Последствия неопределённости

Почти все интересные решения, принимаемые фирмами, требуют прогнозов относительно неопределённых будущих событий. Лица, принимающие решения, не могут точно знать, насколько большим и эластичным будет спрос в следующем десятилетии, или как далеко зайдут профсоюзы в борьбе за повышение зарплаты на предстоящих переговорах, или как соперничающие продавцы будут реагировать на изменение цены, или насколько в предстоящие годы изменится процент по долгосрочным облигациям. Как они должны себя вести, столкнувшись с этими проблемами? Экономическая те­ория обычно предполагает, что менеджеры формулируют определенные ожидания будущих значений соответствующих переменных и затем используют эти значения в решениях, направленных на максимизацию прибыли. Ожидания, предположительно, включают оценку наиболее вероятных или, точнее всего, угаданных значений и, на­верное, также некоторые оценки вероятности более пессимистического и оптимисти­ческого исходов. Даже такие прогнозы уже требуют многого. Критики замечают, что большинство предпринимателей мало знают об условиях бизнеса в целом. Они почти ничего не знают об аксиомах теории вероятности⁴³ и воспринимают только простую идею максимизации прибыли. Иначе говоря, они не знают, какие переменные (пре­дельные затраты и предельный доход) должны быть приняты во внимание и как они должны соотноситься. Малореалистично ожидать, что на такой бесплодной почве волшебным образом вырастет максимальная прибыль, продолжают скептики. Извест­ный защитник ортодоксальной теории Фриц Махлуп (Machiup Fritz) считает, что пред­приниматели обладают интуитивным пониманием того, что требуется для макси­мизации прибыли, хотя они не могут даже четко сформулировать правила соответст­вующего экономическому условию равенства цены предельным затратам, так же как водитель автомобиля, который не проходил курса дифференциальных уравнений, может интуитивно решить, как разъехаться с машиной на дороге с двумя полосами. Махлуп подчеркивает субъективную интерпретацию переменных, которыми обычно опериру­ют предприниматели:

«Нет необходимости упоминать о том, что все соответствующие величины — затра­ты, доход, прибыль — являются скорее субъективными, чем объективными, т.е. вос­принимаются или воображаются людьми, чьи решения или действия должны быть объяснены. Анализ деятельности фирмы должен восприниматься через призму субъ­ективных оценок, догадок и предчувствий»⁴⁴.

Это положение близко утверждению, согласно которому все, о чем бы предприни­матель ни думал, направлено на максимизацию прибыли, какое бы отдаленное сход­ство это ни имело с политикой, которую будет проводить всезнающий специалист по максимизации прибыли. Сформулированная таким образом теория максимизации при­были превращается в простую тавтологию.

Даже если мы предположим существование тесной взаимосвязи между ожидания­ми в бизнесе и объективной реальностью, возникнет следующая дилемма. Предста­вим, что принимающему решение лицу, выбирающему между двумя стратегиями, пред­лагается вариант с ожидаемой прибылью в объеме 1 млн. долл. при 5%-ной вероятно­сти банкротства фирмы (активы которой составляют 4 млн. долл.) и вариант с ожида­емой прибылью в 2 млн. долл. при 15%-ной вероятности разорения. Каким должен быть его рациональный выбор? Невозможно дать ответ на этот вопрос без дополни­тельной информации об отношении владельцев фирмы к росту богатства либо, наобо­рот, полной потере имущества.

Дальнейшие проблемы возникают при рассмотрении соотношения таких параме­тров, как неопределенность, предотвращение риска и время для принятия решения. Долгосрочная максимизация прибыли предполагает максимизацию дисконтирован­ной оценки текущей и будущей прибыли фирмы. Однако по какому коэффициенту должна пересчитываться будущая прибыль при ее оценках? Пособия по финансам учат, что коэффициент дисконтирования должен определяться на основе средневзвешен­ной стоимости капитала, причем стоимость каждой финансовой составляющей оце­нивается по курсу, преобладающему в настоящее время на рынках ценных бумаг. Од­нако рыночный курс с течением времени сильно колеблется⁴⁵. Представим себе, что руководство фирмы убеждено: текущий рыночный курс слишком низкий или слиш­ком высокий и должен скоро измениться. Нужно ли заниматься поиском величины будущего курса? Насколько далеко следует заглянуть в будущее? Какими будут ответы на эти вопросы, если:

— единодушная позиция на этот счет отсутствует даже в работах по теории ме­неджмента;

— названные факторы могут оказать существенное влияние на поведение фирм?

Рассмотрим, например, как решается проблема ценовой стратегии фирмой, обла­дающей монопольной властью. Одна из возможностей — установить цену таким обра­зом, чтобы сейчас получить максимально возможную прибыль, не считаясь с послед­ствиями. Наоборот, фирма может решить в данный момент не использовать полно­стью свою монопольную власть, надеясь, что низкая цена сегодня укрепит доверие покупателей и предотвратит появление новых конкурентов, увеличивая вероятность того, что фирма выдержит любой шторм, который принесет неопределенное будущее. «Правильный» выбор решения этой и более сложных динамических проблем ценооб­разования, рассматриваемых в гл. 10, далеко не ясен.

Эти управленческие цели могут существенно отличаться в различной рыночной среде, как показывает обзор мнений высшего руководства в 1031 японской и 1000 американских промышленных корпораций в начале 80-х годов⁴⁶. Руководителей спро­сили, насколько важными для их организаций являются восемь различных целей. Сред­ние ранги для этих двух групп оказались следующими:

Цель Американские Японские

управляющие управляющие

Прибыль на инвестиции 1 3

Более высокие цены акций 2 8

Увеличение доли рынка 3 2

Совершенствование и внедрение новых продуктов 4 1

Совершенствование производственных и сбытовых систем 5 4

Высокая доля собственного капитала 6 5

Улучшение общественного имиджа компании 7 6

Улучшение условий труда 8 7

Достижение высокой окупаемости инвестиций и высокие цены акций — вероят­но, наиболее значимые показатели для респондентов, занятых максимизацией при­были, — были оценены гораздо выше американскими менеждерами, а не японскими. Однако это вовсе не означает, что японцы отрицают значение прибыли, поскольку внедрение новых совершенных продуктов, возможно, сокращает текущую прибыль, однако, вероятно, повышает потенциал фирмы в зарабатывании прибыли будущей. И хотя они могут выиграть только путем терпеливой борьбы, увеличение доли рын­ка, как мы увидим в гл. 11, устойчиво и тесно связано с более высокой прибыльно­стью. Вытекают ли отмеченные различия в управленческих целях из различий в сто­имости капитала (так как из-за большей склонности к сбережениям у японцев ниже процентная ставка), или из различий в организации бизнеса (например, более дли­тельный срок службы японских менеждеров или их тесные взаимосвязи с банками), или из различий в культурных традициях — все эти вопросы требуют тщательного изучения.

Сложности организационной структуры

Другая черта современных предприятий, которая может препятствовать их поведе­нию в строгом соответствии с гипотезой максимизации прибыли, — это сложность их организационного построения. Большинство крупных корпораций имеет множество функциональных подразделений (operating unit), контролируемых одним или более администратором общекорпорационного уровня. Служащие корпорации объединены в функ­циональные отделы, специализирующиеся на производстве, продажах, закупках мате­риалов, финансах, учете, НИОКР и т.д. Отработана цепочка команд (chain of commands), проходящая от рабочих на оперативном уровне до высших управляющих и совета директоров, причем последние представляют интересы держателей акций. Эта струк­тура должна связываться воедино информационной сетью таким образом, чтобы ре­шения, принятые на различных уровнях и по различным функциональным направле­ниям, сходились. В этой сети возможны нарушения. Между функциональными груп­пами, как правило, возникают конфликты. Дэвид Хальберстам свидетельствует, на­пример, о серьезной борьбе из-за различий в понимании целей между высшим финан­совым руководством компании Ford Motor, которые выделяли стратегии с ясными, поддающимися количественному определению, максимизирующими прибыль перспек­тивами, и «производственниками», ориентированными на решение инженерных про­блем, которые настаивали на ускорении темпа улучшения дизайна и в большей степе­ни были склонны просить о дополнительных затратах для улучшения качества продук­ции⁴⁷. Такого рода конфликт чаще всего адресуется высшему руководству компании. Уже сам процесс передачи информации является причиной ее рассеивания. Высшее руководство не может переработать все те знания, которыми владеет работник каждо­го производственного уровня, и поэтому некоторые детали особых обстоятельств, важ­ные в конкретных случаях, приносятся в жертву. Более того, содержание информаци­онных посланий часто искажается в соответствии с предубеждениями и опасениями отправителей и получателей. Чем больше фильтров, через которые проходит информа­ция, и чем острее конфликт между специалистами, тем более искаженной становится информация и тем выше шанс того, что будет сделан неправильный выбор. В нисхо­дящем потоке информации — от высшего руководства к производственному уровню — часто возникает не только неправильная интерпретация, но и намеренное игнориро­вание инструкций.

При наличии этих организационных сложностей высшему руководству очень сложно разрабатывать и проводить в жизнь решения, максимизирующие прибыль. Ситуация дополнительно осложняется тем, что исполнителей подчас мало беспокоит проблема максимизации прибыли. Даже прекрасно разработанные системы премий и распреде­ления прибыли редко добавляют рвения в максимизации прибыли у работников ниже среднего управленческого уровня. Работники, занятые на производственном уровне, почти не видят связи между своими действиями и размером прибыли, в дележе кото­рой они будут участвовать, так же, как некоторые фирмы в конкурентной отрасли считают, что их решения об объеме производства незначительно влияют на рыночную цену и, следовательно, на их прибыль. В то же время у них есть много целей, проти­воречащих максимизации прибыли по любому критерию. Руководители отделов опа­саются роспуска отделов или того, что будут заняты только на период решения произ­водственной задачи, до тех пор пока проблемная ситуация не выправится. Инженеры по НИОКР для успокоения совести идут по пути технических подделок и усовершен­ствования продукта, даже когда затраты будут в результате этого превышать доходы. Работники отдела кадров искусственно находят работу для избыточного персонала, поскольку увольнение людей не является приятной процедурой и т.д.

Классической обязанностью высшего управленческого персонала является поиск таких негативных ситуаций и введение системы контроля и стимулов, которые обес­печивают соответствие усилий персонала целям максимизации прибыли фирмы. Слож­ность организационной структуры может сводить на нет эти усилия. Но столь же важ­ное противоречие возникает из-за самой сути современных корпораций. Как и отрас­левые и функциональные специалисты, которыми они управляют, высшие менеджеры могут недостаточно осознанно стремиться к максимизации прибыли.

Одной из причин этого считается возрастающее отделение собственности от уп­равления на промышленных предприятиях — феномен, о котором упоминал В.И. Ле­нин⁴⁸ и который впервые был серьезно исследован в начале 30-х годов Берлом и Минзом⁴⁹. Более века назад был период, когда управляющие даже крупнейших американских компаний владели если не большей, то по крайней мере значительной частью акций своих предприятий. Постепенно это положение изменилось. Большой бизнес стал еще больше, львиная доля промышленной продукции производится настолько крупными корпорациями, насколько только можно представить. Собственность круп­ных корпораций распылена между тысячами держателей акций, ни один из которых не обладает достаточно большой частью выпущенных в обращение акций для того, чтобы играть значительную роль в контроле над деятельностью компаний. У компа­нии AT&T по реестру 1986 г. было 2,8 млн. держателей обыкновенных акций, у Exxon — 740 000 и у IBM — 793 000. Медианная (250-я) фирма по численности держателей акций по рейтингу журнала «Форчун» (Fortune) среди 500 крупнейших промышленных корпораций 1956 г. (последнего года, когда такие данные публиковались), имела более 9000 держателей акций.

В своих новаторских работах Берл и Минз писали, что в 1929 г. 88 из 200 крупней­ших американских нефинансовых корпораций находились под «контролем управляю­щих», потому что никакие частные лица, семьи, корпорации или группы деловых партнеров не имели более 20% всех голосующих акций и из-за очевидности отсутствия контроля со стороны какой-либо небольшой группы собственников⁵⁰. Только в отно­шении 22 корпораций можно было утверждать, что они находились в собственности или контролировались группой держателей акций, обладающих контрольным паке­том. Повторяя методологию Берла и Минза, но с более низким 10%-ным порогом доли собственности, Роберт Ларнер определил, что к 1963 г. 161 из 200 крупнейших нефинансовых корпораций стали находиться под контролем управляющих. Он сделал вывод о том, что «революция управляющих», открытая Берлом и Минзом, «близка к завершению»⁵¹.

Эти взгляды были оспорены Филиппом Берчем, Эдвардом Херманом, Томасом Даем и другими в связи с игнорированием вышеуказанными авторами властных позиций финансовых посредников и возможности осуществления эффективного контроля се­мьями или другими заинтересованными группами, имеющими гораздо меньше 10 или 20% доли собственности⁵². Предполагая, что контроль может быть осуществлен при наличии в собственности семьи 4—5% акций, если при этом имеет место широкое представительство этой семьи в совете директоров, Берч заключил, что в 1965 г. только 41% из 300 ведущих промышленных корпораций и 28% из первых 50 торговых корпо­раций «вероятно, управлялись менеджерами»⁵³. Позднее он же отметил, что 43% про­мышленных и 58% торговых корпораций, «вероятно, управлялись семьями».

Таким образом, вывод о том, достигло ли разделение собственности и управления своего предела или оно прошло только половину пути, зависит от едва уловимых ко­личественных различий, по поводу которых среди ученых имеются противоположные суждения.

Когда сами управляющие не являются основными держателями акций, интересы акционеров должны быть представлены советом директоров. Первые исследования по этому вопросу, сделанные Майлсом Мейсом, показали, что роль семейных владений акциями в американских корпорациях широко варьирует⁵⁴. Иногда, показывает Мейс, члены семьи прекращают осуществлять активный контроль в совете, когда их доля в акциях падает ниже 50%. В других случаях они продолжают фактически осуществлять контроль, несмотря на то что владеют только небольшой частью акций компании. Очевидно, что это зависит от таких особенностей характера, как способность к бизне­су и заинтересованность у членов семьи. В тех случаях, когда члены семьи принимали активное участие, семейное влияние на решения, принимаемые другими членами со­вета, было очевидным.

Когда совет директоров явно контролируется администрацией, входящий в него главный администратор (обычно председатель или президент) обычно набирает чле­нов совета на стороне. На выбор решений серьезно влияет позиция, которую можно было бы характеризовать словами: «не раскачивать лодку»; мало кто из главных адми­нистраторов желает повторить опыт General Motors с членом совета Россом Перо, который критиковал политику компании как на совете директоров, так и публично⁵⁵.

Назначения обычно хорошо обосновываются подавляющим большинством голосов, так что акционеры послушно передают членам совета свои полномочия. За исключе­нием кризисных ситуаций, члены совета по очереди механически утверждают руково­дящие рекомендации по новым назначениям и другим вопросам политики компании. Таким образом, путем перекрестных самовыборов руководящая группа поддерживает контроль. Исследования Мейса 1971 г. показали, что директора, приглашенные со стороны, часто бывают плохо информированы о тонких моментах деятельности своей корпорации, а общепринятая этика совета директоров не поощряет независимые дей­ствия или даже постановку «нескромных» вопросов⁵⁶. Есть основания считать, что приглашение директоров «со стороны» стало более активно практиковаться в 80-е годы из-за страха перед многомиллионным штрафом, налагаемым на директоров, которые после поверхностного рассмотрения проблем компании одобряют действия, идущие во вред акционерам⁵⁷. Так, в 1987 г. из опрошенных фирмой Харриса {Louis Harris & Associates) главных исполнительных директоров 400 американских корпораций 36% сообщили, что в течение последних пяти лет директора их корпораций стали «более настойчивыми», в то время как только 2% сказали, что совет директоров стал менее настойчивым⁵⁸. Однако все еще сохраняется положение, согласно которому при отсут­ствии кризиса совет директоров не налагает больших ограничений на свободу дейст­вия администрации.

Хотя официальные предписания, влияющие на состав участников и результатив­ность работы совета директоров, широко варьируют по странам, существует удиви­тельное единообразие в том, что, когда сильная заинтересованность сторонних собст­венников отсутствует, тон задает внутреннее руководство. В Японии большинство совета директоров состоит почти полностью из членов администрации данной компании⁵⁹. Лишь немногие члены назначаются банками или компаниями-филиалами, но если они вошли в совет, то становятся, как правило, штатными работниками компании, в совет которой они входят. Еще не так давно в ФРГ крупные корпорации должны были по закону иметь два разных совета — исполнительный совет, состоящий из членов администрации фирмы, и наблюдательный совет с сильным представительством внеш­них интересов и делегатов, выбранных работниками компании⁶⁰. В принципе наблю­дательный совет наделен властью руководить деятельностью, которой в противном случае администрация не стала бы заниматься. На практике, однако, эта возможность ограничена контролем за информацией и тенденцией представителей трудовых кол­лективов принимать точку зрения администрации по мере того, как они тратят все больше времени на вопросы корпоративной политики и меньше — на рабочих, кото­рые их выбрали.

Множественность управленческих целей

При таких нечетких ограничениях правление может стремиться к целям, которые не обязательно согласуются с максимизацией прибыли акционеров. Каковы же эти цели? Насколько серьезно они противоречат цели максимизации прибыли?

Одной из возможностей для менеджеров является поиск спокойного, комфортно­го, свободного от риска существования. Как говорил об этом Хикс в часто цитируемом изречении, «лучшая изо всех выгод монополии — это спокойная жизнь»⁶¹. Такая харак­теристика дает должную оценку типичному английскому лидеру бизнеса прошлых поколений. Сомнительно, отражает ли это высказывание также психологию амери­канских, японских и европейских бизнесменов.

Цель, обозначенная лидерами 12 крупных преуспевающих американских корпора­ций, - это «выживание корпорации в долгосрочном плане»⁶². Журналисты Дональдсон и Лорш выявили, что главы корпораций часто сталкиваются с серьезным конфликтом между задачей максимизации краткосрочной прибыли и выживания корпорации в долгосрочном плане. Они жалуются на «пресс необходимости ежеквартального роста прибыли, стоящего на пути долгосрочных инвестиций»⁶³. Поскольку неясно, каков наилучший временной период для максимизации прибыли, и поскольку альтернатива выживанию, даже для акционеров, может быть неприятной, спорным является тезис, согласно которому поведение, сориентированное на выживание, отвечает также и ин­тересам собственников корпорации. Тем не менее, как мы увидим в гл. 5, например, конфликт возникает, когда менеджеры компаний в кризисных отраслях пытаются уве­ковечивать существование своих предприятий, направляя средства акционеров на приобретение фирм в совершенно иных сферах деятельности, требующих знаний и управленческих навыков, которыми они могут и не располагать.

Управляющие стремятся обеспечить выживание не только компании, которой они руководят, но также своему рабочему месту. Желаемая гарантия занять должность не обязательно входит в противоречие с интересами максимизации прибыли; управляю­щий, который поддерживает прибыльность компании, является, помимо всего проче­го, желательной персоной. Однако конфликт может возникнуть, особенно при приня­тии решения в условиях неопределенности. Как сказал Вильям Феллнер, наблюдается асимметрия в размере вознаграждений наемных менеджеров⁶⁴. Если рискованные ре­шения обернутся плохим результатом, акционеры потеряют свои средства, а управля­ющие потеряют свою работу⁶⁵. Если же они приведут к хорошим результатам, то уп­равляющий может быть повышен в должности или премирован, но эти вознагражде­ния редко соизмеряются с выигрышем акционеров. Сталкиваясь с такой асимметрией, наемный менеджер скорее может пожертвовать более высокой ожидаемой прибылью ради более низкого риска, чем управляющий-собственник при аналогичных обстоя­тельствах. Поскольку фондовый рынок чутко реагирует на изменения, то управляю­щие предпочитают преимущества более низких, но стабильно растущих заработков более высоким, но нестабильным. Одним из проявлений этой тенденции является ис­пользование относительной свободы в отчетности для сглаживания отчетов о заработ­ках, например путем переноса отчета об отсроченных выплатах с неудачного на бла­гополучный год⁶⁶. Это наиболее вероятное и относительно безвредное последствие, однако другое поведение, ориентированное на повышение стабильности, может вести к более тяжелым последствиям. Для защиты от неудач, привлекающих всеобщее вни­мание, управляющие проводят политику скрытых резервов — накапливают неосновные ресурсы, которые выявляются только в тех случаях, когда прибыль функциональной единицы находится под жестким контролем. Изучая результаты деятельности трех отделов крупных корпораций в течение 70-х годов, Шифф и Левин определили, что объем этих скрытых резервов, встроенных в бюджеты отделов, составляет в среднем от 20 до 25% их производственных расходов⁶⁷. Высшим управляющим было указано на необходимость быть в курсе существования таких резервов; однако они оказались неспособными ни выделить их, ни определить их размеры из-за отсутствия детальной информации, требуемой для установления настолько жесткого соотношения затрат и прибыли, чтобы максимизировать прибыль, однако не столь жесткого, чтобы риско­вать производством.

Это дает основания считать, что поведение американских корпораций в начале 80-х годов изменилось. Многие фирмы испытывали жесткое давление на прибыли вслед­ствие глубочайшего с 30-х годов спада и резко возросшей конкуренции со стороны импорта, которая в свою очередь была вызвана необычным и неустойчивым ростом курса доллара по отношению к другим валютам. Ответной реакцией компаний стало массовое сокращение персонала.

Другим важным изменением 80-х годов стало большое число «приватизационных» преобразований, при которых у всех находящихся в общественной собственности кор­порации либо у их подразделений менялись источники финансирования и они возвра­щались частному сектору. С 1980 по 1987 г. общая зарегистрированная стоимость сде­лок такого рода превышала 120 млрд. долл. Обычно большая часть финансовых средств для таких новых организаций поступала из займов, и среди наемных менеджеров на­блюдалось стремление к приобретению значительной части относительно небольшого остатка общей доли обычных акций. Ситуационный и статистический анализы показа­ли, что эффективность функционирования компаний в результате такой реорганизации существенно повышалась⁶⁸. Вероятно, это вызвано усилением заинтересованности менеджеров, собственность которых ставится на карту, и давлением обязательств по выплате высоких дивидендов на акции. Остается неясным, почему менее желательный результат мог быть перекрыт таким «эффектом финансового рычага» («leveraged buyouts»). Очевидно, что расходы на капитальные вложения и НИОКР были урезаны, что, веро­ятно, в долгосрочном плане ослабило эти новые организации.

Большинство наемных управляющих получают значительное удовлетворение от приобретения личного престижа и власти. И то и другое более тесно коррелирует с объемами продаж, численностью занятых и стоимостью активов, чем с объемом или уровнем прибыли компании. Есть также свидетельства того, что жалованье высших должностных лиц больше связано с размером корпорации, чем с ее прибыльностью. В связи с этим было доказано, что наемные менеджеры в большей степени заботятся об увеличении объема продаж, чем об увеличении прибыли⁶⁹. Согласно статической те­ории (static theory) монополистической или олигополистической фирмы, стремление к максимизации доходов от продаж несовместимо с максимизацией прибыли, за исклю­чением некоторых неправдоподобных ситуаций (например, когда предельные затраты равны нулю). В динамических моделях (dynamic models} конфликт между ростом продаж (sales growth} и прибыльностью (profitability} менее выражен. Тем не менее увеличение темпов роста объема продаж на несколько пунктов заставляет жертвовать прибылью, поскольку способность менеждеров управлять эффективно несколько преувеличена, и поэтому принимаются проекты с низким уровнем прибыли и используются дорогосто­ящие источники финансирования.

Пределы отклонений от цели максимизации прибыли

Таким образом, нет недостатка в способах, посредством которых управляющие могут отклоняться от задачи максимизации прибыли. Однако для менеджеров существуют также и пределы свободы подобных отклонений.

Один из них — угроза попасть под контроль другой фирмы. В соответствии с ги­потезой, впервые выдвинутой Робин Маррис и Генри Менном, неудачи в попытке максимизировать прибыли снизят цены акций компании ниже их потенциальной сто­имости⁷⁰. Это может побудить некоторых наемных предпринимателей скупить кон­трольный пакет акций, устранить действующее руководство и переориентировать де­ятельность компании на увеличение прибыли и, следовательно, на повышение стои­мости акций. В 60-х годах такие поглощения конкурентами постепенно превращались из редких явлений в обычные как в США, так и в Великобритании. После некоторого затишья процесс слияний развернулся с новой силой в 80-е годы и шагнул за пределы англосаксонского мира.

По теории слияний и поглощений и по определению пределов власти менеджеров проведено много обширных исследований. Ранние британские и более поздние аме­риканские исследования показывают, что цены акций фирм, намеченных в качестве объектов поглощения, были гораздо ниже по бухгалтерской, или восстановительной, стоимости имущества (accounting or replacement cost value of assets}, чем цены акций фирм, не являющихся объектами попыток поглощения⁷¹. Анализируя положение 371 компании из списка журнала Fortune 500 крупнейших промышленных корпораций за 1980 г., Морк с соавторами нашел, что отношение цен акций к стоимости активов в расчете на одну акцию составляло в среднем 0,524 для 40 компаний, ставших «мише­нями для поглощения» при значении этого соотношения 0,848 — для компаний, не бывших таковыми⁷².

Это может быть расценено как действие механизма отбора, дисциплинирующего нерадивых управляющих. Однако параллельные исследования показали, что в годы, предшествующие попыткам поглощения, компании — объекты поглощений были в худшем случае лишь немного менее прибыльными, чем их собратья по отрасли⁷³. Такая ситуация в отношении прибыльности имеет по крайней мере два различных обосно­вания. Во-первых, пониженные цены акций могут в большей степени отражать ожи­дания инвесторов относительно снижения будущей прибыли, чем неудовлетворительный уровень прибыли в прошлом. Очевидно, эту гипотезу трудно проверить, если после поглощения изменяется структура управления поглощенной компании. Другое объяс­нение состоит в том, что компании попадают в число объектов для поглощения не из-за ошибок управления, ведущих к снижению прибыли, а вследствие ошибок на фон­довом рынке. Те из них, цены акций которых в наибольшей степени занижены, стано­вятся первостепенными объектами поглощения. Эту позицию также трудно обосно­вать или опровергнуть эмпирически. Без эффективного способа установления буду­щих доходов трудно сказать, действительно ли цены акций компании занижены. Было бы неудивительно, если бы обнаружилось, что действительность состоит в соединении этих двух случаев: одни поглощения происходят из-за недостатков в управлении фир­мами, а другие — из-за ошибок оценки на фондовом рынке.

Анализ большого числа данных, проведенный Равенскрафтом и Шерером, застав­ляет сомневаться в эффективности поглощения как способа исправления недостатков управления⁷⁴. В 62 американских компаниях, прошедших через волну поглощений 60-х и 70-х годов, в среднем в течение девяти последующих лет уровень прибыльности от производственной деятельности поглощенных компаний, соответствующим образом скорректированный, никак реально не изменился по сравнению с уровнем их при­быльности до слияния. Это обстоятельство противоречит предположению, согласно которому поглощения осуществляются как раз для повышения прибыльности. Руково­дители поглощенных фирм могут переоценивать свою способность улучшить дела, но если это так, то этот факт тоже является негативной оценкой роли поглощений как дисциплинирующего руководителей механизма.

Вопреки до сих пор не подтвержденной надежде, будто поглощения могут дисцип­линировать руководство и стимулировать стремление к максимизации прибыли, су­ществует также возможность получить и негативные последствия. Так, до 80-х годов вероятность поглощения крупных корпораций была гораздо меньшей, чем небольших фирм⁷⁵. Осознание этого факта заставило некоторые фирмы спешно через посредни­ков производить слияния с целью увеличения размеров и снижения вероятности по­глощения. Однако финансовые инновации 80-х годов привели к осаде даже корпора-ций-мультимиллиардеров, снижая привлекательность таких оборонительных страте­гий. В 80-е годы развилось новое направление критики. На основании того, что инве­сторы фондового рынка часто оказываются недальновидными, стали считать, что по­глощения побуждают управляющих предпочитать краткосрочную стратегию максимиза­ции прибыли ориентации на долгосрочную стратегию максимизации с неблагоприят­ными последствиями для развития НИОКР и другой стратегической деятельности. Од­нако доказательства этой позиции до сих пор были слабыми и неубедительными⁷⁶.

При углублении в вопрос о том, максимизируют ли фирмы прибыль, экономисты прибегают к последнему оружию в своем арсенале: варианту теории естественного отбора Дарвина⁷⁷. Прежде всех других показателей существует один простой критерий выжи­вания предприятий: прибыль не должна быть отрицательной. Неважно, в какой мере управляющие пытаются достичь других целей, и неважно, насколько трудно опреде­лить максимизирующую прибыль стратегию в условиях неопределенности и высоких затрат на получение информации, — неудача в достижении именно этой цели безого­ворочно означает, что фирма исчезнет с экономической сцены. Максимизация прибы­ли обеспечивается, таким образом, двумя путями. Во-первых, фирмы, отклоняющиеся в своей деятельности слишком далеко от оптимума — как сознательно, так и по ошиб­ке, — будут терпеть банкротство. Если процесс экономического отбора продлится до­статочно долго, выживут только те фирмы, которые достаточно много внимания уде­ляли максимизации прибыли. Во-вторых, знание того, что выживают только фирмы, работающие на максимизацию прибыли, побуждает все фирмы стремиться к поведе­нию, которое максимизирует прибыль, изучая необходимые для этого навыки и уме­ния и подражая организациям, отличившимся в игре за выживание.

Конечно, процесс селекции действует несовершенно. Условия постоянно меняют­ся, изменяя поведение, необходимое для выживания, так что методы, действующие сегодня, могут не сработать завтра. Адаптация фирм, входящих в отрасль, к изменениям может быть достаточно медленной, что позволит фирмам, функционирующим не­оптимально, долгое время удерживаться на плаву.

Несмотря на эти оговорки, представляется разумным утверждение о том, что про­цесс естественного отбора является строгим хозяином конкурентной среды. Однако из этого не следует, что он работает также хорошо в условиях монополии. Когда фирмы с монопольной властью отгораживаются барьерами для входа, дифференциацией про­дукта, благосклонностью правительства и т.д., угроза их выживанию может снизиться настолько, что они будут существовать десятилетиями без заботы о максимизации при­были или минимизации затрат. Главный вопрос — насколько сильной защитой от сил естественного отбора пользуются конкретные предприятия, насколько далеко они могут отклоняться от критерия максимизации прибыли, оставаясь при этом конкурентоспо­собными, — остается.

Количественные исследования

Было проведено много исследований стимулов, заставляющих руководство компа­нии следовать стратегии максимизации прибыли или отклоняться от нее, причин и параметров этих отклонений. Проблема характеризуется тремя главными аспектами:

методы вознаграждения управляющих, доходность новых вложений корпорации и вза­имосвязь между прибыльностью и структурой корпоративной собственности.

Во многих исследованиях изучался вопрос, коррелируют ли заработная плата и премии персонала с уровнем прибыльности их компаний. Чем плотнее корреляция, тем в большей мере можно отождествлять стимулы управляющих со стимулами держа­телей акций. Дело в том, что управление укрупненными корпорациями требует особых управленческих талантов, поэтому естественно ожидать наличие позитивной связи между размерами корпорации и размерами и методами вознаграждения директоров. Связанная с этим проблема состоит в том, что уровни продаж (levels of sales), или сто­имость активов, и величина прибыли тесно связаны между собой. Это затрудняет ре­шение вопроса о том, борются ли управляющие собственно за размер корпорации или за высокую прибыль, которая ему сопутствует. Статистические расчеты⁷⁸, а также не­которые теоретические исследования⁷⁹ указывают на нелинейную, логарифмическую связь между размером корпорации и величиной вознаграждения ее руководителей. Если эффект масштаба регулируется именно таким образом, то очевидно предположить, что более высокая или растущая прибыль подразумевает более высокое вознаграждение персонала, хотя могут быть исключения, например электрические-и телефонные ком­пании, работа которых регулируется властями штата⁸⁰. Используя в качестве индика­тора того, насколько хорошо управляющие обеспечивают интересы акционеров, изме­нения стоимости акций в большей степени, чем отчетную прибыль, Кевин Мерфи обнаружил, что темпы ежегодного прироста величины вознаграждения положительно коррелировали с изменениями цены акций. Анализ проводился по выборке, состоя­щей из 461 администратора, по США за 1964-1981 гг.⁸¹ Для менеджеров, руководив­ших компаниями, в которых цены акций снизились на 30% или более, выплаты в среднем снижались на 1,2% в год; в тех же компаниях, стоимость акций которых воз­росла на 30% или более, вознаграждение увеличивалось в среднем в год на 8,7%. Раз­ница достаточно скромная, однако она по крайней мере ориентирует управляющих на максимизацию прибыли.

Важно также выяснить, являются ли величина вознаграждения администрации и плотность ее корреляции с прибыльностью более выраженными в каких-то опреде­ленных формах собственности, чем в других. Исследования данного вопроса не дают однозначного ответа. Анализируя данные с 20-х по 30-е годы, Стиглер и Фридланд не нашли существенной корреляции между величиной вознаграждения администрации и параметрами (взятыми у Берла и Минза), отличающими корпорации под контролем управляющих от других корпораций, учитывая также размер компании по показателю стоимости активов⁸². Изучение американских данных за 1980 г. показало, что величина вознаграждения была существенно выше в корпорациях с большим числом акционеров (и управлением менеджерами — членами корпорации), где размер компании и уровень прибыли оценивались одинаково⁸³, в то время как английские исследования показывают противоположный результат⁸⁴. По данным 48 компаний в трех американ­ских отраслях Макичерн обнаружил, что величина вознаграждения более тесно корре­лирует с прибыльностью в корпорациях, управляемых группой внешних собственни­ков, чем в компаниях, управляемых как группой совладельцев-управляющих, так и только «собственными» управляющими⁸⁵.

Даже в очень больших корпорациях с распыленными между многочисленными держателями акциями владение и доход с акций может быть важной компонентой благосостояния высших управляющих. Конечно, управляющие могут располагать только крошечной долей колоссальной собственности своих работодателей, но и небольшая доля от большой суммы может составлять очень большой капитал. Изучая 50 ведущих американских корпораций в перерабатывающей промышленности, Уильям Левеллен определил, что в период 1940—1963 гг. в среднем дивиденды, доходы от прироста ка­питала на акции компании и изменения в стоимости ценных бумаг с премией пре­вышали в среднем в 1,36 раза фиксированное (заработная плата плюс премии) долларо­вое вознаграждение трех высших администраторов корпораций⁸⁶. Более позднее свиде­тельство связи между размерами вознаграждения и фактом владения акциями 461 выс­шим администратором корпораций США было сделано Кевином Мерфи⁸⁷. В среднем акционерная собственность должностных лиц составляла 4,7 млн. долл., что в 13 раз превышает их среднюю зарплату с премиями. При переходе в списке администрато­ров, составленном по наблюдаемой доходности от обыкновенных акций, от нижней десятки к верхней пятерке стоимость собственных акций управляющих возросла в сред­нем примерно на 5 млн. долл. Даже «героические» усилия управляющих не могут обес­печить такого колоссального увеличения прибыльности акций, поэтому очевидно, что типичный высший администратор должен прекрасно осознавать, что его или ее соб­ственное благополучие связано с благосостоянием акционеров. Однако эта связь мо­жет быть менее тесной в корпорациях, контролируемых управляющими, для которых, как выявил Макичерн, объем акций «своих» менеджеров оказывается ниже, чем в компаниях с влиятельными группами собственников — своих или со стороны⁸⁸.

Хотя зарплата и премии должностных лиц коррелируют и с размерами фирмы, и с уровнем прибыльности, корреляция по первому фактору оказывается более плотной. Следовательно, администраторы могут стремиться пожертвовать прибыльностью для того, чтобы увеличить объем продаж и, следовательно, совокупное вознаграждение. Один из путей обеспечить такое положение — вкладывать доходы в растущие инвести­ции, приносящие меньшую прибыль, чем та, которую акционеры могут получить, реинвестируя дивиденды в акции других фирм. Баумоль и его коллеги нашли доказа­тельства такого поведения в статистических исследованиях состояния нескольких со­тен американских корпораций⁸⁹. Средняя норма прибыли капитализированных инве­стиций была оценена в размере от 3,0 до 4,6% при соответствующем значении от 14 до 21% на новый акционерный капитал. Последующие исследования показали, что под­группа компаний, выпускающих новые акции, получила существенную прибыль на свои инвестиции и что понижающаяся прибыль на инвестиции наблюдалась в основ­ном в фирмах, не выпускающих новых обыкновенных акций⁹⁰.

Новый свет на эту проблему был пролит Грабовским и Мюллером. Они доказыва­ли, что большинство корпораций проходит через своеобразный жизненный цикл. В ранний период, когда контроль собственников часто был наиболее жестким, прибыль­ные варианты инвестирования требовали внешнего финансирования. Однако по мере достижения зрелости фирмой и ее продукцией денежные потоки увеличиваются, в то время как инвестиционные возможности истощаются. Инвестирование фондов собст­венного (внутреннего) происхождения будет поддерживаться на высоком уровне, не­смотря на падающую прибыльность, потому, что управляющие пытаются обеспечивать рост производства привычным способом, и потому, что доходы, реинвестированные внутри компании, облагаются более низким налогом, чем доходы, выплаченные в качестве дивидендов и затем реинвестированные. Проверяя свою гипотезу, Грабовский и Мюллер выделили 759 американских корпораций в категории «зрелых» (достигших максимума продаж до 40-х годов) и «незрелых». Они обнаружили, что «незрелые» компании получали значительно большую прибыль на инвестированный капитал в каждом из трех периодов с 1957 по 1970 г. Из этого они сделали вывод, что «управля­ющие зрелых корпораций в технически отсталых отраслях реинвестировали слишком большую долю своих внутренних фондов. Их акционеры были бы, очевидно, богаче при более высоких выплатах...»⁹¹.

Если управляемые менеджерами компании реинвестируют свои фонды в малодо­ходные проекты или как-то еще терпят неудачу в попытках максимизировать при­быль, то мы должны наблюдать разницу в прибыльности или стоимости акций на фондовом рынке между такими фирмами и предприятиями, управляемыми собствен­никами. Сравнение зависит от того, остается ли группа собственников внешней или она активно участвует в управлении и в этом случае вынуждена жертвовать прибылью для повышения ее собственных доходов. Таким же образом на сравнение может влиять уровень монополизации, поскольку управляющие фирм, действующих в остроконку­рентной среде, вероятно, будут иметь меньшие возможности для отвлечения прибыли на свои личные нужды. В многочисленных исследованиях были проверены некоторые из этих предположений, но только в одном анализе была сделана попытка проверить все переменные, предполагаемо характеризующие поведение фирмы. Результаты из­менялись в зависимости от данных, количества переменных и используемой статисти­ческой методологии⁹². Исследование Мюллера включало в качестве базовых перемен­ных долю обыкновенных акций, находящихся в собственности пяти высших управля­ющих, возможности контроля со стороны внешних собственников долю компании на рынке, размер компании, степень диверсификации, структуру отрасли, отраслевую рекламу, а также инновационные процессы в конкретной отрасли⁹³. Рассмотрев эти переменные, Мюллер сделал вывод, что корпорации со значительной внутренней соб­ственностью имели существенно более низкую траекторию графика прибыли в 1950— 1972 гг., в то время как наличие значительной группы внешних собственников не внесло каких-либо видимых изменений. Остается выяснить, могут ли эти результаты и анали­тические приемы быть перенесены на другие страны и группы компаний.

Выводы

До сих пор нет окончательного ответа на вопрос, каким образом современные ак­тивно действующие корпорации стремятся максимизировать прибыль. Обширные, хотя часто неуточненные данные говорят о том, что предпосылка о максимизации прибыли дает по крайней мере неплохое первое представление о поведении фирмы. Отклоне­ний, как намеренных, так и непредвиденных, несомненно, много, но они сохраняются в относительно более или менее узких границах конкурентного давления, личного интереса управляющих — владельцев акций и угрозы поглощения фирмы или смеще­ния и замены на более влиятельных наемных управляющих. В той степени, в которой отклонения существуют, они, как правило, оказываются более сильными при неболь­шой конкуренции и при более влиятельной позиции руководителей, достигнутой бла­годаря их положению как акционеров или из-за отсутствия сильной коалиции собст­венников корпорации. Если фирма, обладающая монопольной властью, терпима к ор­ганизационным промахам, выплачивает роскошную зарплату управляющим, то ее эко­номическая неэффективность будет больше, чем можно предположить при жестком условии максимизации прибыли.

Работающая конкуренция

Мы возвращаемся теперь к нашему исходному вопросу: насколько значимым яв­ляется конкурентный идеал в качестве стимула для проведения экономической политики? При всех оговорках и ограничениях, сформулированных на предыдущих стра­ницах, излишняя уверенность едва ли уместна. Мы можем даже почувствовать жела­ние вернуться к истокам вопроса — к первоначальному пониманию Адамом Смитом того, как рыночная экономика делает свою работу. Во многих деталях Смит ошибался, однако детали менее важны, чем общая схема функционирования системы. Если встать на его позиции и пристально изучать конкурентные рыночные системы, не вдаваясь в тонкости, то можно увидеть, что в целом они более отзывчивы к требованиям потре­бителей и создают более сильные стимулы экономно использовать ресурсы, чем это делают монопольные структуры рынка. Этот взгляд точнее отражает суть конкурен­ции, чем соблюдение всех условий оптимальности в модели системы общего равнове­сия, содержащей 43 квадрильона уравнений.

Сомнения относительно пользы конкурентной модели как политического руко­водства привели к поиску более действенных показателей работающей конкуренции (workable competition). Этот термин был введен в оборот Дж.М. Кларком, который при­менил его в своей новаторской статье. Кларк писал, что совершенной конкуренции «не существует и не может существовать и, скорее всего, ее никогда не существовало» и что теоретическая модель конкуренции не дает надежной основы для оценки рыноч­ных условий реального мира⁹⁴.

Кларк доказал, что некоторые отклонения от чистых и совершенных конкурент­ных условий не настолько опасны с точки зрения долгосрочной перспективы, как это часто предполагали, и сформулировал определенные минимальные критерии для оценки результативности этой работающей конкуренции. На выбранные им критерии оказала влияние Великая депрессия, поэтому сами по себе они менее важны, чем стимулиру­ющее воздействие, которое оказали работы Кларка на других экономистов.

Появилась серия статей по проблемам работающей конкуренции, часто с сущест­венными и принципиальными различиями в трактовке самого понятия. Мы не будем пытаться давать здесь обзор литературы, тем более что эта работа была превосходно проделана Стефеном Сосником⁹⁵. Согласно схеме Сосника, критерии работающей кон­куренции, наиболее часто предлагаемые различными авторами, могут быть разделены на структурные, поведенческие и функциональные.

К структурным критериям относятся:

• Число торговцев (продавцов); оно должно быть настолько большим, насколько позволяет эффект масштаба.

• Искусственные препятствия мобильности (ресурсов) и входу на рынок новых фирм. Таких искусственных препятствий не должно быть.

• Умеренная и чувствительная к изменению цен дифференциация предлагаемых продуктов по качеству.

К поведенческим критериям относятся:

• Известная неуверенность в том, будет ли подхвачена ценовая инициатива кон­курентов.

• Стремление достигать цели независимо, без сговора с другими фирмами.

• Отсутствие несправедливой, исключительной, хищнической или принудитель­ной тактики поведения на рынке.

• Отсутствие постоянно неэффективно работающих поставщиков и незаинтересо­ванных покупателей.

• Правильная информация о продвижении продукции на рынок или по крайней мере информация, не вводящая в заблуждение.

• Отсутствие постоянной, наносящей вред ценовой дискриминации.

К функциональным критериям относятся:

• Эффективная и нерасточительная по отношению к ресурсам производственная и маркетинговая (дистрибьюторская) деятельность фирм.

• Соответствие требованиям потребителей уровня выпуска продукции и ее каче­ства (разнообразие, срок использования, безопасность, надежность и т.д.).

• Прибыль, достаточная для окупаемости инвестиций, обеспечения эффективно­сти и инноваций.

• Цены, стимулирующие рациональный выбор, направляющие рынок на достиже­ние равновесия и не усиливающие циклическую нестабильность.

• Использование всех возможностей для внедрения технически более совершен­ных новых продуктов и производств.

• Поощрение продавцов, которые лучше всего обеспечивают нужды потребителей.

Критики концепции работающей конкуренции задают вопросы: является ли этот подход настолько эффективным, как в этом пытаются убедить его сторонники? Мно­гие переменные требуют сложных количественных оценок. Насколько чувствительны­ми к различиям в качестве должны быть цены товаров? Когда затраты на продвижение продукции становятся чрезмерными, а когда нет? Как долго должна повторяться це­новая дискриминация для того, чтобы ее можно было бы назвать устойчивой? И так далее. Более того, трудно оценить, соблюдаются ли многие критерии. Например, для того, чтобы определить, является ли производственная деятельность фирмы эффек­тивной, необходимо иметь шкалу измерений, градуированную относительно реальных возможностей. Последнее и наиболее важное — как должна быть оценена «работоспо­собность конкуренции» (-workability of competition), если удовлетворяются только некото­рые, а не все критерии? Например, имеется только факт наличия конкуренции как таковой, а ее структура не соответствует установленным нормам; должны ли мы делать вывод, что конкуренция работает, если критерием окончательной оценки является результат действия конкуренции? Возможно, нет, потому что при неработающей струк­туре всегда существует риск того, что в будущем результативность системы ухудшится. Если акцент сознательно делается именно на результате, то можно ли считать конку­ренцию эффективной только по одной группе показателей, тогда как по другой группе показателей она будет явно безрезультатной. Здесь нельзя сделать никакого вывода без введения субъективных оценок о важности различных показателей. По этому поводу, а также в связи с разногласиями в оценках Дж. Стиглер не без иронии как-то даже заметил:

«Для того чтобы узнать, работает ли конкуренция в конкретной отрасли, просто заставьте хорошо успевающего студента написать на эту тему диссертацию, прочтите ее и вынесите свое суждение. Смысл этой затеи состоит в том, что никакому другому студенту уже нельзя доверять изучение той же отрасли»'".

Для изучения проблем относительной оценки результата работы конкуренции Стивен Кокс получил от 42 экономистов, профессоров по маркетингу и авторов пуб­ликаций на экономические темы, ответы на анкеты, оценивающие состояние 40 важ­нейших отраслей американской экономики в 1960—1969 гг. в целом и по четырем па­раметрам — ценам на продукцию (чтобы приближенно отразить эффективность разме­щения ресурсов), уровню технологического прогресса, минимизации затрат и инфля­ции, вызванной ростом зарплаты и затрат⁹⁷.

Относительное единодушие между респондентами наблюдается в общих оценках состояния. На основе факторного анализа выявилось, что при оценке общего состоя­ния отраслей респонденты придали гораздо больший вес пункту, отражавшему уровень технического прогресса отрасли: чем более прогрессивной она являлась, тем выше была оценка ее состояния. Респонденты из академической среды значительно выше оценивали общее состояние отрасли по уровню цен на продукцию и низкой доле рек­ламных расходов в объеме продаж (последние рассчитывались не по данным опроса). Но среди специалистов из сферы бизнеса (авторов деловых журналов и преподавате­лей маркетинга) наблюдалась противоположная тенденция: отрасли, в которых трати­ли большую долю выручки от продаж на рекламу, оценивались выше, как и отрасли, получавшие прибыль выше средней. Это расхождение показывает, что наиболее суще­ственным камнем преткновения в оценке работы отраслей является, видимо, несогла­сие по тому, что рассматривать в качестве «хороших» или «плохих» критериев состоя­ния и что собой представляет «результат». Противоречивые оценочные суждения от­носительно различных критериев результативности и их веса в общей оценке, несомненно, лежат в основе многих споров по вопросу о «правильной» государственной политике в отношении монополистических предприятий.

Заключение

Читатели, ищущие точного, конкретного руководства по государственной полити­ке, будут неудовлетворены, поскольку мы не дали никаких определенных ответов. Характеристики конкуренции кажутся подходящими, но лишь в первом приближе­нии. Однако сложно сказать заранее, насколько сильной должна быть конкуренция, чтобы могли быть достигнуты желаемые экономические результаты или сформулиро­ваны строгие и твердые правила для определения случаев, когда отклонения от конку­ренции оказываются желательными. Поэтому мы начали наше путешествие в мир отраслевых рыночных структур всего лишь с простой дорожной картой в руках. Будем надеяться, что мы сможем избежать отклонений от верного пути и приобретем опыт, полезный для составления лучшей и более подробной карты.