Основания метафизики 6 страница

Казалось бы, что свобода - это восстановление в правах случайности. Но на деле человеческая свобода это нечто совсем иное. Имеются определяемые ценностями закономерности или "правила" духа (разума, этики), которым соответствуют "правильные", должные действия. Свобода заключается в выборе между правильным и неправильным, в преодолении или отдаче себя влечениям, в различных формах соотношения "стремлений" и "влечений". Сочетание долженствования с высшей эманацией и составляет высшую форму против о случайности. Действие, сообразующееся с должным, представляет собой противослучайность, доведенную до максимума, и полное элимирование влечения. Но ведь и влечение имеет свою закономерность, соответствующую низшим формам противослучайности: действия,

совершаемые по влечению, детерминированы психологически и биологически. Только acte gratuit представляет собой подлинное вторжение хаоса в сферу духа. Н0 свобода предполагает ценность как ее основной мотив - воздействующий, но не детерминирующий, поскольку любой мотив может быть отвергнут.

Как уже отмечалось, само наличие элемента логико-математического в мире не является логически необходимым, а скорее может быть объяснено целесообразностью - как образование среды для появления и развития жизни; в свою очередь появление целесообразности в мире может быть понято как подготовка условий для реализации ценностей. Таким образом, можно допустить, что целесообразность "предшествовала" необходимости, а ценность - целесообразности.

Эту цепь отношений можно представить еще следующим образом. Целесообразность вплетается в сеть причинности, ибо сама цель - это causa finalis, Ценность вплетается в сеть целесообразности, ибо ценность - это цель, к которой стремится наш дух, и в этом смысле может быть также и причиной (мотивом) наших действий, но в то время как в биологической сфере цель определяет однозначно, категорически, - ценность определяет дилемматически, оставляя свободу выбора. Ценность как единственно возможная (в реальном и логическом смысле) цель - уже перестает быть ценностью. Отсюда неразрывная связь духа, ценности и свободы. Свобода - это не возвращение к хаосу. Хаос и свобода - это два полюса.

Сознание или дух - это высшая форма борьбы с возрастанием энтропии. Здесь мы переходим в область совершенно "объективных" фактов. Если вещь оказывает возрастанию энтропии лишь пассивное сопротивление, а организм - активное, то дух, не ограничиваясь этим, переходит в наступление. Борьба с возрастанием энтропии приобретает троякую форму:

1) поддержание жизни организма путем принятия пищи, защиты его от холода и лечения от болезней;

2) создание новых упорядоченных систем в виде вещей, больших и малых, и и сохранение от разрушающего действия времени⁶⁶;

3) искусственное, с помощью машин, превращение тепловой энергии в механическую и в другие виды энергии, т.е. попытка повернуть вспять мировой процесс, ведущий к рассеянию тепла. И хотя все эти усилия в конце концов сводятся лишь к замедлению процесса, по существу своему необратимому, сами по себе они весьма знаменательны и, очевидно, в какой-то мере осмысленны⁶⁷.

Но каков вообще смысл духа?⁶⁸ Мы видели, что смысл первой эманации- порядок, смысл второй эманации - жизнь и ее поддержание в лице ее носителей- индивидуальных существ и видов. Таким образом, каждой из этих эманации присущ имманентный ей смысл. Никому не придет в голову утверждать, что смысл жизни заключается в сохранении физико-химических структур. Казалось бы, что естественнее всего было бы допустить, что и духу или сознанию присущ имманентный ему смысл: духовная деятельность, ее поддержание и развитие (содержания этой духовной деятельности мы пока не раскрываем, ограничивается лишь негативной ее характеристикой - это не просто биологическое существование в личности, а быть может, и в обществе. Однако такое понимание часто отвергается как ненаучное. Естественная наука (в лице, напр., бихевиоризма) отказывается признать какой-либо другой смысл, помимо биологического. Она не желает

понимании человека пойти дальше биологии. Социальное она в конце концов либо сводит к биологии, либо выводит из нее, а "духовное" для нее вообще не существует. С этой точки зрения сознание (и, в частности, интеллект) появилось у человека, как у Mangelwesen, лишенного тех средств самозащиты и самосохранения, какими располагают другие животные (как когти, клыки, шерсть и т.п.). Дух - это эрзацкогти, суррогат. Если бы такое существо де не обладало более развитым мозгом, чем человекообразная обезьяна, оно бы погибло. Поэтому могли выжить лишь особи этого вида, обладавшие (конечно, в силу счастливой случайности) таким мозгом. Но назначение такого мозга совершенно идентично назначению когтей или клюва, или, в лучшем случае, нервной системы моллюска - выжить. Человек отличается от животного лишь характером средств, а не характером целей. Не "жить хочу, чтоб мыслить", а напротив, "должен мыслить, чтобы жить" и поменьше страдать. Для того чтобы просуществовать, homo должен был стать sapiens, animal rationale, личностью - и он стал всем этим в силу естественного отбора.

Все, что было сказано выше по поводу естественного отбора, a fortiori относится и сюда. Естественным отбором можно объяснить гибель гоминидов, не обладавших достаточно развитым мозгом. Он не может объяснить образование такой сложнейшей и целостной системы, состоящей из миллиардов взаимосвязанных структурно и функционально элементарных частей, как человеческий мозг. И так как образование такой системы требовало огромного времени, то непонятно, как вообще смогли выжить гоминиды - эти жалкие уроды в семье так прекрасно приспособленных к условиям своей жизни человекообразных обезьян. Благодаря общественному труду и взаимопомощи? Но они уже предполагали существование такого развитого мозга.

Но, независимо от признания или отрицания естественного отбора, можно все же продолжать объяснять смысл появления и развития духа (сознания) по-бихевиористски, т.е. биологией и целесообразностью.

Такие взгляды можно было бы назвать "биологическим предрассудком". Так рассуждала бы обезьяна или тот же моллюск, если бы они обладали мозгом бихевиориста. Аналогичным был бы физикалистский предрассудок, если кто-либо стал бы утверждать, что задача жизни заключается в сохранении энергии и пассивном сопротивлении беспорядку и возрастанию энтропии, но вовсе не в борьбе за сохранение в живом состоянии данной особи или данного вида. С этой точки зрения устройство и функционирование организма было бы совершенно необъяснимо. Так же необъяснимо устройство и функционирование личности с точки зрения одного лишь биологического существования, но оно объяснимо с точки зрения задачи сохранения и развития личности и человеческого общества.

Дух и сознание в своей познавательной и этической деятельности так же анти- и супер-био логичны, как живое существо - анти- и супер-вещественно, а вещь - анти- и супер-хаотична. Антибиологичность сознания - в познании бесполезных вещей (начиная с мифов о сотворении мира), в "бесполезном" самопожертвовании, например, ради сохранения неприспособленных и т.д. Оно супербиологично, ибо использует в своих целях и биологический материал, организм с его органами и т.п., а также приручает животных. Существо антивещественно, ибо борется за жизнь против умирания, т.е. превращения в вещь; оно супервещественно, ибо использует

(неосознанно) физико-химические процессы, подчиняя их своим функциям. Вещь - антихаотична, ибо пассивно сопротивляется распаду и возрастанию энтропии; она суперхаотична, ибо использует материальный субстрат, а также - по крайней мере частично - конституирует необходимое на базе случайного и вероятного. Все высшее нуждается в низшем (как на это· правильно указывает Н.Гартманн), но как в слуге, а не как в господине.

Биологический, физикалистский (как и возможный панхаотический) предрассудки основаны на отрицании какой-то части действительности и абсолютизировании другой. С точки зрения биологиста хватательные движения червячка - это "подлинная" реальность, а Нагорная проповедь, создание Сикстинской мадонны, написание "Фауста" - это лишь "эпифеномены". Тут происходит превращение материалиста или реалиста в идеалиста и "панметодиста", абсолютизирующего методы отдельных наук. Если для объективного наблюдения недоступно внутреннее сознание, т.е. самое для нас бесспорное, необходимое условие самого этого объективного наблюдения, то отсюда делается вывод не о недостаточности данного средства исследования, а о нереальности сознания. Идут не от фактов к методу, а от метода к фактам.

Хотелось бы в связи с этим провести еще одну аналогию. Во всяком живом организме мы находим "внешние" органы, предназначенные исключительно (или частично) для "внешнего" употребления (когти, зубы, броня у черепахи), и внутренние органы, которые не только необходимы для поддержания жизни, но в своем функционировании и составляют его жизнедеятельность (нервная, дыхательная, пищеварительная, половая и т.п. системы). Нарушения в деятельности этих систем не только вредны или опасны, но и крайне тягостны, в то время как их нормальное функционирование дает ощущение эйфории. И в сознании можно различать его "внешнюю" сторону, направленную на биологическую и социальную защиту (сметка, включая и техническую, хитрость, чувство коллективности и общественной дисциплины и т.п.), и внутреннюю - духовную деятельность, которая является одновременно и средством сохранения и содержанием духовной жизни, и нормальное функционирование которой создает внутреннюю эйфорию - в различных ее формах и проявлениях. Отрицая это, бихевиористы по существу отрицают самих себя. Ибо, во-первых, бихевиоризм как таковой вовсе не так жизненно необходим для человека - как индивида, так и общества. Он даже менее необходим, чем религиозные иллюзии. Во-вторых, если сам бихевиорист занимается наукой лишь to make a living, то грош цена его "науке"⁶⁹.

Космос - это мир вещей; биокосмос - мир вещей и существ; пневмобиокосмос-это мир вещей, существ и личностей. Существо не хочет и вправе не хотеть превратится в вещь. Почему же добиваются низведения человека до степени существа, стирая ту грань между ними, которую проложила эманация (или, если больше нравится скачок)? Во имя научной истины? Но разве научная истина сама по себе уже не есть ценность, не есть категория существования (экзистенциал) и сущности (эссенциал той самой личности, которою хотят пожертвовать ad majorem gloriam этой истины?

Основной философский порок этих рассуждений - непонимание того, что различие в способе бытия определяет и различие в смысле бытия.

Если смысл сознания таков, как утверждают бихевиористы, то все, что выходит за пределы этого - бессмыслица. Бессмысленно все, что бесполезно, как философия, искусство, поэзия и теоретическая наука (в том числе и сама бихевиористская биопсихология). Теория относительности была бы бессмысленной, если бы не формула е = mс², открывшая глаза на возможность создания такого полезного средства выживания, как атомная бомба. Но не странно ли, что этой бессмыслицей все же занимаются, и что люди сочиняли стихи и мыслили на пороге газовой камеры?

При бихевиористско-прагматистском понимании разумности - человек оказывает­ся самым неразумным из всех существ, animal non rationale. Ибо любой клоп понима­ет, что ему следует заниматься лишь тем, что ему нужно для жизни, а человек увлекается (а иногда и жертвует для этого жизнью) тем, что ему вовсе не нужно - поэзией, умозрением, микрочастицами, "лучшим будущим человечества" и т.п. И разве не ясно, что приспособляемость к условиям, или "приспособленчество" - не может служить основой оценки личности, как оно служит основой оценки организма?

Здесь возникает ряд проблем, от которых нельзя отмахнуться. Обычно "природа" снабжает опекаемые ею существа средствами, необходимыми для осуществления ее целей, и в меру этой необходимости. Ненужное, лишнее - не закрепляется и отпадает. Но дух оказался двусмысленным даром. "Природа" наделила им человека, вовсе не считаясь с его потребностями. Она одарила человека бесполезным избытком духа, используемым на всякие ненужные вещи (уже в эпоху палеолита появляются бесполезные украшения); недостаток в одном отношении (знания реальности) и избыток в другом (воображении) толкает людей на явно вредные для них действия (например, жертвоприношения богам из и без того крайне скудных продовольственных ресурсов). Сюда же можно отнести все магическое и анимистское мышление первобытного человека, которое скорее дезориентирует его в практической деятельности, необходимой для обеспечения его существования. Это является лишь частным случаем некоего более общего и более существенного факта. С духом пришли в этот мир и многие ненужные, бесполезные истины и заблуждения - и то и другое чуждо тому природному инстинкту, которым руководились дочеловеческие существа в своем поведении. В этом смысле мозг устроен крайне нецелесообразно, так как он, пожалуй, чаще ошибается, чем находит верное решение. Может ли заблуждение, способность заблуждаться, ошибаться, быть объяснено с точки зрения биологической целесообразности? Но заблуждение, как и внутренние конфликты - другая привилегия личности, - является вполне естественным результатом составляющих сущность духа свободы и самости, аутентичности, - в сочетании с ограниченностью, обусловленной связью с организмом, существующим в определенном месте и времени и располагающим определенными способами получения информации. Какова была бы ценность готового, преподнесенного "на блюде" знания? Каждый из нас, правда, пользуется результатами, достигнутыми другими людьми, - однако сознавая при этом и их ограниченность, и возможность ошибки и в них, т.е. критически, а не догматически. Даже унаследованный язык каждый "аранжирует" по-своему.

Но можно идти еще дальше: не только заблуждения, но и истины, выходящие за пределы практических нужд - это весьма сомнительный дар природы, быть может даже дар данайцев.

Является ли дух вообще действительно благом с биологической точки зрения? Ницше и Клагес, пожалуй, это отрицают. Ницше считал, что истина - это величайший враг жизни, а для Клагеса дух - это Widersacher der Seele, а последнюю он понимает прежде всего биологически. Дух оторвал человека от природы, лишил его ее живительных соков. Дух убивает жизненные импульсы, понижает жизненный тонус, приводит к физическому вырождению. Могут ли те, кто видит в личности лишь природное, а в духе - биологически целесообразное, - объяснить выбор такого пути, как самоистязание, умерщвление плоти и, наконец, самоубийство? Дух создал ядерное оружие, поставившее все человечество, а может быть и всю жизнь на земле на грань гибели. Странная "замена" инстинкта самосохранения.

Всмотримся еще в следующий аспект проблемы. Интеллект, для того, чтобы выполнить свою биологическую функцию, должен быть не аутистическим, а объективным, т.е. направленным на познание объективных связей и свойств вещей. Иначе не добудешь огня, не отличишь съедобное от несъедобного, не соорудишь самого примитивного укрытия от холода и т.п. Это значит, что для тогo, чтобы существовать, человек должен думать не только о том, чтобы существовать, но и о вещах вокруг него. Если он не будет способен любопытствовать или, вернее, "любознательствовать" в отношении вещей - он не сможет обеспечить свое существование при отсутствии инстинктов, когтей и клыков. Таким образом, с точки зрения бихевиористов, интеллект или дух - это своего рода уловка или хитрость природы, с помощью которой она, завлекая человека в поиски объективной истины, добивается своих биологических целей. Может быть оно и так Но может быть человеческая "биология" (или "физиология") - это уловка или хитрость духа, с помощью которой он добивается своих целей? Нет больших оснований отвергнуть второе, чем признать первое. В конце концов у нас нет критерия для определения того, кто хитрее - природа или дух⁷⁰.

Другим проявлением биологизма в вопросе о духе или сознании является фрейдизм. Фрейдизм выводит духовное не из материальных потребностей биологического существования индивида, а из libido, стремления к физическому наслаждению, возникающему в процессе удовлетворения сексуальной (в широком смысле) потребности (в то время как для бихевиориста удовлетворение потребности в еде, питье, тепле и отдыхе как необходимых для самого физического существования, стоит на первом плане, а наслаждение, получаемое в процессе еды, питья, согревания и состояния покоя -лишь производный аксессуар, а не стимул)⁷¹.

Оспаривать открытия фрейдизма так же невозможно, как и оспаривать открытия дарвинизма. Все дело лишь в четком разграничении между тем, что открыто, и тем, что примышлено к открытию. Фрейдизм правильно констатирует вытеснение, сублимацию, но он не может вывести из libido ту силу, которая вытесняет, сублимирует. У животных есть libido, но нет вытеснения, сублимации. Правда фрейдизм тут пробует сослаться на сознательные запреты, на super-ego и т.п. Но тем самым вопрос лишь переносится, передвигается, но не снимается. Общество состоит из людей, каждый из которых подчинен своему libido. Откуда появляется

заинтересованность в его ограничении? У животных возникают "конфликты" двух самцов из-за самки. У людей - mutatis mutandis - дуэль. Но носителями сознательного запрета выступают люди, непосредственно не заинтересованные в ограничении libido данного субъекта, и конфликт приобретает совершенно другой характер. Носители запрета - если они не просто обманщики или тартюфы - сами перестрадали этот конфликт, источником которого в конечном итоге является двойственная природа человека. Одни знают, а другие смутно ощущают, что libido не должно завладеть всем человеком целиком, что оно должно оставить место и для чего-то другого, "истинно"-человеческого. Вот почему у человека libido появилось в сопровождении стыда как прямого последствия познания добра и зла⁷².

Характер и содержание духовной жизни

Мы сказали, что определяющей смысловой категорией духовной жизни как модуса бытия является ценность. Направленность на ценность сопряжена с сознанием долженствования. Ценность - это то, что должно реализовать. Этот категорический императив, стимулирующий стремление (порыв или усилие), является необходимейшим условием сохранения и дальнейшего развития этого модуса бытия, - так же как инстинкт самосохранения - необходимое условие сохранения жизни. Жизнь нуждается в инстинкте, а духовная жизнь в свободном выборе пути. (Порыв это не ограничение свободы, а ее высшее проявление, ибо сопряжен с максимальной степенью освобождения от власти биологического, вещественного и хаотического в нас.) И так же как "ведь надо же жить" является ultima ratio в биологии, так "ведь надо для чего-то жить" является ultima ratio в нашей сфере, т.е. в сфере третьей эманации.

Долженствование есть и в сферах первых двух эманаций. Планеты должны вращаться по орбите; животные должны искать пищу. Но здесь долженствование есть закон самого бытия сущего как упорядоченного или целесообразного. Но в сфере третьей эманации это единство Sein и Sollen распадается. И здесь следование должному есть закон бытия духовного сущего (т.е. личности). Но есть свобода выбора, а в связи с этим и конфликт. Никто и ничто не может принудить личность оставаться личностью и не превратиться по существу в существо (да простится мне эта аллитерация). Другими словами: хотя и имеется закон данного модуса бытия, но подчинение ему не может быть навязано, а может быть лишь результатом добровольного, т.е. свободного выбора. Долженствование тут неотделимо от свободы. Сущность этого модуса и есть свобода; поэтому принуждение к духовной жизни равносильно ее уничтожению, упразднению; принуждение следовать этическому императиву уничтожает этический характер соответствующего поступка.

Личность, сознание, дух характеризуется двумя основными свойствами, составляющими самую его (ее) суть: свободой и индивидуальностью. Эти свойства - как это ясно само собой - неразрывно между собой связаны. Я свободен только если я являюсь самим собой, более того, если - и в меру того, насколько - я сам себя создал, "сделал", а не являюсь продуктом независящих от меня биологических или социальных факторов. Я говорю "в меру", "насколько", так как:

1) у истоков моей личности находится нечто данное, которое я могу переделать, но с которого я вынужден начать;

2) в ходе своего развития личность не может для себя создать весь свой мир идей и представлений, она использует запас, накопленный другими личностями (наглядный пример - язык);

3) личность не создает себя "из себя", а в процессе приобщения к сущему, претво- рения объективных ценностей. Но она - личность лишь постольку, поскольку спо- собна решиться на то, чтобы самой отобрать и "проработать" весь этот материал. А такая способность и некоторая, хотя бы и минимальная ее реализация, по-видимому, свойственны всякому человеку, обусловливая его не только врожденное, но и бла- гоприобретенное - вопреки нивелирующему воздействию среды и воспитания - своеобразие.

Дух - кто бы он ни был: человек, ангел, Бог - персонален. В терминах Гуссерля персональность - региональное свойство духовности. Безличный дух - это contradictio in adjecto. В эту категорию попадают и всякого рода Брахманы, "ми- ровые", "соборные", коллективные, народные, корпоративные духи - призраки, а иногда и мрачные привидения.

Отчасти возвращаясь в целях уточнения к уже сказанному - отметим, что по мере того, как мы поднимаемся по ступеням Сущего, растет индивидуальность своеобразие. Оно проявляется уже в вещи: нет двух абсолютно схожих вещей; οна| возрастает в существе и достигает высшей ступени в личности, где мы находим наслаивающимися друг на друга два principia individuationis. С одной стороны источник индивидуальности восходит до первого разделения в хаотическом много- образии первичного материального субстрата и последующего образования части микромира и вещества, вещей, организмов, от простейших до приматов и антропоидов, и обусловлено различиями в генах, географической и социальной среде. Другой principium individuationis заложен, по-видимому, в самой духовной деятельности личности, в ее творчестве и самотворчестве. Иначе было бы непонятно почему при деятельности, обусловленной установкой на объективное, индивидуаль- ные различия не нивелируются, как можно было бы ожидать, а наоборот, еще более возрастают. Два поэта или два философа и даже двое ученых, живущих рядом, менее похожи друг на друга, чем два средних человека, погруженные в борьбу за свои личные интересы, - даже при совершенно различной социальной и географической среде. И во всяком случае результаты творческой деятельности первых (если pечь идет о творчестве, а не о подражании) будут резче отличаться друг от друга, чем например, разговоры, песни, язык "простых" людей. В процессе духовной жизни (особенно творчества) создается новая личность, новый Адам. Ее можно рассматривать как преображение начальной личности (это то преображение, которое происходит, когда Аполлон призывает к священной жертве), однако элемент начальной личности не исчезают, а лишь оттесняются (иногда в подсознательное) дают о себе знать. Конфликт между "высшей" и "низшей", данной и созданной личностью сопровождает творческого индивида в течение всей его жизни, это конфликт между - выражаясь терминами Хайдеггера - аутентичным и повседневным неаутентичным Man. Конечно, и "низшая" личность - личность, а не существо. У неё есть установка на объективное (хотя бы в виде любопытства), моральное сознание,

чувство прекрасного и т. п. Самое главное, в ней заложено стремление к высшей ступени личности. Но это стремление может и не реализоваться, оно может быть парализовано влечениями, ставящими все в личности на службу "личных" интересов, т.е. интересов биологического и био социального существа. Высшая личность - это полная отрешенность от эгоизма, хотя бы временами или даже мгновениями, во имя объективной ценности. Низшая личность ставит свои знания на службу себе, высшая - себя на службу знанию. В низшей личности уже появляется установка на объективное, т.е. на практически иррелевантное (иначе это не была бы личность). Но шей сосуществует (мирно или конфликтуя) установка на субъективное, личный инте­рес, все природою и социально обусловленное, которое в ряде случаев приспособляет к себе и первую установку. Она признает права других, но не отказывается и от собственного права (этика справедливости). Это необходимая ступень: как я могу любить другого как самого себя, если я не "люблю" самого себя? Высшей же личности доступны "священная жертва", самоотдача, самоотрешенность. Однако, повторяю, ветхий Адам" остается и постоянно всплывает наружу. Отсюда двойственное чувство удовлетворения от духовной деятельности: удовлетворение от достигнутого объективно ценного результата (знания, мысли, художественного произведения, этического акта) и удовлетворения от того, что именно ты достиг этого("Ай-да Пушкин!.."). И в самом стремлении к овладению объективной ценностью неотделимо от него стремление к самообогащению, самоусовершенствованию, забота о спасении св о ей души, стремление к личному блаженству.

Конечно, личность даже в ее низшей форме не детерминирована полностью обсто- ятельствами рождения и среды. Такая детерминированность была бы равносильна отсутствию в ней всякого духовного начала, ибо дух и свобода, самопроизвольность неотделимы. В той мере, в какой личность недетерминирована, она - causa sui, - она выбирающий, выбираемый и выбор. Но лишь на высшей ступени свобода достигает своего полного раскрытия и развития. Это саморазвитие находит свое выражение - буквальное и смысловое - в оригинальности как важнейшей характеристике духа. В мире вещей мы находим единичность, в мире существ - неповторимость, своеобразие, а в мире личностей - оригинальность, самобытность. Дух не может существовать иначе, как в форме самобытной личности, являющейся оригинальным продуктом самого себя и сообщающей эту оригинальность и своим творениям. Оригинальность - это единство самоотрицания и самоутверждения, единство, доходящее до тождества, ибо в самоотрицании, самоотдаче необходимо должна сохраняться (т.е. утверждаться) самость: иначе отпадает и момент отрицания или отдачи. Другими словами - это две стороны одного и того же. С одной стороны, дух приобщает нас ко всему, что есть, дает нам возможность "объять необъятное". Но в то же время он интенсифицирует самосознание, сознание достигнутого нами и даже сознание нашего величия, нашей правоты, значения нашей личности. Da stehe ich, unci kaiin nicht anders. Духовная жизнь не обезличивает нас: напротив, только в ней наиболее полно выявляется личность.

Свобода - это свобода делать что-либо, индивидуальное своеобразие проявляется в способе делать что-либо, воспринимать что-либо или творить что-либо. Личность интенциональна, она всегда соотнесена с каким-либо содержанием, ей трансцендентным.

Парадокс личности, который возрастает по мере того, как личность реализуется все полнее, заключается в этом сочетании имманентного и трансцендентного, инди- видуального и универсального, интериоризации и экстериоризации. Сознание пото- му и является высшим модусом бытия, что оно интенционально включает в себя и все другие модусы бытия, и все сущее. Это проявляется и в каждом отдельном человеке, правильным определением которого как личности было бы определение его как жи- вотного, интересующегося (или способного интересоваться) тем, что его не касается (как биологического или биосоциального существа), т. е. интересующегося тем, в чем оно не заинтересовано (материально, эгоистически).

Поэтому было бы неправильно противопоставлять направленность сознания во- вне (например, на вещи в поисках истины или красоты, к другим людям в стремлении к их облагодетельствованию - действительному или мнимому и т.п.) - внутренней со- | средоточенности, экстенсивность - интенсивности внутренней жизни. Ибо внутренняя жизнь (эмоциональная, интеллектуальная, волевая и т.д.) как раз и пи- тается переживанием или осознанием отношения моего я к миру, к другим людям, к человечеству в целом или именно к данному человеку. Модель "вечного" и подлин- ного у Розанова: ковырять в носу и смотреть вдаль на закат - все же предполагает и даль, и закат вне нас. Но даже абсолютный философский практический солипсизм- погружение в себя, разглядывание своего пупа, 'αταραξία - выражают либо отрицание значимости или ценности всего внешнего, - а отрицание есть тоже отношение или особый вид соотнесенности с миром, - либо, напротив, выражает слияние моего я с этим миром, с Богом, с природой, растворение его в нем стремление жить согласно природе, - настроение, выраженное Байроном:

Are not the mountains, waves and skies a part

Of me and of my soul, as I of them?

Подумать о "душе" - это опять-таки подумать о своих поступках, о своих отношениях к людям, к Богу, к миру и т.п. Внутренняя жизнь - это постоянная оценка себя с точки зрения каких-то объективных критериев, это "отдача ceбе отчета" в том, в какой мере человек претворил своим существованием какие-то объективные ценности, - хотя бы высшей объективной ценностью и считалась сама личность.