И закон перемены труда

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ

Как известно, одну из первых наиболее развернутых и подробных концепций социальной стратификации разработал Питирим Сорокин. Он ввел понятие социального пространства, называя этим термином совокупность всех социальных статусов данного общества[1]. При этом, убедительно и настойчиво предостерегая от смешивания и отождествления социального пространства и социальной дистанции с геометрическим пространством и геометрической дистанцией, он в то же время прибегает к аналогии, указывая, что “определение более или менее удовлетворительного геометрического положения требует учета целой системы пространственных координат геометрической вселенной. То же относится и к определению социального положения индивида”[2]. Воспользовавшись этой аналогией, мы попытались для наглядности изобразить социальное пространство в осях декартовой системы координат. Пространство это трехмерное – в соответствии с основными тремя формами социальной стратификации, определяемыми Сорокиным, и поэтому описывается тремя осями координат – экономический статус, политический статус, профессиональный статус [3].

Каждый из этих статусов, в свою очередь, для более четкого описания и эмпирического измерения можно развернуть в относительно самостоятельное “подпространство”, описываемое тремя собственными координатными осями[4]. Так, экономический статус (позиция в экономическом подпространстве) индивида или группы описывается с помощью следующих координат: отношение к собственности на средства производства, место в организации труда, доход. Для измерения политического статуса (локации в политическом подпространстве) используются координаты: ранг в государственной иерархии, партийная принадлежность, ранг в партийной иерархии. В свое время мы предпринимали попытки эмпирического измерения и описания стратификации в этих двух подпространствах[5]. Здесь хотелось бы поразмышлять о проблемах измерения профессиональной стратификации.

Когда мы выделяем профессиональное подпространство в качестве самостоятельной сферы социальной деятельности, следует учесть, по меньшей мере, два момента. (1) Переменные, с помощью которых будет измеряться профессиональный статус, должны быть иными, нежели переменные двух других подпространств; иными словами, здесь уже неправомерно было бы прибегать ни к денежной оценке труда (координата “доход” в экономическом подпространстве), ни к должностной или властной иерархии (которая измеряется координатами “место в организации труда” в экономическом подпространстве или “ранг в государственной иерархии” в политическом подпространстве). (2) Операционализацию переменных целесообразно проводить таким образом, чтобы они были доступны более или менее прямому эмпирическому измерению. Поэтому нам представляются не вполне убедительными те шкалы, которые предлагает в своей работе сам П. Сорокин для измерения профессиональной стратификации.

Он описывает, например, классификацию профессора Ф. Тоуссига, которая, по его словам, “признается почти всеми исследователями”[6] и представляет собою некую пирамиду, на вершине которой размещается группа профессий, включающая высокопоставленных официальных лиц и крупных бизнесменов; далее следует класс “полупрофессионалов”, мелких бизнесменов и служащих; затем идет класс работников квалифицированного труда (по всей вероятности – ручного); еще ниже расположены профессиональные группы “полуквалифицированного и неквалифицированного труда”. Эта классификация, отмечает Сорокин, основана “на принципе уменьшения интеллекта и контролирующей силы профессии, одновременно совпадающей с уменьшением оплаты труда и с понижением социального статуса профессии в иерархии”[7]. Однако, если исключить из перечисленного набора параметров измерение уровня интеллекта, то нам придется иметь дело с переменными из экономического подпространства (доход, место в организации труда и, отчасти, отношение к собственности) и в какой-то степени – политического (ранг в государственной иерархии)[8].

Несколько слов о правомерности использования интеллекта в качестве координатной оси при измерении профессионального статуса. Сорокин упоминает “шкалу профессионального статуса” Ф. Барра, которая построена на выявлении уровня интеллекта, требуемого для выполнения тех или иных профессиональных обязанностей. Он даже приводит разработанную Барром таблицу таких “индексов интеллекта”[9].

Резюмируя эту таблицу, Сорокин приходит к выводу о трех координатах профессионального подпространства: характер труда (ручной или интеллектуальный); уровень интеллекта, необходимый для выполнения данных профессиональных обязанностей; связь с функциями социальной организации и контроля. Таким образом, в этом наборе, помимо функций контроля (а это не что иное, как те же роль в организации труда или ранг в государственной иерархии), встает вопрос об использовании чисто интеллектуальных характеристик. Действительно, современные американские исследователи Р. Херрнстейн и Ч. Муррей в своей фундаментальной работе “Колоколообразная кривая” аргументированно доказывают, что, в самом деле, существует связь между характером профессиональной деятельности и уровнем коэффициента интеллекта тех людей, которые способны ее эффективно выполнять. Причем эта связь углубляется по мере того, как возрастают требования профессии к интеллекту, и быстро усиливалась на протяжении второй половины двадцатого века, когда возникали все новые и новые “интеллектуальные” профессии[10].

Тем не менее, на основе анализа огромного объема эмпирических данных, авторы приходят к выводу, что практически во всех профессиях и родах занятий имеется свое “внутреннее” распределение по интеллектуальным способностям. Как констатируют Херрнстейн и Муррей, “в середине века Америка все еще была обществом, в котором значительная доля людей – вероятно, даже большинство – из верхней децили IQ, были разбросаны среди населения, не занятого в профессиях, требующих высокого IQ, и не занимавшего административные и менеджерские позиции”[11]. И уровень IQ (продемонстрированный в ходе выполнения соответствующих тестов) пока еще не является условием занятия той или иной профессиональной позиции. Скорее он является необходимым условием достижения более высокого или более низкого профессионального совершенства* в той или иной профессии – того, что мы ниже назовем квалификацией. Вряд ли кто-нибудь усомнится в том, что чем интеллектуальнее нанимаемый (на какую бы то ни было должностную позицию) работник, тем более умелым и, в конечном счете, успешным он окажется как профессионал.

В то же время, как отмечают специалисты по изучению интеллекта, даже в высокоразвитых обществах нередко наблюдается отчетливо выраженная статусная несовместимость, то есть имеются довольно обширные группы специалистов, “чей высокий интеллект, показанный в тестах, не оплачивается обществом соразмерно вкладу их труда”[12]. Поэтому сами по себе показатели интеллекта вряд ли могут служить сколько-нибудь надежным показателем уровня профессионального статуса.

Тогда с помощью каких же параметров мы могли бы произвести измерение профессиональной стратификации? В поисках осей координат для измерения позиций в экономическом и политическом подпространствах мы опирались на общие определения экономики и политики как особых видов социальной жизнедеятельности. Экономика – это система отношений между людьми и социальными группами по поводу производства, распределения и потребления материальных благ. Политика – система отношений по поводу завоевания, удержания, распределения и использования государственной власти. Видимо, и поиски системы координат профессионального подпространства было бы целесообразно начать с такого определения.

Мы не будем обращаться здесь к той традиции, которая сложилась в западной социологии вокруг употребления понятий профессия, профессионал, профессионализм. Отметим лишь, что в соответствии с этой традицией, берущей свое начало, вероятно, от М. Вебера, понятием “профессионал” обозначалась (и по-прежнему обозначается) самая высокая позиция в иерархии родов трудовой деятельности. Так, британский социологический словарь определяет профессию как “род деятельности любой группы занятости среднего класса, характеризуемый требованиями высокого уровня интеллектуальных и технических экспертных знаний, автономией в комплектовании личного состава и обязанностью службы”[13]. В соответствии с таким определением к трудовой деятельности, например, рабочего, даже высококвалифицированного, понятие “профессия” не относится.

Мы будем все же исходить из более широкого и более общего концепта профессии, которую Советский Энциклопедический Словарь определяет как любой “род трудовой деятельности, занятий, требующий определенной подготовки и являющийся обычно источником существования”[14]. Именно эти два критерия – (1) необходимость специальной подготовки и (2) функция источника средств существования – отделяют профессионала с одной стороны от дилетанта, который может блестяще овладеть какими-то навыками трудовой деятельности, но не использовать их для получения дохода, а с другой – от малоквалифицированного работника, хотя и живущего за счет оплаты выполнения им какой-то работы, но не получившего необходимой для этой деятельности специальной подготовки и поэтому выполняющего ее гораздо менее рационально и эффективно. Понятно, что в дальнейшем изложении мы также будем использовать понятие “профессионал” именно в таком смысле. Итак, чем же определяется характер и уровень специальной подготовки? Нам представляется совершенно очевидным указать, как минимум, на два таких параметра.

Образование. Этот показатель можно было бы прямо измерять числом лет, затраченных индивидом на получение формального общего и специального (профессионального) образования. Таким образом, мы получили бы шкалу, проградуированную во временнóм измерении – годами. Другой способ измерения – уровень креденциала (диплома, аттестата, сертификата и т.п.), полученного в качестве свидетельства о прохождении обучения в учебном заведении определенного типа. Это ранговая шкала, значения которой простираются от начального образования до наличия ученой степени. Сам институт образования справедливо рассматривается как важнейший канал профессиональной мобильности, а уровень достигнутого образования – как необходимое условие для выполнения определенного вида трудовой деятельности и поэтому вполне может служить показателем отнесения к определенному уровню профессиональной стратификации.

Квалификация. Эта переменная может измеряться по ранговой шкале и характеризует степень общепризнанного мастерства – в тех категориях и рангах, какие приняты в данном обществе и в данной сфере трудовой деятельности. Для работников физического (ручного) труда она может измеряться разрядностью или классностью. Для работников управленческого труда это может быть официально установленный ранг (например, советник юстиции первого ранга), воинское (или приравненное к нему звание), либо разряд (наподобие принятых в России для государственных служащих разрядов ЕТС). Для интеллектуальных работников – это ученое звание (доцент, профессор). Отметим, что эта переменная в определенной степени коррелирует со значениями предыдущей координатной оси – образования, но не обязательно в точности совпадает с ними. Ярким примером здесь могла бы служить описанная Д. Граниным в романе “Зубр” затруднительная ситуация, с которой пришлось столкнуться кадровикам института, основанного Н. Тимофеевым-Ресовским. Оказалось, что общепризнанный корифей мировой науки не только не обладал никакой ученой степенью, но не имел даже диплома о высшем образовании – обстоятельства его жизни сложились так, что, увлеченный активной научной работой, он как-то не удосужился окончить университет и получить соответствующий креденциал.

Определенные сложности с использованием этой шкалы могут проявить себя в проблеме сопоставления градуировки разных типов, то есть сравнения квалификации работников в различных сферах профессиональной деятельности. Как сравнить между собою (и правомерно ли вообще проводить такое сравнение) по уровню ранга, скажем, квалификацию профессора и чиновника (государственного служащего) 17-го разряда по ЕТС? Или токаря шестого разряда и конструктора первой категории?

В качестве одной из разновидностей восходящей мобильности вдоль этой координатной оси, то есть повышения квалификации, можно, вероятно, рассматривать служебную карьеру, совершаемую в рамках одной и той же профессии. Действительно, по мере накопления профессионального опыта конструктор, например, может стать ведущим конструктором, начальником отдела, директором НИИ и т.д. В самом деле, здесь молчаливо предполагается, что руководитель подразделения, для того чтобы грамотно направлять работу коллектива, должен хорошо представлять себе все детали работы своих подчиненных, а значит, иметь какой-то практический опыт работы на их должностях.

П. Сорокин выделяет также две формы профессиональной стратификации – внутрипрофессиональную и межпрофессиональную. Понятно, что описанные выше координатные оси образования и квалификации выступают параметрами внутрипрофессиональной стратификации, поскольку служат для сравнения статусных позиций людей, принадлежащих к одной и той же профессии. Схема же межпрофессиональной стратификации, по Сорокину, заключается в сопоставлении между собою различных родов и видов занятий. Она основывается на том, что “определенные классы профессий всегда составляли верхние социальные страты, в то время как другие профессиональные группы почти всегда находились у основания социального конуса (курсив мой. – В.А.)”[15]. Так как же сравнить между собою позиции, которые занимают в профессиональном подпространстве два человека с одинаковыми уровнями образования и квалификации, но принадлежащие к разным профессиональным группам? Здесь и возникает необходимость выбора особого параметра межпрофессиональной стратификации.

Престиж профессии. По аналогии с партийной принадлежностью в политических осях координат мы могли бы назвать эту переменную просто “профессиональной принадлежностью”. Однако хотелось бы подчеркнуть, что мы стремимся зафиксировать расположение профессий в ранжированном ряду, по шкале, организованной по принципу “выше-ниже” в соответствии с тем или иным критерием сравнения. Другими словами, нас интересует престиж конкретной профессии в данном социуме, характерный для данного периода времени. В чем может проявляться такого рода престиж? Вероятно, прежде всего – в тех позициях, которые занимают представители той или иной профессии на рынке труда. Здесь всегда спрос на одни профессии превышает спрос на другие (а значит – и цена этого труда, выражаемая в назначаемой заработной плате). Соответственно возрастает и привлекательность данной профессии в глазах широких слоев населения, выражаемая, в частности, в конкурсе на те или иные специальности при поступлении в вуз.

Здесь многое, конечно, зависит от общей политической и экономической ситуации в обществе. В тридцатые годы в СССР особенно престижной была профессия военного (особенно летчика). Четыре-пять десятилетий назад чрезвычайно возрос престиж физиков, авиастроителей, создателей космической техники – вообще всех профессий и специальностей, требовавшихся в оборонном комплексе. Сегодня, в условиях нарастающей коммерциализации народного хозяйства, резко повышается спрос на юристов, банкиров, маркетологов, а также на специалистов по менеджменту, бухгалтерскому учету и экономическому анализу.

При всей субъективности такого рода оценок они имеют под собой, вероятно, и объективные основания. Во всяком случае, именно так утверждает так называемая технико-функциональная теория стратификации, согласно которой во всех обществах в различные периоды развития возникают потребности в профессиональных позициях, объективно обладающих в данный момент большей важностью для общества, нежели другие, и требующих особых умений для своего адекватного исполнения[16]. Однако эти умения дефицитны, потому что талант встречается редко, а обучение – по времени и по затратам средств – стоит дорого и не каждому доступно по его способностям. Потому и вознаграждения – не только в форме денежного стимулирования, но и в виде высокого социального престижа – должны быть адекватны, чтобы побуждать тех, кто обладает соответствующими способностями, получать знания, умения и навыки именно требуемого профиля.

Теперь несколько слов о проблеме, отраженной во второй части названия этой статьи – о законе перемены труда. Разумеется, профессиональная стратификация, будучи частью социальной структуры в целом, не являет собою нечто застывшее и неподвижное. Это весьма подвижное, динамичное, непрерывно изменяющееся образование, испытывающее на себе мощное воздействие самых разнообразных социальных изменений. И, конечно же, профессиональная стратификация России, наряду с экономической и политической, не могла не претерпеть огромных изменений в течение последних полутора десятилетий. Понятно, что эти изменения не могли остаться вне сферы внимания социологов. Процессы перестройки профессионального подпространства последних лет нашли свое отражение в целом ряде социологических работ последнего времени[17]. Основательный количественный и качественный анализ этих трансформаций проводит, например, И.П. Попова в своей монографии[18]. Отдавая должное глубине и масштабам изучения проблемы реструктуризации профессионального подпространства во всех этих работах, хотелось бы взглянуть на эту проблему в аспекте, не получившем пока еще должного внимания – через призму действия закона перемены труда.

Ограниченные рамки журнальной статьи не дают возможности основательного обсуждения его[19]. Тем не менее, необходимо хотя бы в общих чертах изложить суть этого закона и различных форм его проявления. Закон перемены труда, введенный в научный оборот Марксом в первом томе “Капитала”[20], устанавливает зависимость и соответствие между техническим и технологическим уровнем развития производительных сил, с одной стороны, и характером профессиональной деятельности, а также уровнем квалификации включенных в производственный процесс работников – с другой. Суть закона перемены труда может быть выражена в виде следующих основных положений.

1) Интересы прогрессивного развития общественного производства требуют постоянного приведения количественного и качественного характера рабочей силы – образовательного, квалификационного, психологического и т.п. – в соответствие с действующим на данный момент и быстро изменяющимся (в индустриальном обществе) техническим и организационно-технологическим уровнем производства.

2) Это, в свою очередь, обусловливает необходимость постоянной готовности участников производительного процесса к тому, чтобы привести в такое же соответствие свои знания, умения и навыки, как в количественном, так и в качественном отношении (вплоть до смены специальности или даже профессии) – то, что Маркс называет всесторонней подвижностью.

3) Закон этот объективен, то есть действует вне и независимо от воли отдельных людей, от того, чего они хотят или не хотят, осознают или не осознают, – со слепой, иногда даже “разрушительной”, по выражению Маркса, силой естественного закона. Отменить, уничтожить или хотя бы затормозить его действие не дано никому, его можно и дóлжно лишь учитывать, то есть приспосабливаться к нему. Его сила будет действительно разрушительной – но только до тех пор, пока мы не сумеем раскрыть его механизмы и приспособить к ним свою жизнь, либо направить действие этих механизмов в выгодное для субъекта производственных отношений русло.

4) Закон перемены труда вступает в полную силу на стадии появления крупной промышленности и, по мере развития индустриальной, а затем и информационной революции, заявляет о себе все более мощно. В наибольшей степени характер действия и проявление его зависят главным образом от качества производительных сил, поскольку в нем отражается именно характер и темпы их развития.

5) Действие этого закона, как никакого другого, стимулирует развитие интеллекта. Оно, “как вопрос жизни и смерти”, по выражению Маркса, ставит такого рода задачу: “частичного рабочего, простого носителя известной частичной общественной функции заменить всесторонне развитым индивидуумом, для которого различные общественные функции суть сменяющие друг друга способы жизнедеятельности (курсив мой. – В.А.)”[21].

Обратим внимание на то, что понятие “всестороннего развития” у Маркса имеет не тот возвышенный смысл, который придавали ему некоторые советские обществоведы в эпоху хрущевской эйфории ожидания скорого наступления коммунизма. Как следует из общего контекста, это гораздо более приземленная характеристика, суть которой состоит в способности и готовности работника быстро трансформировать род своей профессиональной деятельности, обучиться выполнению новых технических функций, когда этого потребует изменение технико-технологических условий общественного производства.

В эпоху зрелой индустриализации (конец XIX – первая половина XX вв.) действие закона перемены труда наиболее явно выражалось в стремительном процессе развития системы общего и профессионального образования и быстром нарастании того специфического для индустриального общества явления, которое Р. Арон назвал массовой грамотностью. Одновременно наблюдалась диверсификация межпрофессиональной стратификации – быстрый рост и разветвление множества новых профессий, специальностей и специализаций (наряду с отмиранием, исчезновением старых). Вряд ли еще три-четыре десятилетия назад кто-то мог предположить столь быстрое нарастание спроса на программистов, провайдеров, маркетологов или синергетиков даже на рынках труда наиболее продвинутых обществ.

Ситуация в России на исходе двадцатого столетия, конечно, отличалась своей спецификой. Реструктуризация ее экономики была обусловлена быстрым (и к тому же довольно хаотичным) переводом на рыночные рельсы. Всего за полтора десятка лет – с 1985 по 2002 гг. – доля занятости на предприятиях, находящихся в частной собственности возросла с 8,9 до 49,7 процентов[22]. И это не могло не вызвать радикальных трансформаций рынка труда. К примеру, одна из наиболее востребованных сегодня профессий – юрист. Однако, как справедливо отметил один из моих коллег, если бы завтра отменили частную собственность, кому бы эти юристы были нужны? В самом деле, чем более сложными и запутанными становятся правила игры, управляющие деятельностью частных предприятий, тем более востребованными становятся профессии юриста, бухгалтера, аудитора.

В то же время большое число специалистов и обладателей профессий, еще двадцать лет назад пользовавшихся большим спросом, оказались практически не у дел. Понятно, что молодежь, находящаяся на стадии вторичной социализации и только еще готовящаяся перейти в разряд самостоятельных экономических агентов, пытается сориентироваться в этой ситуации, насколько возможно, быстро. А что оставалось делать тем, кто перевалил на вторую половину своего трудового стажа? Альтернатива выглядела довольно жестко: либо прозябание, либо коренная переквалификация: инженеры становились брокерами, педагоги – риэлтерами, инженеры – юристами и издателями. Так – довольно неожиданно – проявлял свое действие закон перемены труда. Не столько тяга к новым знаниям, сколько суровая жизненная необходимость побуждала миллионы россиян срочно переучиваться, покидая привычные трудовые ниши, обжитые порою много лет назад, и пытаясь внедриться в новоиспеченные ниши, создаваемые новыми экономическими отношениями.

Давайте посмотрим через призму приведенных выше общих (теоретических) рассуждений на реальные процессы, имеющие место в системе занятости. В качестве эмпирического “полигона” мы обратились к базе данных широкомасштабного социологического исследования “Социальная стратификация российского общества”, проведенного Институтом общественного проектирования в ноябре 2004 года по репрезентативной выборке. Опросом было охвачено 15200 человек в 54 республиках, краях и областях России[23]. Анкета, по которой проводился опрос, включала 123 вопроса, среди которых был и блок, освещавший профессиональную деятельность.

Итак, во-первых, насколько применимы приведенные выше критерии профессиональной стратификации для изучения различных аспектов системы занятости российского общества, и какими могут быть эти изучаемые аспекты? Во-вторых, как проявляется в этой системе закон перемены труда?

Начнем с некоторых общих характеристик. Доля работающих – постоянно и временно – составила среди опрошенных 55,4 процентов. Одним из интересных моментов, характеризующих различные типы обществ, является общая структура занятости. В укрупненном виде можно выделить четыре основных сектора занятости – аграрный, индустриальный, сервисный, информационный[24]. Распределение работающих по этим секторам в России, согласно результатам опроса, выглядело следующим образом (табл.1). Для сравнения в последнем столбце мы привели данные о структуре занятости в США в 1994 году (эта информация прозвучала в лекции профессора С. Макдоналдса во время моей стажировки в США).

Таблица 1