Основания метафизики 4 страница

Игнорирование того или иного аспекта - рационального или иррационального - приводит к односторонности. Так же как рационалисты не замечают уникальности, неповторимости реального, так "иррационалисты" предпочитают не видеть повторяемости, закономерности, общего в вещах. (Аналогичным на уровне био­космоса является огульное отрицание или голословное утверждение целесооб­разности).

Наблюдаемая повторяемость свойств вещей есть реальный коррелят логических категорий класса или видо-родовых отношений; относительная устойчивость вещей -принципа тождества и противоречия и т.п. Идеальное - это, таким образом, вполне "реальный" фактор упорядочивания и противослучайности. Теория идей закономерно врастает в космогонию "Тимея" (как бы ни относиться к последней). Внесение повторяемости, одинаковости - например, наличие одинаковых или обладающих общими свойствами частиц: электронов, протонов и т.п. - уже является трансцендированием случайности. Можно ли считать "случайным", что хотя бы две частицы устроены одинаково или во всяком случае обладают общими чертами? И разве это "серийное производство" одинаковых частиц, атомов, клеток и т.п. - не является наиболее поразительным именно в плане самой реальности? В хаосе все неразличимо и нетождественно себе. Когда к этой нетождественности присоединяется различимость, то появляются единичные вещи в состоянии постоянного изменения и

становления. Следы нетождественности и неразличимости мы находим в микромире, но там их уже гораздо меньше и они гораздо слабее.

Необходимо отметить две особенности.

Во-первых, связь этих принципов между собой, в большинстве случаев много­сторонняя, в некоторых случаях - односторонняя: например, время предполагает множественность, но не наоборот. Повторяемость событий предполагает время, но не наоборот. Космос немыслим без этих принципов, а сами они в своих взаимоотноше­ниях и внутри себя содержат ряд необходимых связей, т.е. ряд новых "немыслимо без". Пространственные отношения "над" или "направо" немыслимы без "под" и "налево", временные отношения "до" немыслимы без "после" и т. д. и т.п.

Во-вторых: сама реализация этих принципов не является чем-то логически необходимым. Мы можем мыслить хаос, или мир вневременный и вне- пространственный. Если выражаться по-богословски (но с примесью манйхейской ереси), то можно сказать, что эманации, как данная, так и последующие, это дар благости (caritas), подобно тому как творение произошло в день гнева (dies irae), Творение может сказать: facemi la divina potestate; эманация: il gran amore, а все вместе - проявление неисповедимой somma sapienza.

Проникновение необходимости и оформление ею хаоса в космос является сложным и многообразным. По мере того, как она глубже проникает в материальный субстрат реальности, удаляясь как бы тем самым от своего первоисточника в идеальном бытии, она все более приспособляется к хаосу, убывая и ослабевая, однако никогда она не переходит в "грубую материю", как то думали радикальные эманационисты. Ибо необходимое не может перейти в случайное - они абсолютно гетерогенны, хотяи сочетаются в реальности. Отсюда - несколько ступеней необходимости в космосе, отражающие различные формы соотношения, сочетания хаоса и идеального.

1) Необходимость категорическая, необходимость самого бытия - это необходимость законов тождества, различия и противоречия. Быть это быть, а не

2) не быть. Не быть значит не быть (хотя обстоятельство небытия само есть). Она вводит в мире общий принцип: то, что есть - есть; то, чего нет - нет. Вместе с тем, это самая неопределенная необходимость, не связанная с теми или иными свойствами вещей. Эта необходимость сохранила бы силу, была бы актуальной, а не только потен­циальной, даже если бы ничего не было. Она означала бы, что небытие есть небытие а бытие этого небытия - бытие.

3) Необходимость условная - необходимость дальнейших логико-математических отношений и связей. Эта необходимость выражается в формуле: если Ρ то Q, приче» Ρ и Q - это определенные отношения между вещами (в широком смысле, т.е. включая и идеальные предметы - см. ниже). Это прежде всего и главным образом материальная импликация, а также отношения между различными пропозициональными функциями, напр., между дизъюнкцией и конъюнкцией, между формальной импликацией с одной стороны, дизъюнкцией и конъюнкцией с друга между несовместимостью и всеми другими пропозициональными функциями. Все этифункции я рассматриваю как определенные "обстоятельства", т.е. состояния или поведение вещей. Сюда же относятся и математические отношения, в частности числа и отношения между ними, вскрываемые во всевозможных математических операциях, отношения пространственные и временные. Эта необходимость

4)

предполагает не только бытие чего-либо, но и более значительную степень определенности вещей, которая делает их возможными (непосредственными или опосредствованными) субъектами логических и математических отношений. Она предполагает наличие раздельных вещей, их общих свойств и рациональные отношения между вещами - отношения, являющиеся предметом математической логики, упорядоченное пространство и т.п.

Все это - условная необходимость. Пока она не реализована - она есть в возмож­ности. Она актуальна при наличии космоса - мифа вещей; но не обязательно нашего космоса, а любого возможного из миров. Невозможен такой космос, такой мир вещей, который обходился бы вовсе без этого логико-математического "аппарата".

Наша точка зрения вполне совпадает с определением математики (включая и математическую логику), даваемым математиком Сойером, как классификации и изучения всех возможных patterns. Но в это определение надо ввести некоторое ограничение. Не всякий образец (или закономерность, как это слово переводится в русском издании) входит сюда. Не входят чисто физические и химические закономерности. Речь идет лишь о таких закономерностях, которые могут быть констатированы в суждениях a priori, т.е. логически необходимых законо­мерностях. Но вполне правильной является мысль о математике как науке об общих началах порядка и единообразия в космосе. Что касается физических и химических закономерностей, то они выражают сочетание математических образцов с хаосом (отсюда элемент случайности, материальности), в то время как биологические закономерности предполагают наслоение новой эманации, привносящей элемент функции или целесообразности, не нарушая, а осмысливая физико-химические процессы в организме.

В связи с этим несколько слов о причинности. Не желая вдаваться более глубоко в это вопрос, ограничусь несколькими соображениями.

Причинность - как, впрочем, и другие указанные выше категории порядка - распространяется (extends to) и на биокосмос и пневмобиокосмос. Такой диапазон применения обусловил известную расплывчатость. Это понятие - гибрид. Оно включает момент детерминирования и момент порождения. Первый момент уместен в космосе - макромире (в микромире он в настоящее время стал весьма проблематичным), но распространение его на биокосмос и пневмобиокосмос - это уже недопустимое сводительство (редукционизм).

Второй момент уместен в биокосмосе и пневмобиокосмосе, но распространение его на космос - это уже антропоморфизм и гилозоизм. Поскольку мы пока остаемся в пределах макрофизического космоса, то можно рассматривать причинность, грубо говоря, как специфическую форму упорядоченности физико-химических процес­сов (сводимых к движению, включая и превращение энергии, химические реакции и т. п.), обеспечивающую одинаковость конечных стадий процессов при одинаковости условий их возникновения и прохождения, т.е. условий, их "вызывающих" и "определяющих". Однако причинность уже не относится к области суждений a priori, а к следующей области.

3) Quasi необходимые отношения, выраженные в суждениях, в которых фигурируют общие понятия конкретных вещей, предметов, свойств, данных в опыте, как камень, звезда, турбина, зеленый. Эти понятия предполагают не только

существование вещей вообще, но и вещей вполне определенной природы и с определенными свойствами, вещей единичных, не только различимых, но и отличимых. Это низший вид идеального. К условности здесь присоединяется и случайность, ибо все эти вещи и их свойства случайны. Хотя Гуссерль говорит о Kontingentes a priori, но по нашему мнению здесь невозможны синтетические суждения a priori. В самом деле, критерий, а может быть и сущность априорности суждений есть необходимость и общезначимость. Но какую общезначимость можно приписать суждениям о "человеке", "клопе", "МИГе", "зеленом"? Все общие суждения будут носить тут условный характер (напр., если всякий человек смертен, то Сократ, будучи человеком, смертен), либо они будут выражать применение принципа тождества и противоречия (зеленое есть зеленое, а не красное) - но это относится и к суждениям о единичном (Сократ - Сократ, а не Платон; теперь 20 минут шестого по московскому времени, а, значит, не 25 минут шестого по тому же времени). Конечно, мы (но до некоторой степени и высшие животные) обладаем способностью апперцепции, т.е. усматривать общее в вещах⁴⁸ - причем это общее может не совпасть с научным видовым понятием (например, по ряду внешних признаков мы воспринимаем кита как рыбу). Однако, как мне представляется, апперцепция в этой сфере есть лишь конкретизация на основе ощущения и восприятия эмпирического материала (сопровождающаяся постоянными исправлениями, уточнениями в ходе лучшего ознакомления с этим материалом) самого принципа "общего" как принципа логического упорядочения мира, в применении к определенным предметам. Другими словами: не рыба вообще, а общее в применении к данной "рыбе". Используя термины Гуссерля, но при резком расхождении с ним по существу, можно сказать, что генерализация (переход от Петра к человеку вообще) это функция или производное от формализации; переход от Петра к общему свойству экземплярности выливается в идею "русский", или "человек", или "живое существо", или "предмет" и т.п. Аналогично обстоит дело с суждениями, где это положение выступает еще более наглядно. Бесспорность, аподиктичность суждения "красное не есть зеленое" проистекает от того, что в чувственных данных усматриваются общие правила или принципы различия и противоречия.

Различение между этими категориями можно провести еще следующим способом Логико-математические принципы существуют как возможности, которые реализуются в любом возможном мире вещей. В случае образования любого мира они необходимо в нем реализуются. Возможно, что в некоторых случаях(например, в области пространственных отношений) эта необходимость несколько слабее, условнее: если даны такие-то отношения, то необходимо даны и другие. Hо для содержательных идей (человек, клоп, "Москвич") реализация их и после с образования какого-либо мира опять-таки остается лишь возможной, ибо в этом| мире соответствующие им вещи могут быть, но могут и не быть. Таким образом здесь можно говорить уже не просто о возможности или условности, а о возможности или условности второго порядка, или возможности (условности) в квадрате.

Таким образом, первая эманация образует рациональный аспект сущего, его быв как бытие вещей в упорядоченном пространстве и времени.

Оформление сущего в космос, по-видимому, проходит несколько уровней Таковыми являются уровень микромира, или элементарных частиц, и уровень

макромира, мир структурированных соединений частиц и атомов, образующих вещи макромира; быть может, таким уровнем является и мегамир, мир огромных галактических образований, где опять-таки господствуют рациональные законо­мерности, качественно отличающиеся от закономерностей микромира и макромира. Если обратиться к микромиру, то такие его черты, как неразличимость по статистике Бозе отдельных частиц, допустимость (по Фейнману) обратного направления времени и вообще элементы неупорядоченности времени (Рейхенбах), принцип не­определенности Гейзенберга, господство статистической закономерности, отводящей значительное место случайности - свидетельствуют - как уже отмечалось - о более значительных "пережитках" хаоса. Важным рационализирующим началом является тут момент дискретности.

Шагом к рационализации является также самый переход от случайности к статистической вероятности. В самом деле, статистическая вероятность означает, что если такая вероятность не равна нулю, данное происшествие или состояние должно когда-нибудь иметь место, хотя бы в качестве редчайшего исключения. Это значит, что она содержит в себе, хотя бы в ослабленном виде, элемент необходимости⁴⁹. А регулярное повторение какого-либо события уже делает вообще неправдоподобным допущение случайности - даже если эта регулярность выступает лишь при "больших числах". В этом случае мы имеем дело с необходимостью, пробивающей себе дорогу через сферу, в которой еще имеются значительные остатки случайности, хаоса. Не менее важно то обстоятельство, что статистическая закономерность на уровне атома или молекулы не исключает детерминированности поведения каждого атома или молекулы в отдельности. Ибо поведение в соответствии с общим правилом уже не может быть случайным. С этой точки зрения случайным является единичное, неповторимое, через длинную цепь причинности (а всякая причинность есть подведение происходящего под общее правило) врастающее в первозданный субстрат, где нет ни различимых предметов, ни общих правил, ни каких-либо, в том числе и причинных, закономерностей. Это один из парадоксов хаоса. В хаосе все неразличимо, но хаос же является первоначальным источником единичности. Хаос соединяет в себе - в условиях космоса несовместимые - черты неупорядоченности, случайности. Единичность в лоне хаоса означает:

1) отсутствие в хаосе общего, эйдетического, как фактора упорядочивания;

2) то, что отдельные вещи различаются в первую очередь своей материальной субстанцией, т.е. теми - в хаосе еще неразличимыми - элементами хаотического многообразия, которые "вошли" в состав именно данной вещи, а не какой-либо другой.

Напомним, что статистическая закономерность в макромире, по-видимому, может быть лишь результатом нашего незнания причин каждого отдельного из множества событий (и тут, по-видимому, Спиноза прав). Незнание причин значит незнание того общего правила, в соответствии с которым имеет место данное сцепление индиви­дуальных событий, или незнание того, какое именно общее правило имеет отношение к данному случаю, или незнание того, какое событие предшествовало данному событию. В микромире по-видимому отсутствует это общее правило; а в таком случае там можно говорить о действительной, объективной случайности. Статистическая закономерность там непосредственно накладывается на случайность,

на хаос, как упорядоченность sui generis, как проявление эманации порядка. И носителями этой случайности являются какие-то неуловимые предметы, в которых неразличимы ни свойства (не то волны, не то частицы), ни даже самые "субстанции" (поскольку они в каком-то аспекте не отличимы один от другого и не обладают еще полным индивидуальным существованием).

Но хотя статистическая закономерность на макрофизическом уровне и допускает детерминированность поведения каждого элемента явления (нам, как правило, недоступную), однако она все же исходит из положения о взаимной несогласованности поведения отдельных элементов, участвующих в процессе. Если мое движение руки, которой я достаю из урны белый или черный шарик, полностью детерминировано, и таким же образом был детерминирован процесс, в результате которого данный шарик оказался на том месте, откуда я его добыл, - то все же обе эти цепи событий не были согласованы, и поэтому результат оказался случайным, Статистическая закономерность тут - проявление недосогласованности, недоупорядоченности космоса, т.е. наличия в нем остатков хаоса. Современная физика приводит к констатации того, что этих остатков гораздо больше и роль их гораздо значительнее, чем можно было ожидать. В приведенном примере требование согласованности может показаться искусственным, но оно покажется менее искусственным, когда речь пойдет о столкновениях атомов или молекул газа, в соответствии с кинетической теорией газов. Эти примеры иллюстрируют тот факт, что все происходящее в космосе, как и в жизни, представляет собой "случайные встречи".

В макромире элемент дорационального выступает и в виде непрерывности, не допускающей различимости элементов, составляющих пространство, время, движение в макромире. Однако тот факт, что оказалось возможным создать мощный математический аппарат (который никогда не может обойтись без натуральных чисел), с помощью которого рациональному знанию удалось "покорить" этот элемент хаоса в космосе, свидетельствует о том, что здесь мы имеем дело не с первозданным хаосом, а с хаосом покоренным, ослабленным, пронизанным рациональностью, введенным в русло, в сферу действия логико-математических принципов. При этом надо помнить, что хотя различимость вещей есть результат действия рационализирующего начала, самый факт появления именно этих, а не| других вещей, восходит к хаотическому материальному субстрату, "из" которого эти вещи образовались.

Проблема универсалий (идеальные и quasi-идеальные предметы)

■

Как уже отмечалось, свидетельством первой эманации являются необходимые связи, констатируемые нами в мире вещей (космосе). Это необходимые связи во времени, пространстве (пространственные и временные отношения), отношения количественные, между классами и их членами (силлогистические отношения), отношения между обстоятельствами (объективный коррелят операций пропозиционального исчисления -дизъюнкции, конъюнкции, импликации и т.д.), Законы логики, арифметики, геометрии, топологии и т.п. - это модификации необходимости бытия в пространстве, времени, вещах, превращающие их из

неразличимых элементов хаоса во взаимосоотносимые элементы космоса. Бытие как бы вводит в мир, до того хаотический, свою необходимость, наделяет его ею.

Однако эта встреча необходимости и хаоса не может, по-видимому, быть непосредственной. Используя мифологический символ, можно сказать, что в такой встрече они бы себя взаимно уничтожили. Для того, чтобы такая встреча состоялась, оба нуждаются в посреднике. Необходимость непосредственно воплощается в идеальных предметах как посредниках между необходимостью и хаосом, играющих ту же роль, что Логос у Филона Александрийского или аналогичные посредники у неоплатоников.

Такими идеальными предметами являются числа, точки, линии, геометрические фигуры и тела, классы чисел, о которых идет речь в алгебре и в анализе. Эти предметы образуют непосредственное поле применения логико-математических законов и принципов.

С точки зрения необходимости это те носители или субъекты, которые служат проводниками или каналами, через которые она "изливается" в хаос, проникает и преобразует его. С точки зрения elan cosmique -это идеал, к которому он стремится, к которому он "подтягивает" хаотическую материю, регулятивные идеи, которыми он руководствуется, но которые остаются для него недосягаемыми - ибо нет в этом космосе ни идеальных точек и линий, ни самотождественных вещей⁵⁰, ни общих вещей с необходимыми свойствами - как то предполагается силлогизмами и т. п. Это лишь идеальные предметы.

Но за этим "лишь" скрываются труднейшие проблемы, которые, по-видимому, завели в тупик и самого первооткрывателя эйдосов. Об этом говорит путь, пройденный им от наивного опьяняющего интуитивизма "Федра" до критического и отрезвляющего рефлексивизма "Парменида". Потом пошли тысячелетние бои номиналистов, реалистов, концептуалистов. Для решения этой проблемы я не располагаю ни способностями, ни временем. Поневоле приходится ограничиться несколькими провизорными соображениями - для того, чтобы получить возможность все же двигаться дальше.

Самое простое решение проблемы, которое выдвигают и принимают многие математики, считающие себя причастными к философии, и многие причастные к философии лица, считающие себя философами, заключается в том, что все эти предметы объявляются мысленными конструкциями. Целое число, мнимое число, иррациональное число, точка, линия и т. п. - это все мысленные конструкции, а аксиомы - лишь произвольные допущения. Говорить иное - значит заниматься мифологией. Но остается непонятным, почему в области этих казалось бы субъективных конструкций господствуют неумолимые, непререкаемые законы, вовсе не зависящие от произвола творцов этих конструкций? И еще, как понять то, что конструкции, созданные в связи с какой-либо одной задачей (напр. числа π или е), "работают" и в самых различных областях, ничего общего не имеющих с первоначальной задачей, для решения которой они были созданы. И притом не только в математике, но и в самых разнообразных разделах физики⁵¹.

Скажут, что значимость этих конструкций объясняется тем, что они "не совсем" произвольные, что они представляют собой абстрагирование из реальных свойств

вещей, отражение самых общих свойств вещей и т.п. Но этим не объясняется аподиктический, непререкаемый характер этой значимости. Абстрагированные, хотя бы самые общие свойства вещей (напр. тяжесть, цветность и т.п.) такой значимостью не обладают. Общность сама по себе еще не дает очевидности. Поэтому если даже признать, что математики оперируют также "чистыми" конструкциями (может быть такими конструкциями и являются n-мерное пространство, понятие предела, - но, конечно, не трансфинитное число, существование которого доказывается путем рассуждения⁵² вроде Diagonalverfahren), то все же такая конструкция может иметь познавательное значение только если присущие ей отношения имеют необходимый характер; а эту необходимость она заимствует (путем обоснованной аналогии или другим путем) от "подлинных" идеальных предметов, обладающих первичной закономерностью (что, как мы уже указывали, не всегда сопровождается непосредственной очевидностью). Никакой формализм и конвенционализм не может обойтись без содержательной основы и правил, и никакая содержательная основа - пусть даже конвенциональная - не может обойтись без объективно-идеальной и безусловной первоосновы. Любые допущения и постулаты не могут не опираться на какие-то безусловные императивы.

Все это вынуждает нас отказаться от теории конструкций как общего решения проблемы. Хотя - повторяю - возможно, что в какой-то мере некоторые логико-математические предметы и представляют собой мысленные конструкции и допущения, - но это не может исчерпать их природы, всех их сторон. В них остается что-то не сводимое к одной мысленной конструкции, созданное - если воспользоваться известным изречением Кронекера - самим Господом Богом, а не выдуманное людьми.

Другая точка зрения отождествляет идеальное с возможным - в смысле логически возможного, т.е. непротиворечивого. Это весьма расширительное понимание идеального, идущее, видимо, от Лейбница, - им грешили и Гуссерль, и Шпет, - при котором стирается главное, существенно важное идеального, его essentiale, а именно его необходимый характер. Что такое логическая возможность? Это любое сочетание или сопоставление непротиворечивых друг другу признаков. Любой вымысел - вроде "золотой горы" - будет признан идеальным предметом.

Расширительное толкование идеального (даже если отвлечься от наивной прямолинейности Мейнонга и оставаться в рамках гуссерлевского понимания эйдоса как любого непротиворечивого общего понятия) вызывает ряд сомнений и крити­ческих соображений.

Остановимся сначала на том, какие существуют соображения в пользу признанш таких извечных идеальных предметов как "человек", "клоп", "камень", "река", "авто-мобиль "Волга" и т.п. Можно указать два таких основания:

1) общие понятия являются необходимыми элементами общих суждений, а, следовательно, и умозаключений;

2) общее в вещах мы усматриваем так же непосредственно, как и единичное, ии прибегая ни к какой конструкции. Когда ребенок говорит "дядя" или "тетя" - οн ничего не конструирует, он видит (такой аргумент я слышал от Г.Г.Шпета).

Гуссерль различает между формализацией и генерализацией - а, следовательно между формализующими и генерализующими общими понятиями или эйдосами

Однако, как мне кажется, он недостаточно выявил различия между ними. В идеальных предметах первого рода проявляется необходимость. Между числами, точками, линиями и т.д. имеются необходимые связи и отношения⁵³. Однако между человеком, камнем, автомобилем нет никаких логически необходимых связей и отношений. Все отношения и связи исчерпываются эмпирически установленными свойствами (если не считать формальных свойств, напр., пространственный предмет и т.п.), тогда как особенность идеальных предметов в том, что одни их свойства могут быть выведены из других свойств без обращения к опыту.

Но разве эти понятия не фигурируют в умозаключениях, непосредственных или силлогистических? Но тут опять-таки необходимо различать. Прямым и не­посредственным полем применения логических умозаключений являются логи­ко-математические идеальные предметы. Только к ним приложимо в собственном смысле "все" и "ни один", и только здесь общеутвердительные и общеотрицательные суждения выражают необходимые связи в виде необходимости и невозможности - отрицательной необходимости. "Все треугольники" означает - треугольники любой формы, любых размеров, т.е. все виды треугольников. Частные суждения означают лишь отрицание необходимости (частно-отрицательные) или невозможности (частно-утвердительные) - часто как переходный этап к общему суждению или частному типа "только некоторые..."⁵⁴.

В отношении любых классов эмпирических предметов общее суждение - если речь не идет о классах, получаемых per enumerationem simplicem или путем исчерпывающего ограничения (например, все люди, находящиеся сейчас в этой комнате, - но такой класс едва ли сойдет за эйдос) - может применяться лишь условно или приближенно. Ибо основание для этих суждений доставляется опытом, иногда индукцией - не дающими абсолютно достоверного знания. Когда мы в этих случаях говорим, что все S суть Ρ (или ни один S не есть Р), то либо мы заранее уславливаемся не называть S такой предмет, который не является Р, хотя бы он обладал всеми другими свойствами S, которые мы можем констатировать (или, соответственно, любой предмет, обладающий такими свойствами, но обладающий и свойством Р), или уславливаемся считать эти суждения истинными, пока не обнаружен S, не обладающий (или, соответственно, обладающий) свойством Р.

Эта условность - это не условность допущений или постулатов в математике, ибо в математике условность не имеет ничего общего с предположительностью, неполной достоверностью, с недостатком знания. Она - эта последняя условность - остается даже, если доказана непротиворечивость системы аксиом. Здесь же речь идет именно о неполной достоверности.

Таким образом, генерализирующие общие понятия лишь имитируют подлинные, логико-математические и формализирующие понятия; они хотят вести себя так, как будто они настоящие эйдосы, не будучи таковыми на самом деле. Это quasi-идеальные предметы. Если идеальные предметы в отношении реального мира - возможность, то бытие quasi-идеальных предметов, как уже отмечалось, возможность в квадрате, или второго порядка. В умозаключениях приходится оперировать посылками, лишь условно принимаемыми за истинные. Бесспорной может быть лишь частная посылка (например, некоторые люди негры), но одних частных посылок недостаточно для получения вывода^55-56.

Можно ли на этом основании рассматривать эти общие понятия как чистые конструкции? Против этого говорит не только второй из приведенных выше аргументов (который сам по себе, впрочем, достаточно уязвим), но особенно его "зерно", - то, что общее так же первично, как и единичное; то, что мы никогда не воспринимаем единичное изолированно от общего, а в общем и в связи с общим, так же как и общее в единичном.

Необходимо внести известный корректив и в сказанное нами об общих суждениях. Будет ли его форма "все S суть Р" или "всякий X, если он S, то он Р", и даже если речь идет о частных суждениях в традиционной или логистической форме, всегда предполагается общее понятие S, хотя бы как какая-то регулятивная идея. Можно ли говорить о некоторых или тем более о всех - не имея в виду то общее, что дает основание говорить о всех или о некоторых? Говорят о сходстве - но разве в основе восприятия сходства не лежит восприятие тождественного свойства?

В связи с этим напрашивается аналогия с человеческим замыслом. Здесь имеют место два случая. Художник, к примеру писатель, задумал новое произведение. Он выражает свое видение или видение, открывает новые пласты реальности или новые экспрессивные формы. Получается нечто единичное, неповторимое, абсолютно своеобразное. Но все произведение в целом - экземпляр какого-то определенного рода ("жанра" - genre): психологический роман, или "новый роман", или прустовский, джойсовский, или кафкианский роман, сюрреалистическая картина и т.п.

Другой случай - обратный: конструктор создал новую конструкцию автомобиля (или какой-либо другой машины). Он конструирует новый вид автомобиля или новый род машины; однако любой экземпляр этого вида или рода, конечно, будет обладать и своими особыми, неповторимыми свойствами, хотя бы в несущественных деталях (что зависит, например, от материала, или степени внимания рабочего в данный момент и т.п.).