2015-05-13
469
Честолюбивый молодой офицер прибыл на войну. Конечно, он хотел стать героем и полководцем. Одним из вершителей исторических событий. Ведь при первом же взгляде на историю, при первом же прочтении Тацита (а тогда историю учили по тацитам и геродотам, причем читали их в подлиннике!) было ясно: в истории есть герои и есть толпа. Герои придумывают гениальные планы, увлекают за собой толпу — и так и свершается историческое событие.
Офицером этим был граф Лев Толстой, а войну потом назвали "Крымской". К своему удивлению, разочарованию, возмущению офицер и граф обнаружил, что никаких гениальных планов и великих полководцев на войне не бывает. На ней нет даже героев в обычном понимании этого слова. Есть люди, которые по каким-то таинственным причинам делают ОДНО И ТО ЖЕ дело то хорошо, то плохо, то смело, то трусливо, но в любом случае менее всего думая о победах, поражениях, планах военной кампании, стратегической обстановке и так далее.
Главный противник, с которым воевал офицер-артиллерист Лев Толстой, назывался "французами". То есть точно так же, как четыре десятка лет назад, когда нашествие этих самых "французов" полностью погибло на русских просторах. А в "Крымской войне" те же "французы" победили. Настолько те же, что даже вождя этих самых "французов" звали, как и ранее, "Наполеоном". С тем только уточнением, что речь на сей раз шла о "Наполеоне Третьем".
Потрясенный увиденным на войне, пораженный столь разными результатами столкновения двух почти тех же самых армий, офицер Лев Толстой превратился в историка. Он скрупулезно изучил огромный объем свидетельств. В тех свидетельствах, которые он отобрал и потом процитировал — ничего придуманного, все до мелочей совпадает с реальной историей. Если Сперанский у Толстого говорит про "вино в красных сапожках" — то будьте уверены, что это одна из любимых фраз реально жившего Сперанского… Но почти никто до сего времени не отнесся к Льву Толстому как к историку, мало кому придет в голову и поныне назвать его так!
Зато историком называют Евгения Тарле. По его книге "Наполеон" изучают историю. Тарле в войнах с французами не участвовал. Ступени познания Истории проходил только в качестве туриста. Зато он прочитал французского историка Тьера и потом переложил его так, как было велено тогдашней идеологией. А велено было много чего такого, что требовало почти акробатических навыков. Самое сложное состояло в том, чтобы проскочить между Сциллой идеализма и Харибдой материалистических взглядов на историю. И причем сделать это, не задев загадочной для таких, как Тарле, фигуры Толстого. Как ни странно, но этот граф был в явном фаворе у правительства голытьбы. При прежнем православном режиме этого верующего отлучили от церкви, а при богоборческой власти стали превозносить. Правитель, называвшийся "вождем всех времен и народов", явно благоволил к писателю, ОТРИЦАВШЕМУ РОЛЬ ВОЖДЕЙ в истории! И Тарле только один раз позволил себе укусить Толстого, сделав вид, что целует ему руку. В одной статье он восхитился: вот какой гениальный Лев Толстой, какую создал "художественную правду"! Но реально-то Наполеон, конечно, не мог дернуть за ухо русского посла Балашова. Хи-хи-хи!
В остальном Тарле просто обходил наследие Толстого. Он втупую излагал Тьера, добавляя время от времени "классового подхода", "экономического анализа" и чего еще там было велено.
У Тарле войска двунадесяти европейских языков не догнали и не истребили армию Багратиона "из-за бездарности Жерома Бонапарта". И таким образом спаситель России — это, конечно, вот этот самый олух. Но вот у Толстого все войска двигались совершенно независимо от бездарности либо одаренности полководцев.
У Тарле мы не окружили и не добили Наполеона под Березиной из-за страха, который русские полководцы Чичагов и другие испытывали перед гением Наполеона. А у Толстого, вникавшего в сам процесс движения массы людей, — потому, что "передвинуться" неизвестно для чего (французы и так погибали) на морозе и по колено в снегу не было ни возможности, ни смысла.
Так кто же в конце концов прав: Лев Толстой или Евгений Тарле?
От одного этого вопроса русского "интеллигента" сбрасывает на ноль, к привычной дуалистической схеме. — ОБА ПРАВЫ! Но только Толстой прав по художественной части ("художественная правда"), а Тарле по части фактической.
Вот так и живем — с двумя "правдами". С правдой изворотливого конъюнктурщика и с правдой метавшегося гения.
Гений Толстого увидел картину потрясающую — картину ОТСУТСТВИЯ в истории "исторических деятелей" как таковых. Увиденное заставило его метаться: Сначала уподобить людей стаду животных, идущему всегда туда, где трава больше и сочнее. Холодный ум Маркса назвал это "экономическими интересами". И тем самым было положено начало пути познания, ведущему к появлению настоящих исторических деятелей, а не этикеток, чье имя вешается на то или иное событие. Но Толстого его же собственное сравнение людей со стадом ужаснуло, привело в смятение, заставило искать для себя божество, причем именно в процессе поисков бога быть ОТЛУЧЕННЫМ ОТ ЦЕРКВИ(!!!)
Метания гения не могут быть внятными для людей вертлявых, будь то записные "советские" историки или "православные" иерархи.
Лично для меня Лев Толстой стал не только любимым писателем, не только авторитетным историком, но и единственным честным ЮРИДИЧЕСКИМ КОНСУЛЬТАНТОМ.
В конце 1988 года после побоища в Звартноце и резни в Сумгаите власть в Москве не могла более отделываться "консенсусами" от надвигавшейся войны между Арменией и Азербайджаном. В Ереван и в Баку были направлены группы офицеров из России. Прямым следствием прибытия такой группы в Армению стал арест двенадцати лидеров армянского националистического движения — членов так называемого "Комитета Карабах". В числе этих двенадцати был Тер Петросян, ставший потом президентом Армении.
Когда все двенадцать "карабаховцев" были переправлены из Ереванского драмтеатра в тюрьму, российские офицеры распределили между собой всю территорию Армении. Каждому достался район, в котором надлежало собрать доказательства вины задержанных лидеров по статье уголовного кодекса АРМССР, которая говорила о "разжигании межнациональной розни". Мне достался район и город Арташат, что совсем рядом от Еревана.
Направляясь утром из ереванской гостиницы "Ани" в Арташат с пистолетом под мышкой, я был преисполнен решимости преодолеть любое сопротивление местных властей и других структур и добыть все необходимые материалы. Однако никакого сопротивления от кого-либо я не встретил. Напротив, мне с радостью и готовностью предоставляли любую помощь и любую информацию.
Это был период сразу после землетрясения в Спитаке. Перед лицом огромной национальной трагедии народ Армении не считал тогда уместным муссировать тему отношений с "турками" (так там в Армении называли азербайджанцев). Но если гостю из России было угодно вникнуть в эту тему, то все были готовы помочь. Уже вскоре у меня было собрано несколько мешков стенограмм и переводов на русский язык аудиозаписей различных митингов и других мероприятий, прошедших в Арташате под эгидой "Комитета Карабах". Проверка этих материалов различными способами убедительно свидетельствовала об их достоверности. Таким образом, эта часть проявлений движения националистов в Арташатском районе мне стала уже вскоре совершенно понятна. А другой частью были ночные рейды молодых людей вдоль дороги, по которой иногда проезжали грузовые автомобили с азербайджанскими номерами в направлении Нахичевани. Такие вот грузовики с такими номерами в ночное время постоянно забрасывались камнями. Действия эти неизменно осуждались армянскими властями и подвергались анафеме лидерами армянских националистов, в том числе арестованными. Но тем не менее такие действия совершались постоянно, пока не привели к фактическому блокированию автодороги из Баку в Нахичевань.
"С огнем в груди и с жаждой мести" выискивал я среди полученных стенограмм все, что касалось ожидавшихся попыток тех двенадцати арестованных лидеров разжечь межнациональную рознь. Тогда в моем представлении существовал наивный и "простой" армянский народ, которого злые отщепенцы всячески науськивали на братьев-азербайджанцев. Этих вот злых отщепенцев мне и предстояло изобличить…
Вот один из множества эпизодов, о которые я тогда словно стукнулся лбом: На многотысячном митинге в Арташате к микрофону прорывается какая-то полоумная старуха. Она вопит, что здесь собрались "не мужчины"(!!!). (В Закавказье вот такие фразы задевают особенно и просто ОБЯЗЫВАЮТ реагировать.) Как можно здесь стоять и болтать!? — вопит эта сбесившаяся ведьма. — Почему вы здесь без оружия!? С чем будете против турок!?… Толпа реагирует нарастающим гвалтом. Уже слышатся призывы идти и разоружить одну из советских воинских частей. Ситуация становится просто опасной. К микрофону срочно протискивается один из главных "разжигателей межнациональной розни" Ашот Манучарян. "Товарищи!!!" — кричит "разжигатель". Это "товарищи!!!" ему приходится крикнуть не один раз, пока его начинают слушать. Лидер националистов много говорит, что ситуация не столь драматическая, что нельзя допускать кровопролития, что есть еще старший брат в лице великого русского народа, что даже с "турками" армянский народ сумеет решить все проблемы, если будет действовать "цивилизованно". Последний тезис встречается "простым" народом с явным неодобрением. Толпа все еще жаждет крови. Хотя самый опасный пик таких настроений "разжигателю розни" все же удается сгладить.
В другой раз кто-то из толпы вдруг орал, что "турки атаковали" какую-то деревню. Толпа собиралась тут же пойти в населенный пункт, где проживали азербайджанцы, дабы "ответить". Лидерам, которым мы "шили дело", с трудом удавалось образумливать "простой"(!!!) народ.
И НИ ОДНОГО (!) эпизода обратного характера! Получалось, что не вожди везли телегу армянского национализма, а сама эта "телега" несла их в пропасть вопреки их личным словам, заявлениям и телодвижениям!
Так философия истории стала для меня самой практической из всех наук. Я поначалу взял за правило регулярно бывать в так называемом "хранилище манускриптов" в Ереване, а проще говоря в ереванской библиотеке, где был самоучитель армянского языка для русских. Но для армян честно скажу: Йес чем хосум хайерен! Отчасти потому, что юридический тупик в моих изысканиях заставил меня искать совета у Льва Толстого. В те недели я МНОГО РАЗ перечитал "Войну и мир". Именно Лев Николаевич ПОМОГ мне расстаться с иллюзиями и сделать то, что ЗАСТАВЛЯЛА сделать сама жизнь — встать на первую ступень постижения Истории…
Гений Толстого обязывал его полностью и без искажений цитировать военные "диспозиции". Замечать, что "гениальный" Наполеон с его артиллерийским (как и у Толстого) образованием приказал поставить пушки так, что они не достреливали "до русских работ". Своим гением Толстой воссоздавал ПОДЛИННУЮ картину совещаний, на которых "диспозиции" принимались. На одно такое совещание он предпочел посмотреть глазами своего литературного героя Андрея Болконского. Речь идет о военном совете перед Аустерлицем.
Но, может быть, офицер Лев Толстой в чем-то ошибся?
Автору этих строк довелось побывать в роли Андрея Болконского на одном из таких вот советов. Совет этот проводил человек известный — один из настоящих полководцев России…
