Основания метафизики 5 страница

Наконец, промежуточный случай. Конструктор-любитель "смастерил автомобиль, непохожий на автомобиль любой существующей марки. Этот автомобиль появился на свет в одно и то же время и как единичный автомобиль, и как экземпляр какой-то новой марки, новой серии.

Если бы можно было говорить о "плане", замысле или умысле "природы" ил творца, то вопрос об эйдосах разрешался бы просто. Это элементы мирового плана, претворяемого в космосе, биокосмосе и т.д. в многообразии вещей и существ. Но чтобы не впасть в такой антропоморфизм (или, что еще хуже, политейоморфизм), ограничимся лишь толкованием вышеприведенных случаев в качестве аналоге Нельзя ли сказать, что в том процессе развития, главными участниками которого являются порыв и эманация, появление общего и единичного как-то связаны между собой, и что если нет общего без единичного, то нет и единичного без общего? Нельзя ли сказать, что эйдос - это носитель информации о том, каким должен быть единичный предмет, экземпляр вида? Появление какой-либо новой вещи означает либо присоединение к уже существующему общему, либо появление нового общего пусть и представленного пока лишь одним экземпляром, но в потенции уже существующего в этом экземпляре. И недаром современная математическая логик различает между индивидом и классом, состоящим из одного индивида. Факт господства во всех областях Сущего повторяемости вещей и процессов, одинаковости

свойств, является убедительной демонстрацией того, что общее пронизывает мир вдоль и поперек, по диагоналям и всевозможным другим направлениям, образуя сложнейшую сетку "изоэйдов" - линий, объединяющих "одинаковые" вещи - предметы, свойства, события - в самых разнообразных точках пространства-времени.

Изоэйды могут отражать более или менее существенные признаки. Изоэйд, связывающий кита с млекопитающими или зеленый автомобиль с коричневым автомобилем, более "жирный", чем изоэйд, связывающий кита с рыбой или зеленый автомобиль с травой. В первом случае мы имеем дело с более глубоким, более сложным, более близким к "замыслу", лежащему в основе упорядочения сущего, чем во втором случае, - но и в том и в другом случае мы имеем дело с какой-то закономерностью, упорядоченностью.

Сочетание единичного и общего господствует в равной мере - хотя и в различных формах - как в космосе, так и в биокосмосе и в пневмобиокосмосе. Оно совершенно наглядно и реально проявляется в биокосмосе, где каждая особь выполняет функции продолжения рода, сочетая в себе инстинкт самосохранения с инстинктом размножения.

Из всего сказанного следует, что проблема общих понятий - это проблема не гносеологического, а мегафизико-онтологического характера, - постановку вопроса в "Федоне" и "Тимее" (независимо от принятия сделанных там выводов) можно считать вполне оправданной.

Тенденция к индивидуализации, присущая в первую очередь порыву - космическому и его продолжениям, вносящая различимость в неразличимое, идет рука об руку или даже сливается с тенденцией к генерализации, присущей эманации необходимости и сохраняющейся и при последующих эманациях. При этом надо иметь в виду, что сама индивидуальность содержит в себе элемент общего (а, следовательно, quasi-идеального), а именно, диахронического единства предмета; со своей стороны эйдос в "метахроническом" и метапространственном аспекте выступает как единое, т.е. нечто quasi-индивидуальное.

При этом - отметим вновь - надо отказаться от отождествления эйдоса реальных вещей с научным понятием о них. Я ошибся, причислив кита к рыбам, но я не ошибся, подметив то общее, что есть у кита с рыбой (внешняя форма или пребывание в воде). Апперцепция звезды невооруженным глазом дает светящуюся точку, что не имеет ничего общего с научным понятием звезды. С этой точки зрения и всякие предпонятия, о которых по-разному говорят Пиаже, Выготский и др., или различные классификации "дикого мышления" у Леви-Стросса⁵⁷ тоже выражают апперцепцию общего, эйдоса - столь же неадекватную с точки зрения обиходного общего представления, как последнее неадекватно с точки зрения научного познания вещей. Ибо общее в вещах не исчерпывается лишь свойствами, существенными для научного познания; оно охватывает многое с точки зрения науки иррелевантное или "ненаучное"⁵⁸.

Возможно, что на этих путях можно найти и решение проблемы значимости эвклидовой и неэвклидовой геометрии.

Особенность эвклидовой геометрии заключается о том, что некоторые ее положения ясны сами по себе, не нуждаясь в многократной проверке опытом (напр.,

что прямая есть кратчайшая, что две точки определяют прямую, что из трех точе на прямой одна находится между и т. п.)⁵⁹, а другие - логически выводимы из ни Любая попытка измерить, является ли прямая кратчайшей, уже исходит из этог предположения. Между тем, совершенно ясно, что это не тавтология: "прямая" и "кратчайшая" относятся к различным темам: первая - к форме линии, вторая - к ее мере. Здесь перед нами "классическое" синтетическое суждение. Этим опровергается утверждение об опытном происхождении эвклидовой геометрии. Эвклидова геометрия интуитивна как в содержательном, так и в формальном плане, в то время как все другие геометрии опираются на интуицию лишь в смысле усмотрения формальной правильности доказательств, при неинтуитивности всех или части исходных допущений. Если они могут получить интуитивную интерпретацию, к лишь в рамках эвклидова пространства. Пусть интуитивная необходимость; эвклидовых аксиом и не будет чисто логической (какой не является, впрочем, и необходимость 2x2 = 4),- все же это необходимость, ибо все, что противоречит ей, a priori невозможно в эвклидовом пространстве, что вытекает из усматриваемых интуитивно аксиом. Но из интуитивной очевидности эвклидовой геометрии быт сделан необоснованный и даже ошибочный вывод, что реальное, физическое пространство - есть пространство эвклидовой геометрии. Ошибочный потому, что интуитивная самоочевидность аксиом - эта привилегия эвклидовой геометрии - и раз и служит доказательством идеальности эвклидова пространства, в то врем как другие пространства могут рассматриваться либо как quasi-идеальные сочетающие идеальное с реальным, или как конструкты. Ошибка заключалась не признании самоочевидности эвклидова пространства, а в его отождествлении реальным пространством, с одной стороны, и в непонимании возможности конструирования неэвклидовых пространств (как и неархимедовой арифметик неаристотелевой логики и т.п.). Вопрос о свойствах реального пространства отличие от идеального эвклидова) может быть решен лишь опытном путем, точнее путем рефлексии, опирающейся на опыт. Пространственное - и особенно совмести пространственно-временное упорядочение - неотделимо от вещественного упорядочения, оформления хаотического материального субстрата. Реальное пространство является результатом действия всех этих принципов упорядочения, т.ч. и принципов идеального пространства - при наличии и остатков хаотически состояния. Эвклидова геометрия так же отвлекается от действия всех этих факторов как арифметика, к примеру, от дефекта массы или от естественной усушки и утруски.

Надо преодолеть предрассудок, будто физическое - наглядно, или во всяко случае, что оно, как нечто более конкретное, должно быть нагляднее абстрактного пространства. Но ведь можно допустить и обратное: наглядность идеального эвклидова пространства и ненаглядность физических явлений, в том числе физического пространства.

Жизнь и принцип целесообразности (вторая эманация). Общие соображения.

Первая эманация образует рациональный аспект Сущего. То, что ей предшествует - это субрациональное, то, что за ней следует - это суперрациональное, или, лучше, трансрациональное (ибо суперрациональное может быть понято как высшая степень рационального, что отнюдь не имеется в виду). Субрациональное - это хаос, небытие, "холод и мрак", ночь и бездна Аввадон. Трансрациональное - это жизнь и дух. Субрациональное - это материальный субстрат рационального. Рациональное проникает его, оформляет и упорядочивает, покоряет его, но не до конца. Отсюда субрационально-иррациональное в космосе - микрокосмосе, макрокосмосе и мегакосмосе. Влечение к этому иррациональному является мотивом натуралистичес­кой хтонической или теллурической мистики и оргиастических культов Диониса, подземных богов, вплоть до культа Blut und Boden и т.п.

Рациональный "слой" (если прибегнуть к терминологии Николая Гартмана) вместе с неопреодоленными элементами субрационального служит физическим и логико-математическим субстратом для трансрациональных аспектов Сущего, которые включают и рациональные (и субрациональные) моменты, но ими не исчерпываются, выходят за их пределы, трансцендируют рациональное.

Говоря о трансрациональности, я имею в виду не то, что данные аспекты бытия не могут быть "схвачены", постигнуты одними только средствами рационального познания, т.е. путем апперцепции, интуиции и рефлексии. Конечно, чтобы постигнуть жизнь как модус бытия, надо прежде всего самому жить, чтобы постигнуть в том же плане сознание (дух) - надо его иметь или, точнее, быть им. И жизнь, и сознание должны быть даны в непосредственном переживании. Но это общее предусловие всякого знания. Так же должна быть дана в непосредственном переживании и реальность вещей, чтобы можно было рассуждать о хаосе и космосе. Дело в другом, а именно в том, что самое познание этих аспектов бытия и сфер сущего (жизни и сознания, или духа) не может ограничиваться одними лишь категориями логики, математики, физики, химии, структурными категориями, не может - если оно хочет быть действительным познанием этих аспектов и сфер как таковых, а не отбрасываемых ими теней в сферу логико-физико-математическую - обойтись без категорий функции, целесообразности, свободы, деятельности, морального поведения, духовной жизни и т.п.

Стремление к трансрациональному служит основанием для спиритуалистической мистики и аскетических подвигов. Там, в субрациональном - царство абсурда, бессмыслицы; здесь - царство смысла, выходящего за рамки логики, не отрицающего логического смысла, но поднимающегося над ним, подчиняющего его себе. Ибо смысл организма и смысл сознания (или духа) не сводим к одному лишь логическому смыслу.

Смысл противостоит случайности, это синоним противослучайности. "Имеет смысл" - значит не "просто так", не случайно.

Смысл космоса - это логико-математический смысл, это порядок, отсутствие противоречия, логическая и причинная связь. Первая эманация внесла в сущее упорядоченность. Этот порядок проявляется не только в законах логики и

математики, но и в подчиненных им физических и химических законах, в астрономических, космологических и геологических данных.

Порядок сопротивляется беспорядку - но это сопротивление пассивное. Он безропотно подчиняется возрастанию энтропии.

Смысл биокосмоса - сохранение, продление жизни, сохранение жизнедеятельности организма, устранение нарушений, восстановление потерь. Таков конечный смысл всех функций живого организма. Сопротивление беспорядку и возрастанию энтропии носит активный характер. Жизнь Не уступает смерти место без борьбы, Смысл жизни - активное сопротивление беспорядку, возрастанию энтропии.

А каков смысл сознания? Об этом пойдет речь в своё время. Однако вопрос о смысле поднимает ряд новых сложных проблем.

В космосе действует принцип упорядоченности. Каково его происхождение?Бессмысленно спрашивать о "причине" самой упорядоченности, ибо причина является как раз элементом, частью упорядоченности. Столь же бессмысленно видеть в ней результат случайности. Остается целесообразность. Мы не согласны с теми, кто (как, например, польский физик-томист Бялобжеский) находит целесообразность ив самом космосе (в частности, в микромире), но мы вынуждены признать, что в основе самой упорядоченности как таковой, т.е. того, что мир упорядочен - лежи целесообразность, т.е. принцип, господствующий в биологической части биокосмоса. Что же лежит в основе этой последней целесообразности? Имеет ли разговор о цели целесообразности больший смысл, чем разговор о причине причинности? Думается, что здесь мы переходим от целесообразности к другой категории, а именно, к ценности - т.е. тому, что действует в пневматической части пневмобиокосмоса. Очевидно, что речь идет о целях и ценностях, имеющих объективную значимость Причина - цель - ценность - на этом цепь, как кажется, замыкается: ценность несет в самой себе свое оправдание. Ибо ценность это и самоцель, и самоценность.

Отметим в связи с этим также особенности представления о "правильности" в применении к каждой эманации⁶⁰. В космосе правильное прохождение процесса ил события - это соответствие математическим и физико-химическим законам Нарушение последних хотя и возможно, поскольку они имеют статистически характер, но в высшей степени маловероятно; в области биологической - правильность заключается в соответствующем назначению функционировании органов, нарушение правильности здесь - это отклонение от нормы. Так как такое отклонение не нарушает физико-химических законов и совместимо с вполне вероятными случаями, то оно может встречаться гораздо чаще, чем нарушении правильности в сфере первой эманации. Наконец, в области духа правильное есть "должное" поведение, которое скорее представляет собой отклонение от нормы, чем норму, поскольку "правильное" поведение отнюдь не является наиболее целесообразным с биологической точки зрения и даже нередко прямо ему противоположно. И если несмотря на то, что оно представляет собой отклонение οт нормы, оно все же сознается всеми "нормальными" людьми как правильное, то это как раз и является, пожалуй, одним из наиболее убедительных подтверждений не только автономности духа в отношении биологического, но и его антибиологической, антиприродной сущности⁶¹.

С реализацией космоса космический порыв преобразуется в жизненный порыв, подготовляющий материальные условия для второй эманации - эманации жизни, а затем толкающий развитие в направлении более сложных и высоких жизненных форм, проходя путь от вирусов и простейших до высших антропоидов. Создание материальных условий жизни заключается, по-видимому, в естественном синтезировании белковых веществ, необходимых для жизни. Порыв действует, пока идет процесс образования органических веществ; переход от органических веществ к организму - хотя бы простейшему и элементарнейшему - предполагает вторую эманацию, в которой "быть" раскрывается как "жить" - бытие как жизнь т.е. как модус существования организма; космос превращается в биокосмос.

Целесообразность, случайность, естественный отбор

В этом модусе бытия противослучайность выступает не просто как порядок или структура, а как функциональный порядок или такая целостная структура, чьи отдельные части выполняют определенные функции, цель которых - сохранение и развитие этой целостности. Слово "цель" стало одиозным, так как предполагает какую-то задачу, постановка которой предшествовала во времени ее осуществлению, а это уже теология, или в лучшем случае мифология. Но разве мы не наблюдаем эти "мифы" каждый день - вначале в себе, а потом и вокруг? Зачем ребенку те зачатки, которые должны ждать тринадцать-четырнадцать лет - до полового созревания? Зачем женской особи человека аппарат для кормления, который дожидается своего использования двадцать, тридцать и более лет, если вообще понадобится когда-либо? Зачем новорожденному сложнейший аппарат глаз, которыми он увидит лишь через некоторое время? И разве вся система пищеварения не рассчитана на будущие зубы? Причем ненужные в течение длительного времени органы и элементы не атрофируются, а наоборот, созревают. А врожденная склонность к упражнению мышц, голосовых связок и т.п.? A coitus или высиживание яиц птицами - объяснимы ли они без перспективы на будущее? А мозг, в котором все уже предусмотрено для будущей речи и мышления? А семя и эмбрион, а раскрытый недавно механизм передачи наследственной информации - разве все это не рассчитано пресловутой "природой" на будущее существо, или на будущие стадии его роста? А превращения всех этих личинок, куколок, головастиков и кто там их еще помнит - разве все эти процессы не снабжены стрелкой, указывающей на будущее? Наконец, не рассчитана ж вся система органов на длительное функционирование, на длительную жизнь организма, т.е. на его сохранение во времени? Отрицать все это - значит игнорировать различие между ростом организма и образованием вещи.

Отрицание целесообразности в устройстве организма во всяком случае представляет собой отрицание эмпирической очевидности в угоду предубеждению. Равносильным ему было бы отрицание в области физических явлений законов физики как "антропоморфизма" или "теологии". На самом деле упорядоченность космоса это не меньшее "чудо", чем целесообразность в биологической сфере биокосмоса. Кибернетика и бионика как раз и исходят из целесообразности, и даже особо повышенной целесообразности - по аналогии с целесообразным устройством машины-процессов управления в организме.

Но организм снабжен не только органами, необходимыми для его существования, но и органами, необходимыми для продолжения жизни вообще, поскольку любой организм в отдельности (который и сам может появиться лишь от друга организмов) в конце концов оказывается сраженным силами космоса, хаоса и беспорядка. Считать "случайностью" повторяющееся миллиарды раз образование двух различных организмах двух совершенно различных и в то же время та поразительно соответствующих друг другу и подчиненных одной задаче размножению, - и к тому же самому организму ненужных устройств - значит заведомо отказываться смотреть правде в глаза. А ведь современная генетика показала, что тонкость и целесообразность этого устройства неизмеримо превышая все то, что можно было раньше представить и даже предположить. Можно смело сказать, что подобно тому как микрофизика разрушила старый механицизм, так и современная микробиология (точнее, молекулярная биология, включая генетику разрушила дарвинизм, превратила естественный отбор лишь в частный случай.

Дарвинизм как раз и представляет собой попытку свести целесообразность к случайности⁶² - попытку столь же бессмысленную, как сведение математического порядка к случайности, живого к мертвому или сознательного к лишенному сознания. Смысл целесообразности как раз в том, что это одна из основных форм противослучайности, и поэтому эта задача если не логически, то философски внутренне противоречива. Менее противоречива попытка свести биологическое к физико-химическому, ибо и то и другое - противослучайности. Hо эта попытка страдает другим пороком - игнорированием различных форм противослучайностей.

Критикуя дарвинизм, мы, конечно, не собираемся оспаривать теорию эволюции и наличие естественного отбора. Вопрос в том, можно ли свести самую эволюцию и самое появление признаков, закрепляемых естественным отбором, к случайности или просто причинности? Появление таких теорий как номогенез, ортогенез, аристогенез⁶³ и т.п. свидетельствует о том, что гипотеза случайности (в смысле отрицания всякого направления или целесообразности) даже ряду биолога представляется не очень убедительной, оставляет их неудовлетворенными.

Прежде всего, невозможно объяснить появление сложной целостной структур состоящей из миллиардов элементов (клеток, нейронов и т. п.), взаимно зависимых воздействующих друг на друга, - случайным, т.е. без всякой взаимной свял появлением отдельных таких элементов.

Если естественный отбор объясняет выживание приспособленных, то объясняя ли он самое появление приспособленных, учитывая, что приспособленность уже предполагает эту сложнейшую структуру из миллиардов взаимодействующих определенным образом частей и элементов - и притом в таком бесчисленном количестве существ? Самое простое наблюдение показывает при этом, что рождение приспособленных является правилом, а неприспособленных - калек, уродов - скор исключением. И если последний факт трудно объясним с точки зрения теории благого божественного промысла, то первый факт столь же необъясним с точки зрения случайности. Теория божественного промысла не может объяснить, почему при изменении естественных условий гибнут мириады неприспособленных существ но теория случайности не может объяснить появление в пределах достаточно

широкого диапазона условий - приспособленных и способных к размножению существ, а также весьма значительную способность организма приспособляться к меняющимся условиям, вырабатывать защитные средства и т.п. Напрашивается мысль, что такая приспособляемость - это свойство не только индивида, но и всего вида и, пожалуй, жизни в целом. Ибо если бесспорна забота "природы" о сохранении индивида и сохранении вида, то нельзя ли говорить и о подобной же заботе о сохранении жизни как таковой, и тем более, если принять теорию изменяемости видов, т.е. связи между всеми видами от простейших до сложнейших? Нет ли и здесь процесса, аналогичного процессу компенсации в одном организме?

Если онтогенез повторяет филогенез, и если онтогенез направлен на будущее, то вполне логично будет приписать эту направленность и филогенезу, и, по существу, всему процессу эволюции. Объяснять филогенез (или зоогенез от вируса до Шекспира) "случайностью" представляется столь же неубедительным, как объяснять каждый раз случайностью онтогенез.

Далее, может ли естественный отбор объяснить движение от простейших ко все более сложным структурам, тогда как по-видимому простейшие наиболее живучи, а чем сложнее организм, тем он уязвимее?

Существуют "странные" связи и явления, которые не становятся вероятнее от того, что процесс их появления или выработки растягивается на миллионы лет. Почему у курицы должна была образоваться такая странная склонность, как сидение на яйцах, и почему эта склонность стала наследственной?

Муравьи, лишенные инстинкта коллективности, погибли. Но этот инстинкт должен был появиться сразу у сотен и даже тысяч муравьев, чтобы образовался муравейник. И притом этот "случайно" появившийся инстинкт должен был включать и взаимное "соглашение" о "порядках" в муравейнике, о разделении труда, о сборе запасов на зимнее время и т.д. Еще поразительнее разделение труда у пчел. Целесообразность организации пчельника доходит до того, что пчела перед смертью вылетает из улья - иначе улей окажется загроможденным трупами пчел. Значит ли это, что выживали лишь те пчелы, которые вылетали умирать вне улья? Или инстинкт коллективности включает также склонность вылетать перед смертью из улья?⁶⁴

Чем отчетливее раскрывается картина сложнейшей структуры организмов - в частности, на молекулярном уровне, - тем менее вероятным становится решение проблемы образования этих структур путем естественного отбора. Сюда относятся такие явления, как природные радиоприемники, радарные установки и т.п.

А невероятно сложный и слаженный процесс оплодотворения? Достаточно было бы указать на факт редукции числа хромосом перед оплодотворением с целью сохранить после слияния мужской и женской клеток равное число хромосом, процесс удвоения клеток и уже упомянутую сложнейшую процедуру передачи наследственной информации. Рост даже самого неприспособленного и нежизнеспособного организма предполагает невероятно сложные и внутренне согласованные процессы. Даже если принять, что отдельные признаки появились случайно (и закреплялись путем естественного отбора), - эта случайность была бы просто невероятна в отношении этих сложнейших структур как на молекулярном уровне, так и на макробиологическом уровне высших организмов.

Естественный отбор предполагает неограниченное размножение организмов. Но размножение уже предполагает, во-первых, аппараты размножения, и притом различные у мужских и женских особей, но приспособленные друг к другу, в, во-вторых, механизм роста и развития от зародыша до зрелого организма, обладающего способностью к размножению. Причем требуется не только аппарат размножения, но и особое его функционирование (например, эрекция у самцов), и соответствующие влечение и удовлетворение. Получается порочный круг: целесообразность - результат естественного отбора, но сам естественный отбор уже предполагает целесообразность, как структурную, так и функциональную. И здесь опять приходит на ум вышеупомянутая курица. Если не принимать в расчет какие-то естественные инкубаторы, то курица не могла бы размножаться, если бы у нее не было инстинкта высиживания яиц; но самый этот инстинкт мог, якобы, появитья только путем отбора из множества неизвестно как появившихся кур - или пра-кур.

Проявления целеустремленного жизненного порыва представляют собой мутации и другие средства, с помощью которых шло развитие от простейших до высших организмов (к этим средствам, может быть, относится и борьба за существование) Но если естественный отбор и может объяснить усовершенствование того или иного органа (например, органа зрения), то едва ли он может объяснить самое появление зрения и его органа.

Думается, что сказанное в достаточной мере иллюстрирует всю тщетность попыток вывести целесообразное из случайного или физически-упорядоченного, или "свести" первое к последнему. Здесь мы имеем дело с новым принципом, с особым модусом бытия. "Свести" живое к неживому можно лишь путем убийства. Таким интеллектуальным убийством и является дарвинизм, который в какой-то мере несёт ответственность и за массовые физические убийства людей, совершенные под знаком уничтожения "неполноценных" особей.

Самосознание, человек, дух (третья эманация)

Во всех этих превращениях действует жизненный порыв; на определенной стадии он превращается в elan spirituel, духовный порыв, первоначальная задача которого заключается в подготовке биологических условий для эманации сознания или духа виде достаточно развитой центральной нервной системы - мозга. В дальнейшем после появления сознания - первоначально в виде первобытного мышления, а потом "дикарского мышления" (pensee sauvage) - он ведет к созданию общества, культуры; материальной и духовной, к истории.

Хотелось бы обратить внимание на отличие в одном пункте нашего ряда эманации от "слоев реальности" у Н.Гартманна. Мы включаем психическое (поскольку ре идет о человеческой психике - психика Животного не выходит за рамки достижим«| с помощью elan vital и остается в пределах чисто биологического) и духовное, "Sett и "Geist", в одну эманацию, проводя знак равенства между сознанием и духом ¹ исхожу из того, что всякая человеческая психика (даже у первобытного человй ⁽содержит - хотя бы в зачаточном или потенциальном состоянии - духовне - например, в интеллектуально-познавательном, эстетическом, этическом ¹ эмоциональном отношениях. "Душа" - это дух в его начальной стадии, а дух -? ¹¹

"душа" в полном расцвете. Различия тут больше в степени развития, - зависящей во многом от обстоятельств, - чем по существу. С самого начала тут пролегает резкая грань, отделяющая человека от животного.

Мы будем обозначать эту эманацию promiscue - как самосознание, дух, пневма, человеческая психика⁶⁵ - ибо это различные стороны, а может быть и ступени одного и того же. В целом же речь идет о новом модусе или форме бытия - высшей из нам доступных.

Дух - новая форма против о случайности. Я протягиваю руку, чтобы взять стакан, или сгибаю ее и приспособляю к писанию. Это движение не является случайным. Оно может быть описано химико-физико-математически; оно может быть описано и биологически и с точки зрения целесообразного устройства, сделавшего возможным это движение как реакцию на определенный внешний или внутренний органический стимул. Но только в признании волевого источника этого движения вскрывается его смысл и еще больше элиминируется элемент случайности. Конечно, я мог и не пожелать сделать это движение, но эта возможность уже проистекает не из случайности, а из сознаваемой мною свобода решения.

В сознании мир впервые обрел свободу. До него борьба против случайности велась с позиций необходимости, строгой математической либо причинной, или требований, выдвигаемых определенной функцией. Инстинкт не выбирает. Отклонения от необходимости или требований функций в сфере космоса и биокосмоса - это частичные победы случайности, хаоса. Другое дело сознание. Здесь необходимость или требования функции уступают свое место на поле боя свободе как более сильному борцу против хаоса. "Диктатура" закона (математического, физического, химического, биологического) сменяется свободой, использующей весь аппарат диктатуры, но стоящей над ней. Если первая эманация противопоставила случаю более или менее устойчивую структуру, а вторая - целесообразную функцию, то третья противопоставила ей разумную деятельность, т.е. свободу распоряжаться структурой и функцией, менять и использовать их в своих целях, мысль и выбор. При этом новый момент, новое качество выражается и в новом характере самой целесообразности органа сознания - мозга. Если целесообразное устройство и функционирование отдельных частей пищеварительной или дыхательной системы, или уха, глаза и т.п. вполне мотивировано их задачами, то в данном случае корреляция между психикой и локализациями в мозгу, связями между нейтронами и т.п. остается фактом, принципиально немотивированным и необъяснимым, сколько бы ни было собрано эмпирического материала вокруг этих вопросов.