2015-06-24
254
— Все мужчины — разочарование. И не важно, что кто говорит.— Миранда Хоббс пристально смотрит на Cosmopolitan.
—Как Заполучить и Удержать Его, — громко с отвращением говорит она, читая обложку.
Она ставит журнал на место.
— Даже если у тебя получится заполучить Его — и почему они всё пишут прописными буквами, как будто он Бог — я могу гарантировать, что Его не стоит удерживать.
— А как на счет Пола Ньюмана?— я отсчитала 4 доллара и отдала их кассиру. — Я уверена, что его нужно удержать. Джоан Вудворд думает также.
— Во-первых, никто не знает, что происходит между людьми в браке. И, во-вторых, он актер. А это значит, что он нарцисс.
Она рассматривает упаковку с куриными бедрами с сомнением.
— Ты уверена, что знаешь, что делаешь?
Я положила в корзину куриные бедра, рис и томат, не обращая внимания на её беспокойство. По правде говоря, я немного волновалась о курице. Супермаркет был не только маленьким, но ещё и не очень чистым. Может быть, поэтому никто не готовит в Нью-Йорке.
— Ты же не думаешь, что все люди самовлюбленные? — спросила я. — У меня есть теория, что всё, о чем любой из нас по-настоящему думает, так это о себе. Такова человеческая натура.
—Это человеческая натура?— спрашивает Миранда, рассматривая стойку с журналами. — Как уменьшить бедра за 30 дней. "Губы для поцелуев". Как узнать, что он по—настоящему думает". Я могу сказать тебе, что он по—настоящему думает. Ничего.
Я засмеялась, отчасти потому, что она права и отчасти потому, что я в головокружительном восторге от новой знакомой.
Я уже вторую субботу нахожусь в Нью-Йорке, и что мне не сказали, так это то, как пустеет город по выходным. Саманта уезжает в Хэмптон с Чарли и даже Лил сказала, что
собирается в Адирондак.
Я говорила себе, что ничего страшного. С меня было достаточно эмоций на этой неделе, и кроме того, мне нужно писать.
И я сделала работу, за несколько часов, так или иначе. Потом я начала чувствовать себя одинокой. Я решила, что здесь в Нью-Йорке должен быть особенный вид одиноких людей, потому что однажды ты начинаешь думать обо всех этим миллионах людей, которые едят или ходят за покупками, или в кино, или в музей с друзьями, довольно таки угнетающе не быть одной из них.
Я попыталась позвонить Мэгги, которая проводит лето в Южной Каролине, но ее сестра сказала, что она на пляже. Потом позвонила Уолту. Он был в Провинстауне. Я даже позвонила отцу. Но всё что он сказал, это как я, должно быть, жду поступления в Браун осенью, и он поболтал бы со мной подольше, но у него назначена встреча.
Жаль, что я не могу ему сказать, как мне трудно на уроке писательства, но это было бы бесполезно. Он все равно никогда не был заинтересован в моем писательстве, убеждая меня в том, что это период, который я переживу, когда пойду в Браун.
Затем я заглянула в гардероб Саманты. Я нашла пару неоново-голубых сапог от Феруччи, которые я так хотела, и примерила их, но они были мне слишком велики. Я так же обнаружила старый кожаный пиджак, который должно быть, остался из ее прошлой жизни - чтобы это не значило.
Я снова позвонила Миранде Хоббс. На самом деле, я пытаюсь дозвониться к ней уже третий раз, с четверга, но она не отвечает.
Но оказывается она не против субботы, потому что она подняла трубку после первого гудка.
—Привет, — она спросила подозрительно.
—Миранда? Это Кэрри Брэдшоу.
—Ох.
—Мне просто интересно, чем ты сейчас занята? Не хочешь выпить кофе или чего-нибудь другого?
—Я не знаю.
—О.. — сказала я разочарованно.
Наверно, ей стало жалко меня, потому что она спросила:
— Где ты живешь?
— В Челси?
— Я на Бэнк—Стрит. Здесь есть кофейня за углом. Пока мне не нужно ехать на метро, так что думаю, я могу встретиться с тобой.
Мы провели два часа в кофейне за углом и узнали, что у нас много общего. Мы обе учились в местных школах, и в детстве нам нравилась книжка "Согласие". Когда я сказала ей, что знаю автора, Мэри Гордон Ховард, она рассмеялась.
— Почему-то, я так и подумала.
И после еще одной чашечки кофе у нас появилось то волшебное чувство, что мы станем друзьями.
Потом мы решили, что голодны, но также признали, что у нас нет денег. Поэтому у меня в планах приготовить нам ужин.
—Почему журналы так поступают с женщинами?— жалуется Миранда, с ненавистью смотря на Вог. — Всё дело в создании ненадежности. Попытки заставить женщин думать, что они недостаточно хороши. А когда женщины думают, что они достаточно хороши, угадай что?
—Что? — спрашиваю я, беря сумку для покупок.
—Мужчины побеждают. Вот как они нас подавляют,— в заключении ответила она.
—Не считая той проблемы, что женские журналы написаны женщинами, — обратила внимание я.
—Это лишь показывает насколько далеко всё это зашло. Мужчины сделали из женщин соучастниц в своей собственной подавленности. Я имею в виду, если ты тратишь всё свое время на бритье ног, какова возможность, что у тебя останется время, чтобы захватить мир?
Я хочу сказать, что на бритье ног уходит всего 5 минут, остается много времени на захват мира, но я знала, что это риторический вопрос.
—Ты точно уверена, что твоя соседка не будет против моего прихода? — спрашивает она.
—Она не совсем моя соседка. Она помолвлена Она живет со своим парнем. Она в Хэмптоне, в любом случае.
—Везет тебе,— говорит она, останавливаясь в пяти пролетах от квартиры.
К третьему пролету она начала задыхаться.
— Как ты делаешь это каждый день?
—Это лучше, чем жить с Пегги.
— Звучит как будто эта Пегги ночной кошмар. Такие люди должны лечиться.
—Возможно, так и есть, но это не помогает.
—Тогда ей нужно найти нового психиатра, — говорит Миранда, сопя. — Я могу посоветовать своего.
—Ты ходишь к психиатру? — я спрашиваю, засовывая свой ключ в замок.
—Конечно. А ты нет?
—Нет. Зачем мне это?
—Потому что каждый должен иметь психиатра. Иначе ты продолжишь наступать на одни и те же грабли.
—Но что если у меня такого не было? — я распахнула двери и Миранда споткнулась. Она шлепается на матрац.
—Думая о том, что у тебя нет нездоровых принципов, само по себе является нездоровым. И у каждого есть что-то подобное из детства. Если ты не справляешься с этим, ты сможешь просто угробить свою жизнь.
Я открываю консольные двери, показываю маленькую кухню и ставлю сумку с покупками рядом со столиком около раковины.
— Что у тебя? — спрашиваю я.
—Моя мать.
Я нахожу изогнутую сковороду в духовке, выливаю на нее немного масла и зажигаю спичками одну из конфорок.
— Откуда ты всё это знаешь?
—Мой отец — психиатр. И моя мать перфекционист. Раньше она тратила час на то, чтобы уложить мои волосы прежде, чем отправить в школу. Вот почему я их подстригла и покрасила, как только оказалась далеко от нее. Отец говорит, что ее мучает чувство вины. Но я считаю, что она классический нарцисист. Всё вертится вокруг нее. Включая меня.
—Но она твоя мать,— говорю я, кладя куриные бедра на горящее масло.
—И я ненавижу ее. Что в порядке вещей, потому что она тоже меня ненавидит. Я не вписываюсь в ее узкую идею о том, кем должна быть ее дочь. А как насчет твоей мамы?
Я остановилась, но, кажется, ее не интересовал ответ.
Она изучает коллекцию фотографий Саманты на боковом столике, с усердием антрополога, который неожиданно обнаружил старый кусок глины.
—Эта та женщина, с которой ты живешь? Господи, она что эгоистка или что? Она на каждой фотографии.
—Это ее квартира.
—Тебе не кажется странным, когда у кого-то так много фотографий самого себя, расставленных по всему дому? Как будто они этим пытаются доказать, что они существуют.
—Я не настолько хорошо ее знаю.
—Кто она? — высмеивает Миранда. — Актриса? Модель? У кого может быть пять своих фоток в бикини?
—Она в рекламном бизнесе.
—Еще один бизнес, сделанный для того, чтобы женщины чувствовали себя еще более неуверенными.
Она встает и заходит на кухню.
— Где ты научилась готовить?
— Мне так сказать пришлось.
— Моя мать пыталась научить меня, но я отказалась. Я отвергаю всё, что может сделать из меня домохозяйку.— Она наклоняется над сковородой. — Однако, пахнет вкусно.
— Будет пахнуть вкусно, — говорю я, добавляя пару дюймов воды в сковородку. Когда закипит, брошу туда немного риса, добавим помидоров, затем убавлю огонь и накрою крышкой.
— И это дешево. У нас будет целое блюдо всего за 5 долларов.
— Что напомнило мне, — она залезла в карман и достала две купюры по 1 доллару. — Моя доля. Терпеть не могу быть кому-то должной. А ты?
Мы возвращаемся в гостиную и садимся по краям дивана. Закуриваем сигареты, и я задумчиво вдыхаю.
— Замужество делает из женщин проституток, — провозгласила Миранда. — Всё дело в притворстве.
— Я тоже так думаю! — я с трудом могла поверить, что нашла кого-то, кто может разделять мои подозрения.
— Но если ты расскажешь кому-то, они захотят тебя убить. Ненавижу правду.
— Вот что случается с женщинами, когда они идут против системы. — Миранда неловко мнет свою сигарету. Я могу сказать, что она не курильщик, но, наверное, только потому, что все остальные в Нью-Йорке курят, она тоже решила попробовать. — И я, для начала, планирую что-нибудь с этим сделать, — прокашливаясь, продолжила она.
—Что?
— Еще не решила. Но решу. — Она прищурилась. — Тебе повезло, что ты будешь писателем. Ты можешь изменить восприятие людей. Тебе нужно писать о браке и о том, какая это ложь. Или даже о сексе.
—Секс? — я стряхиваю сигарету в пепельницу.
—Секс. Это самый большой позор из всех. Я имею в виду, что ты всю жизнь слышишь, о том, что должна хранить себя до брака. И о том, как это особенно. И потом ты все-таки это делаешь. И как бы, это всё? Это то, чем все бредят?
—Ты шутишь.
—Да ну, — говорит она. — Ты же делала это.
—Вообще—то, нет.
— Правда? — она удивилась. — Ну, это ничего не меняет. Ты ничего не пропускаешь. По сути, если ты этим не занималась, я бы не советовала это делать. Никогда. — Она делает паузу. — И самая плохая вещь в этом? — Сделав это однажды, тебе приходится продолжать делать это. Потому что парень ждет этого от тебя.
— А зачем ты изначально сделала это? — спрашивая я, закуривая еще одну сигарету.
— Давление. У меня был единственный парень на протяжении всей старшей школы. Хотя, должна признаться, мне было любопытно.
— И?
— Всё, кроме "этого" отлично, — сказала она, как ни в чем не бывало. — Само "это" до смерти скучно. Это то, о чем никто не говорит. Насколько это скучно. И больно.
—У меня есть подруга, у которой был первый раз и ей понравилось. У нее даже был настоящий оргазм.
—От полового акта? — спрашивает Миранда. — Она лжет. Все знают, что у женщин не может быть оргазма из-за одного только полового акта.
—Тогда почему все это делают?
—Потому что они должны, — она практически кричит. — И потом ты просто лжешь, чтобы это закончилось. Самая хорошая вещь в этом, что это длится минуту или две.
—Может быть, ты должна сделать это много раз, чтобы понравилось.
—Нет. У меня было это, по крайней мере, двадцать раз и это всегда было также плохо, как и в первый. — Она скрестила руки. — Ты увидишь. И не важно с кем ты это делаешь. Я попробовала это с другим парнем шесть месяцев назад, чтобы убедится, что причина не во мне, и это было также паршиво.
—Как на счет парня постарше? — спрашиваю я, думая о Бернарде. — Парня с опытом...
—Сколько лет?
—Тридцать?
—Это даже еще хуже, — она объявляет. — Его принадлежность может быть сморщена. Нет ничего более отвратительно, чем морщинистый член.
—Ты такой когда—то видела? — я спрашиваю.
—Нет. И надеюсь, никогда не придется.
—Хорошо, говорю я, смеясь. — Что если, я сделаю это, и мне понравится. Что тогда?
Миранда хихикает, как будто этого не может быть.
Она тычет пальцем в фотографию Саманты.
— Бьюсь об заклад, даже она думает, что это скучно. Она выглядит так, как будто ей нравится это, но я клянусь, она просто притворяется. Также как и другая чертова женщина на планете.
Часть 2
Откуси Большое Яблоко
Глава 10
Бернард!
—Он позвонил мне, — я пою, как маленькая птичка себе, вприпрыжку по 45 улице в районе Театра.
Очевидно, он звонил на мою старую квартиру, и Пегги сказала ему, что я там больше не живу, и она не знает, где я была.
И тогда Пегги имела наглость спросить у Бернарда, может ли она пройти прослушивание для его новой пьесы.
Бернард холодно предложил ей позвонить его начальнику актёрского отдела киностудии, и внезапно к Пегги загадочно вернулась память о том, где я.
—Она живет у подруги.
Синди? Саманта?
Только я потеряла надежду позвонить первой, Бернард, да благословит его Бог, сумел сложить два и два, и позвонил мне первый.
—Ты можешь встретить меня завтра у театра в обеденное время? — он спросил.
У уверенного Бернарда есть некоторые странные идеи о том, из чего состоит время. Но он — гений, поэтому возможно, он живет вне правил.
Район возле Театра такой удивительный, даже днем.
Здесь мерцающие фонари Бродвея, милые маленькие ресторанчики, и в убогих кинотеатрах, вывески: “ЖИВЫЕ ДЕВУШКИ”, которые заставляют меня почесать затылок. Кто-то захочет мертвых?
И затем на Шуберт аллею. Это — только узкая улица, но я не могу удержать воображение, на что это было бы похоже, если бы исполнили мою собственную пьесу в этом театре.
Если это случится, это будет, значит, что все в моей жизни идеально.
Что до инструкций Бернарда, я зашла со служебного входа. Ничего особенного— просто темное выцветшее фойе с серыми бетонными стенами и отслаивающимся линолеумом, и человек, неподвижно стоящий у маленького окошка
—Бернард Сингер? — я спрашиваю.
Охранник выглядывает со своего поста, лицо все в венах. "Вы на прослушивание?"— спрашивает он, оторвавшись от планшетки.
—Нет, я друг.
—Вы должно быть юная особа по имени Кэрри и Брэдшоу.
—Точно.
—Он сказал, что ждет вас. Он вышел, но скоро вернется. Он сказал, чтобы я провел для вас экскурсию за кулисами.
—Да, пожалуйста, — я воскликнула. Театр Шуберта. Кордебалет. За кулисами!
—Были здесь когда—то уже?
—Нет! — я не могу сдержать визг восторга в своем голосе.
—Мистер Шуберт основал театр в 1912 году. — Охранник отодвигает тяжелую занавесь, чтобы показать сцену. — Кэтрин Хепбёрн играла здесь в 1939. «Филадельфийская история»
—На этой самой сцене?
—Стояла прямо там, где Вы сейчас находитесь, каждый вечер, перед ее первым выходом.
— "Джимми", — она говорила, — "как дома сегодня вечером"? И я бы сказал, "Все лучшее для вас здесь, мисс Хёпберн".
—Джимми, — Я умоляю. — Могу я...
Он улыбнулся, поймав мой энтузиазм.
— Только на секунду. Никому не позволено быть на сцене, кто не в Союзе.
И перед тем, как он может изменить свое решение, я пересекаю доски, глядя на дом. Я шагаю к рампе и осматриваю ряд за рядом с бархатными креслами, балконы, роскошные коробки на стороне. И на мгновение я представляю, как театр полон народу, все там, чтобы увидеть меня.
Я размахиваю руками.
— Здравствуй, Нью-Йорк.
—Боже мой, — я слышу глубокий, гортанный смех, сопровождаемый звуком чьих—то аплодисментов.
Я с ужасом поворачиваюсь и вижу за кулисами Бернарда в солнечных очках, на нем расстегнутая белая рубашка и кожаные туфли от Гучи.
Рядом с ним стоит и аплодирует актриса Марджи Шепард, которую я сразу же узнала. Его бывшая жена. Что, черт возьми, она тут делает? И что она должно быть думает обо мне, после просмотра моего маленького представления?
Это не занимает много время, чтобы выяснить, потому что следующее, что она говорит бесчувственным голосом:
— Я вижу, как зарождается звезда.
—Успокойся, Марджи, — говорит Бернард, немного раздраженный.
—Привет. Я Кэрри, — я протягиваю руку.
Она удостоила меня чести пожать ее руки, но не представилась, уверенная, что я уже знаю кто она. Думаю, я всегда буду помнить какие у нее руки — длинные, гладкие пальцы, теплые и чувственные ладони. Может, когда-нибудь я даже скажу: «Я встречалась с Марджи Шепард. Я пожала ей руку, и она была удивительной».
Красиво изогнув губы, у Марджи вырвался хитрый смешок. "Ладно, ладно" сказала она.
Никто не мог просто сказать "ладно, ладно", и уйти, даже Марджи Шепард. Я не могла перестать глазеть на нее.
Вообще-то она не очень красивая, но внутри нее есть такое сияние, которое заставит вас думать, что она самая красивая девушка, которую вы когда—либо видели.
Я, безусловно, понимаю, почему Бернард женился на ней. Вот чего я не могу понять, почему он уже не женат на ней.
У меня нет шанса.
—Приятно познакомится, — говорит Марджи шепотом, подмигнув Бернарду.
—Мне тоже, — я запинаюсь, когда говорю. Марджи, наверное, думает, что я идиотка.
Она подмигивает Бернарду.
— Мы продолжим этот разговор позже.
— Я думаю, что не стоит, — бормочет Бернард. Очевидно, что он не относится к ней как к звезде, в отличие от меня.
— Я позвоню.
И снова эта милая улыбка и глаза, которые кажется, знают все.
— Пока, Кэрри.
— Пока.— Вдруг, я понимаю, что разочарована встречей с ней.
Бернард и я смотрим, как она шагает через прихожую, одна рука, гладит заднюю часть шеи — острое напоминание Бернарду того, что он теряет.
Я глотаю, подготовленные извинения за мое небольшое шоу, но вместо того, чтобы смутится, Бернард хватает меня под руками и прижимает меня к себе, и крутит меня, как ребёнка.
Он покрывает мое лицо поцелуями.
— Я рад видеть тебя, малышка. У тебя отличная координация. Тебе уже кто—то говорил это?
—Нет.
—Но это так. Если бы тебя здесь не было, я бы не смог избавится от нее. Давай же, — он берет меня за руки и бодро ведет меня из другого конца аллеи, как сумасшедший на миссию. — Это ты детка, — он говорит. — Когда я тебя увидел, все обрело смысл.
—В смысле? — Я спрашиваю затаив дыхание, пытаясь остаться на высоком уровне, сбитая с толку его внезапным обожанием. Это — то, на что я надеялась, но теперь, когда он, кажется, фактически сражен, я немного осторожничаю.
—С Маржи покончено. Я двигаюсь дальше.
Мы сворачиваем с сорок четвертой авеню и направляемся на пятую авеню.
— Ты ведь женщина, где я могу купить мебель?
— Мебель?, я смеюсь. — Я не знаю.
— Кто—то ведь должен знать. Извините, — он обращается к хорошо одетой женщине в жемчуге. — Где здесь лучше купить мебель?
— Какая именно мебель? — спрашивает она, как будто такого рода вопросы это вполне нормально.
— Стол и несколько простыней. И возможно еще диван.
— Блуминдэйл,— говорит она и уходит.
Бернард смотрит на меня.
— Ты свободна сегодня днем? У тебя есть время сходить со мной купить мебель?
— Конечно.
Это, конечно, не романтический обед, который я себе представляла, но почему бы и нет?
Мы запрыгиваем в такси.
— Блумингдэйл, говорит Бернард водителю, — И побыстрее, нам нужно купить простыни.
Таксист улыбается. — Двое влюбленных скоро женятся?
— Наоборот. Я официально становлюсь неженатым, говорит Бернард и сжимает мою ногу.
Когда мы добираемся до Блумингдэйлс, Бернард и я носимся по пятому этажу как два ребенка, испытываем кровати, прыгаем на диванах, делаем вид, что пьем чай из фарфорового сервиза. Один из продавцов узнает Бернарда (О, Мистер Сингер, какая честь. Не могли бы вы оставить автограф для моей мамы?) и ходит за нами, как щенок.
Бернард покупает столовую гарнитуру, коричневый кожаный диван и тахту, кресло и кучу подушек, простыней и полотенец.
— Можно ли все это доставить прямо сейчас?
— Вообще—то нет,— глупо улыбается продавец, — Но для Вас, мистер Сингер, я постараюсь сделать все возможное.
— Что сейчас? спрашиваю Бернарда я.
— Мы поедем ко мне и будем ждать.
— Я все ещё не понимаю, почему Марджи забрала мебель? — говорю я, в то время как мы прогуливаемся по пятьдесят девятой авеню.
— Думаю, чтобы наказать меня.
— Но я думала, что она была той, кто ушла, — осторожно начинаю я, старательно избегая слова " измена".
— Милая, разве ты не знаешь ничего о женщинах? В их понятиях нет слово "честная игра".
—Это не относится ко всем женщинам. Я бы так никогда не поступила. Это не разумно.
—Это то, что мне нравится в тебе. Ты не испорчена. — Все еще держась за руки, мы подходим к его дому, проходя ужасного швейцара. Будь осторожна, подруга, думаю я. В квартире, Бернард включает Фрэнка Синатра. — Давай потанцуем, говорит он. — Мне хочется отпраздновать.
— Я не умею танцевать под это.
— Уверен, что ты сможешь. Он протягивает руки.
Я кладу одну руку на его плечо, как нас учили на уроках по бальным танцам в школе миллион лет назад, когда мне было тринадцать. Он сжимает меня крепче, его дыхание обжигает мне шею.
— Ты нравишься мне, Кэрри Брэдшоу. Это действительно так. Скажи, взаимно ли это?
— Конечно, — хихикаю я, — Если бы ты мне не нравился, я бы не танцевала с тобой.
—Не верю, что это правда. Я думаю, что ты бы танцевали с мужчиной, пока не надоел бы тебе, а потом ты бы начала танцевать с другим.
— Никогда. — Я поворачиваю голову, чтобы увидеть его лицо. Его глаза закрыты, и на лице блаженное выражение. Я все еще не могу понять его перемены отношения ко мне. Если бы я не знала его лучше, то я думала бы, что он влюбляется в меня.
Или возможно он влюбляется в идею влюбиться в меня. Возможно, он хочет любить кого-то, и я оказалась в правильном месте в нужное время.
И внезапно, я занервничала. Если Бернард влюбился в меня, я никак не смогу соответствовать его ожиданиям. Все закончиться тем, что я стану разочарованием. И что я собираюсь делать, если он хочет заняться сексом со мной?
— Я хочу знать то, что произошло, — говорю я, пытаясь сменить тему. — Между тобой и Марджи.
— Я сказал тебе, что произошло,— он бормочет.
— Я имела в виду сегодня. О чем вы спорили?
— Это имеет значение?
— Я думаю, нет.
— Квартира,— говорит он.— Мы спорили о квартире. Она хочет её себе, и я сказал нет.
— Она хочет и квартиру, тоже? — Я спрашиваю, пораженная.
— Она, возможно, убедила бы меня, если бы не ты. — Он берет мою руку и кружит меня. — Когда я увидел тебя на этой стадии нашего спора, я подумал, Это — знак.
— Какой знак?
—Знак, что я должен вернуть свою жизнь обратно. Купить мебель. Сделать это место снова моим домом.
Он отпускает мои руки, но я продолжаю вращаться и вращаться, пока я не падаю в обморок на пол. Я лежу неподвижно, поскольку голая комната вращается вокруг меня, и на мгновение я воображаю себя в психиатрической больнице в белом космосе без мебели.
Я закрываю глаза, и когда я открываю их снова, лицо Бернарда нависает над моим. У него симпатичные ресницы и складка по обе стороны ото рта. Маленькая родинка похоронена в волосах на его правой брови.
— Сумасшедшая, сумасшедшая девочка,— он шепчет, прежде, чем наклонится, чтобы поцеловать меня.
Я позволяю унести себя поцелуем. Рот Бернарда окутывает мой, поглощая всю действительность, пока жизнь, кажется, не начинает состоять только из этих губ и языков, занятых забавным собственным танцем.
Я замерзаю. И внезапно, я задыхаюсь. Я положила руки на плечи Бернарда.
— Я не могу.
—Я что-то сказал? — Его губы закрываются над моими. Мое сердце колотится. Артерия пульсирует в шее. Я уклоняюсь подальше. Он откидывается назад на бедрах.
— Слишком напористый?
Я надуваю лицо и смеюсь немного.
— Возможно.
—Ты не привыкла к таким парням как я.
—Я предполагаю, что нет! — Я встаю и встряхиваюсь.
Снаружи ударяет гром. Бернард подходит сзади ко мене, отодвигает волосы, чтобы открыть шею.
— Ты когда-либо занималась любовью во время грозы?
—Нет еще. — Я хихикаю, пытаясь оттолкнуть его.
—Возможно время, что бы сделать это настало.
О нет. Прямо сейчас? Действительно ли это тот момент? Мое тело дрожит. Я не думаю, что могу сделать это. Я не подготовлена. Бернард массажирует мне плечи.
— Расслабься, — он наклоняется ко мне и кусает мочку уха.
Если я сделаю это с ним теперь, он будет сравнивать меня с Марджи.
Я воображаю их занимающийся сексом все время в этой квартире. Я воображаю Марджи, целующую Бернарда с интенсивностью, которая соответствует этому, как в фильмах.
Тогда я вижу, что я лежу голая на том пустом матраце, мои руки и ноги раскинулись по сторонам.
Почему я не делала это с Себастьяном, когда у меня был шанс? По крайней мере, я знала бы, как делать это. Я никогда не предполагала, что кто-то вроде Бернарда появится. Взрослый мужчина, который, очевидно, хочет с подругой, регулярно заниматься сексом и хочет сделать это прямо сейчас.
—Давай, — он говорит мягко, таща мою руку.
Я уклоняюсь, и он смотрит искоса на меня.
— Разве ты не хочешь заниматься любовью?
—Я хочу,— говорю я быстро, не желая задеть его самолюбие. — Это, просто это…
—Да?
—Я забыла средство предохранения.
—О, — он отпускает мои руки и смеется. — Чем ты пользуешься? Диаграммой?
Я краснею.
— Да, конечно, — я киваю.
—Диаграмма — это больно. И грязно. С кремом. Ты ведь используешь крем с ней, так ведь?
— Да, — мысленно, я кручу педали назад к медицинским классам, которые мы проходили в средней школе.
Я представляю диаграмму, забавный маленький предмет, похожий на резиновый колпачок. Но ничего не вспоминаю о креме.
—Почему не пьешь таблетки? Это намного проще.
—Я буду. Да, несомненно, — я решительно соглашаюсь. — Я думала о том, чтобы получить рецепт.
—Я знаю. Ты не хочешь принимать таблетки, пока ты не знаешь, что отношения серьезные.
Мое горло пересыхает. Действительно ли эти отношения серьезные? Действительно ли я готова к ним? Но в следующую секунду, Бернард уже лежит на кровати и включил телевизор. Это — мое воображение, или он выглядит немного облегчённым?
—Иди сюда, падай рядом, — говорит он, похлопывая место рядом с ним. Он протягивает руки. — Ты думаешь, у меня слишком длинные ногти?
—Слишком длинные для чего? — Я хмурюсь.
—Серьезно,— говорит он.
Я взяла его руку в свою, глажу своими пальцами по его ладони. Его руки прекрасные и худые, и я не могу не думать об этих руках на своём теле. Самой сексуальной частью человека является его руки. Если у мужчины девичьи руки, все остальное неважно.
— Они маленькие.
—Ты бы не могла обрезать их мне? — он спрашивает.
Что?
—Марджи всегда делала это, — объясняет он
Моё сердце смягчается. Он такой милый. Я даже не думала, что мужчина может быть таким приятным. Но это неудивительно, учитывая мой небольшой романтический опыт.
Бернард входит в ванную, чтобы взять ножницы и пилку для ногтей. Я осматриваю запасную спальню. Бедный Бернард, я думаю в сотый раз
—Уход за приматом,— говорит он, когда возвращается. Он сидит напротив меня, и я начинаю тщательно обрезать его ногти. Я могу услышать дождь, барабанящий по навесу ниже, в то время как я чувствую ритмичное движение, дождь перемещает меня в успокоительный транс. Бернард поглаживает мою руку и затем лицо, поскольку я облокачиваюсь на его руку.
—Это приятно, не так ли? — спрашивает он.
—Да, я отвечаю.
—Так и должно быть. Никаких ссор. Или споров, чья очередь выгуливать собаку.
—У тебя была собака?
—Длинношерстная такса. Это первая собака Марджи, но она никогда не обращала на нее внимания.
—Так и с тобой было?
—Да. Она перестала обращать на меня внимание, тоже. Все вертелось вокруг ее карьеры.
—Это ужасно, — говорю я. Я не могу представить, чтобы какая-то женщина потеряла интерес к Бернарду.
Глава 11
Я просыпаюсь на следующее утро с идеей. Может быть, это потому, что-то время, которое я провела с Бернардом, меня окончательно вдохновило. Я знаю, что я должна сделать: написать пьесу. Это блестящая мысль длиться около трех секунд, прежде чем это разрушит миллион причин, почему это невозможно. Бернард будет думать, что я подражаю ему. И я просто не смогу сделать это в любом случае. Так как Виктор Грин не позволит мне.
Я сижу на кровати Саманты, скрестив ноги с гримасой на лице.
Факт в том, что мне нужно доказать, что я могу это делать в Нью-Йорке. Но как? Быть может, мне повезет, и я узнаю это. Или у меня это получится благодаря скрытым способностям, о которых я даже не подозреваю.
Я хватаюсь за шелковое покрывало, как утопающий хватается за спасательную шлюпку. Несмотря на мои опасения, кажется, что моя жизнь начинается здесь — и Браун меньше, чем в семи неделях от меня.
Я рву нить. Не от того, что с Брауном что-то пошло не так, но я уже внутри. С другой стороны, если бы Нью-Йорк был колледжем, я могла бы все еще на него претендовать. И если все остальные люди смогли сделать это в Нью-Йорке, почему не могу я?
Я вскакиваю с кровати и бегаю по квартире, надевая вещи и повторяя фразу: "У меня получится". У меня должно получиться.
Хватая свою сумку от Кэрри, я все 5 этажей скольжу по лестнице, направляясь к выходу.
Дохожу до 14 улицы, мастерски пробираясь через толпу и представляю, что мои ноги поднимаются на несколько метров над землей.
Я поворачиваю прямо к Бродвею и захожу в Стрэнд.
"Стрэнд" — это легендарная книжная барахолка, где за бесценок можно найти любую книгу.
Она немного дряхлая и все продавцы очень внимательно наблюдают, как будто они хранители пламя высокой литературы.
Но это не имело бы значения, кроме того, продавцов не избежать. Если ты ищешь особенную книгу, ты не можешь найти ее без помощи.
Я подхожу к хилому парню, который одет в свитер с латками на локтях.
—У вас есть "Смерть коммивояжёра"?
—Надеюсь на это,— говорит он, разводя руками.
—А "Как важно быть серьёзным"? Или может быть "Маленькие лисички"? "Женщина"? "Наш город?"
—Помедленнее. Разве я выгляжу, как продавец обуви?
—Нет, — тихо отвечаю я, следуя за ним сквозь горы книг.
Через 15 минут поисков, он наконец—то находит "Женщину". И в конце горы книг, я замечаю Райана из курсов.
Он уткнулся носом в "В поисках утраченного времени", чешет голову и двигает ногой, как будто с головой утонул в тексте.
—Привет, — говорю я.
—Здравствуй, - он закрывает книгу.
—Что ты здесь делаешь?
—Собираюсь написать пьесу, — я показываю на маленькую груду книг. — Подумала, что сначала стоит прочитать несколько.
Он смеется.
— Хорошая идея. Лучший способ избежать написания — это чтение. По крайней мере, ты можешь притвориться, что работаешь.
Мне нравится Райан. Он хороший человек, в отличии от его лучшего друга, Капота Дункана.
Я плачу за книги, и когда поворачиваюсь, Райан все еще здесь.
Он выглядит, как человек, который точно знает, чего хочет от жизни.
— Не хочешь кофе?— спрашивает от меня.
—Не откажусь.
—Мне нужно убить несколько часов, перед тем, как я встречу свою невесту,— говорит он.
—Ты помолвлен? — Райану не может быть больше 21 или 22. Он выглядит слишком юным, чтобы жениться.
—Моя невеста — модель.— Он чешет щеку, как будто горд и стыдится ее профессии одновременно. — Я всегда думал, что если женщина очень, очень, очень хочет, чтобы ты что—то сделал, ты должен это сделать. Так проще.
—Так ты не хочешь жениться на ней?
Он неловко улыбается.
—Если я сплю с женщиной 10 раз, я думаю, что должен на ней жениться.
Не могу ничего с собой поделать. Если бы она не была так занята, мы бы уже были женаты.
Мы идем по Бродвею и останавливаемся, чтобы купить гамбургер.
— Хотела бы я найти такого же парня, — говорю я в шутку, — который делал бы все, что я захочу.
—Разве?— Он всматривается в меня в смятении.
— Я не думаю, что я — тип человека—спорщика.
—Я удивлен. — Он рассеянно поднимает свою вилку и проверяет зубцы на большом пальце.— Ты довольно горячая.
Я улыбнулась. Находясь с другим парнем, я бы принял это как попытку приударить за мной. Но у Райан кажется, нет таких намерений сейчас. Я подозреваю, что он один из тех парней, кто говорит именно то, что он думает и затем ошеломлён последствиями.
Мы заказываем кофе.
— Как ты встретили ее? Твою невесту модель?
Он покачивает ногой.
— Капоте познакомил нас.
—Что с тем парнем? — Я спрашиваю.
—Не говори мне, что он тебе-то же интересен.
Я одариваю его неодобрительным взглядом.
— Ты издеваешься? Я его терпеть не могу. Он, предположительно, находит всех этих женщин только для одного.
—Я знаю, — Райан кивает в благодарном согласии. — Я имею в виду, парень, даже не слишком красивый.
—Он походит на парня, в которого каждая девочка влюбляется без памяти в шестом классе. И никто не может сказать почему.
Райан смеется. — Я всегда думал, что был тем парнем.
—Ты был?
—Отчасти, да.
Я вижу его. Райана в двенадцать — шевелюра темных волос, яркие голубые глаза — настоящий подростковый сердцеед.
— Неудивительно, что ты помолвлен с моделью”.
—Она не была моделью, когда мы встретились. Она училась, чтобы быть ассистентом ветеринара.
Я делаю глоток своего кофе. — Это похоже на профессию по умолчанию для девочек, которые не знают то, чем они хотят заниматься. Но они 'любят' животных.
—Резко, но верно.
—Как она стала моделью тогда?
—Открытие,— говорит Райан. — Она навестила меня в Нью-Йорке, и парень подошел к ней в Бергдорфе и дал ей его карточку.
—И она не смогла отказаться?
—Не все ли женщины хотят быть моделями? — он спрашивает.
—Нет. Но все мужчины хотят сейчас именно их.
Он хихикает.
— Ты должна приехать на эту вечеринку сегодня вечером. Это — демонстрация мод для некоторых в дизайнерском центре. Бекки будет в качестве модели на нём. И придёт Капоте.
—Капоте? — Я иронизирую. — Как я могу сопротивляться? — Но я записываю адрес на салфетке, так или иначе.
После Райана я иду в офис Виктора Грина, чтобы сказать ему о моем захватывающем новом плане: написать пьесу. Если я действительно исполнена энтузиазма по этому поводу, он должен будет сказать да.
Дверь Виктора широко открыта, как будто он ожидает кого-то, таким образом, я иду прямо в неё. Он ворчит, пораженный, и его усы как становятся как у домашних животных.
Он не предлагает мне сесть, так что, я стою перед его столом.
— Я поняла, каким мой проект должен быть.
—Да? — он спрашивает осторожно, его глаза, направлены мимо меня в прихожую.
—Я собираюсь написать пьесу!
—Это прекрасно.
—Вы не возражаете? Это не рассказ или стихотворение.
—Это должно быть о семье, — говорит он быстро.
—Так и будет, — Я киваю. — Я думаю, что это должно быть об этой паре. Они были женаты в течение нескольких лет, и они ненавидят друг друга.
Виктор уставился на меня безучастно. Кажется, ему больше нечего мне сказать
Я неловко стою одно мгновение и добавляю:
—Я начну сейчас же.
—Хорошая идея. — Теперь очевидно ясно, что он хочет меня выставить за дверь.
Я обдаю его волной воздуха, поскольку я выхожу. Я бегу прямо к Лил.
— Кэрри! — Она вспыхивает.
—Я собираюсь написать пьесу,— сообщаю я ей взволнованно. — Виктор говорит, что это хорошо.
—Это идеально подходит для тебя. Я не могу дождаться, чтобы прочитать её.
—Я должна написать её сначала.
Она отодвигается в сторону, пытаясь обойти меня
—Что ты делаешь сегодня вечером? — Я спрашиваю быстро.
—Хочешь пообедать со мной и моей подругой Мирандой?
—Я хотела бы, но...
Виктор Грин выходит из своего офиса. Лил глядит на него.
—Ты уверенна? — Я спрашиваю, надавливая на нее. — Миранда, правда, очень интересная. И мы собираемся пойти в одно из тех дешевых индийских мест на Шестой улице. Миранда говорит, что знает лучшие из них.
Лил мигает, поскольку она сосредотачивает свое внимание опять на мне.
—Хорошо. Я предполагаю, что могу.
—Встретимся на Четырнадцатой и Бродвее в восемь тридцать. И позже, мы можем пойти на эту вечеринку,— говорю я, хлопая по плечу.
Я оставляю Лил и Виктора, стоящих там, смотрящих на меня так как будто я — грабитель, который внезапно решил обокрасть их.
Глава 12
Я пишу три страницы моей пьесы. Это все о Пегги и ее любовнике — парне, который взял эти пикантные фотографии, которого я назвала Мурхаус. У Пегги и Мурхауса возник спор о туалетной бумаге.
Я думаю это довольно забавно и довольно реально, я имею в виду, что пара не спорит о туалетной бумаге, и я вообще-то чувствую удовлетворение моей работой.
В восемь часов я забрала Миранду из ее дома.
Мирандe повезло, у нее есть старая тетя, которая живет в маленьком, захудалом таунхаусе, состоящем из четырех этажей и подвала, где Миранда живет. В подвале есть свой собственный вход и два окна чуть ниже тротуара. Это было бы прекрасно, но там было сыро и вечно темно.
Я позвонила в звонок, думая о том, как я люблю ходить на квартиру к друзьям, и как моя жизнь неистова, в бешеном темпе, где я никогда не знаю точно, что произойдет. Миранда открывает дверь, ее волосы еще мокрые после душа.
— Я не готова.
—Ничего страшного.— Я прохожу мимо нее и падаю на древний диван, накрытый потертым камчатным полотном.
Тетя Миранды раньше была богата, приблизительно тридцать лет назад. Тогда ее муж убежал с другой женщиной и оставил ее без гроша в кармане, за исключением дома.
Тетя работала официанткой и прошла школу, и теперь она — преподаватель Женских Исследований в Университете Нью-Йорка.
Квартира заполнена книгами, такими как Женщина, Культура, и Общество и Женщины: Феминистская Перспектива.
Я всегда думаю, что большая часть в квартире Миранды — книги. Единственные книги, которые есть у Саманты, это астрология и самоусовершенствование по Камасутре. Кроме тех, которые есть, она главным образом читает журналы.
Миранда входит в свою комнату, чтобы переодеться. Я зажигаю сигарету и праздно рассматриваю книжные полки, выбирая книгу Андреа Дворкина. Открыв её, и я прочитал следующее: “просто какие-то влажные, жалкие, брызги вещества, сперма, затвердевшая на вас, его моча, бегущая по Вашим ногам...”
—Что это? — Миранда спрашивает, смотря на мое плечо. — О. Я люблю эту книгу.
—Действительно? Я просто прочитал эту часть о сперме, затвердевшей на тебе.
—А что относительно части, когда это постепенно вытекает и бежит по твоим ногам?
—Здесь говорится, что это — моча.
—Сперма, моча, какая разница? — пожала плечами Миранда. — Это — все одно и то же. — Она бросает коричневую седельную сумку на плече. — Ты видела того парня, в конце концов?
—У того парня есть имя. Бернард. И да, я действительно видел его. Я немого сошла с ума от него. Мы пошли в магазин мебели.
—Таким образом, он уже превратил тебя в своего раба.
—Мы весело проводим время,— говорю я защищаясь
—Он попытался затащить тебя кровать?
—Нет, — я говорю, немного скрывая. — Я должна решиться на таблетку, сначала. И я решила, что не сплю с ним до моего восемнадцатого дня рождения.
Я, несомненно, отмечу его на моем календаре. "День рождения Кэрри и день когда она теряет девственность".
—Возможно, ты хотела бы быть там. Для моральной поддержки.
—Берни понимает, что ты планирует использовать его просто в качестве жеребца?
—Я полагаю слово "жеребец" приминается только, если ты планируешь воспроизводиться. Что я не собираюсь делать.
—В таком случает, слово "никчёмный" более подходящие.
—Бернард не никчёмен, — говорю я угрожающе. — Он — известный драматург.
— Бла—бла—бла.
—И я уверена, что его 'меч' более могущественный, чем его слово.
—Ты должна надеяться на это,— говорит Миранда. Она поднимает указательный палец и медленно загибает его в крюк, потом мы рассмеялись.
—Я просто обожаю эти цены, — говорит Лил, просматривая меню.
—Я знаю. — Миранда, радуется комплименту. — Вы можете заказать целую порцию за три доллара.
—И целое пиво за пятьдесят центов,— добавляю я.
Мы усаживаемся за стол в индийском ресторане, о котором Миранда продолжала говорить нам, хотя его было не слишком легко найти. Мы шли вверх и вниз по кварталу три раза, проходя мимо, почти идентичных ресторанов, пока Миранда не настояла, что это и есть то место, распознав его по трем павлиньим перьям в вазе у окна.
Скатерти в красно-белую клеточку; ножи и вилки оловянные. Воздух заплесневелый и сладкий.
—Это напоминает мне дом, — говорит Лил.
—Ты живешь в Индии? — Миранда спрашивает, удивленная.
—Нет, глупая. В Северной Каролине, — она жестами показывает вокруг обстановки ресторана. — Это место точно похоже на одно из тех мест барбекю, расположенных у автострады.
—Автострада? — Спрашивает Миранда.
—Шоссе, — я перевожу.
Я надеюсь, что целый обед не походит на тот. Миранда и Лил обе заняты собственными мыслями, поэтому, я предположила, что они понравятся друг другу. И я нуждаюсь в них, чтобы выжить. Я скучаю по компании друзей. Иногда такое чувство, что каждая часть моей жизни так отличается, я постоянно посещаю другую планету.
—Ты — писатель? — Миранда спрашивает Лил.
—Так и есть, — она отвечает. — Что на счет тебя?
Я встреваю.
— Миранда специализируется на Женских Исследованиях.
Лил улыбается.
—Без обид, но что ты можешь делать с этим?
—Что—либо, — Миранда сердито смотрит.
Она, вероятно, задается вопросом, что ты можете сделать со степенью поэзии.
—Миранда делает очень важную работу.
—Протесты против порнографии. И ещё она добровольно работает в женском приюте, — говорю я.
—Ты — феминистка. — Кивает Лил.
—Я не хотела быть ни кем другим.
—Я — феминистка,— я добровольно вызываюсь. — Я думаю, что каждая женщина должна быть феминисткой.
—Но это означает, что вы ненавидите мужчин. — Лил берет глоток ее пива и смотрит прямо через стол на Миранду.
—Что, если я ненавижу? — Миранда говорит.
Это не хорошо.
— Я не ненавижу всех мужчин. Просто некоторых мужчин, — говорю я, пытаясь разрядить атмосферу.
Особенно мужчин, которых я люблю, но им не нравлюсь я.
Лил кидает мне острый взгляд, подразумевая, что она полна решимости поспорить с Мирандой.
—Если ты ненавидите мужчин, как ты можете когда-либо жениться? Хотеть ребёнка?
—Я предполагаю, если ты действительно думаешь, что единственная цель женщины в жизни состоит в том, чтобы выйти замуж и завести детей, — Миранда прерывается и дает Лил превосходящую улыбку.
—Я не говорила этого,— Лил отвечает спокойно. — Просто потому, что ты замужем и имеешь детей, не означает, что это — единственный пунктик к твоей жизни. Ты можете заниматься чем хочешь и иметь детей.
—Хороший ответ, — говорю я.
—Я считаю, что неправильно принести ребенка в это патриархальное общество,— Миранда отвечает стремительно. И уже когда беседа собирается полностью выйти из под контроля, наши заказы прибывают.
Я быстро хватаю одно из печений, опускаю его в красный соус и сую его в рот.
— Фантастический, — я восклицаю, поскольку мои глаза начинают слезиться, и мой язык горит. Я отчаянно махаю рукой перед лицом, поднося стакан воды, Лил и Миранда смеются.
— Почему вы не сказали мне, что соус был острый?
—Почему ты не спросила? — Смеётся Миранда. — Ты опустила его. Я полагала ты знаешь, что делаешь.
—Так и есть!
—Это включает секс? — Миранда спрашивает, с озорной улыбкой.
—Что это со всеми и сексом?
—Это очень захватывающе,— говорит Лил.
—Ха, — говорю я. — Она ненавидит его. — Я указываю на Миранду.
—Только часть "сексуального контакта", — Миранда делает кавычки с пальцами. — Почему они называют это "сексуальным контактом", так или иначе?
Это похоже на звук, будто это какой—то разговор. Но это не так. Это проникновение, чистое и простое. Нет никакого вовлеченного компромисса.
Приносят наши карри. Один из них белый и сливочный. Другие два коричневые и красные, и выглядят острыми. Я беру ложку белого карри. Лил берет часть коричневого и выдвигает его к Миранде
—Если ты знаешь, как правильно этим заниматься, предположительно это походит на беседу, — говорит она.
—Как?— Миранда спрашивает, полностью не убежденная.
—Член и влагалище общаются.
— Ни за что, — говорю я.
—Моя мать сказала мне,— говорит Лил. —Это — акт любви.
—Это — военные действия,— Миранда возражает. — Член говорит: «Впусти меня» и влагалище говорит: «Гори в аду подальше от меня».
—Или возможно влагалище говорит: «Поспеши», — я добавляю.
Лил прячет улыбку.
—В этом и проблема.
—Если вы будете думать, что это будет ужасным, то так и будет.
—Почему? — я макаю вилку в красный карри, чтобы проверить его остроту.
—Напряженность. Если вы напряжены, то это будет труднее. И болезненно. —Именно поэтому у женщины должен всегда быть оргазм сначала, — говорит Лил беспечно.
У Миранды заканчивается пиво и она, немедленно заказывает другое.
—Это — самая нелепая вещь, которую я когда-либо слышала. Как ты можешь сказать, был ли у тебя даже этот воображаемый оргазм?
Лил смеется
—Да, — я проглатываю. — Как?
Лил садиться назад на ее стул и делает учительский вид.
— Вы разыгрываете меня, верно?
— Я нет, — говорю я, смотря на Миранду. Ее лицо непроницаемо, как будто её это не особо интересует
—Вы должны знать свое тело, — говорит Лил по секрету.
—В смысле?
—Мастурбация.
—Фу-у-у, — Миранда закрывает уши руками.
—Мастурбация — не грязное слово, — Лил ругает. — Это — часть здоровой сексуальности.
—И я предполагаю, что твоя мать сказала тебе и это? — Требует Миранда.
Лил пожимает плечами.
—Моя мать медсестра. Она не верит в жеманные слова, когда дело доходит до здоровья. Она говорит, что здоровый секс — просто часть здоровой жизни.
—Хорошо, — я впечатлена.
—И она сделала весь тот поднимающий сознание материал,— Лил продолжает. — В начале семидесятых. Когда женщины сидят без дела в кругу с зеркалами.
—Ага, — это, я предполагаю, объясняет все.
—Она — лесбиянка теперь,— говорит Лил небрежно.
Рот Миранды открывается, как будто она собирается говорить, но внезапно передумывает. На этот раз ей нечего ответить.
После обеда Лил отпрашивается с вечеринки, говоря о головной боли. Миранда не хочет идти также, но я указываю, что если она пойдет домой, будет похоже, что она дуется.
Вечеринка будет на углу Бродвея и Семнадцатой улице в здании, которое было когда то банком. Охранник говорит нам ехать на лифте на четвертый этаж. Я полагаю, что это должно быть многочисленной вечеринкой, если охрана впускает людей так легко.
Двери лифта открываются, и я оказываюсь в светлом помещении с сумасшедшими рисунками на стенах. Пухлый мужчина невысокого роста с волосами цвета сливочного масла широко улыбается.
— Я Боб, — говорит он протягивая мне руку.
— Кэрри Брэдшоу и Миранда Хоббс. — Миранда натянуто улыбается, в то время как Боб оценивающе смотрит на нас.
— Кэрри Брэдшоу, — говорит он так, как будто безумно рад меня видеть. — А чем ты занимаешься?
— Почему именно этот вопрос все задают при первой встрече? — ворчит Миранда.
Я с пониманием смотрю на нее и самоуверенно отвечаю, — Я драматург.
— Драматург! — восклицает Бобби.
—Очень хорошо. Я люблю писателей. Все любят писателей.
— Я был писателем до того, как стал художником.
— Ты писатель? — спрашивает Миранда, как будто это не может быть правдой.
Бобби игнорирует ее вопрос. — Ты должна сказать названия своих пьес. Возможно, я их уже видел.
—Я сомневаюсь, — я пошатнулась, не ожидая, что он предположит, что я на самом деле, написала пьесу. Но теперь, когда я сказала это, я не могу взять слова обратно.
—Потому что она не одной не написала, — выпалила Миранда.
—На самом деле, — я одарила ее стальным взглядом, — я как раз на середине первой.
—Замечательно, — Бобби аплодирует. — И когда ты закончишь, мы можем поставить ее здесь.
—Правда? — этот Бобби должно быть сумасшедший.
—Конечно, — говорит он самодовольно, ведя нас все дальше в комнату. — Я занимаюсь различными экспериментами.
—Это взаимосвязь — взаимосвязь, — он повторяет, смакуя слово, — искусства, моды и фотографии. Я еще не ставит пьесу, но кажется это именно то, что нужно. И мы можем позвать много людей.
Прежде я даже не могла представить, что Бобби пробираясь сквозь толпу, настаивая с Мирандой и со мной по пятам.
—Ты знаешь Джинкс? Модельера? Мы показываем ее новую коллекцию сегодня вечером. Вы полюбите ее.— Перед нами стояла устрашающего вида девушка, с сине—черными волосами, около сотни слоев теней на глазах и черной помадой.
Она была повернута к свету, когда Бобби прервал нас.
—Джинкс, дорогая,— сказала она, что было очень иронично, потому что Джинкс никому не дорога.
—Вот, — он нашел мое имя — Кэрри. И ее друг,— добавил он, указывая на Миранду.
—Приятно познакомится, — я говорю. — Не могу дождаться, чтобы увидеть Ваше шоу.
—Мне тоже,— отвечала она, вдыхая дым и удерживая его в легких. — Если эти чертовы модели не появятся здесь в ближайшее время. Я ненавижу чертовых моделей, не так ли? — Джинкс подняла ее левую руку, демонстрируя конструкцию из металла, которая обвивала каждый палец. — Кастет,— пояснила она.— Даже не думайте связываться со мной.
—Я не буду.— Я оглядывалась вокруг, отчаянно пытаясь убежать, и замечаю Капота Дункана в углу.
—Мы должны идти,— сказала я, подталкивая Миранду. —Я только что увидела моего друга.
—Какого друга? — спросила Миранда. Боже, вечеринки, и правда не ее. Не удивительно, что она не хотела идти.
—Кое-кто, кого я очень счастлива, увидеть прямо сейчас, — что было не совсем правдой, но так как Капоте Дункан был единственным, кого я здесь знаю, я выбрала его.
И пока мы пробирались сквозь толпу, я удивлялась, это жизнь в Нью-Йорке делает людей сумасшедшими или они уже настолько сумасшедшие, что жизнь в Нью-Йорк притягивает их как мух.
Капоте, облокачиваясь на кондиционер, разговаривал с девушкой среднего роста, чей нос был похож на картошку. У нее был ореол светлых волос и карие глаза, что давало ей интересный образ, и пока она была с Капотом, я предположила, что она была из тех пропавших моделей Джинкс.
—Я дам тебе список литературы,— сказал он. — Хемингуэй. Фицджеральд. И Бальзак.— Мне сразу захотелось блевать.
Капоте всегда говорит о Бальзаке, что напомнило мне, почему я его не выношу. Он такой показной.
—Привет,— сказала я мелодичным голосом.
Капоте резко повернул голову, как будто он ожидал увидеть кого—то особенного. Когда он увидел меня, его лицо изменилось. Кажется, его лицо сжалось, промелькнула внутренняя борьба, как будто он хотел проигнорировать меня, но манеры Южанина не позволили ему.
В конце концов, ему удалось вызвать улыбку.
—Кэрри Брэдшоу,— сказал он специально медленно. — Я не знал, что ты придешь.
—Почему ты так думал? Райан пригласил меня.
На имени Райан, эта девушка—модель наострила уши.
Капот вздохнул.
—Это Бэкки. Невеста Райана.
—Райан столько о тебе рассказывал, — сказала я, протягивая руку. Она взяла ее безвольно. Затем ее лицо сжалось, как будто она сейчас заплачет, и убежала.
Капот посмотрел на меня осуждающе.
— Хорошая работа.
—Что я сделала?
—Она только рассказывала мне о планах бросить Райана.
—Правда?— усмехнулась я. — Я думала, ты вправляешь ей мозги. Список литературы?— я показала на него.
Лицо Капота вытянулось.
— Это не смешно, Кэрри,— сказал он, отталкивая нас, чтобы последовать за Бэкки.
—Это все, чтобы быть умной с тобой, не так ли?— крикнула я ему вслед.
—Тоже рада была встретиться с тобой,— саркастически сказала Миранда.
К сожалению, Капоте слишком сильно толкнул Миранду, и она настояла на том, чтобы мы пошли домой. Видя грубость Капота, мне не очень хотелось оставаться на вечеринке одной.
И тут я поняла, что мы так и не увидели модный показ. С другой стороны я была рада, что мы встретили кого—то как Бобби.
В то время пока мы шли домой под желтым светом фонарей, я продолжала говорить о моей пьесе и как это здорово, что она будет в стиле Бобби, пока Миранда не повернулась ко мне и не сказала:
— Может, ты просто напишешь эту чертову штуку?
—Ты придешь на чтение?
—Почему бы нет? Исключая то, что Бобби и все его друзья идиоты. А что насчет Капота Дункана? Что, черт побери, он о себе возомнил?
— Он большой придурок,— сказала я вспоминая гримасы на его лице. Я улыбнулась.
Неожиданно я поняла, что наслаждалась тем, что вывела Капота Дункана из себя.
Миранда и я разошлись, с обещанием, что я завтра ей позвоню. Когда я зашла внутрь моего дома, я клянусь, я услышала, как звонит телефон Саманты на всю лестничную площадку. Звонящий телефон для меня как будильник, поэтому я стала преодолевать сразу по две ступени. После десятого звонка, телефон замолк, но затем он стал трещать заново.
Я ворвалась сквозь двери и достала его из под дивана.
— Алло?— спросила я, затаив дыхание.
—Что ты делаешь в четверг ночью? — Это была сама Саманта.
—В четверг ночью?— спросила я тихо. А когда ночь четверга? А, да, послезавтра. — Я еще не знаю.
—Мне нужно, чтобы ты помогла мне кое с чем. Я хочу организовать интимный званый ужин с Чарли у него дома.
—Я приду с радостью,— сказала я, думая что она приглашает меня. — Можно я приглашу Бернарда?
—Не думаю, что это хорошая идея.
—Почему нет?
—Ты меня не правильно поняла,— промурлыкала она. — Вообще-то я звала тебя на готовку. Ты говорила, что хорошо готовишь, правильно?
Я нахмурилась.
— Наверное. Но...
—Я вообще не умею готовить. И я не хочу, чтобы Чарли узнал это.
—Поэтому я буду на кухне всю ночь.
—Ты сделаешь мне огромное одолжение,— проворковала она. —Ты обещала мне, что когда-нибудь, если я попрошу ты сделаешь это.
—Это правда,— неохотно согласилась я, все еще не убежденная.
—Смотри, — сказала она, давя на меня. — Если это так трудно, я поторгуюсь с тобой. Одна ночь готовки, и моя любая пара туфель — твоя.
—Но твоя нога больше, чем моя.
—Ты можешь положить ткань в туфли.
—Как на счет туфель Fiorucci? — я спрашиваю хитро.
Она делает паузу, размышляя над этим.
— А почему бы и нет? — она соглашается.
—Я всегда могу попросить Чарли купить мне другую пару туфель. Особенно после того, когда он узнает какой чудесный я повар.
—Ладно,— пробормотала я, когда она попрощалась.
Как я была вовлечена во всю эту неразбериху?
Технически, я не умею готовить. Я только готовила для друзей. Сколько людей она ожидает на этом званом вечере? Шесть? Или шестьдесят?
Телефон опять зазвонил. Наверное, опять звонила Саманта, чтобы обсудить меню.
— Саманта?— спросила я осторожно.
—Кто такая Саманта?— потребовал, знакомы голос на другом конце.
—Мэгги! — взвизгнула я.
—Что происходит? Я пыталась звонить тебе на твой номер, но эта противная женщина сказала, что ты там больше не живешь. Потом твоя сестра сказала, что ты переехала.
—Это длинная история, — сказала я, садясь на диван для беседы.
—Ты можешь рассказать мне все завтра,— воскликнула она. — Я еду в Нью-Йорк!
—Правда?
—Я и моя сестра собираемся навестить наших кузин в Пенсильвании. Завтра утром я еду в город. Я надеялась, я останусь у тебя на пару дней.
—О, Мэгги, это фантастика. Я не могу дождаться, когда увижу тебя. Мне нужно столько всего тебе рассказать. Я встречаюсь с парнем...
—Мэгги? — спросил кто-то на заднем фоне.
—Мне нужно идти. Увидимся завтра. Мой автобус приезжает в 9 утра.
Ты сможешь встретить меня в порту Authority?
—Конечно. — Я повесила трубку, взволнованная.
Затем я вспомнила, что должна встретиться с Бернардом завтра вечером. Но, наверное, Мэгги может пойти с нами. Не могу дождаться, когда она встретятся. Она точно сойдет с ума, когда увидит, какой он сексуальный.
Полная ожиданий, я села за печатную машинку, чтобы написать несколько страниц моей пьесы. Я решила воспользоваться предложением Бобби, чтобы устроить чтение в его месте.
И возможно, только может быть, чтение будет успешным, и я смогу остаться в Нью-Йорке. Я официально стану писателем и мне не нужно будет возвращаться в Браун.
Я работала как дьявол до трех утра, пока не уговорила себя лечь спать. Я ворочалась в ожидании, думая о моей пьесе, о Бернарде и всех тех людях, которых я встретила.
Что Мэгги подумает о моей новой жизни? Конечно, она должна быть впечатлена.
Глава 13
—Ты правда здесь живешь?— Ошеломленно спросила Мэгги.
—Разве это не прекрасно?
— Где ванная? — Она бросила на пол свой рюкзак и осмотрела квартиру.
—Прямо там, — ответила я, показывая на дверь позади нее. — Спальня здесь. А это гостиная.
— Такая маленькая, — она вздохнула.
— Для Нью-Йорка она большая. Ты должна увидеть то место, где я жила раньше.
—Но, — Она подошла к окну. — Тут так грязно. И это здание. Как будто оно разваливается. А те люди в коридоре.
—Старая парочка? Они живут здесь всю свою жизнь. Саманта все еще надеется, что сможет получить их квартиру, когда они умрут,— съязвила я. — Там две спальни и плата за аренду меньше, чем здесь.
Глаза Мэгги расширились.
— Это ужасно. Желать чьей—то смерти, чтобы получить квартиру. Эта Саманта, похоже, ужасный человек. Но я не удивлена, будучи кузиной Донны ЛаДонны.
— Это всего лишь шутка.
—Ладно, — сказала она, погладив матрас, чтобы убедиться в том, что он прочный, прежде чем сесть, — я надеюсь на это.
Я удивленно смотрю на нее. Когда Мэгги успела стать такой чопорной? Она не уставала жаловаться на Нью-Йорк с тех пор, как я встретила ее в Управление порта. Запах. Шум. Люди. Метро приводило ее в ужас.
Когда мы подошли к пересечению 4й улицы с 8м авеню, мне пришлось учить ее переходить дорогу.
И сейчас она оскорбляет мою квартиру? И Саманту? Но, может быть, это ненамеренно. Конечно, она думает, что Саманта похожа на Донну ЛаДонну. Я и сама бы так думала, если бы не знала ее лучше.
Я села напротив нее.
— Не могу поверить, что ты, правда, здесь.
—Я тоже.
Мы обе пытались вернуть наши старые отношения.
— Ты выглядишь отлично!
—Спасибо. Мне кажется, что я похудела на 2,27 кг, — говорит она. — Я начала заниматься виндсёрфингом. Ты когда-нибудь пробовала? Это удивительно. А пляжи такие красивые. Они как будто рыбные деревни.
—Вау.— Мысли о рыбных деревнях и длинных растянутых берегах, которые удивительно звучат.
—Как на счет парней? — я спрашиваю.
Она дергала ногой так, как будто у нее на пятке был огромный волдырь.
— Они чудесны. Хэнк — один из парней — он около 190 см ростом и состоит в теннисной команде своего университета. Клянусь, Кэрри, мы обе должны поехать в Дюк. Там самые горячие парни.
Я улыбаюсь.
— У нас в Нью-Йорке тоже есть много горячих парней.
— Не таких, как там, — она драматично вздохнула. — Хэнк мог бы быть идеальным, если бы не одна вещь.
— У него есть девушка?
—Нет.— Она одарила меня пронзительным взглядом. — Я никогда бы не встречалась с тем, у кого есть девушка. Не после Лали.
—Лали. — Я пожала плечами. Каждое упоминание о чем—то из прошлого с болью отдает в мой кишечник.
Далее я знаю, что мы будем говорить о Себастьяне. И я правда не хочу этого. С тех пор, как я переехала в Нью-Йорк, я реже думала о Лали или Себастьяне, или о том, что было прошлой весной. Такое ощущение, что все эти вещи происходили не со мной.
— Так Хэнк..., — сказала я, пытаясь оставаться в настоящем.
—Он... — она покачала головой.
—Он не... очень хорош в постели. У тебя такое было?
—Я определенно слышала об этом.
—У тебя все еще не было...
Я стараюсь не замечать это.
— Что это значит? Плох в постели?
—Он ничего не делает. Просто сует его. И потом, через три секунды все заканчивается.
—Разве так не всегда? — я спрашиваю, вспоминая, что говорила мне Миранда.
— Нет. Питер был действительно хорош в постели.
—Правда? — я все еще не могу поверить, что старый занудный Питер был таким жеребцом.
— Разве ты не знаешь? Это одна из причин, почему я была так зла, когда мы расстались.
—Что ты собираешься тогда делать? — я спрашиваю, скручивая мои волосы в пучок. — С Хэнком?
Она улыбается мне секретной улыбкой.
— Я не замужем. И даже не помолвлена. Так что...
—Ты спишь с другим парнем?
Она кивает головой.
—Ты спишь с двумя парнями. Одновременно? — Сейчас я прихожу в ужас.
Она бросает на меня взгляд.
—Ну, я уверена, что ты не спишь с обоими сразу, но, — я колеблюсь.
—Сейчас восьмидесятые. Все изменилось. К тому же, я предохраняюсь.
—Ты можешь чем-то заразиться.
—Ну, я не заразилась. — Она смотрит на меня, и я закрываю тему.
Мэгги всегда была упрямой. Она делает то, что она хочет, когда она это хочет, и не говорите ей что делать. Я рассеянно тру свою руку.
— Кто этот другой парень?
—Том. Он работает на автозаправочной станции.
Я смотрю на нее в изумлении.
—Что? — она спрашивает. — Что не так с парнем, который работает на автозаправке?
—Это такое клише.
—Во-первых, он — невероятный виндсёрфер. А во-вторых, он пытается сделать что-то из своей жизни. У его отца есть рыбацкий катер. Он мог быть рыбаком, но он не хочет закончить, как его отец.
Он ходит в общественный колледж.
—Это отлично, — говорю я пристыжено.
—Я знаю, — она соглашается. — Я скучаю по нему. — Она смотрит на свои часы. — Ты не против, если я позвоню ему? Он, наверное, вернулся с пляжа сейчас.
—Действуй. — Я протягиваю ей телефон. — Я собираюсь принять душ.
Я иду в ванную, пока я сообщаю ей о нашем маршруте.
— Сегодня вечером мы собираемся встретиться с Бернардом и выпить в Peartree, который является фантазией, бар возле Объединенных Наций.
Возможно, мы сегодня днем мы могли бы пойти пообедать в Таверну "Белая Лошадь". Там зависают все известные писатели. И между прочим, мы могли бы пойти в Сакс. Я бы хотела познакомить тебя со своей подругой Мирандой.
—Конечно, — говорит она, как будто она едва слышала мои слова. Ее внимание полностью сосредоточено на телефон, когда она набирает номер ее бой-френда или я должна сказать номер “любовника”.
Райан и Капоте Дункан в Таверне «Белая лошадь», сидят за столиком на тротуаре. Перед ними кружка с кофе, и они выглядят усталыми, будто легли спать поздно и только проснулис
