверждал, что он обязательно «обратится».

Большую роль в этом выборе, несомненно, сыграла мать — Екатерина Георгиевна Джугашвили (1860 - 4.6.1937). «...Она едва умела нацарапать свое имя, — вспоминала о бабушке, к которой приезжала в июне 1935 года, дочь Сталина СИ. Аллилуева. — Характер у нее был, очевидно, строгий и решитель­ный, и это восхищало отца. Она рано овдовела и стала еще суровее. У нее было много детей, но все умерли в раннем детстве — только отец мой выжил... Она так и не захотела покинуть Грузию и приехать жить в Москву, хотя отец звал ее, и мама тоже. Ей был не нужен столичный уклад жизни, она продол­жала свою тихую, скромную жизнь простой набож­ной старухи... Она жила в каком-то старом, краси­вом дворце с парком; она занимала темную низкую комнатку с маленькими окнами во двор. В углу сто­яла железная кровать, ширма, в комнате было пол­но старух — все в черном, как полагается в Грузии... У бабушки были свои принципы — принципы рели­гиозного человека, прожившего строгую, тяжелую, честную и достойную жизнь. Ее твердость, упрямство, ее строгость к себе, ее пуританская мораль, ее суровый мужественный характер, — все это перешло к отцу».

Похоронили Екатерину Георгиевну на Давидо­вой горе в Тбилиси, неподалеку от храма св. Давида. Влияние родителей... тоже просто так не спи­шешь. Живой пример... Укор... Во всяком случае, всё это время от времени заставляло задумываться... Не исчезало бесследно из памяти...

Вот как, например, в 1970-е годы вспоми­нал о своем отце Михаиле Прохоровиче Скрябине (ум. 1923) В.М. Молотов: «Приезжал ко мне, когда я уже работал в ЦК. По церквам ходил... Он религи­озный был. Не антисоветский, но старых взглядов... С клюшкой ходил. А выпьет: «Все ваши Марксы, Шопенгауэры, Ницше — что они знают?»... У него был хороший бас, но не было слуха. И все-таки он пел в церковном хоре, на клиросе. Он пристраивал­ся к кому-нибудь с хорошим слухом, басу, и подтя­гивал... Выписывал много нот всяких церковных. На богомолье ездил. Куда только...».

С будущим Владыкой (а тогда иеромонахом Димитрием) И.В. Сталин познакомился в 1896 году, когда тот был назначен преподавателем Священного Писания в Тифлисскую духовную семинарию. (На­помним в связи с этим прекрасное знание И.В. Ста­линым Библии, которую он нередко цитировал.)

В 1898 году (после годичного пребывания в Ку­таисской духовной семинарии) о. Димитрий вновь возвратился в Тифлис, где был назначен инспекто­ром в семинарию. Именно в годы его инспекторства из семинарии ушел его ученик И. Джугашвили. Од­нако и после этого неприятного события «они не­сколько раз виделись, переписывались».

Позднее, в годы гражданской войны, ставший уже архиепископом Таврическим и Симферопольским, Димитрий был членом образованного на территории «белых» армий Временного Высшего Церковного Управления на юго-востоке России. К тому времени бывший семинарист И. Джугашвили стал председателем Совнаркома, возглавляя оборону Царицына. Сохранились сведения, что в это время Владыка через линию фронта не раз обращался к своему бывшему ученику, добиваясь от него «смяг­чения судьбы священнослужителей, попавших в плен к красноармейцам».

После эвакуации «белых» армий из Крыма ар­хиепископ Димитрий не пожелал покинуть Россию. Его арестовали. Однако благодаря вмешательству Сталина он получил минимальное наказание. Лавр­ским отцам в Киеве, опасавшимся поселять Вла­дыку из-за его запутанных отношений с властями, архиепископ Димитрий «показывал какие-то пись­ма свои Сталину и ответы последнего, а также полу­ченные им справки и разрешение киевских властей на проживание в городе».

В 1928 году Владыка принял великую схиму с именем Антоний. Скончался 1 ноября 1942 года в Киево-Печерской Лавре, где был и похоронен.

Следует подчеркнуть, что Сталин никогда не был инициатором гонений на Церковь, хотя он и не уклонялся никогда от общей партийной линии по борьбе с религией (иногда даже и «озвучивая» ее), однако, заметим, выработанной все-таки другими. Как утверждал один из ближайших его друзей и со­ратников В.М. Молотов, «Сталин не был воинствен­ным безбожником». Уже в предвоенные годы он не выступал лично с антирелигиозными призывами.

«Недооцениваем мы, — считает А. Б. Свенцицкий, — и открытую борьбу И.В. Сталина с левыми силами, которые стараемся представить этакими невинно закланными барашками». Но если бы не были уничтожены эти диавольские силы, невозмо­жен был бы и «церковный подъем» в послевоенные годы, неожиданно прерванный Н.С. Хрущевым.

Продолжал Сталин помнить и своих друзей по духовному училищу и семинарии. В письме матери от 9 октября 1936 года он пишет: «Здравствуй мама моя! Жить тебе десять тысяч лет! Мой привет всем старым друзьям-товарищам. Целую. Твой Сосо».

В книге Д.А. Волкогонова читаем о распоряже­нии И.В. Сталина в 1944 году выслать из его личных депутатских денег весьма большие денежные пере­воды своим друзьям по семинарии — Петру Копанадзе, Григорию Глурджидзе и Михаилу Дзерадзе, написав им при этом небольшие записки.

«Гриша! Прими от меня небольшой подарок. 9.05.44. Твой Сосо», — читаем в одной из них. По сви­детельству Д.А. Волкогонова, «в личном архиве Ста­лина сохранилось несколько аналогичных записок».

К сожалению, такого рода факты малоизвест­ны, рассеяны по большому числу малотиражных из­даний. До сих пор их не только никто не попытался проанализировать, но даже не удосужился собрать воедино. Многого мы и вовсе никогда не узнаем. В немалой степени этому способствовали, с одной стороны, привычка Сталина «к свободному одино­честву», а, с другой, его положение «пленника собс­твенной славы».

Таким образом, слова митрополита Илии упали на в своем роде благодатную почву.

Что касается иерархов Русской Православной Церкви, то знакомство их с посланиями митрополита Илии пи подтвердить, ни отвергнуть пока не представляется возможным. Вся официальная пе­реписка Патриархии с заграницей находилась под жестким контролем карательных органов. Сооб­щений по линии НКВД, через который тогда осу­ществлялась связь Церкви с государством, также не зафиксировано.

Однако сами условия существования Церкви, как Тела Христова, делали все эти возводимые государством мощные с виду стены ничего не значащи­ми для живущих в Духе...

9/22 июня 1941 года. Первыми словами Митро­полита Сергия, узнавшего о начале войны, по свидетельству его келейника, были: «Господь милостив, и Покров Пресвятой Девы Богородицы, всегдашней Заступницы Русской земли, поможет нашему наро­ду пережить годину тяжелых испытаний и победо­носно завершить войну нашей победой».

Служивший в эти дни тайно в Сергиевом Поса­де известный катакомбный священник архимандрит Серафим (Батюков, ум. 19.2.1942) на задававшийся всеми приходившими к нему вопрос «Кто победит?» отвечал: «Победит Матерь Божия».

22 октября/4 ноября 1941 года. Очевидец вспо­минал: «Литургия в Елоховском Соборе в день праз­дника Казанской иконы Богоматери... как бы пред­варила выступление И.В. Сталина по радио 6 нояб­ря 1941 года в день прославления иконы Богомате­ри «Всех скорбящих Радость». Храм переполнен. Перед встречей архиерея два тогдашних московских благочинных — отец Павел Цветков и отец Феодор Казанский — в полном облачении через Цар­ские врата центрального алтаря, высоко припод­няв и благословив ею молящихся, вынесли икону Казанской Божией Матери и положили на аналой перед архиерейской кафедрой... Еще раз раскры­лись Царские врата и на солею в полном... облаче­нии вышли архиереи: митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), архиепископ Саратовский Алексий (Толстопятов), архиепископ Калужский Алексий (Сергеев), епископ (потом митрополит) Питирим Курский, епископ Горьковский и Арза­масский Сергий и все настоятели московских цер­квей, а было их тогда всего семнадцать... Старшим протоиереем служил ключарь Елоховского Собора о. Петр Голубев, бывший настоятель Покровского храма на Красносельской улице; старшим протоди­аконом — отец Николай Орфенов и два протодиако­на... Архиереи остались на солее, а о. Николай Ор­фенов со свечой в руке сошел с солеи и совместно со священством вышел в трапезную встречать архи­ерея. Появился седой митрополит в белом клобуке, чрезвычайно интеллигентной внешности... Так я впервые увидел владыку Николая (Ярушевича), с которым впоследствии был лично хорошо знаком... Общеизвестно, что владыка Николай — выдающий­ся оратор-проповедник. Проповедь владыки Нико­лая была посвящена образу Казанской Богоматери. Вдохновенно говорил он о защите Богородицей России от наступающих врагов. И сейчас звучат его властные и страстные интонации: «Мы пройдем через все испытания и мы под знаменем Богородицы победим врага. С нами Бог, с нами Богородица. Мы молимся о единстве нашего народа. Мы верим, победа придет!»... Кончилась Литургия, начались уставные многолетия. О. Николай Орфенов произнес многолетие митрополиту Сергию (путешест­вующему), митрополиту Николаю, всем архиереям по старшинству... Впервые произнес многолетие Сталину протодиакон храма Святителя Николая, что на Новокузнецкой улице, отец Иаков Абакумов. Отец Иаков — родной брат начальника СМЕРШа («Смерть шпионам» - военная контрразведка) и заместителя Наркома обороны СССР.. Абакумова (19.12.1954). — Такое я услышал впервые!.. Облада­тель низкого звучного баритона о. Иаков Абакумов начал: «Богохранимой стране Российской, властем и воинству ея... и первоверховному Вождю...» И вдруг десятками сотен голосов грянули молящиеся, заглу­шив отца Иакова: «Многая лета!!!»... Эта Литургия 4 ноября 1941 года, совершенная в Богоявленском Кафедральном Соборе, как бы положила начало тесному союзу Церкви с советской властью...»

В эти дни «путешествующий» по указанию правительства Блаженнейший митрополит Сергий находился в Ульяновске. Пригодных для службы храмов в городе не оказалось (на родине основателя Советского государства единственным действую­щим храмом была лишь небольшая церковь на клад­бище) и прибывшим для службы был передан давно закрытый католический костел. 30 ноября митропо­лит Сергий в сослужении всего прибывшего с ним духовенства совершил его освящение, основной его престол посвятив Казанской иконе Божией Матери. Храм получил официальное название Казанско­го Патриаршего собора в г. Ульяновске.

«В Ульяновске, — писал позднее протоиерей А.П. Смирнов, — в дни Отечественной войны была как бы Патриаршая ставка — ставка великого цер­ковного Вождя и Кормчего, ведшего корабль цер­ковный в эту жестокую бурю на море житейском в направлении к Царству Божию».

Как известно, единственным зданием, уце­левшим среди руин Сталинграда, был храм во имя Казанской иконы Божией Матери с приделом Пре­подобного Сергия Радонежского, в который неод­нократно заходил легендарный командарм Чуйков. Молча стоял, возжигая свечи, молясь о победе над врагом.

Именно перед Казанским образом Божией Ма­тери совершал в ноябре 1942 года под Сталинградом молебен митрополит Николай (Ярушевич).

Тогда же, в 1942-м, самолет с Казанской иконой Пресвятой Богородицы облетел Сталинград — факт, который подтвердил в беседе с писателем Юрием Бондаревым Маршал Т.К. Жуков. Кстати, послед­ний всю войну возил с собой в машине Казанский образ Божией Матери.

Как тут не вспомнить о том, что всем людям Земли Русской, находящейся под Покровом Бо­жией Матери, издревле ведома особая забота об их земле Богородицы. Со времени отъятия Царства земного, отмеченного явлением Державной Ее ико­ны, Царица Небесная стала к нам еще ближе, ибо, в народно-православном сознании, взяла Она в Свои Пречистые длани земные скипетр и державу, увенчавшись земною короною Царства Русского, Треть­его Рима...

Что касается митрополита Гор Ливанских Илии, то он знал имена праведников, чьими молитвами в годы войны Господь помиловал Россию. Сама Пре­святая Богородица открыла ему это. «Среди них первым Пречистая назвала имя старца иеросхимонаха Серафима Вырицкого, а также имена духовно с ним связанных молитвенниц и стариц». Это ста­рица Ольга Васильевна, крестница св. праведно­го Иоанна Кронштадтского. Любушка (Лазарева, 1912-11.9.1997), почти 30 лет подвизавшаяся при храме Казанской иконы Божией Матери в Сусанине (неподалеку от Вырицы), упокоившаяся в Вышне­волоцком Казанском женском монастыре Тверской епархии. (Кстати, в Вырице, еще до Сусанина, Лю­бушка подвизалась опять-таки при храме Казанской иконы Божией Матери, построенном в память 300-летия Дома Романовых.) И, наконец, третьей молитвенницей была старица Ольга Алексеевна (ум. 1957), по происхождению генеральская дочь.

Говоря о Православном Возрождении в Рос­сии в годы войны, мы имеем в виду таковое по обе стороны фронта. И произошло оно не благодаря, а вопреки как коммунистической, так и фашистской идеологиям. Причем, объективный результат не за­висел от субъективных устремлений действующих лиц. Раб Божий Навуходоносор, царь Вавилонский (Иер. 25, 9)... Раб Божий Иосиф Сталин и Адольф Гитлер... Так Промысел Божий творит историю...

Разумеется, все это могло осуществиться только в результате духовных устремлений самого русского народа. Православные люди, оказавшись по разные стороны линии фронта, максимально воспользова­лись дарованной Богом, молитвами всех Святых, в земле Российской просиявших (в день празднова­ния памяти которых началась война), вынужденной (а потому относительной) религиозной терпимос­тью власть предержащих.

«...Недавняя война против немцев... — раз­мышлял митрополит Вениамин (Федченков). — Ее принял сознательно и русский народ вслед за пра­вительством; ее благословила и Церковь от всего сердца. И, конечно, нужно сказать: Слава Богу, что война была!»

Позицию Московской Патриархии митропо­лит Сергий сформулировал в предисловии к книге «Правда о религии в России», сам выход которой был еще одной уступкой властей Церкви. Вышла она одновременно на нескольких языках, причем печаталась в типографии «Союза воинствующих безбожников». По недосмотру часть тиража этой книги вышла с маркой этого богоборческого изда­тельства.

Итак, в предисловии, датированном 28 марта 1942 года, местоблюститель писал: «...Признает ли наша Церковь себя гонимой большевиками и про­сит ли кого об освобождении от таких гонений? Для тех, кто убежден в наличии гонений, линия поведе­ния, принятая нашей Церковью в отношении фа­шистского нашествия, конечно, должна казаться вынужденной и не соответствующей внутренним чаяниям Церкви, а молитва о победе Красной Ар­мии может казаться лишь отбыванием повинности, проформой, иначе говоря, одним из доказательств несвободы Церкви даже в стенах храма...

В своей внешней обстановке беспомощности мы могли рассчитывать только на нравственную силу канонической правды, которая и в былые вре­мена не раз сохраняла Церковь от конечного распа­да. И в своем уповании мы не посрамились...

Наша Русская Церковь не была увлечена и со­крушена вихрем всего происходящего. Она сохранила ясным свое каноническое сознание, а вместе с этим и канонически-законное возглавление, то есть благодатную преемственность от Вселенской Церк­ви и свое законное место в хоре православных авто­кефальных Церквей...

Мы, представители Русской Церкви, даже и на мгновение не можем допустить мысли о возмож­ности принять из рук врага какие-либо льготы или выгоды. Совсем не пастырь тот, кто, видя грядуще­го волка и уже терзающего церковное стадо, будет в душе лелеять мысль об устройстве личных дел. Ясно, что Церковь раз и навсегда должна соединить свою судьбу с судьбою паствы на жизнь и на смерть. И это она делает не из лукавого расчета, что победа обеспечена за нашей страной, а во исполнение ле­жащего на ней долга, как мать, видящая смысл жиз­ни в спасении ее детей».

«Митрополит Сергий, — пишет А.Б. Свенцицкий, — в одной из своих статей указывал: «Как только Церковь перестанет быть участницей в жизни свое­го государства, как только попадет она в изоляцию, то невольно скатывается на позиции старообряд­чества, которое сохранило обычаи, но Старообрядческая Церковь стала как бы «бытовой» Церковью, абсолютно отстраненной от исторической и совре­менной жизни своего народа». Этого, признавался митрополит Сергий, он боялся как огня!

Один из современных исследователей, М.В. Шкаровский, пишет: «Необходимо отметить не только присутствие священнослужителей в со­ставе действующей армии или антифашистского подполья, но и обращение к вере многих солдат, офицеров, партизан, в том числе старших команди­ров».

Из свидетельства очевидцев известно, что на­чальник Генерального штаба Б. М. Шапошников (полковник Царской армии) носил финифтевый образ святого Николая и молился: «Господи, спаси Россию и мой народ!» Его преемником на посту начальника Генштаба стал сын священника из Кинешмы маршал А.М. Василевский.

В освобожденной Вене в 1945 году по приказу маршала Ф.И. Толбухина (брат которого - протоие­рей — служил все годы блокады в Ленинграде) были отреставрированы витражи в русском православ­ном соборе и отлит в дар храму колокол с надписью «Русской Православной Церкви от победоносной Красной Армии».

Неоднократно свои религиозные чувства пуб­лично проявлял командующий Ленинградским фронтом маршал Л. А. Говоров, после Сталинградс­кой битвы стал посещать православные храмы мар­шал В.Н. Чуйков.

Широкое распространение среди верующих получила убежденность, что всю войну с собой в

машине возил образ Казанской Божией Матери маршал Г.К. Жуков. В 1945 году он вновь зажег не­угасимую лампаду в Лейпцигском православном храме-памятнике, посвященном «Битве народов» с Наполеоновской армией, восстановленном са­перными бригадами по приказу маршала. А в конце 1940-х годов, отправленный командовать Одесским военным округом, проезжая Киев, Г. Жуков принес в храм и попросил оставить в алтаре свою «военную» икону Казанской Божией Матери.

Естественно, что верующими становились и рядовые солдаты, ежедневно рисковавшие своей жизнью... В отчете уполномоченного Совета по де­лам Русской Православной Церкви в Марийской АССР за 1944 год отмечалось:

«...К великому сожалению, церковь посещает даже командный состав воинских частей. Характер­ный случай: верующие переносили в сентябре меся­це иконы из Цибикнурской церкви в Йошкар-Олу, и по пути следования к этим иконам прикладыва­лись... командиры воинских частей и жертвовали деньгами — было собрано 17000 рублей».

Г. Карпов, докладывая в ЦК ВКП(б) о праздно­вании Пасхи в московских и подмосковных храмах в ночь с 15 на 16 апреля 1944 года, также подчерки­вал: «Почти во всех церквах города, в том или ином количестве, были военные офицерского и рядового состава, общим числом более 500 человек... В об­ласти были также посещения церквей офицерским и рядовым составом. Так, например, в Казанской церкви (с. Коломенское Ленинского района) воен­ных было 50 человек, в церкви Александра Невского (пос. Бирюлево Ленинского района) — 275 человек, в Троицкой церкви г. Подольска — 100 человек».

Были случаи, когда с фронтов посылались в Москву телеграммы с просьбами направить в дейс­твующую армию материалы с проповедями духо­венства Русской Церкви. Так, 2 ноября 1944 года в Главное политуправление РККА с 4-го Украинского фронта поступила телеграмма, заверенная подпол­ковником Лесновским, с просьбой «по встретив­шейся надобности в самом срочном порядке выслать материалы Синода для произнесения проповедей в день празднования годовщины Октября, а также ряд других руководящих материалов Православной Церкви». Таким образом, командование хотело от­кликнуться на настроения солдат...

Ленинград сражался не только силой оружия, но и молитвой Церкви... В чин Божественной литургии вводились специальные молитвы о дарова­нии победы нашему доблестному воинству и избав­лении томящихся во вражеской неволе. Служился тогда и особый молебен «В нашествии супостатов, певаемый в Отечественную войну». Позднее на не­которых богослужениях в Никольском кафедраль­ном соборе присутствовало командование Ленинг­радским фронтом во главе с маршалом Л.А. Говоро­вым».

3 октября 1941 года танковая армия Гудериана захватила Орел. «О настроениях, господствовав­ших среди русского населения, — вспоминал этот немецкий военачальник, — можно судить по вы­сказываниям одного старого царского генерала, с которым мне пришлось в те дни беседовать в Орле.

Он сказал: «Если бы вы пришли 20 лет назад, мы бы встретили вас с большим воодушевлением. Теперь же слишком поздно. Мы как раз теперь снова стали оживать... Теперь мы боремся за Россию, и в этом мы все едины».

Одно из типичных писем того времени. Солдат М.Ф. Черкасов пишет домой матери: «Мама, я всту­пил в партию... Мама, помолись за меня Богу». Пар­тия воспринималась вступавшими в нее (не говорим о последствиях) как партия государства, совершаю­щего исключительно патриотическое дело — освобождение Родины от захватчиков. В восприятии та­ких «коммунистов» идеологии нет места.

Возможно, эти приведенные нами факты по­могут нам яснее осознать, кто и за что воевал тогда, почему наша Церковь молилась так, а не иначе.

* * *

Днем 22 августа/4 сентября 1943 года на ближ­ней даче в Кунцеве Сталин собрал совещание, в котором участвовали Г.М. Маленков и Л.П. Берия. На совещании присутствовал полковник НКГБ Г.Г. Карпов. Незадолго до этого откомандирован­ный из штаба партизанских отрядов на Украине, он был назначен начальником отдела, осуществлявше­го контроль за деятельностью религиозных органи­заций. Обсудив некоторые практические вопросы, было решено провести встречу Сталина со священ­ноначалием Церкви. Тут же из кабинета Сталина полковник ГГ. Карпов позвонил митрополиту Сер­гию договорились о встрече.

Поздним вечером того же дня в Троицкие во­рота Кремля въехал черный правительственный лимузин. В нем находились Местоблюститель Пат­риаршего Престола митрополит Сергий, митропо­лит Алексий (Симанский) и митрополит Николай (Ярушевич). Через несколько минут они были уже в кабинете Сталина. Навстречу святителям вышел хозяин кабинета...

(Напомним, литургически наступил уже сле­дующий день — 23 августа/5 сентября. Воскресение. Отдание праздника Успения Пресвятой Богородицы. Верующее сердце не сомневается: это Она, Матерь Божия, «земли Русския Царица Небесная», достойно завершила то, что начали люди, созвавшие в 1917 году 15 августа — в день честнаго Успения Ея — в Богоспа­саемом граде Москве в Успенском Соборе — Доме Пресвятой Богородицы - Освященный Церковный Собор, восстановивший Патриаршество на Руси.)

В ходе беседы Сталин неоднократно подчер­кивал, что «Церковь может рассчитывать на всестороннюю поддержку правительства во всех вопро­сах, связанных с ее организационным укреплением и развитием внутри СССР». В беседе принимали участие В.М. Молотов и ГГ. Карпов.

Еще недавно об этой исторической встрече было известно сравнительно мало, причем сообща­лось много недостоверного. Недавно стала известна записка Карпова, составленная им на следующий день после встречи.

К сожалению, по вполне понятным причинам, до нас не дошло никаких воспоминаний святителей, участвовавших в этой встрече. Возможно, какие-то обрывки из их устных воспоминаний, более или ме­нее искаженные, попали к нам через третьи руки.

«В конце беседы, - говорится в одной из по­добного рода записей, — митрополит (Сергий) был страшно утомлен... Сталин, взяв митрополита под руку, осторожно, как настоящий иподиакон, свел его по лестнице вниз и сказал на прощание: «Владыко! Это все, что я в настоящее время могу для Вас сделать».

В победном 1945-м владыка Вениамин поинте­ресовался у келейника к тому времени уже покойного патриарха Сергия архимандрита Иоанна (Разумова), не приходилось ли ему слышать каких либо подроб­ностей о той встрече в Кремле. «О. Иоанн, — вспоми­нал владыка, — не знал, о чем они там говорили.

...Передаю точные слова митрополита Сергия. А он был умнейший человек. И слов напрасно не бросал. И не думаю также, что так мог бы выдумать о. Иоанн: этого не выдумаешь... Тогда стоит и нам задуматься...

После я прочитал в третьем послании ап. Ио­анна, «апостола любви», следующие слова его: «Кто делает добро, тот — от Бога; а делающий зло, не ви­дел Бога!»

Удивительно! Ведь это буквально совпадает со словами митрополита Сергия!..»

Следует отметить, что последняя такого рода встреча на высшем уровне состоялась в мае 1924 года, когда патриарха Тихона принимали пред­седатель ВЦИК М.И. Калинин и председатель СНК СССР А.И. Рыков. Следующая подобная встре­ча произойдет 10 апреля 1945 года. И.В. Сталин встретится с Патриархом Алексием (Симанским), митрополитом Николаем (Ярушевичем) и протоп­ресвитером Николаем Колчицким. Речь во время нее шла о предполагавшемся сооружении в Москве Православного центра с дворцом, духовными учеб­ными заведениями, типографией и т.п. После этого последовала большая пауза. Лишь апреле 1988 года, в преддверии 1000-летия Крещения Руси, М.С. Гор­бачев принял патриарха Пимена.

На следующий день после встречи, закончив­шейся глубокой ночью, Патриарший Местоблюсти­тель служил в Богоявленском кафедральном соборе Божественную литургию. Первую после двухлетней разлуки с московской паствой. В конце службы он сообщил о намеченном на 26 августа Соборе епис­копов. Выйдя из храма, верующие читали в еще пах­нущих типографской краской «Известиях» сообще­ние ТАСС о приеме Сталиным трех митрополитов.

Архиерейским Собором, состоявшимся в Москве через четыре дня после встречи в Кремле, 26 августа/8 сентября (в день Сретения Владимир­ской иконы Божией Матери, особо почитавшейся митрополитом Сергием), Патриархом Московским и всея Руси был избран владыка Сергий (Старогородский).

Собор начался тем, что был пропет тропарь Казанской иконе Пресвятой Богородицы: «Днесь светло красуется славнейший град Москва...»

По образному выражению митрополита Нико­лая (Ярушевича), «наша Церковь вновь засияла во всей полноте своего иерархического чина».

«Ваше избрание, — писал в телеграмме Патри­арху Сергию митрополит Гор Ливанских Илия, — исполнило наши сердца радости. В продолжение трех дней церкви в Ливане были открыты днем и но­чью и колокола перезванивали весело. Благодарим Бога за восстановление в России Патриаршества и молимся о победе русского воинства под водитель­ством маршала Сталина, великого защитника че­ловечества. Да дарует Всемогущий Бог Вам силы и долгую жизнь к славе Церкви».

Конец провозглашенной еще до войны так на­зываемой «безбожной пятилетки», когда в стране должен был быть закрыт последний храм и уничто­жен последний священник, приходился, как извес­тно, на 1943 год. Тот же 1943 год должен был стать годом основания «немецкой национальной церк­ви». Вместо этого, как видим, был избран Патриарх, приостановлено гонение на Церковь, началось ее возрождение.

«Треснул свод государственного материализ­ма, — отозвался на избрание Патриарха архиманд­рит Иоанн (Шаховской) в проповеди в берлинском храме Св. равноапостольного Вел. Кн. Владимира 11/24 октября 1943 года. — Материально сильных стало одолевать материально совсем слабое. И не в том, прежде всего, дело, что все это попущение церковной самодеятельности в Москве может ока­заться одним только обманом и есть уже этот обман, а в том, что к такому именно, а не другому обману оказалось необходимым сейчас прибегнуть госу­дарственным властям пред лицом русского народа. Апостол Павел, умевший видеть во всем Божью святую, промыслительную сторону, говорил: «Как бы ни проповедовали Христа, притворно или искрен­но, я и тому радуюсь» (Филип. 1, 18)...»

Многие сегодня склонны обвинять священ­ноначалие Русской Православной Церкви в пре­клонении перед богоборными властями. В «дока­зательство» приводят слова, подобные сказанным в 1944 году митрополитом (впоследствии Патри­архом) Алексием (Симанским) о «богодарованном Верховном Вожде нашем Иосифе Виссарионовиче Сталине». Обвинители, как правило, сочувствуют или принадлежат к тому религиозному сообществу, которое во время войны на территории Германии ежедневно молилось о «Боголюбивом вожде народа Германского». Но «Боголюбивый» и «Богодарованный», согласитесь, вовсе не одно и то же. Достаточ­но вспомнить опять-таки «раба Моего» (Божия) царя Вавилонского Навуходоносора (Иер. 25, 9-11).

Страх и преклонение перед сильными мира сего — слишком все это было бы просто... и... далеко от истины...

Патриарх Сергий, по словам весьма осведом­ленного его келейника, впоследствии митрополита Иоанна (Разумова), разумеется, «не мог одобрять методов Сталина; они были ему органически чуж­ды, как глубоко верующему христианину и как ис­ключительно доброму, мягкому по натуре человеку. Митрополит Сергий, однако, во время войны при­ветствовал Сталина и эти приветствия были вполне искренни... Как реально мыслящий человек, митро­полит Сергий понимал, что только единая, сплочен­ная Русь может противостоять германскому фашизму, поэтому он, как и большинство русских людей в то время считал, что следует отложить до других времен всякие внутренние счеты и разногласия».

Что касается святителя Сергия и его отноше­ний с советской властью, то они, вопреки тому, как их пытаются представить многие, не были ни столь тесны, ни желанны. По свидетельству известного впоследствии архиепископа Зарубежной Церкви Леонтия (Филипповича), Святитель «не терпел, ког­да кто-нибудь в своих личных интересах пользовал­ся ее (советской власти) услугами». (Это касалось не только «личных», в нашем понимании, интересов, но и епархиальных, на первый взгляд, вроде бы цер­ковных).

Вряд ли, однако, верно представлять процесс изменения отношения государства к Церкви ров­ным и однозначным, а исполнителей воли И.В. Ста­лина дисциплинированными статистами. Да и сами закоренелые безбожники вовсе не были безобид­ными, покорными овечками. Так, небезызвестный Б.П. Кандидов, в 1937 году печатно обвинявший митрополита Сергия в шпионаже в пользу Японии, весной 1945 года обратился к секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Жданову (напоминая тому о сотрудничестве в прошлом с Губельманом-Ярославским) с предложе­нием «развернуть антирелигиозную работу».

Официальный отзыв Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) на это послание оказался резко негативным. Кандидову указали на то, что он «живет старыми взглядами». Но старый безбожник не собирался складывать оружие, беспощадно клей­мя в своих лекциях «реакционную роль церковни­ков». Однако получил взбучку. «Правда» (23.6.1945)

в назидание другим на своих страницах разоблачила методы «этого вредного лектора». Кандидову было запрещено выступать с лекциями по антирелигиоз­ной тематике.

В 1946 году профессиональные атеисты реши­лись еще раз прощупать почву. В октябре исполняющий обязанности председателя Центрального со­вета Союза воинствующих безбожников Ф. Олещук и ответственный секретарь Е. Тучков (печально из­вестный душитель Церкви 1920-1930-х гг.), ссылаясь на полученное приглашение от чешского «Союза свободомыслящих» на съезд, предлагали возродить деятельность своей организации. Но получили через Жданова официальный отказ. Не помогла и между­народная интрига: на заседании Совета «Всемирного союза свободомыслящих», прошедшем в Брюсселе, советским безбожникам заочно предоставили це­лых три места, в том числе даже вице-председателя. Но запрет был оставлен в силе. Более того, такая международная активность привела к весьма не­ожиданным результатам. Отдел внешней политики ЦК ВКП(б) 17 января 1947 года, подтвердив отказ, выразил, через М. Суслова, секретарю ЦК А. Кузне­цову «сомнение» в самой «целесообразности даль­нейшего существования» Союза воинствующих без­божников. В феврале 1947 года ЦК ВКП(б) принял решение о прекращении деятельности Союза.

Все это означало слом богоборческого аппара­та. Аппарат же Совета по делам Русской Православной Церкви составляли люди, принципиально по-другому ориентированные, нежели атеисты 1920-1930-х годов.

Было бы наивным полагать, что такие нов­шества не вызывали сопротивление партийного аппарата. Известное постановление ЦК ВКП(б) 27 сентября 1944 года «Об организации научно-про­светительной пропаганды» — дань именно таким настроениям. Историк В.А. Алексеев справедливо называет инициатором появления этого постанов­ления Сталина:

«Сталин не мог не осознавать, что... партий­ные, комсомольские кадры, идеологические работ­ники и активисты плохо понимали весь замысел его новой линии в области церковно-государственной политики. Некоторым из них казалось, что «брата­ние с попами» есть измена заветам основоположни­ков марксизма-ленинизма... Он и решил совершить определенный маневр — напомнить партии и ком­сомолу о важности борьбы с предрассудками и су­евериями... И вместе с тем, старательно избежав... конкретных упоминаний об антирелигиозной рабо­те... Сталин продолжил свою линию на дальнейшую «легализацию» церковных институтов в стране».

Да, Сталин вынужден был считаться со своим окружением. Вспомним его слова сказанные митрополиту Сергию после знаменитой беседы в Кремле:

«Это все, что я в настоящее время могу для вас сделать».

В 1948 году он вынужден был уступить давле­нию этих сил, разрешив им приступить к подготовке специального постановления ЦК ВКП(б) о задачах атеистической пропаганды в новых условиях. Через некоторое время, отвергнув многие идеи разработ­чиков, И.В. Сталин фактически похоронил этот до­кумент. Более того, из официальных партийных и государственных документов в это время исчезают сами термины «антирелигиозная» и «атеистическая» работа. Едва ли не впервые за всю историю партии эти понятия отсутствовали в отчетном докладе ЦК ВКП(б) XIX съезду партии в октябре 1952 года.

Осенью 1947 года митрополит Илия впервые (официально — по приглашению Патриарха Алек­сия) посетил СССР. Если следовать «Чудесам от Казанской иконы Божией Матери», то И.В. Сталин тем самым исполнил волю Божией Матери.

Владыка посетил Москву, Ленинград, Киев, Одессу. Причем, во всех храмах ему «вручались в дорогих ризах святые иконы, главным образом Бо­жией Матери». Патриарх же Алексий подарил мит­рополиту Казанский образ Пресвятой Богородицы. Все эти факты также подтверждают сказание, как и вот эти слова из обращения митрополита Гор Ли­ванских к Патриарху Алексию, зачитанные после богослужения в Патриаршем Богоявленском соборе в Москве 16 ноября 1947 года:

«Народ ваш — народ Богоносец! Вся история Земли Российской свидетельствует нам о том, что в тяжелые эпохи внутренних смут, а также во вре­мя нашествия иноплеменников, благородный и ве­ликий русский народ прибегал к Божией помощи, дабы сохранить в целости города и веси и широко раскинутые пределы Земли Российской. Не раз гор­дые и дерзкие враги в лице Чингисхана, Тамерлана, Карла XII, Наполеона и других пытались завладеть Русской землей и поработить ее народ, не раз оро­шалась православная земля кровью своих верных сынов, но все это не сломило народной силы, не уничтожило веры в правоту защищаемых народом принципов. Все эти попытки поработить русский народ, навязать ему другие государственные идеи, другую веру ни к чему не привели. Велик Бог хрис­тианский! И в эту ужасную кровавую войну Он со­хранил любимый Свой народ и Дом Пресвятой Бо­городицы».

И еще: «Я много знал о великом русском народе и его Церкви и теперь лично убедился, что Русская Православная Церковь является величайшей Цер­ковью Православия. Господь Бог благословляет рус­ский народ так же, как когда-то благословил Авраа­ма. Русский народ является как бы народом Святой Земли, и землю Русскую можно сравнить со святой Палестинскою землею».

Так же подтверждает «чудеса...» и официально заявленная митрополитом Илией корреспонденту ТАСС главная причина совершенной им поездки в СССР: «Целью моего визита было возложение свя­щенной короны на Казанскую икону Божией Ма­тери, находящуюся в Ленинграде. Я выполнил эту миссию...»

Характерно, что в Ленинград митрополита Илию от правительства официально сопровождал А.Н. Косыгин, в то время заместитель председателя Совета министров СССР, кандидат в члены Поли­тбюро ЦК ВКП(б).

Официальное сообщение ТАСС приводило сло­ва владыки: «Когда возлагал венец на чудотворную икону Казанской Божией Матери, во всех церквах зазвонили колокола... В кафедральном соборе меня особенно умилило общенародное пение акафиста Казанской Божией Матери...»

...Материалы о пребывании митрополита Илии в СССР, публиковавшиеся в «Журнале Московской Патриархии» (1948, № 1), так и не были завершены, несмотря на объявленное их продолжение. Причем, «обрыв» произошел как раз на визите владыки в Ле­нинград (одна из важнейших, как мы помним, час­тей сказания). И это... неспроста.

Что смутило государственных цензоров и сто­явшие за ними власти (под всецелым контролем ко­торых находился журнал вплоть до первых лет пере­стройки)? Это могло быть и «возложение священной короны на Казанскую икону Божией Матери», кото­рое легко могло вызвать в народе воспоминания о вен­чании на Царство Помазанников Божиих. Это могло быть слово владыки в Князь-Владимирском соборе с рассказом о явлении ему Божией Матери, передан­ное в сказании. Это, наконец, мог быть необычайно теплый прием его верующими Ленинграда, явно кон­трастирующий с наигранным энтузиазмом при встре­чах партийных и советских вождей трудящимися.

О сопутствовавших визиту делах митрополита Илии можно в какой-то мере судить по сохранив­шимся (публикуются в данной книге впервые) пись­мам Патриарха Алексия председателю Совета по де­лам Русской Православной Церкви Г. Г. Карпову: