Глава 1. Перемены и преграды: СССР и попытки реформирования социализма в Чехословакии в начале 1968 года

Важной вехой, с которой, пожалуй, и предстоит начать наше исследование, является приезд генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева в Прагу 8 декабря 1967 года. Важно подчеркнуть, что на тот момент, по нашему глубокому убеждению, Брежнев не вынашивал и тени воинственных замыслов. До того не гибким, и неповоротливым был Антонин Новотный, что приглашенный им же самим «для защиты» Брежнев, отозвался о нем весьма негативно. Здесь же впервые сталкиваются Брежнев и Дубчек. Доподлинно известно, что Брежневу Дубчек понравился, о чем вождь не преминул сказать Косыгину: «Саша этот грамотный коммунист, крепкий». Заступаться за Новотного Брежнев не решился. Стала хрестоматийной фраза Леонида Ильича, которую последующее развитие событий низвело до грустного исторического анекдота: «Это, товарищи, ваше чехословацкое дело. Коммунистическая партия и Советский Союз не вмешиваются в ваши внутренние дела[19]». Также известно, что Антонин Новотный не только не извлек никакой практической выгоды из визита столь высокого московского гостя, но даже не смог объяснить своим партийным соратникам, зачем Брежнев вообще ни с того, ни с сего приехал в Прагу. Зденек Млынарж передавал, что Новотный сделал абсурдное заявление о том, что Брежнев приезжал «обменяться впечатлениями об особенностях церемоний празднования пятидесятилетия Октября в Москве и Праге». Словом, Новотный понял, что его уход с политической сцены стал вопросом времени. В конце декабря Л.И. Брежнев покинул Прагу, а уже 28 декабря результаты его поездки стали предметом обсуждения на заседании Политбюро ЦК КПСС[20]. По итогам того заседания Поитбюро признало результаты поездки Брежнева положительными и утвердило его доклад о них. Все решения и действия были признаны правильными и идущими в русле советской внешней политики. Таким образом, с нашей точки зрения, этот документ вполне может свидетельствовать об одобрении в Политбюро смещения Новотного и сближения с Дубчеком.

Тем временем, 5 января 1968 года состоялось пленарное заседание КПЧ, новым ее лидером был избран Александр Дубчек. Эти события в полной мере описаны в научной и учебной литературе, поэтому нам хотелось бы заострить внимание читателя на другом факте, о котором известно значительно меньше. В первый день 1968 года Дубчек (а по данным М.В. Латыш – и Новотный тоже) прибыл в Кремль. Пожалуй, здесь они получили более значительные основания для нового их положения, нежели у себя на Родине. Новотный снова ушел ни с чем. А вот Дубчека, как мы имеем все основания полагать, начали рассматривать именно тогда. Как бы то ни было, в материалах ЦК сохранилось любопытное постановление. Если верить ему, 1-2 января 1968 года Дубчек проводил беседы с первыми советскими лицами[21]. Между тем, этот визит (несмотря на то, что по его итогам было вынесено письменное решение ЦК) был объявлен неофициальным. Зато результаты его были признаны удовлетворительными для советской стороны. Этот факт отношений СССР с новым руководством (а мы не сомневаемся, что Дубчека принимали уже в качестве лидера страны) нам хотелось бы зафиксировать: какими бы реформистскими замыслами потом не шокировал Брежнева и его окружение Дубчек, начал он с легитимизации в Москве. Этот факт должен, с нашей точки зрения, совершенно перечеркнуть мнение о нем, как об изначально неугодном Москве лидере.

Какими же были основные посылы, с которыми он вступал на первый пост государства? Как нам кажется, все-таки преобладал вопрос словацкий. Известно, что целью словаков была федерация, т.е. не поглощение их страны Чехией, а равноправный союз двух частей, олицетворенных двумя нациями. Важно, что предыдущее правительство придерживалось совершенно иных взглядов на тот вопрос: в Чехословакии «чехословакизм» Антонина Новотного подразумевал лишь равенство экономического развития и максимальный централизм Праги. В этом плане, базовым посылом Дубчека было возвращение к «чехословакизму» Томаша Гаррига Масарика, первого президента межвоенной республики. Вторым важнейшим вопросом был экономический. Как известно, при Антонине Новотном, и еще ранее – при Клементе Готвальде – Чехословакия вступила на путь бездумного копирования образцов индустриализации сталинского типа. В настоящее время совершенно очевидно, что такого рода действия пригодны лишь для изначально отсталых государств, для них они являются решением на небольшой период «скачка». Для Чехословакии, которая, хотя и была периферией европейской цивилизации, такая система все же была непригодна. Отсутствие частной собственности, жесткое планирование, гибель всех рыночных механизмов нанесли непоправимый удар экономике молодого государства. Следует помнить, что и Новотному вменялось в вину помимо морального разложения и идеологического догматизма, поверхностное отношение к вопросам экономического развития, приведшее к краху Третьей пятилетки[22]. Экономические требования Дубчека были направлены на постепенную либерализацию системы народного хозяйства в стране, допущение ограниченного распространения альтернативных форм собственности и способов хозяйствования.

Для наиболее полной характеристики настроений и требований нового руководства необходимо проанализировать программный документ первого этапа реформ Пражской весны – «За развитие социалистической демократии в Чехословакии», политическую программу действий Коммунистической партии Чехословакии. В большинстве изданий этот документ называется просто «Программа действий». Она увидела свет 5 апреля 1968 года, когда еще ничего, как говорится, не предвещало беды. В самом ее начале, сразу после преамбулы заявлялось о том, что «сохраняются вредные черты централистско-директивных решений и управления[23]». Это, как нам кажется, само по себе обозначало сложившийся отход от прежней верности марксистско-лениской догматике, советским методам управления и хозяйствования. От общего программа переводила к частному: объявлялось, что Коммунситическая партия должна как можно быстрее отказаться от своей монополии на власть, а в дальнейшем политическом становлении должен обрести реальное выражение принцип равноправия. Выдвигались требования свободы слова, реального равного доступа к средствам массовой информации. Жесткой критике подвергались и темпы десталинизации; интересным требованием нам кажется то, что равные права на реабилитацию должны были обрести и коммунисты, и некоммунисты. Но, пожалуй, главным вопросом, затронутым в программе, был все же национальный. В этом плане отмечалось наиболее глубокие ошибки, наибольшая несправедливость, «тяжелые ошибки и принципиальные деформации в государственно-правовом решении отношений словаков и чехов[24]». Кроме общих слов о равноправии наций, как об основе сильной республики, о былых просчетах, заявлялось и о конкретных промахах, как то: присвоение чешским органам роли общереспубликанских, на фоне чего для словаков складывался своеобразный вакуум. Подчеркивалось, что влияние словаков на политическое развитие собственной страны долгие годы были маргинальным, что в свою очередь рождало взаимное недоверие и т.д. И, как вариант выхода из этого положения, звучал вывод, содержавший определение, которое стало для советских партийных и государственных бонз тревожным звонком. КПЧ взяло на себя смелость заявить, что «существует серьезная потребность в рассмотрении преимущества социалистической федеративной структуры в качестве признанной и соблюдаемой государственно-правовой нормы[25]». Хотя и говорилось, что таким изменениям должен предшествовать серьезный подготовительный период, все же черты архитектуры будущей федерации уже были обозримы весьма четко. Как следует из программы, это во-первых, передача руководства национальных комитетов Словакии в руки национальных органов, во-вторых, изменение компетенции некоторых высших чиновников для полноценной реализации равноправия, а в-третьих – достижения равных возможностей для занятия важных общественных и государственных постов. Словом, цель была ясна: федерация. Перед советскими лидерами стояла угроза. Чем же ответил Советский Союз?

Каждого, кто тем или иным образом рассматривал данную проблематику, несомненно, интересовал вопрос: когда же СССР начал впервые высказывать обеспокоенность и недовольство тем, что на его глазах происходило в Чехословакии. Нам кажется, верным ответом на этот вопрос была бы дата в рамках середины – третьей декады марта 1968 года. Если рассмотреть внимательно официальные документы, то все еще выглядит достаточно ограниченно. Так, 15 марта Александр Дубчек получил приглашение на отдых в СССР для себя и своих подчиненных, их семей[26]. Однако подобная дипломатическая учтивость уже обманывала все меньше. 21 марта в личной беседе с Подгорным Брежнев с горькой иронией спросил: «Отдавать ли нам Чехословакию?». Естественно, никакого опасения в этих словах тогда не заключалось, но сама перспектива «отдачи» уже была для хозяев Кремля вовсе не такой уж несбыточной. Чувствовалось их волнение. Пожалуй, одним из наиболее характерных для характеристики первого этапа реакции СССР на изменения в Чехословакии, является постановление Политбюро ЦК КПСС «Об информации по Чехословакии[27]». Само по себе постановление просто требовало от всех партийных начальников провести политинформацию о курсе Советского Союза по чехословацким вопросам. Нам в контексте данной работы интересно Приложение к данному постановлению «О событиях в Чехословакии». Направленное на места 23 марта 1968 года, оно, как нам кажется, и может считаться «первой ласточкой» вторжения во внутренние дела суверенной и союзной нам Чехословакии. В информации подчеркивалось, что в Чехословакии идут важные процессы, приковывающие к себе все большее внимание мировой общественности. На данном этапе, Советский Союз не предъявлял никаких претензий к персоналии Дубчека, однако следует обозначить такие направления критики Чехословакии в целом, как: расширение выступлений безответственных элементов, призывающих к созданию «официальной оппозиции», терпимости к антисоциалистическим взглядам и теориям. Советский Союз раздражали и ошибочные, как казалось из Москвы трактовки предыдущего социалистического опыта, заявления об особенности пути Чехословакии к социализму. Делалась и первая попытка перехода к политике изоляции Чехословакии в европейском коммунистическом движении: заявлялось – как мы уверены, абсолютно безосновательно, - что мнение в Чехословакии по этому вопросу противопоставляется опыту других соцстран. Заявлялось и то, что Чехословакия готова сменить внешнеполитический курс, что готова расширять связи с США. В идеологическом плане бесцеремонной критике подвергалась пропаганда уважения к Т.Г. Масарику и Э. Бенешу, которых окрестили «политиками буржуазной республики». Как нечто чуждое, подавалось стремление властей ЧССР превратить свою страну в «открытое общество». Подчеркивалось, что президент Антонин Новотный, ненависть народа к которому была известна и не подвергалась сомнению даже в СССР, был «вынужден» уйти в отставку. Напрашивается вопрос, неужели, коль скоро об этом говорится с таким сожалением, СССР не мог отстоять такого дорогого себе вождя? Далее следуют красочные пассажи с обвинениями в адрес мирового империализма в том, что именно ему удается расшатывать основы социалистической Чехословакии. Что до характеристики роли в этом всем нового руководства ЧССР, прямых обвинений тогда еще не следовало. Однако, руководитель КПЧ Дубчек и член Президиума ЦК Кольдер были раскритикованы за то, что не выполняли взятые на себя обязательства по изъятию у своих политических оппонентов информационной трибуны. Таким образом, СССР впервые позволил себе указать чехословацким коммунистам на их бездействие, обвинения, связанные с действиями, будут выдвигаться потом. «Дальше слов дело не идет» - такой была характеристика, направленная для политинформации в регионы[28]. Одним словом, товарищам в Праге «старший брат» впервые попенял на их мягкотелость.

Далее события развивались стремительно. Первой публичной (в рамках мирового коммунистического движения) отрицательной оценкой со стороны СССР действий КПЧ была отмечена апрельская встреча стран Варшавского договора в Дрездене. Упомянутая выше «Программа действий» КПЧ вызвала, как уже говорилось выше, неподдельное смятение в стане кремлевских партократов. На пленарном заседании ЦК КПСС Л.И. Брежнев сделал весьма обширный доклад «Об актуальных проблемах международного положения и о борьбе КПСС за единство мирового коммунистического движения[29]». Как показывает анализ этого документа, СССР уже перешел к активной критике своих чехословацких «друзей». Через верного Яноша Кадора, чехословакам было объявлено, что имеет место «увлечение либеральными фразами, ослабление государственного и партийного руководства». Появились и первые угрозы. Брежнев подчеркнул, что именно на руководство КПЧ возлагается историческая обязанность за будущее социализма в ЧССР. Непосредственно сам Брежнев отметил, что не видит у Дубчека сколько-нибудь конкретных планов по исправлению ситуации, которая становится все более острой. Впервые СССР объявил, что намерен поддержать в политической борьбе определенные силы: Брежнев выразил обеспокоенность смещением со своих постов многих коммунистов, отнесенных «заблудшими» чехословаками к «консервативному» крылу. А жесткой критике подвергается и вся линия КПЧ в целом, подчеркивается, что все происходящее является плотью от плоти недооценки со стороны КПЧ разрушительного потенциала идеологической работы империализма. Подчеркивается, что обвинения идут именно в адрес нового правительства – «товарищей, пришедших к руководству КПЧ в последние месяцы[30]». Более жесткими становились и угрозы, посыпались первые неясные намеки на самое трагическое разрешение назревавших противоречий. Под гром «бурных, продолжительных аплодисментов» прозвучали зловещие слова Брежнева: «Мы пока не имеем права полностью исключать возможность и другого, нежелательного развития событий. При всех условиях и при всех обстоятельствах наша принципиальная позиция ясна – мы сделаем все необходимое, чтобы сорвать происки врагов социализма[31]».

Нам представляется необходимым именно здесь завершить первый этап нашего исследования. Подобное заявление Л.И. Брежнева, несомненно, служит сигналом к началу совершенно нового этапа ответа СССР на весомые сдвиги в политической системе и общественной жизни Чехословакии. Однако эта часть работы была бы неполной без характеристики «позитивной программы» Советского Союза в отношении Чехословакии. Действительно, если советские вожди начали критиковать все и вся в текущих реформах, они должны были готовить и какие-то меры по противодействию им. К таким мерам, следует, безусловно, отнести работу с «персоналиями». Видимо, очень скоро в Кремль пришло осознание того, насколько трудным партнером будет мягкосердечный с виду Александр Дубчек. Стало ясно, что он не для того пришел к власти в ЧССР, чтобы уподобиться безгласным адептам Москвы, типа Тодора Живкова. За Дубчеком стояла огромная популярность в глазах народа, прежде всего – словацкого. Тем не менее, чтобы быть объективными, мы бы хотели привести одну формулировку, которая позволит читателю сделать более точный вывод о характере новой чехословацкой верхушки. Еще в январе 1968 года секретарь ЦК КПЧ Биляк обронил фразу такого содержания: «Мы возвели Дубчека, теперь главное, чтобы он не упал[32]». Само собой, ограниченная самостоятельность Дубчека вкупе с его, мягко говоря, не очень жестким характером и общей политической нестабильностью в Чехословакии после краха Новотного не были секретом для высшего руководства СССР. Мы, опираясь на данные имеющихся у нас документов, не можем с уверенностью сказать, когда именно Дубчеку стали искать замену. Однако подходящая кандидатура на политическом горизонте Чехословакии у «большого брата» имелась. Речь идёт о Людвиге Свободе, офицере, командире созданных в СССР чешских национальных партизанских частей. Не удивительно, что именно его протащили на пост президента Чехословакии, бывший тогда вторым в политической иерархии. Косвенно, о его роли в планах политического руководства СССР по коррекции ситуации может свидетельствовать следующий факт. Как было сказано выше, в марте 1968 года широкий состав партийного руководства КПЧ был приглашен для летнего отдыха в СССР. Кроме первого лица в КПЧ, именное приглашение было отправлено только Людвигу Свободе. Он во многом отвечал советским представлениям о лидере подчиненной страны – жесткий, готовый преданно служить не своему народу, а Москве, к тому же – ветеран Великой Отечественной войны, во многих смыслах – «свой» человек. Итак, к концу апреля 1968 года у СССР уже явно следует отметить наличие: недовольства изменениями в Чехословакии, стремления возложить ответственность за них на правящую коммунистическую партию, стремления кардинальным образом менять ситуацию (на том этапе – вряд ли с четким планом), определенного лобби в самой Чехословакии, изобилующего яркими личностями, готовыми к сотрудничеству с СССР. Именно с этим, реакция СССР на кризис социализма в Чехословакии вступила в свой второй этап.

Главные выводы на данном этапе нашего исследования могут быть сведены к следующему. Во-первых, совершенно ясно, что давая молчаливое согласие на смещение Новотного, Брежнев не планировал влиять на власть Дубчека силовыми методами. Крушение же Новотного продиктовано исключительно внутренними чехословацкими процессами, СССР лишь не остановил его, приняв позицию невмешательства. Во-вторых, важно понять, что и Дубчек, начиная свои преобразования, не держал в уме конфликт с СССР, не планировал обострения отношений с социалистическим лагерем в целом и отказа от социализма как такового. В-третьих, недовольство курсом Дубчека начало складываться только в конце марта 1968 года.

Здесь, однако, следует сделать важную оговорку. Когда мы пишем о кризисе социализма, мы имеем в виду крушение системы именно «сталинской» модели социализма. Можно назвать три аспекта. Во-первых, это провал экономической политики Новотного, объясняемый непригодностью сталинской методики «большого скачка» в условиях специфики экономической системы ЧССР. Во-вторых, это идеологический провал, выражающийся в непопулярности Новотного и КПЧ в стране к концу 1967 года. Этот провал был подготовлен складыванием жесткой авторитарной системы управления сталинского типа, во многом предопределивший третий аспект кризиса – национальный. Растущее недовольство словаков их позицией в государственной системе ЧССР нельзя не рассматривать как одну из граней кризиса социалистической системы.