Глава XIX. Ut salutas, ita salutaberis – Как аукнется, так и откликнется

Люциус с огромным удовольствием изучал передовицу «Ежедневного Пророка». Огромными буквами на первой странице было написано: «УПИВАЮЩИЙСЯ СМЕРТЬЮ, НАСТОЯЩИЙ ПРЕДАТЕЛЬ ПОТТЕРОВ, ТРИ ГОДА СКРЫВАЛСЯ В СЕМЬЕ МИНИСТЕРСКОГО РАБОТНИКА!» Растерянные лица семейки Уизли, гордое Долиша и безучастное Питтегрю смотрели на читателей с фотографий, расположенных ниже. Малфой был очень доволен действиями семейного адвоката, поработавшего с представителями прессы именно в том направлении, в котором требовал его доверитель. В статье превозносились профессиональные качества аврора Долиша, поливалось грязью министерство, «без суда и следствия поместившее в Азкабан уважаемого члена магического общества», высказывалось недоумение в адрес Дамблдора, не защитившего своего «ярого сторонника». Ни одного слова не было сказано ни о том, что Уизли были не в курсе, кто проживал в их доме, ни об анимагической форме Питтегрю. Зато всячески подчеркивалось, что эта семья всегда поддерживала директора Хогвартса. Читателей наводили на мысль, что все было сделано по приказу Дамблдора.

«Да, — мысленно комментировал статью Люциус, ехидно ухмыляясь, — рыжий придурок не скоро сможет отмыться от этих обвинений. Конечно, его невиновность докажут, но об этом будет знать лишь узкий круг лиц, а вот о том, что нищеброд прятал Питтегрю, теперь известно всему магическому миру. Министру вряд ли понравится скандал, так что о повышении по службе этот предатель крови может забыть». Люциус еще раз посмотрел на фотографии: «А крыса-то явно под Imperio, молодец, Долиш! Я не ошибся в выборе исполнителя!»

В камине вспыхнуло зеленое пламя, и на ковер упал свиток пергамента, перевязанный красной атласной ленточкой. Призвав свиток заклинанием, Малфой развязал ленточку и внимательно прочитал послание. Записка, которую ему прислал адвокат, содержала именно те сведения, которые он ожидал.

Поднявшись и прихватив с собой газету, Люциус отправился на завтрак. Северус и Нарцисса уже сидели за столом и тихо беседовали. Заметив друга, Снейп насмешливо приподнял бровь:

— Ты выглядишь слишком довольным. Думаю, что твои коварные планы удались. Кому не повезло сегодня?

— Уизли. Почитай, — аристократ, расплывшись в злорадной ухмылке, протянул газету зельевару. Затем сел за стол, взял круассан и принялся намазывать его джемом.

— Нарси, — взглянул он на супругу, — сегодня суд над Блэком. Я получил записку от адвоката. В одиннадцать мы должны быть в министерстве. Ты помнишь, что нужно сказать корреспондентам?

— Разумеется, — оскорбилась Нарцисса. — Ты считаешь, что у меня дырявая память, или я не способна справиться со своей ролью? Но почему суд решили провести в воскресенье?

— Я полностью доверяю тебе, дорогая, — успокаивающе улыбнулся жене Малфой. — Что же касается суда, то министр хочет как можно быстрее решить этот вопрос, чтобы замять скандал. А в воскресенье в министерстве нет ни сотрудников, ни посетителей, так что зрителей практически не будет. Репортеры, несомненно, узнают о происходящем, и мы должны по максимуму использовать газетную шумиху в своих целях.

— Отлично, — сказала Нарцисса, поднимаясь со своего места. — Тогда пойду готовиться. Нужно выглядеть соответствующе.

После ее ухода Северус, уже ознакомившийся со статьей, поинтересовался:

— За что же ты так ненавидишь Уизли? Ты с ним, по-моему, близко не знаком?

— Я же, кажется, объяснял тебе это? — удивился Малфой.

— Что они предатели крови? Ну и что? Если их прадед что-то там сделал, неужели они в ответе за то, что случилось давным-давно?

— Ты так и не понял, да? — Люциус поднялся и взволнованно заходил по залу. — Он не «что-то там сделал», а почти угробил волшебный мир, ввергнув его в пучину невежества. В 1821 году, став министром, Тиберий Персиваль Уизли протолкнул новый закон об образовании…

— Ну и что? — перебил его зельевар. — Благодаря этому закону магглорожденные и полукровки получили возможность иметь полноценное образование.

— Благодаря этому закону, — гневно зыркнул на друга аристократ, — был нарушен основополагающий закон педагогики, существовавший с античных времен: ориентироваться не на самого слабого, а на самого сильного ученика в классе. Были снижены все требования к сдаче экзаменов — то, что сейчас сдают на ЖАБА, в еще более усложненном варианте раньше сдавали на СОВ.

И к чему это привело? Чистокровным стало просто неинтересно учиться — в своих семьях они получают гораздо больше знаний, чем когда-либо надеялись получить в школе. У них исчез соревновательный стимул: им просто не с кем сравниваться. Соревноваться же с грязнокровками просто смешно и недостойно, если знаешь, что ты в состоянии наложить массу заклинаний, им недоступных. Да, — продолжил Люциус, понемногу успокаиваясь и снова занимая свое место за столом, — магглокровки могут теперь работать где угодно, и что это принесло нашему обществу? Министерство погрязло в коррупции, потому что у грязнокровок нет семейного капитала, и они стремятся урвать побольше, пока у них есть такая возможность, не боясь замарать родовую честь, поскольку у них нет ни рода, ни чести. Принимаются непродуманные решения, потому что, в отличие от чистокровных, которых с детства обучают управлять людьми и капиталом, магглокровки не думают, к чему приведут те или иные действия в будущем. Они привыкли жить сегодняшним днем и только для себя, не обременяя свою голову размышлениями о том, какое наследство получат их дети и внуки.

Слегка охрипнув от своей пламенной речи, аристократ замолчал и, опустившись на свое место, потянулся к чашке остывшего кофе.

— Ты так превозносишь чистокровных. Можно подумать, что коррупцию придумали магглорожденные, — с иронией отметил Снейп.

— Нет, конечно же, — пожал плечами Люциус. — В каждом стаде найдутся свои паршивые овцы. Только не забывай, что еще был род Слизеринов — правителей нашего общества, которым подчинялся и министр, и Визенгамот. Слизерины были в состоянии приструнить любого зарвавшегося вассала, так как не только вассал несет ответственность перед сюзереном, но и сюзерен обязан заботиться о благополучии своих вассалов.

Ситуация, возникшая сейчас со многими магическими расами: оборотнями, вампирами, великанами, еще три века назад была бы немыслима. Теперь я немного понимаю своего отца и остальных волшебников старшего поколения, — признал Малфой.

— Если они не знали о настоящем происхождении Темного Лорда, то посчитали своим долгом поддержать сюзерена, даже если он и был, так скажем, не совсем адекватным. Хотя, в начале, как говорил отец, Риддл выдвигал вполне разумные идеи и политические требования. Кто же знал, что его магические эксперименты приведут к столь плачевным результатам.

— Происхождение? Магические эксперименты? — переспросил зельевар.

— А ты не знаешь? — удивился Люциус. — Ах, да, я же не рассказал тебе об этом.

Аристократ поведал другу о родителях Риддла, хоркруксах и о том, что их всех ждет в будущем, после возрождения Лорда.

— Замечательно! — прокомментировал зельевар, однако, его кислый тон не соответствовал словам. — Просто великолепно! Мы стали рабами дементора. Что будем делать?

— Ждать Блэка, разумеется. Один Блэк придумал этот ритуал, значит, другой должен разбираться с последствиями.

— Еще лучше! Зависеть от этого имбецила! Да я лучше доверю свою жизнь Крэббу с Гойлом!

— Уверен? — хитро прищурился Люциус. — Блэк хотя бы нормально учился в школе и имел аврорскую подготовку.

— Я восхищаюсь источником твоей информации, — не отвечая на вопрос, сменил тему Снейп. — Не поделишься, откуда у тебя все эти сведения? Хотя бы скажи, как ты узнал о моем… гм… сотрудничестве с Дамблдором?

— Если отвечу, что сам догадался, поверишь? — лукаво ухмыльнулся аристократ.

— Нет, — отрезал Северус.

— Это слишком долго объяснять. Сейчас на это нет времени. Приглядишь за моими сорванцами, пока нас не будет? Они наказаны — им запрещено сегодня покидать свои комнаты и видеться друг с другом, но ты ведь что-нибудь придумаешь? — попросил зельевара Малфой.

— Иди уж, — махнул рукой Снейп. — Раз у них есть палочки, займусь с ними заклинаниями. Сначала с одним, а после обеда с другим.

«Да, палочки… — думал Люциус, направляясь в свою спальню, чтобы переодеться. — Еще одно доказательство того, что волшебный мир, не только находится в застое, но и деградирует».

Беспалочковая магия требовала больших затрат магических сил, что по силам далеко не всем волшебникам, если не считать магических всплесков, вызванных сильными эмоциями у детей, реже у взрослых. Поэтому волшебники быстро научились использовать различные артефакты, помогающие направить и упорядочить магию. Сначала это были амулеты, браслеты и кольца. Потом — посохи, которые были невероятно сложны и дороги в изготовлении, потому что включали в себя несколько видов деревьев, растений, магических ядер из частей различных животных, драгоценные и полудрагоценные камни. Салазар Слизерин изобрел и стал применять волшебную палочку, которая была, по-существу, уменьшенной копией магического посоха.

Основатели, открыв магическую школу (до Хогвартса волшебники обучались либо в своей семье, либо находили себе учителей), объединили и систематизировали все знания, доступные в то время магам. Такая система образования значительно повысила уровень знаний волшебников и вызвала всплеск новых идей в магической науке.

Сейчас же волшебное сообщество вынужденно вернулось к тому, с чего начинали Основатели — обучение в семьях и у сильных магов в качестве личных учеников. Результаты подобного подхода не замедлили сказаться — волшебники отстают от магглов в развитии науки, новые знания не только не появляются, но и забываются старые. Практически исчезли талантливые артефакторы.

«Как бы не гордилась семья Олливандер своей многовековой историей (непонятно, правда, кому они там изготавливали палочки до нашей эры, если в то время были лишь посохи, скорее всего, правильный рекламный слоган их семьи должен звучать по другому: «…производители волшебных палочек с 1382 года нашей эры»), — продолжил свои размышления Малфой, — но у них не осталось мастеров, которые могли бы изготовить палочки с двумя или тремя магическими ядрами».

Качество преподавания в Хогвартсе вызывало у аристократа лишь зубовный скрежет, и как у члена попечительского совета, и как у испытавшего на себе все его «прелести». Убогая учебная программа, последнее время учителя ЗОТИ меняются ежегодно (иногда даже не выдерживая весь учебный год). Историю магии ведет зануда-привидение Бинс, рассказывающий только о восстаниях гоблинов (что, впрочем, вполне устраивает директора, позволяя тому вольно трактовать историю, объявляя Слизерина темным магом, а кровавую и жестокую войну с магглами — невинными шалостями Странной Венделины, которой нравилось гореть на костре). Практически неизменным остается зельеварение, да и то только потому, что не требует приложения особых магических сил — от ученика нужно лишь внимание и прилежание. Прорицание находится в руках явной шарлатанки, которая может вызвать лишь отвращение к своему предмету у любого здравомыслящего мага. На трансфигурации изучают бесполезные превращения мышей в улиток, а ежиков в подушки (интересно, как часто волшебникам приходится заниматься подобными вещами в повседневной жизни?!). Анимагию перестали преподавать вообще, так как анимагами могли становиться, в основном, чистокровные волшебники. Преподаватель УЗМС почти каждый год пытается уйти в отставку (мотивируя это тем, что хочет провести больше времени с оставшимися у него руками и ногами), потому что какому-то умнику пришло в голову, что маги захотят держать у себя в доме крайне опасных и агрессивных существ, в связи с чем учеников непременно нужно научить ухаживать за ними. Чары, большую часть которых чистокровные волшебники осваивают еще до поступления в Хогвартс, вообще не стоят упоминания. Маггловедение не имеет ничего общего с реальным изучением магглов. Руны и арифмантика, в которых заинтересованы только по-настоящему старательные ученики, находятся на более-менее приемлемом уровне, но в учебной программе этих предметов ничего не менялось уже лет сто. Директор же, вместо того, чтобы заниматься своими непосредственными служебными обязанностями по обеспечению нормального учебного процесса, занят политическими игрищами.

Люциус с большим удовольствием отправил бы мальчиков учиться в Дурмштанг, подальше от старого манипулятора, но, к его огромному сожалению, это было невозможно. Любой сильный маг, способный к обучению, рожденный на территории Британских островов, немедленно попадал в Книгу Имен Хогвартса. Это было сделано Основателями из лучших побуждений, для того, чтобы ни один волшебник, в том числе и магглорожденный, не остался необученным. Но то, что ранее было благом, теперь обернулось ловушкой для чистокровных семейств, так как разорвать этот автоматически заключаемый магический контракт мог только директор Хогвартса. Из года в год чистокровные волшебники были вынуждены отправлять своих детей в школу, делая их заложниками в руках бессовестного интригана.

«Основатели, наверное, переворачиваются в своих могилах, от всего, что творится сейчас в их детище», — грустно констатировал аристократ, заходя в свою спальню.

* * *

После суда, глядя в сияющее лицо Блэка, Люциусу немедленно захотелось сказать что-нибудь гадкое, чтобы испортить почти детскую радость бывшего заключенного, но он лишь кивнул на стопку одежды и обувь, купленную по его просьбе адвокатом. Комната свидетелей была небольшой, и, искоса наблюдая за переодевающимся Сириусом, Малфой в очередной раз удивился, насколько разными были родные братья. Регулуса нельзя было назвать красивым, его нежное, незаметное обаяние напоминало первое дыхание весны — лесные первоцветы, радующие взгляд после суровой зимы. Красота же старшего брата была яркой и чувственной, подобной пышному георгину, гордо вздымающему свой цветок над другими на садовой клумбе. Широкие плечи, тонкая, как у девушки, талия и длинные ноги с узкими ступнями, темно-серые глаза и идеально-правильные черты лица. Блэк действительно заслуживал репутацию одного из самых популярных и красивых парней школы. Даже купленная «на глазок», без примерки и подгонки, серебристо-серая мантия сидела на нем практически идеально.

Люциус поморщился, наблюдая, как Сириус безжалостно раздирает деревянным гребнем спутавшиеся пряди волнистых волос. Подождав, пока он закончит расчесываться, аристократ подошел к нему.

— Возьми, — Люциус сунул в руку Блэку кусок пергамента. — Это твоя речь. То, что ты скажешь журналистам. Надеюсь, запомнишь?

Сириус, хмурясь, прочитал пергамент и бросил на собеседника возмущенный взгляд:

— Я не буду это говорить!

— Будешь, — отрезал аристократ. — Ради безопасности Гарри. И сыграешь свою роль о-о-очень убедительно. Иначе мы не отвяжемся от твоих якобы друзей, и тебе придется лично встречаться с Дамблдором. Ты этого хочешь? Конечно, от легилименции ты защищен, но есть еще веритасерум. Твой выбор: остаешься с нами и со своим крестником, или?

— Я скажу, — глухо проговорил Сириус, опустив голову и скрывая лицо за завесой длинных смолянисто-черных волос.

«Как легко, оказывается, тобой управлять, Блэк, — подумал Малфой, довольно улыбнувшись. — Стоит произнести заветные слова: «это — ради Гарри», и ты уже готов на все».

В дверь кто-то постучал, и, после небольшой паузы, медленно приоткрыв створку, в комнату осторожно заглянула Нарцисса:

— Вы готовы? Представители прессы уже собрались. Министр начал отвечать на вопросы.

— Рад тебя видеть, Цисси, — нагло ухмыльнувшись, подходя к кузине и целуя ей руку, проговорил Сириус. — И, да, мы готовы.

— Не называй меня этой кошачьей кличкой! — разгневанно прошипела Нарцисса, отдергивая руку. — Терпеть этого не могу! Так меня называла только Белла, но она-то делала это специально, чтобы позлить меня. Если ты не в состоянии выговорить мое полное имя, лучше зови меня Нарси, — надменно закончила она.

— Пойдемте, — прервал намечающуюся перепалку Малфой. — Кто кого и как будет называть, разберемся позднее.

Толпа журналистов в холле министерства, увидев входящих Малфоев и Блэка, отхлынула от министра и кинулась к ним:

— Мистер Блэк, как вы расцениваете… лорд Малфой, что вы думаете… мистер Блэк, будете ли вы требовать… леди Малфой, что вы чувствовали… лорд Малфой… — старались перекричать друг друга корреспонденты.

Люциус, подняв руку, спокойно дождался тишины и кивнул Блэку, отступая назад. Сириус, обворожительно улыбнувшись репортерам и получив в ответ несколько восхищенных вздохов от журналисток, начал свою речь:

— Я очень рад, что правосудие, наконец, восторжествовало и истинный виновник гибели моих лучших друзей пойман и получит по заслугам. Я не обвиняю в произошедшем нашего уважаемого министра, — Блэк, поймав взгляд Фаджа, чуть склонил голову и улыбнулся, — ведь мое несправедливое заключение в тюрьму было на совести его предшественника. Тем не менее, министерство признало свою ответственность и намерено выплатить мне компенсацию за годы, проведенные в Азкабане.

В это время в холл ворвались немного запыхавшиеся Молли Уизли, Люпин и Грюм. За ними, с обеспокоенным выражением на лице, но сохраняя достоинство, проследовал Дамблдор.

«Трюк с внезапным переносом времени суда с часа дня на одиннадцать утра сработал, — удовлетворенно отметил про себя Малфой. — Опоздали, уважаемый директор».

Увидев вновь прибывших, Блэк слегка побледнел, с трудом сглотнул, но продолжил:

— Мне очень жаль, что Председатель Визенгамота, мистер Дамблдор, которому я был всецело предан и которому я всегда оказывал поддержку, не озаботился соблюдением законности, хотя это и входило в его служебные обязанности. Также я разочарован, что те люди, которых я считал своими друзьями, посчитали истинными непроверенные данные, исходящие, как я полагаю, также от мистера Дамблдора. Я был шокирован, узнав, в какой семье прятался Питтегрю. Надеюсь, что аврор Долиш, наглядно продемонстрировавший свою компетентность, разберется в этой неприглядной ситуации. Я благодарен ему и своим родственникам за обретенную свободу. Спасибо за внимание, — завершив свою речь, Сириус снова улыбнулся репортерам и сделал шаг назад.

Вместо него вперед выступила Нарцисса и, гордо вздернув подбородок, надменно произнесла:

— Все эти годы мне было горько осознавать, что мой кузен находится в тюрьме по ложному обвинению. Зная, как высоко ценится честь и порядочность в нашей семье, мне даже не пришло в голову, что Сириус мог предать своего друга, вместе с которым вырос… — леди Малфой сделала почти театральную паузу, в ее голосе звучали искренние боль и обида. — Блэки никогда не меняют сторону, за которую воюют, если только эта сторона сама не предает их, — многозначительно добавила она. — Я неоднократно просила своего мужа помочь мне доказать невиновность моего кузена. Теперь я счастлива, что справедливость восторжествовала. К сожалению, эти годы не прошли для Сириуса бесследно, но я надеюсь, что любовь и забота, которую он получит в нашей семье, позволят ему залечить душевные раны и поправить пошатнувшееся здоровье. На все остальные вопросы ответит наш адвокат, так как моему кузену необходим отдых. Кстати, я вижу, здесь появился мистер Дамблдор. Думаю, он сможет объяснить причину своего столь странного, если не сказать больше, поведения.

Дождавшись, пока оглянувшиеся репортеры кинутся к директору, Малфои и Блэк беспрепятственно покинули министерство. Оказавшись в Косом переулке, они переглянулись и рассмеялись, представляя, как выкручивается сейчас Дамблдор.

— Мне нужно в Гринготтс, — отсмеявшись, заявил Сириус.

— Зачем? — удивился Малфой.

— Не думаешь же ты, что я заявлюсь к своему крестнику, которого не видел три года с пустыми руками? — ответил Сириус и, неуверенно взглянув на Нарциссу, добавил: — И к своему племяннику, которого не видел ни разу, тоже. Мне нужны деньги для подарков.

Получив из своего сейфа деньги и забрав большой кожаный мешочек, стянутый ремешком у горловины, Блэк и Малфои проследовали в кабинет директора Гринготтса, куда их попросили зайти гоблины.

Ланк Дислодж, немного помявшись, выставил на стол деревянную шкатулку.

— Нам была оставлена на хранение эта вещь, которую мы должны были отдать мистеру Блэку при определенных условиях. Не все условия соблюдены, но… — гоблин многозначительно посмотрел на Малфоя, — учитывая, с кем и где теперь будет проживать мистер Блэк (Сириус попросил отправлять всю его корреспонденцию в Малфой-мэнор), он может ее получить.

Сириус осторожно взял в руки шкатулку и провел пальцами по крышке. Эта маггловская вещь с облупившимся местами лаком была ему хорошо знакома. Капнув кровью на крышку, чтобы преодолеть опознающее заклинание, он открыл шкатулку. Заглянув внутрь, Блэк увидел несколько пузырьков и свиток пергамента. Развернув пергамент, он начал читать письмо:

Сириус!

Ты знаешь, я была против того, чтобы ты становился крестным моего сына. Северус был бы гораздо более надежной кандидатурой, но Джеймс настаивал, а я… я понадеялась, что ситуация, когда нас не будет в живых, а ты будешь полностью отвечать за Гарри, никогда не наступит. Очевидно, напрасно. Последнее время я живу в постоянном страхе за своего ребенка, и если бы не поддержка и любовь мужа, я уже, наверное, сошла бы с ума. Я писала тебе длинные письма, а потом рвала и сжигала их. В конце концов, решила ограничиться своими воспоминаниями и несколькими напутствиями:

1. Не доверяй Дамблдору. Он хочет использовать Гарри в каких-то своих целях. Не знаю, рассказал ли тебе Джеймс, но я эмпат и могу улавливать чувства других людей. Директор слишком часто врет и недоговаривает.

2. Береги себя, если с тобой что-нибудь случится, Гарри останется без защиты.

3. Попроси помощи у Северуса (я знаю, как вы ненавидите друг друга, но ради Гарри ты должен преодолеть это чувство). Я взяла с него клятву, что он позаботится о Гарри, если с нами что-нибудь случится.

4. И последнее — если ты не убережешь моего сына, обещаю тебе очень неприятное посмертие!!!

Считай все вышеперечисленное моим последним желанием.

Лили.

Блэк еще долго бы сидел, перечитывая послание из прошлого, если бы его не прервал нетерпеливый возглас Люциуса:

— Ну, что там? Что ты получил?

Сириус свернул пергамент, уменьшил шкатулку, предварительно вытащив из нее пузырьки, и распихал все по карманам.

— Расскажу позже, — Блэк встал и, попрощавшись с гоблином, направился к дверям.

29.04.2011