Глава 4. Как я интриговал против Истории

Есть у Ленина такие слова: "Мастер революционной тактики". Это о Дантоне. Об Аркадии Ивановиче Вольском я бы сказал так: Мастер политической конъюнктуры!

Надо было видеть, КАК Вольский звонил какому-нибудь министру! — Он через каждые полчаса просматривал ленты информагентств и выделял из них то, что ему могло пригодиться. Его звонок министру мог выглядеть так:

— У тебя ведь сейчас Иванов?

— Да, Аркадий Иванович, а ты-то откуда знаешь?

— А через час у тебя встреча с Петровым?

— Да!

— А через четыре часа ты ведь поедешь на возложение венков?

— Да!

— Так ведь между полтретьего и полчетвертого у тебя будет время. Будь добр — позвони мне тогда!

И вот этот МАСТЕР политической конъюнктуры никогда не был КОНЪЮНКТУРЩИКОМ! Он мог подчиниться принуждению. В 1996 году из него вырвали пару слов в поддержку Ельцина во втором уже туре президентских выборов — эти слова были платой за возможность продолжить арендовать помещения на Старой площади. Но стоять на задних лапках и пытаться наперед угадывать желания "начальства" — эта основная черта конъюнктурщика ОТСУТСТВОВАЛА у Аркадия Ивановича. На съездах РСПП можно было видеть, что даже в случае присутствия в президиуме самого президента РФ не Вольский был при президенте, а президент РФ был при Вольском. То же самое можно было сказать про случаи появления в окружении Вольского любого олигарха. А в своих политико-экономических взглядах он вообще был человеком принципиальным. Мало кто его понимал.

Как-то поздно вечером в Берлине в гостиничный номер к Вольскому зашел Явлинский. И сказал: "Аркадий Иванович! Хотел спросить Вас как академика энергетической академии: почему нельзя приватизировать энергетический комплекс?"

Вольский стал подробно разъяснять. Рассказал, в частности, о кооперации энергетических "пулов" в США и еще о многом другом. Явлинский слушал внимательно. Потом спросил:

"А почему нельзя приватизировать энергетический комплекс?"

Аркадий Иванович сказал, что уже поздно — и пора бы спать…

Я у Вольского никогда не был подчиненным и за исключением одного только периода встречался с ним только изредка — по два-три раза в год. Мой статус руководителя одной из многих некоммерческих организаций при встречах с ним чаще всего должен был бы свестись к тому, что мне надлежало доставить и вовремя откупорить бутылки. Тем не менее, по каким-то непонятным мне причинам, Вольский с самого начала отнесся ко мне как к ЛИЧНОСТИ. На одном из форумов Вольский в окружении важных банкиров и промышленников заметил меня в толпе. Подошел, поздоровался за руку. Потом сказал одному из банкиров: "Знаешь, кто меня тогда отправил в Чечню?". Банкир ответил, что, конечно, знает: тогдашний премьер России Черномырдин лично и отправил! Аркадий Иванович покачал головой и показал на меня:

— Вот он — отправил!

Банкир, конечно, не понял юмора…

…Когда началась первая чеченская война (прошу не путать со второй — там уже был иной расклад!), то у меня не было никаких сомнений, что Россия эту войну ПРОИГРАЕТ. Для меня это было ясно математически! Я умножал нашу танковую и авиационную армаду, а также все полки и дивизии на коэффициент боевого духа, равнявшийся тогда (повторю: ТОГДА, а не сейчас!) нулю. В итоге получался ноль. А значит, надо было просто искать хотя бы относительно достойный выход из этой бойни. Но какой? Вот если бы среди воюющих сторон — России и Чечни — срочно нашлись бы НЕПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЕ силы, которые бы взяли в свои руки политическую инициативу, то можно было бы выйти из ситуации без позора. — Так рассуждал я.

С российской стороны таковой неправительственной силой вполне мог бы стать "Российский союз промышленников и предпринимателей (работодателей)" во главе с Вольским. По какой-то таинственной ЗАКОНОМЕРНОСТИ СЛУЧАЙНОСТЕЙ через два или три дня после начала той первой войны в РСПП происходило совещание. Один из вице-президентов меня туда послал с одной единственной просьбой — ЗАНЯТЬ СТУЛ, на который он, вице-президент, придет с некоторым опозданием. Но сам он так и не явился. И потому Вольский, поглядев на СТУЛ вице-президента, предложил и мне высказаться.

Вряд ли я со своей "речью" был понятен для других участников совещания. Но Вольский словно включил какое-то телепатическое устройство. Он ОТСКАНИРОВАЛ мои мысли. И спросил, есть ли какая-то подходящая организация с чеченской стороны. Я взялся это выяснить. Вольский согласился. Это была середина декабря. До Нового Года оставалось две недели.

Так я получил карт-бланш на срочное создание политической силы с целью прекращения войны и предотвращения нашего позора. Я очень торопился. Сразу поехал в так называемое "Общество чечено-ингушской культуры "Даймохк"", по множеству других адресов. Я не стеснялся "кидать понты" перед богатыми чеченскими предпринимателями, преувеличивать свою миссию, а главное — давить на чувства естественного страха за судьбу родственников там, на театре военных действий. Куда-то я ехал на метро, куда-то подъезжал сам на своем автомобиле, а к кому-то приходилось ехать так, чтобы за рулем был не я, дабы была видимость, будто у меня есть водитель. У меня в голове уже рисовалась картина большого съезда российских и чеченских "предпринимателей". Я воображал, будто этот съезд спихивает ответственность за войну на "политиков" той и другой стороны, заявляет о введении в Чечне непосредственного ОБЩЕСТВЕННОГО правления — и направляет в каждое чеченское селение своих русских и чеченских эмиссаров. И тогда пусть только попробуют наши "генералы" или чеченские "дудаевцы" что-нибудь вякнуть против! И мы чуть ли не впервые в истории покончим с войной новым способом — путем прямого вмешательства неправительственных сил.

Вплоть до нового года я рыскал по Москве и время от времени привозил к Вольскому группы будущих чеченских миротворцев. Аркадий Иванович относился к этой моей активности с нарастающим интересом. Он даже нашел способ что-то там сказать в присутствии Черномырдина, и сам тоже получил карт-бланш на соответствующую деятельность.

Может быть, мы и впрямь смогли бы собрать такой вот съезд через месяц. Но наступила та недоброй памяти новогодняя ночь — ночь ужасающего разгрома наших бронетанковых штурмовых отрядов на улицах Грозного. Военная слабость России выползла наружу, как шило из мешка. Позорный путь в хасавьюртовскую Каноссу стал для нас необратимым.

Обычно ту историю с "новогодним штурмом" объясняют бездарностью и некомпетентностью Грачева. Это, конечно, чепуха! Как военспец Грачев действовал строго по учебникам так называемой "военной науки". В них было написано о внезапности — и Грачев выбрал именно новогоднюю ночь для достижения максимально возможной в тех условиях неожиданности. Еще старик Гудериан рекомендовал использовать танки не для ликвидации противника на линии фронта, а для бросков в глубину обороны. И Грачев и это учел, и приказал не ввязываться в сражения на окраинах города, а смелым броском прорваться в центр, к президентскому дворцу, откуда наутро и предполагалось известить весь мир: война окончена, господа!

И в таком случае сегодня во всех военных академиях мира "метод Грачева" преподавали бы как пример для подражания.

Грачев не то что "ошибся". Чтобы "ошибиться", надо думать. Но ни у Грачева, ни у кого-либо из военных мысли о войне как ДВИЖЕНИИ МАСС ЛЮДЕЙ не появляются. Они не способны подумать о том, что воюют не роты, полки и дивизии, а именно МАССЫ ЛЮДЕЙ, каждая со своей потенциальной (численность, резервы, вооружение и т. д.) и кинетической (боевой дух) энергией.

Грачев ни в чем не "ошибся". Он просто не знал, что у него НЕТ ВОЙСК! Вернее, он не знал, что у его войск нет кинетической энергии. Главнокомандующему вот это узнать особенно трудно. Ведь в его присутствии все и всегда изображают НЕУДЕРЖИМОСТЬ желания выполнить какую-нибудь "боевую задачу".

С той ночи все мои рысканья по Москве перестали быть попыткой политической деятельности, а превратились только в часть околовластной интриги. С одной стороны, Вольский после этой ночи выглядел среди всех в окружении Черномырдина самым дальновидным и прозорливым. С другой стороны, это давало повод спихнуть на него самую грязную, самую опасную и самую неблагодарную работу. Что и произошло. В конце концов этому пожилому гражданскому человеку предложили ехать на так называемые "переговоры" в самое бандитское логово. Бандиты долго возили Аркадия Ивановича с завязанными глазами по горам, с наслаждением намекая на плохой для него конец. Потом привезли к Дудаеву, вменяемость которого была сомнительной. Дудаев поначалу сделал вид, будто имеет дело не с послом, а с главным виновником войны, только что захваченным в плен его доблестными воинами. В этой опаснейшей обстановке Аркадий Иванович сумел вести себя и достойно, и мудро. Он не уронил чести России и остался жив.

Возможно, у Аркадия Ивановича могли быть основания оценить потом всю эту интригу негативно, пожалеть о своем в ней участии. Но он ничего подобного никогда не говорил. Наоборот, через несколько лет, как видим, не без удовольствия напомнил мне о ней как бы невзначай на одном из форумов РСПП.

Читающего обо всем этом я хотел бы предостеречь от одного совершенно неверного вывода. Можно ведь подумать и так: план выхода из первой чеченской войны, поданный мною Вольскому, не удался потому, что ему помешал Грачев с его "новогодним штурмом". Но я пишу НЕ ОБ ЭТОМ! И еще меньше — о том, был ли сей план умен или глуп. Он был не умнее и не глупее того плана окончания войны, который был у Грачева, отдавшего приказ о новогоднем штурме Грозного. Общее у моего плана и у плана Грачева было в том, что они были ВЫДУМКАМИ отдельных лиц, а не ВЕКТОРОМ ДВИЖЕНИЯ больших социальных групп. Был бы у наших войск тогда вектор ДВИЖЕНИЯ, то есть была бы у них кинетическая энергия, — и ничего умнее и компетентнее грачевского плана мы бы сегодня не знали. Была бы у российских "предпринимателей" и у чеченской диаспоры кинетическая энергия, был бы у них реально совпавший вектор движения — и придуманный мною съезд состоялся бы вовремя.

Он мог бы даже состояться РАНЬШЕ ВРЕМЕНИ! Мы, россияне, за последние два десятка лет могли много раз видеть МЕХАНИКУ истории. Мы как бы сидели в самом партере и ближе всех видели величайшую драму всемирной истории, когда рушилась огромная держава. Мы МОГЛИ БЫ увидеть, что в таких вот драмах большинство так называемых "исторических личностей" являются всего лишь марионетками без души, без ума и без воли — что драма истории была написана ДО ТОГО, КАК ОНИ ПРОИЗНЕСЛИ КАКИЕ-ТО СЛОВА ИЛИ ПРОИЗВЕЛИ КАКИЕ-ТО ДЕЙСТВИЯ!

Если бы мы научились обращать внимание не на интриги и "планы", а на ДВИЖЕНИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ГРУПП, то СМОГЛИ БЫ увидеть, что один из самых хитроумных планов спасения великой державы был написан и обречен на неудачу примерно за полгода до появления этого плана в умах тех, кто этот план потом пытался выполнить.

Мне неведомы мотивы и цели Провидения. Я не знаю, почему оно СВОДИЛО меня с такими людьми, как Рохлин, Вольский и, конечно, Тизяков. Может быть, это самое Провидение хотело, чтобы я когда-нибудь рассказал об этих достойных людях? В таком случае я сейчас выполняю свое предназначение. К будущему главному "преступнику" страны, к главному обвиняемому по делу ГКЧП я с двумя моими товарищами попал по нашей инициативе, в результате хитрости. Мы сделали вид, будто нас к нему "направил" один из руководителей крупного новгородского предприятия. Это было весной 1991 года. Страна трещала по швам. Приближался крах. Александр Иванович Тизяков совещался с группой директоров крупнейших предприятий. Мы представились от имени одной из реально возникших тогда организаций так называемого "левого" спектра (они тогда назывались "правыми"). Как подтверждение своих полномочий я протянул Тизякову экземпляр газеты этой организации с моей статьей о … Тизякове и той реальной социальной силе, которую он представлял. Статья называлась "Бермудско-кремлевский треугольник"…