Невозможной оказывалась всякая борьба и даже ressentiment. Во-вторых же, то

Что вгонка необузданного доселе и безликого населения в жесткую форму не

Только началась с акта насилия, но и доводилась до конца путем сплошных

насильственных актов,- что сообразно этому древнейшее "государство"

Представало и функционировало в виде страшной тирании, некоего

Раздавливающего и беспощадного машинного устройства, покуда наконец сырье,

Состоящее из народа и полуживотных, оказывалось не только размятым и

тягучим, но и сформованным. Я употребил слово "государство"; нетрудно

Понять, кто подразумевается под этим - какая-то стая белокурых хищников,

Раса покорителей и господ, которая, обладая военной организованностью и

Организаторской способностью, без малейших колебаний налагала свои страшные

Лапы на, должно быть, чудовищно превосходящее ее по численности, но все еще

Бесформенное, все еще бродяжное население. Так вот и затевается

"государство" на земле: я думаю, что томные грезы, возводящие его начало к

"договору", отжили уже свой век. Кто может повелевать, кто по природе

является "господином", кто предстает насильником в поступках и жестах -

какое ему дело до договоров! Такие существа не подотчетны; они появляются,

Как судьба, беспричинно, безрассудно, бесцеремонно, безоговорочно, они есть,

Как есть молния, слишком ужасные, слишком внезапные, слишком убедительные,

слишком "иные", чтобы можно было их даже ненавидеть. Их дело - инстинктивное

Созидание форм, штамповка форм; они суть самые подневольные, самые

Непредумышленные художники из когда-либо существовавших - там, где они

Появляются, возникает в скором времени нечто новое, творение власти, которое

Живет, части и функции которого разграничены и соотнесены, в котором вообще

нет места тому, что не было бы предварительно "всмыслено" в структуру

Целого. Им неведомо, что есть вина, что ответственность, что оглядка, этим

Прирожденным организаторам; их превозмогает тот ужасный эгоизм художника,

Который видится бронзой и наперед чувствует себя бессрочно оправданным в

своем "творении", как мать в своем ребенке. Не в них произросла "нечистая

совесть", это понятно с самого начала, - но она не выросла бы без них, эта

Уродливая опухоль; ее и не было бы вовсе, если бы под тяжестью их молота, их

Артистического насилия из мира, по крайней мере из поля зрения, не исчез и

Не стал, так сказать, латентным некий чудовищный квантум свободы. Этот

Насильственно подавленный инстинкт свободы - как мы поняли уже, - этот