В Румынии

С 5 по 15 мая 1944 года, наша дивизия, совершив 300 километровый марш, прибыла в город Батошаны. После короткого отдыха, началась изнурительная повседневная учеба.

Однако, случай должен был резко изменить мою судьбу. Через некоторое время (может быть неделю или две) объявили набор в разведучилище. Отбирали среди солдат, знающих немецкий язык. Надоела мне эта жизнь в пехоте до предела. Кроме того, меня очень не любил командир роты Окуньков. Он, впрочем, никого из радистов не любил, но меня просто ненавидел и всегда искал случай, чтобы наказать. Вот я и вызвался пойти в абитуриенты для вступления в Училище. Отпустили меня легко. Дивизия была во втором эшелоне, даже в резерве, по-моему. Радисты были не нужны. Кроме того, уже запахло Победой. Ведь мы уже находились в Румынии. Направили меня в город. Бельцы, Молдавию, где располагался штаб фронта. Училище должно было быть в Москве. Абитуриентов собирали со всех частей фронта. Собралась небольшая группа (около 10 человек). Начались сперва экзамены, которые вели переводчики штаба фронта. Затем пошла учёба. Разместили будущих студентов в домах Молдавии. Кормили отлично. Вино молдаване сумели спрятать от немцев, а румыны вообще не обижали мирных жителей. Считали своими. Но когда пришла Красная Армия – раскрыли погреба и пошла торговля. Ну, а у солдат чего возьмешь? Давали вино даром. Приходи в любое время с котелком – нальют. Я находился на постое у молодой еще крестьянки, мужа не было. Точнее, его не было у нее вообще. Мне было безразлично. Я и не спрашивал. Но когда отъелся и отдохнул после фронтовой жизни – потянуло к мягкому женскому телу. Никакие уговоры не действовали. Но вот однажды ночью она меня разбудила, и сказала, что в поле какие-то мужики воруют у нее собранную пшеницу. Просит взять с собой ружье и поехать в поле напугать воров. Как не помочь бедной женщине? Тем более, что она обещала за это «вознаграждение». Она запрягла лошадь в телегу. Увидев мужиков, которые грузили снопы – дал пару выстрелов в воздух и те мгновенно испарились. Вернулись домой и мы уже как родные спали в одной кровати…

Примерно, около месяца длилась моя сладкая жизнь. В конце июня нас собрали и объявили о том, что Училище то ли закрыли, то ли открывать не будут и нам следует вернуться в свои войсковые части. Как это было ни грустно, но пришлось возвращаться в свою дивизию. Оказался у меня и попутчик, служивший в 5-ой гв. армии. На попутных машинах мы, сравнительно быстро добрались до г. Боташаны, где все еще находилась в резерве моя, 13-ая гвардейская, дислоцированная где-то в лесу. Войдя в город, мы увидели проезжающих в каретах людей, стояли и пустые кареты, на которых восседали извозчики. Ну прямо как в кино!

Мы остановили извозчика, типичного еврея, и я его на чистом идише спросил, не может ли он нас, советских солдат, прокатить по городу. Он тут же пригласил нас в карету и мы поехали. Проезжая мимо двухэтажного дома мы услышали, что из второго этажа громко раздается типичная еврейская танцевальная музыка. На балкон выбегали девушки в нарядных платьях. Я спросил балегулу (извозчика), что там происходит? Он ответил, что там Хасене, т. е. свадьба. Ну как нам, двум еврейским парням миновать зрелище, не посмотреть Хасене? Остановили наше «такси», зашли в дом, поднялись на второй этаж. Когда хозяева увидели двух солдат, было небольшое замешательство. Но я сразу же всех успокоил, сказал на идише, что мы два еврейских парня, солдаты Красной Армии, просим разрешить посмотреть на обряд еврейской свадьбы, поскольку у нас, в Советском Союзе, такое зрелище уже не увидишь. Нас тут же пригласили за стол, стали угощать, поить вином. Мы быстро освоились в этой обстановке и плясали с девушками до поздней ночи. Когда гости стали расходиться, я попросился к девушке, с которой танцевал, на ночлег. Сказал, что утром должен добираться до своей части. Она спросила родителей, и меня увели в очень приличный дом. Мы не спали всю ночь. Задавали друг другу вопросы. Я рассказывал о жизни (мирной, конечно) в Советском Союзе. Ее спрашивал, как это они уцелели во время немецкой оккупации. Девушка подробно рассказала об этом периоде их жизни. Румыны, после присоединения к Гитлеру, поставили условие: евреев не трогать и это строго соблюдалось в течение всей войны. Антисемиты и погромы случались, но ни гетто, ни расстрелов евреев не было. Могли ограбить лавочки, не давали особой воли в устройстве на работу, на учебу. Но не было того смертоубийства, которое чинили немцы на территории Советского Союза. Не убивали и не насиловали. Всю ночь не спали и родители, - неослабно следили за тем, чтобы мы, не дай бог, занялись любовью…Когда удавалось усыпить их бдительность мы обнимались и целовались. Моя девочка очень просила увезти ее в Сов. Союз после войны и я ей это твердо обещал, хотя отлично знал, что это невозможно. Нашим гражданам категорически запрещалось жениться на иностранках… Утром, мы расстались с поцелуями и со слезами на глазах. Вернувшись в свой полк, мне редко приходилось заниматься боевой подготовкой. Находясь на территории Румынии наши командиры и политработники не имели возможности общаться с местным населением из-за незнания языка и отсутствия переводчиков с Румынского. Румыны не знали ни немецкого, ни русского языков. Тут-то я и пригодился, хорошо владеющий языком Идиш, а местные евреи отлично владели румынским. Спарившись с местным евреем, мы легко преодолевали языковый барьер на любом уровне. Офицеры водили меня не только по официальным местам. Их интересовали магазины, кабаки, которые продолжали функционировать. После прихода наших войск продолжали функционировать даже дома терпимости. Можно было, не прибегая к их услугам, знакомиться с обстановкой и персоналом таких заведений. Ведь у нас, в Советском Союзе, такого сроду не было!